Те, что правят бал

О том, каково это — проснуться звездой, мне довелось узнать достаточно быстро. Обстоятельства, правда, радости не способствовали, потому что наступление своего звёздного часа я представлял несколько иначе. В мечтах слухи обо мне должны были быть напрямую связаны с какими-нибудь достижениями. Будь то спортивные мероприятия — уже смешно, — творческая деятельность или общественная. Реальность оказалась ко мне не слишком благосклонной. Звездой дня я стал благодаря Джуду и его специфичным вкусам, о которых в академии, похоже, знали абсолютно все. Кто-то считал, что это всё сплетни, кто-то знал наверняка. Так или иначе, теперь на меня посматривали искоса и начинали шептаться исключительно потому, что думали: я провёл ночь в одной постели с пасынком директора. Меня от их бесконечной уверенности передёргивало. Возможно, будь это правдой, я перенёс бы всё иначе. Не придал значения. Ходил бы по академии с гордо поднятой головой, отпускал ядовитые замечания и, может быть, дошёл бы до подтверждения чужих теорий в прямом эфире, в режиме онлайн, подойдя к Джуду на перемене и поцеловав его на глазах жаждущих хлеба и зрелищ зевак. Но между нами ничего не было. Мы ночевали в одной палате, но на разных койках. Я не пытался залезть к нему в штаны, он не пытался залезть ко мне в постель. Один мимолётный эпизод ничего не значил. Черту мы не переступали. А я и не собирался. Потому все эти слухи больно били по моему самолюбию. Я чувствовал себя оклеветанным и нередко ловил на мысли о том, что хочу искупать в супе дня очередного сплетника, посматривающего в мою сторону с насмешливой улыбкой. В немалой степени распространению ложной информации способствовал Тед, решивший взять реванш, если не силой, то хотя бы таким способом. Пару раз мы пересекались с ним в коридорах учебного корпуса. Благо, что теперь это происходило не тет-а-тет, а в присутствии посторонних альф и омег. Если бы он снова потянулся ко мне и попытался зажать в нише, я бы, наверное, обоссался от страха. Не слишком аппетитная информация, но что есть, то есть. Я никогда не отличался повышенным уровнем храбрости. Меня хватало разве что на фантазии, связанные с чтением детективов. Я представлял себя на месте отважных главных героев, дающих отпор преступному миру, а потом, переворачивая последнюю страницу, со вздохом признавал: приключение закончилось, я снова здесь, и характер мой не претерпел ни малейших изменений. Я всё такой же, как раньше. Такой, каким себя недолюбливаю. Смотреть на Теда было неловко не только поэтому. Вторая, но не по важности — в этом плане они примерно на одном уровне проходили — причина заключалась в том, что на лице его красовались внушительного вида ссадины. Лоб был рассечён, один глаз заплыл, а вокруг него расплылось сине-жёлтое пятно с неровными краями. Не стань я свидетелем этого представления, совершенно точно усомнился бы в том, что эти отметины — дело рук омеги. Но я знал правду. И с удивлением приходил к одному и тому же выводу. Долгое время меня обманывали. Папа не уставал повторять одну простую истину. Омеги слабее альф. Омеги неспособны противостоять им, когда речь заходит о физическом насилии. Омеги устроены так, что главное их оружие — мозг. Они решают проблемы не кулаками, а переговорами. Умные омеги начинают манипулировать альфами ещё до того, как поведут будущего мужа, отца своих детей, под венец. И будут продолжать манипуляции до конца дней своих. Альфы об этом, разумеется, не узнают, свято веря в то, что самые важные, судьбоносные решения они принимали самостоятельно, а не под влиянием другого человека. За каждым известным и успешным альфой обязательно стоит омега. Папа верил в это. Папа учил этому меня. Глядя на Джуда, я начал сомневаться в правдивости слов о слабых омегах. Его стиль борьбы снился мне по ночам. Возможно, ему я завидовал тоже, потому что представить себя на его месте никак не мог. Моя попытка дать отпор Шону не увенчалась успехом, а результатом её стала внушительных размеров шишка на затылке. На Шоне и царапинки не осталось. История о нападении не в меры страстного альфы в коридорах академии на течного омегу привлекала слишком много внимания. И оно мне ни в коей мере не льстило. Особенно