Паршивая овца

Чимин входит в с виду пустое помещение, пытаясь создавать как можно меньше шума. Из зала, где только что было собрание, доносится негромкая раздраженная речь. Ким Тэхён собственной персоной восседает на троне, небрежно перекинув своё тело поперёк, свесив длинные ноги через подлокотник. На правой руке у него гипс, а левая, в которой лежит телефон, без единого целого кусочка кожи по всей зоне видимости. В той разборке с клубом ему серьёзно досталось, но он будто не замечал, на следующий же день устроил сбор и отправил всю банду колесить по городу в поисках концов. —Да, — тянет он без особого энтузиазма, болтая ногой. — Да. У меня еще куча времени, — он слушает собеседника и вздыхает. — Понял. Две недели. Собеседник что-то говорит, и Тэхён замолкает. Чимин обводит взглядом крайний угол помещения: его тыквенный хлеб скромно лежит на стуле, и Чимин неслышно подкрадывается к нему, но разговор явно интересный и грех не послушать заодно. Он готов сделать ставку, что Тэхён разговаривает с отцом, иначе зачем было нужно разгонять всех в самом разгаре сходки. Судя по всему великий Ким не сильно доволен успехами отпрыска. Что не удивительно. — Не переживай, всё пройдёт идеально. Стул, на котором лежит заветный пакетик, вне бокового зрения Тэхёна, да и смотрит тот в потолок. Чимин незамеченно берёт хлеб, но не торопится уходить. — Конечно. На той неделе я помог разориться одному деревообрабатывающему заводу. Здание теперь моё. — Ты что здесь делаешь? — раздается шепот у самого уха Чимина, и тот вздрагивает. Быть не может, чтобы он не заметил чужого человека так близко. Но Хосок стоит вплотную и смотрит прямо в душу. Из всех людей банды именно он кажется Чимину самым опасным. Но в его глазах не осуждение или подозрение. Просто вопрос. И зародившийся испуг отпускает: — Хлеб, — одними губами отвечает он, поднимая руку с добычей. — Все налажено, отец — восклицает Тэхён, заставляя обоих парней замереть. — Два дня назад я получил клуб. Сейчас там под надзором моих ребят делают ремонт вьетнамцы, которых ты планировал на сбыт. Управляющий Ким сказал, что порт будет закрыт ещё неделю, их всё равно нужно было куда-то девать. Хосок нахмурившись, кивает на выход, Чимин ощущает его сухую твердую ладонь своей и следует за ним. В банде царит отвратительное настроение. Все ходят с напряжёнными лицами, озабоченно снуют туда-сюда, то уходя, то возвращаясь. Чимин был бы рад целыми днями скрываться в углу столовки, но стоило расслабиться, как его тут же находил Хосок и пристраивал к делу. Чимин даже как-то вечером проверяет нет ли на нём какого радара, и, естественно, ничего не находит. Всё дело в поразительном чутье, которое срабатывает и в этот раз. — Хён в последнее время не в духе. Больше не вздумай так рисковать, — отчитывает Хосок за пределами зала. В его голосе почти нет эмоций. Как и все в банде он почти не появляется дома. На нём, как и на главаре, просто нет живого места. Местный врач только вчера рассказывал на всю столовую, что Хосок чистым чудом не сломал позвоночник и ещё большим чудом жив. Во время нападения на клуб больше всех пострадали те, кто вошёл внутрь: кроме Тэхёна и Хосока вернулись лишь пятеро из двадцати. Остальных разве что обломками от взрыва зацепило парой царапин. Чимин и вовсе наблюдал со стороны. Однако после второго захода пошёл следом за разъярённым Тэхёном. На первом этаже была настоящая кровавая баня. Группа, пришедшая с Шону, убрала всех, кто остался внизу, пока остальные поднимались на второй этаж к основной засаде. Кругом пахло порохом и кровью. Казалось, даже воздух потяжелел и был пропитан этим смрадом. Туфли липли к полу. А лидер, возглавляющий шествие, бесстрастно ощупывал тела предателей, выискивая оставшихся в живых неудачников. Чимину стало не по себе, когда он увидел ненормальный взгляд неожиданно замершего над шевелящимся телом Тэхёна. Гадостное чувство скользнуло слизким холодом по позвоночнику. Он