раздражал тот факт, что за время моего отсутствия буря не улеглась окончательно. Только начала набирать обороты. Меня не было на занятиях несколько дней. Всё это время я находился в больничном крыле академии, общался с доктором, успокоившим меня окончательно и сказавшим, что обильный эструс после подобных задержек — естественное явление, временами подходил к окну и бесцельно таращился во двор академии. Сам не очень-то понимал, что там столь активно высматриваю, что ищу. Джуд ко мне больше не заглядывал. Проснувшись утром, я обнаружил постель, расположенную напротив, в идеальном состоянии. Взбитая подушка, заправленные простыни и одеяла, разглаженная — без единой складки — поверхность. Если бы не тонкий, едва уловимый запах роз, я списал бы вечерние разговоры и действия на галлюцинации. Вместо нелепой, раздражающей сорочки мне выдали другую одежду. И нижнее бельё. Ему я радовался сильнее всего. Без него чувствовал себя максимально беззащитным, а с ним какая-никакая уверенность появилась. Мысленно восторгался теми, кто впервые в истории придумал сшить подобные вещи. Это был явно гениальный человек. За день до выписки ко мне в палату заглянул Ирвин. Когда в дверь постучали, я лежал на кровати, дочитывая очередной детектив из своей коллекции. Прежде, чем отправиться покорять «Винтерсторм» я забил читалку сотнями наименований, потому скучать не приходилось. Ерзать задницей по кровати и мучиться от зашкаливающей неудовлетворённости — тоже. Физиологические особенности омежьего организма мне больше не докучали. По сути, я мог провести эти несколько дней и в своей комнате, но доктор посчитал, что я нуждаюсь в наблюдении, вот и держал меня в лазарете. Ирвин пришёл не с пустыми руками. Притащил мне море сладостей, которые не продавались в столовой, потому что руководство академии считало их вредными, парочку детективов и стопку пропущенных лекций. — А здесь уютно, — заметил, прохаживаясь по комнате. — Я почти прижился. Иногда ловлю себя на мысли о том, что не хочу возвращаться обратно в общежитие, — признался я, поедая шоколадный батончик. Большинство омег от них демонстративно воротило носы, считая вредной едой. Я, будучи худым и прямым, как палка, никогда на этот счёт не заморачивался. Ничего не откладывалось, сгорало, как в топке. У меня была чертовски угловатая фигура, как будто топором вырубленная из единого монолита. Плюс один в копилку поводов для насмешек со стороны любителей отираться в сортирах «Соммерсет Хай». Здесь одноклассники выдали мне куда более приятную характеристику. Реджинальд как-то заметил, что с подобным ростом и фигурой я могу стать моделью и рекламировать одежду унисекс. Мне это казалось не слишком реальным, но услышать в свой адрес такие слова было приятно. — Даже не думай об этом! — выдал Ирвин. — Ещё чего придумал. Ты нам нужен, так что вернуться обязан. — Да я же шучу, — хмыкнул я. — А я — нет. Твоё место в аудитории пустует, и это так... непривычно, — произнёс он. — Что-нибудь интересное в моё отсутствие происходило? Много новостей? — Ну... — Говори уже. — Ничего особенного, по большей части. Но есть одна новость. — Это какая? — Фитцджеральда вызывали к директору. — Да, — кивнул я. — Он говорил об этом. Собирался заглянуть к отчиму... Ирвин прищурился, как будто только что поймал меня на чём-то очень и очень горячем, и это не он должен мне новости рассказывать, а я обязан поделиться с ним подробностями. В конце концов, друзья мы или не друзья? Я не придал значения этим взглядам, потому свалившиеся на меня в дальнейшем откровения слегка шокировали. — Как всё прошло? — уточнил. — Как обычно. — Я не знаю, как обычно бывает. Своими глазами мне это представление пока наблюдать не доводилось. — Ты слышал его речь во время приветствия по случаю начала учебного года, — закатил глаза Ирвин. — Видел, кто тогда действительно засунул язык в задницу, а кто верховодил. С тех пор ничего не изменилось. Фитцджеральд в кабинет отчима зашёл, как король. — А после отповеди? — Королём же вышел. Откровенно говоря... — Что? — Не верю, что мистер Корвен способен на него повлиять или по-настоящему строго, властно отчитать. Скорее, это директор бегает перед пасынком на цыпочках и просит вести себя немного сдержаннее. Знаешь, некоторые альфы, которым он успел надрать задницу, совсем не против увидеть падение Фитцджеральда. То, как он вылетит из академии, словно пробка из бутылки за многочисленные нарушения устава. Но скорее земля с небом местами поменяются, чем Джуд получит волчий билет и окажется по ту сторону ворот. У Корвена чувство вины в терминальной стадии за то, что увёл альфу из семьи, потому он всегда будет заглядывать пасынку в рот. — Он действительно так часто нарушает устав? — Не знаю. Не считал. — Однако? — Он всё ещё президент школьного совета, — напомнили мне. — Выше всех старост. Любого другого омегу за подобные выходки давно сняли бы с должности и запретили даже думать об участии в выборах. Может, дело в том, что Фитцджеральд — активист движения «Омега плюс». Это подкупает и располагает к нему многих. — Омега плюс и альфа минус, — протянул я. — Так неожиданно... — Что именно? — То, что он открыто выступает против альф и совсем не боится их. — А зачем их бояться? При умелом подходе они совсем ручные и ласковые, как котята. — Он, похоже, с этим мнением не согласен. — Вообще ни разу. Он их считает не котятами, а агрессорами и абьюзерами, постоянно посягающим на чужие права и свободы. Столкновения с альфами у него случались и прежде, — дёрнул плечом Ирвин. — Так что мы привыкли к его странностям и почти перестали считать их таковыми. Просто... особенности характера. Некоторым альфам доставалось сильнее, чем Теду. — Сильнее? Реально? Если Теду повезло, боюсь представить, как он того несчастного отделал. Его, наверное, от стен отскребали? — Почти угадал. С Тедом — это цветочки. Одного из них Джуд чуть не прикончил в душевой, когда тот к нему полез. В прошлом году как раз. И это при том, что у Фитцджеральда начиналась течка. По идее, он должен был обрадоваться такой компании. Дастин многим из наших нравился. Красивый, умный, сексуальный. Конфетка, одним словом. А Джуд не оценил и пришёл в ярость. — Течка? — эхом повторил я. — Естественно, — хмыкнул Ирвин. — Он же омега. В это трудно поверить, но факты говорят сами за себя. Амбулаторная карта — тоже. Это тебе любой подтвердит. — Откуда сведения про амбулаторную карту? — Ежегодный осмотр, Фишер, не тупи. — А, ну да. Совсем из головы вылетело. Последний аргумент многое расставил по своим местам и окончательно уничтожил крохи сомнений. Амбулаторные карты, конечно, можно было при желании подделать, как и любой другой документ, но толку в этом я не видел. Махинации имели смысл, если бы Джуд, пытаясь скрыть свою истинную половую принадлежность, назвался бы альфой. Но он говорил, что гордится своим полом, а быть альфой никогда не хотел. У меня не было причин сомневаться в правдивости сказанных им слов. Он действительно гордился и не собирался примыкать к компании альф только потому, что представители сильного пола обладали большим набором привилегий. Однако, сам факт, что этот омега может течь, превращаясь в слабого и ведомого человека, в голове не укладывался. В любое время дня и ночи Джуд выглядел уверенным и непоколебимым, как скала. Понятие «эструс» рядом с его именем смотрелось столь же чужеродно, как стразы на ноже серийного маньяка. Знаю, туповатое сравнение, но это была единственная параллель, пришедшая на ум. Я не представлял, как он выглядит во время течки. Я вообще был уверен, что он принимает какие-то сверхсильные препараты, не просто облегчающие симптомы, а отбивающие её на полгода или год. — И вообще, — чуть капризно протянул Ирвин. — Почему в роли рассказчика сейчас выступаю я, когда самая интересная информация известна тебе? Он посмотрел на меня, улыбнувшись заговорщицки. Это выражение лица и этот взгляд были мне знакомы. Те самые, что обычно соседствуют с разговорами из серии «между нами, омегами». — Мне? — Естественно! Из первых рук. Информация горячая, как пончики, только что снятые со сковороды. — Но я... — Расскажи, как всё было, на самом деле. — Да нет там ничего интересного. — Расскажи, иначе я буду тебя пытать. Я удивленно посмотрел на Ирвина. Он выглядел так сосредоточенно, словно собирался с минуты на минуту вытащить из внутреннего кармана пиджака набор иголок. Тех, что принято загонять под ногти пленникам. Он не выдержал первым