сразу вспомнил, что первым, что ему сказали здесь — никогда не зли Тэхёна, в ярости он теряет разум. Чимину даже слегка было интересно на это посмотреть. И вот случай выпал — Тэхён был в самой настоящей ярости. Глаза в голубых линзах светились огнём безумия. Он резко выпрямился и с ноги заехал слабо тянущему к нему руки человеку в распоротый живот. Умирающий плюнул на его ботинки кровью, рана разошлась и через задравшуюся одежду на пол выпали кишки, но Тэхён не моргнул и глазом. Лишь бил снова и снова, сильнее и сильнее, орошая пол вокруг ошмётками разодранной плоти. Чимин во все глаза смотрел на главаря, не замечая, что не дышит. И он мог бы поклясться, что только что увиденное — не безумие. Это сидящая на поводке жестокость, которой иногда дают вволю погулять, чтобы потом снова вернуть под железный контроль. — Он был последним, кому повезло умереть сегодня, — смачно плюнув на труп, бросил за спину лидер, тыльной частью ладони откидывая назад взмокшие волосы. На его лице не было ни тени эмоций. Запредельно красивый и полностью отстранённый, будто неживой. Они провозились на месте не больше часа. Живых тут же отвозили домой: своих, чтобы подлатать, предателей, чтобы потом с пристрастием допросить. Трупы посмевших пойти против Тэхёна скидали за зданием, и облив бензином, подожгли. Главарь явно хотел подольше понаблюдать за этим зрелищем, но один из его людей шепнул ему что-то на ухо, и тот рыкнув, всё же велел банде убираться. Чимин отчетливо слышал сирены, когда они уезжали. Своих умерших хоронили на следующий день. И это были последние часы спокойствия. Идёт третий день после событий в клубе, и кажется, что Хосок всё это время не спал. На его лице нет увечий, но мешки под глазами выглядят полноценными фингалами. — Хён, ты бы поспал, что ли, — непроизвольно вырывается у Чимина, и он сам себе удивляется. Все эти люди ему чужие, он хочет как можно скорее уйти от них. От этой дурацкой банды у него одни проблемы. Так много ли ему дела, если какой-то дурак свалится от перенапряжения. Чимин никогда не был сентиментальным или чувствительным. Просто... Хосок останавливается и смотрит на него. Даже после трёхдневного недосыпа, в его глазах тепло, и губы вытягиваются в тень улыбки. — Ещё успеется, — говорит он. — Обещаю, отпущу тебя отдохнуть сразу, как вернёмся. — Да я не устал, — бормочет Чимин, чувствуя внутри что-то вроде раздражения. Неспокойно ему от таких взглядов. И... — Тогда не отпущу, — жизнерадостно сообщает Хосок и тянет его за собой, — пошли уже, трудоголик. Точно. С ним, с Чимином, всё в порядке. Дело в Хосоке. В его непонятном, неуместном тепле, которое так неестественно, так чуждо в жестоком мире вроде этого. Что, чёрт возьми, забыл Хосок в банде? Чимин бы поставил на Тэхёна. Остальные то ли не знают, то ли просто не говорят об этом, но отношений между главарём и его правой рукой вроде не замечают. Те на публике тоже ничего лишнего не позволяют, но Чимин видит хищный пронзительный взгляд голубых глаз, высматривающий, охраняющий, говорящий «моё и больше ничьё». Возможно, причина в случайно подсмотренной сцене, где Тэхён чуть не придушил Хосока, но Чимину кажется, что это вряд ли. Он точно не слепой. Тем временем Хосок попутно машет ещё паре парней, они вчетвером садятся в машину и через полчаса в полном молчании доезжают до окраины, останавливаясь у неприметного обшарпанного здания с вывеской «Займы». — Оставайтесь в машине, — говорит Хосок водителю и Чимину, — ты — со мной, — кивает он третьему, и они скрываются за грязными дверями. На улице тихо и ни души. Солнце светит прямо на макушку, согревая, и Чимин откидывается на спинку заднего сидения, прикрывая глаза. — Что, котёночек, как жизнь молодая? — разворачивается к нему водитель. — Решил начать отрабатывать еду? Чимин не удостаивает его ответом в надежде, что тот отстанет. — Говорят, парни Чансоба тебя прессуют. Хочешь к нам под крылышко? Мы знаем толк в гостеприимстве и своих в обиду не даём. — Разве тут не все свои? — поняв, что поспать всё равно не дадут, раздражённо вступает в беседу Чимин, открывая глаза. — Ты лучше скажи, что мы тут делаем и надолго ли застряли. — Предателей ищем и страху наводим, чтобы больше не расплодилось, — хмыкает водитель. — И по времени не переживай: Хосок никогда долго не возится, его все знают. — А разве не ясно, кто был предателем? — удивляется Чимин, расширяя глаза. — Это ж такой здоровяк из банды, — объясняет он, руками вырисовывая в воздухе широкие плечи. — Шону-хён, — кивает собеседник. — Ну! — Да чёрт их знает, что хённиму с Хоби не сидится, — досадливо отмахивается водитель, но потом качает головой. — Много наших потеряли. Ну да ладно, побушуют ещё немного, и снова спокойно заживём. Хуесоса этого всё равно не воскресишь и заново не убьёшь. Сами не досмотрели, сейчас-то кого винить? — А он точно умер? — Ты всю ночь в кустах что ль прятался? — Да нет, — Чимин изображает смущённую улыбку, — на первом этаже работой завалили. — На втором и делать было нечего: там две гранаты рвануло, понятное дело, мало что осталось. Крыша чудом устояла. Хённим был так зол, что голыми руками завалы разгребал, но полицию больше сдерживать не могли — шуму много было, их там звонками замучили. — То есть тел никто не видел? — Какие там тела? Одни мокрые места, — смеётся собственной шутке тот. — Но у хённима связи в полиции хорошие, ещё от отца, если бы кого-то не досчитались, мы бы уже знали. Чимин хочет возразить, но краем глаза замечает, что двери «Займов» выпустили Хосока и его помощника. — А, закончили, — тоже замечает из водитель. Худую Хосокову руку, никак не отпуская, жмёт пухлый коренастый мужчина, широко улыбаясь во все золотые зубы. Их прощание занимает добрую пару минут, прежде чем машина, наконец, проседает под весом двух тел и небольшой спортивной сумки. — Гони на 21-40, — следует команда, и через пару поворотов они останавливаются у сауны с вульгарно сверкающей розовым вывеской. Всё проходит по той же схеме и ещё пару раз, пока Хосок не возвращается совсем мрачным. — На кольцо, — задаёт маршрут он. — Но тут же ещё караоке на углу... — возражает водитель. — Без меня заедешь завтра, — устало откидывается на кресло Хосок. — Всё нормально? — Сейчас узнаем. Небольшое двухэтажное здание, у которого они останавливаются, выглядит вполне прилично. Внутри, согласно вывеске, кадровое агентство. — Чимин, двигай за руль, остальные со мной, — почти на ходу открывая дверь, распоряжается Хосок. — Я, может, и водить не умею, — ворчит Чимин, но послушно переползает с заднего сидения на переднее. — Может ему огнестрел оставить? — спрашивает Хосока водитель, тот жестом отказывает и кивает в сторону здания. Чимин зевает и потягивается. Райончик, как и предыдущий, спокойный, как на подбор. Все эти непонятные телодвижения немного напрягают — зачем ему вообще может понадобиться оружие? — но Чимин решает не обращать внимания, если что, по ходу процесса разберётся, как это всегда и делает. Непонятного мужчину, который нелепо и шумно подходит к машине, он замечает, когда уже начинает переживать за судьбу ушедших вовнутрь. В других местах они так долго не торчали. Терпеливо дождавшись, пока мужчина, наконец, выпрямится в полный рост и ткнёт дулом пистолета в окно, Чимин успевает решить, что других вариантов, кроме как идти за своими, у него нет. Ну не в банду же мчать, бросив Хосока. Тэхён за такое сразу голову продырявит. Подняв руки, он идёт впереди, удивляясь, что нападающий не стесняется махать пистолетом прямо посреди жилого района. — Опусти и двигай быстрее, — бьёт тот дулом по руке Чимина и максимально прижимается сзади, пряча телом оружие, не забывая ощутимо упираться им в спину, пихая в здание. Внутри достаточно людно, но они сразу сворачивают на лестницу, ведущую в подвал, да и вряд ли бы кто-то кинулся помогать — такие зрелища, поди, здесь каждый день. В нос сразу ударяет