и засмеялся, опустив голову. А потом оказался рядом со мной и принялся щекотать. Что ж, не солгал. Щекотка и, правда, была той ещё пыткой. В его исполнении — особенно. Вместо лёгких прикосновений, которыми она обычно отличалась, Ирвин делал всё так, будто собирался добраться напрямую до моих рёбер. Докопаться до них. Я пытался от него отмахнуться и изредка смеялся. В столкновении этом Ирвин одержал безоговорочную победу. Оседлал мои бёдра, устраиваясь сверху. Ладони легли на плечи, придавливая к постели, напоминавшей теперь поле боя, хотя, в какой-то степени, именно им она и была. Наклонился близко-близко, так что я мог почувствовать на губах его дыхание с ароматом сладкой жевательной резинки, и выдохнул: — Давай, Фишер, колись. Или мне придётся продолжить! Со стороны наша поза могла показаться безумно провокационной. Да такой она и была, в принципе, но ощущения мои были максимально ровными. Никакого возбуждения, никакого безумия в крови. Гормоны, недавно устроившие мне нехилую встряску, утихомирились окончательно, перестали действовать на мозг и уснули на несколько месяцев. Меня не тянуло к этому омеге. Губы мои расплылись в счастливой улыбке. Я всё-таки был нормальным. Самым нормальным. Никаких извращённых фантазий о горячем языке и тонких губах, никакой дрожи от пальцев, скользящих по моему телу, никакого запаха цветов, сводящего с ума. Ни намёка на каменный стояк. Ни малейшего желания ощутить на нём чужую ладонь. — Даже не думай, иначе я скину тебя с кровати. — Расскажи, — умоляюще протянул он. — Окей. Но, учти, это будет самая скучная история в твоей жизни. У меня нет ни дара красноречия, ни богатой фантазии. — Кончай кота за яйца тянуть. Я хочу знать всё! — Из-за постоянного стресса, спровоцированного переездом, мой цикл сбился. А потом течка нагрянула без предупреждения, прямо во время репетиции в театральном клубе, — произнёс я. — Я отпросился с занятий и собирался закинуться таблетками, когда появился этот альфа, Тед. Он зажал меня в углу, но появился Джуд и начистил ему рожу. Накормил меня таблетками, и я благополучно отрубился. В себя пришёл уже здесь. Как и предполагал, рассказ получился коротким, совершенно не захватывающим. Простая констатация факта в нескольких предложениях. Но мне и не хотелось смаковать подробности. Не было в той ситуации ничего такого, что я жаждал по-настоящему запомнить и с теплотой возвращаться к событиям давно минувших дней, спустя много-много лет. Напротив, рад был избавиться от любого напоминания. Ирвин вскинул бровь. Судя по всему, он рассчитывал на что-то другое, и я не оправдал его ожиданий. Ладно, это действительно было не очень, но я его предупреждал заранее, потому никакой вины не чувствовал. История, каких десятки, сотни, а то и тысячи. Что там обсуждать? Каких подробностей ждать с замиранием сердца? — Так нечестно, — хмыкнул Ирвин, вновь подбираясь ладонями к моим рёбрам. — Я просил рассказать обо всём. Но самое интересное ты утаил. Думаешь, меня так легко провести? — Блин, да о чём ты вообще? — изумился я. — Как это о чём? — Я не понимаю. — О ваших отношениях с Фитцджеральдом. Его слова подействовали на меня, словно полное ведро ледяной воды, вылитой сверху. Задавая вопрос, я ожидал не этого. И мысли не возникало. Видимо, у меня одного. Остальные легко прониклись и поверили. Для того чтобы по академии поползли нелепые слухи, достаточно было просто переночевать вместе в закрытом пространстве и отказаться от дополнительных комментариев. Хотя, кто знает, что там нагородил окружающим людям Джуд. Возможно, в этой истории не обошлось без его самодеятельности. Возможно, именно он и спровоцировал активное распространение дурацких слухов. Не признававший условностей, он мог это сделать из принципа. Просто потому, что захотел проверить меня на вшивость и ничего лучше провокации не придумал. — Эм... Что, прости? — растерянно выдал я. — То самое. Академия несколько дней подряд только и делает, что смакует подробности, но правды никто не знает. Все теряются в догадках. — Что делают? — Фишер, хватит! — Но я действительно не понимаю, о чём ты! Кому вообще в голову пришла такая дичь? Я не сплю с омегами, не спал и спать не собираюсь. Какого хрена, а?! — Вы вместе ночь