затхлый запах сырости. Блёклое освещение добавляет ощущение, что ничего хорошего тут не ждёт. Пистолет перемещают из-за спины к виску, мужчина притягивает Чимина ближе, фиксируя. Из-за увесистой приоткрытой железной двери раздаётся приглушённый хохот, и непохоже, что там разборки, скорее беседа. А значит, сейчас будет сюрприз. Первым реагирует водитель — он стоит у двери, и его ухмылка тут же превращается в удивлённый возглас. Хосок расслаблено стоит спиной ко входу, беседуя с человеком за столом. Чимин даже не успевает встретиться взглядом с Хосоком, как нож преодолевает расстояние в комнату и попадает точно в руку с пистолетом у его виска. Он слышит противный свист у уха и следом оглушающий крик. Захват исчезает, оружие падает к его ногам. К тому моменту, как Чимин его поднимает и вырубает своего похитителя ударом рукояти по голове, ситуация полностью под контролем. Оба парня из банды держат на мушке двух местных шестёрок, а Хосок упирает остриё ножа в жирную глотку сидящего за столом. Чимин на всякий случай делает несколько шагов, чтобы взять на прицел главаря — спина Хосока заслоняет весь обзор. Сердце всё ещё не успокоится от выходки с ножом, как не пытается Чимин сосредоточиться, а мозг всё возвращается к этой сцене, будоража. Свист рассекающего воздух рядом ножа как застрял в ухе. — Похоже, у нас возникло какое-то недопонимание, — спокойно констатирует Хосок. — Будь на моём месте хённим, тут бы уже камня на камне не осталось, зато появилась маленькая кровавая речушка. И я задаюсь вопросом: а почему мне не стоит поступить так же? Как вы думаете, мистер Чен? — Я прошу прощения за... за всё! Мы... мы удвоим долю в знак нашего глубочайшего уважения, — вытянувшись струной, заверил мужчина. По его шее тонкой струйкой стекает кровь, марая белоснежный воротник. Хосок усаживается на столешницу и поворачивается к своим, будто спрашивая их мнение. Хлопки выстрелов звучат почти синхронно, притом Чимин даже толком не понял, когда и как Хосок отдал команду. Глушители делают своё дело, шума не так много. Шестёрки роняют оружие, один из них падает на пол, кровь тут же натекает в небольшую лужу рядом. Подручные Хосока оперативно подгребают пистолеты к себе, нацеливая их на бывших хозяев, ставя тех на колени. Главарь Чен обливается потом, не сводя взгляда с Хосока. — Полагаю, в этот раз мы возьмём очень щедрую оплату, как минимум за сохранение ваших жизней. Хотя я пока не уверен, что всех. Кстати, я тут слышал, что вы племянника на работу пристроили. По случаю хоть познакомимся. Этот? — Хосок подходит к раненому парню на мушке водителя и с размаху бьёт ногой по кровоточащей ране. Тот захлёбывается воздухом и падает, теряя сознание. — Не угадал? — смотрит на реакцию Чена Хосок, подходя ко второму. — Сколько вам надо? — на выдохе спрашивает главарь. — Я возьму всё. — Всё?! — тот аж приподнимается в кресле, будто забыв о своём положении. — Всё, — холодно повторяет Хосок. — Чтобы в следующий раз вы точно знали, сколько стоит предательство, и здраво рассудили, согласны ли вы пускать на ветер такие деньги. — Но мы же не сможем... — краски покидают его лицо. — Возможно, хённим будет так щедр, что кредитует тебе некую сумму. Ну и часть отдаст этот славный парень, когда подлатается, — Хосок треплет растрёпанную макушку племянника, который сразу отдёргивается от руки. — Чего ждём? Я озвучил сумму, — он кивает на чёрную сумку на столе. Главарь Чен, чуть помешкав, суетится, открывая сейф и вываливая оттуда груды денег под острым взглядом Хосока. — Отлично, — кивает тот, получив поклажу, — ничего не забыли? Тогда поехали. — Что? — растеряно смотрит на него Чен. — Куда? — К нам. Думаю, вы знаете, что недавно у нас был некий инцидент в клубе с предательством. И тут ты тоже неожиданно такую шутку устраиваешь, ещё и других подбиваешь. Тебе стоит лично побеседовать с хённимом, вдруг эти случаи по чистой случайности связаны. — Нет, я... — начинает трястись при слове «хённим» Чен. — Пожалуйста... — Пойдём. Нам ещё тебе палец пришивать, — легко говорит Хосок и в мгновение ока отрезает мизинец лежащей на столешнице руке. — Лови, — кидает он обрубок сложившемуся пополам от боли мужчине. Всё происходит так быстро и неожиданно, что Чимин успевает только моргнуть. — Это последний раз, когда лично я отпускаю тебя так легко после нападения на моих людей, запомни, — страшным тоном шепчет Хосок и протягивает платок. — Не уляпай всю тачку. Как и планировалось изначально, Чимина сажают за руль. Он и Хосок едут с главарём, а подручные — на машине Чена с племянником. Чимин просто держится за впереди идущим автомобилем, а щека всё ещё чувствует ветерок от проносящегося рядом ножа. Сегодня Хосок сделал что-то невозможное с ним. Сердцебиение зашкаливает, кровь бурлит в жилах, адреналин приятно щекочет нервы при каждом воспоминании. Взгляд всё время ищет острый профиль в зеркале заднего вида. Чимин отдаёт себе отчёт, что возбуждён и нужно успокоиться. А ещё лучше сходить по девочкам — в банде это практикуется. Избавившись от заложников, Чимин спешит в комнату, чтобы успокоиться в душе. Оклик он слышит через дверь ванной, как раз когда только успевает раздеться и встать под первые капли воды. — Я здесь, — кричит он, пряча стояк под наспех прилаженное на бёдра полотенце, и вываливается в комнату. — Пистолет, — улыбается Хосок. — А, — понимающе говорит Чимин, задерживая взгляд на Хосоке. — В штанах. Смотреть на него как-то неловко, учитывая, что эротические картинки о нём начали складываться в голове, как только закрылась дверь ванной минуту назад. И в принципе Чимин собирался беззастенчиво передёрнуть под фантазии их секса, чтобы отпустило. И вот Хосок стоит совсем рядом. От него, как от солнца, жарко. Чимин ощущает его тепло своей голой кожей и слегка подвисает. С ним такое случается редко, если не сказать никогда, и от этого клинит. — Ты, наверное, в шоке от случившегося, — «догадывается» Хосок и слегка смущается. — Конечно, обычно такое каждый день не видишь. Он недолго молчит, обдумывая, что сказать. А Чимин смотрит на него, на то, как шевелятся его чуть сухие губы, на острый подбородок, на тонкие ключицы, на то, как размеренно поднимается грудная клетка. Во рту пересыхает. — Я не то, чтобы хорош в этих делах, — сообщает Хосок, почёсывая висок. — У нас психологическими консультациями Чонсу занимался. Но если хочешь, давай пивка пропустим, поговорим. Чимин зависает на его пальцах, и его окончательно кроет. — Надеюсь, ты не боишься меня. Для своих я абсолютно безобиден. В смысле если за дело, я, конечно... — Хосок удивлённо опускает взгляд вниз, замолкая. Потому что Чимин берёт его руку и кладёт на своё полотенце в самом очевидном месте, чтобы не пришлось говорить. И чтобы уж наверняка всё стало понятно, он целует Хосока, жадно набрасываясь и просовывая язык в его влажный рот. Чимин подавляет его напором, вовсю наслаждаясь и зарываясь в жёсткие волосы пальцами. — Воу-воу-воу, подожди-ка, — почти сразу даёт отпор Хосок, отстраняясь и выставляя перед собой руки. Чимин медленно проводит снизу вверх языком по его указательному пальцу. — Это тебя жестокость так заводит? Чимин отрицательно мотает головой и прожигает Хосока взглядом. Ответ слишком очевидный. Если его произнести, он будет звучать вульгарно и наиграно. — Давай-ка ты с парнями сегодня до девочек дойдёшь. В глазах Хосока ничего, кроме небольшой растерянности. Чимин прижимается к нему всем почти голым телом, трётся стояком, страсть едва из ушей не капает, и никаких чувств в ответ не вызывает. Поэтому Чимин отстраняется, буркает «прости», вытаскивает пистолет из штанов, впихивая его в чужую руку, и скрывается за дверью ванны, включая душ и сползая на пол прямо в полотенце. Какая-то полная хуйня. Что это вообще было? Чимин ерошит намокшие волосы и мысленно благодарит Хосока за то, что отшил. Такие проблемы им обоим ни под каким соусом не нужны.