провели. Это факт. — Он ночевал здесь, да. Но спал он на второй кровати. Вон она стоит и всё так же воняет его... одеколоном. Я запнулся. Собирался сказать о природном запахе, но вспомнил, что омеги не способны чувствовать друг друга. Если бы я вовремя не прикусил язык и начал заливать о розах, Ирвин посмотрел бы на меня, как на городского сумасшедшего и покрутил пальцем у виска для наглядности. Я не имел понятия о том, как пахнет Ирвин, Реджи, Мэйсон и любой другой из моих одноклассников. Не представлял, какие ноты доминируют в природных ароматах омег из параллельных групп. Только Джуд. Ядовитая зараза, отчего-то пахнущая моими любимыми цветами. — Правда? — недоверчиво спросил Ирвин. Я приложил ладонь к груди, словно собирался давать клятву перед судом. Обязался говорить обо всём откровенно, ничего не утаивая. — Да. — В таком случае, у меня для тебя плохие новости. — Спасибо, я уже знаю. Ты их немногим ранее озвучил. Неужели Фитцджеральд на них никак не реагирует? — Нет, — сообщил Ирвин. — Впрочем, он всегда так делает. — Давай. Добей меня сообщением о том, что именно он эти слухи и распространил. — Вот этого не знаю, но вряд ли. Обычно он умалчивает о своих похождениях. Если мы и узнаём о том, что у Джуда было с кем-то новым, но только от этих самых новых. Из их истерик и концертов в столовой или в коридорах. Я прикрыл глаза и усмехнулся. Вспомнил слова о галантном кавалере, преследующем определённые цели. Похоже, у нас с Джудом была ещё одна общая черта. Расставаться красиво и на торжественной ноте он тоже не умел. Ухаживал, старательно обрабатывал своих жертв из списка, вешал лапшу на их милые ушки, а потом оставлял в одиночестве. — Хоть что-то хорошее есть в этом мире. — То есть? — Не придётся бить ему морду. Боюсь, из этого противостояния я бы победителем не вышел. — Что планируешь делать? — поинтересовался Ирвин, окончательно с меня сползая и потянувшись к принесённым конфетам. — Оставишь всё, как есть? Или попытаешься восстановить справедливость? — Попытаюсь. Нынешнее положение вещей меня не слишком воодушевляет. Так что буду искать способ восстановить справедливость и свою честь. — Будет трудно, — предупредил Ирвин. — Да я вроде как трудностей не боюсь. Здесь дело принципа. Я в «Винтерсторм» не для того переводился, чтобы статус омежьей подстилки заработать, так что настало время побороться за свои права. — Некоторых альф это заводит. — Прости? — Мысль о двух омегах в одной койке. — Они больные? — Нет вроде. Им просто нравится наблюдать. И присоединяться. Во всяком случае, я пару раз слышал о таком. — Спасибо, но твой покорный слуга на роль порнозвезды не подписывался, — хмуро отозвался я, забрасывая в рот конфету с кокосовой начинкой. Так активно работал челюстями, словно не конфеты жевал, а пытался представить, как перегрызаю горло всем тем, кто посмел распустить обо мне подобные слухи. Вообще-то была у меня одна мысль. И я не удивился бы, узнав, что догадка верна. Если этот сомнительный подвиг не принадлежал Джуду, за создание бури в стакане воды вполне мог отвечать Тед, оскорблённый отказом и решивший взять реванш таким вот подлым методом. Мне нужно было что-то придумать. Что-то сделать. Не сидеть на месте. Не позволять наклеивать на меня ненавистные ярлыки. — И вообще... — М? — промычал Ирвин, набивший рот сладостями и теперь пытавшийся всё это дело проглотить. Он этим сладостям радовался больше, чем я. Полагаю, в повседневной жизни руководствовался принципом, согласно которому их следовало изгнать из своего рациона. Но если поедаешь их за компанию с кем-то, то ничего страшного. — Возвращаясь к твоему рассказу, рискну предположить, что Фитцджеральд из тех омег, что сами любого альфу разложат и отымеют. — Это да. Я в нём почему-то тоже ни секунды не сомневаюсь. — Бедные его альфы. — Думаешь, они будут? — Вдруг он однажды встретит истинного и пропадёт с первого взгляда? — Посочувствуем же его истинному. — Уже. — Значит, ты всерьёз собираешься пресечь слухи? — резко сменил тему Ирвин. — Само собой. — В таком случае, удачи тебе, — произнёс он, похлопав меня по плечу. — Спасибо. Да, удача мне, несомненно, требовалась. Она вообще никогда не бывала лишней. Я нуждался в двойной порции. Хотя бы потому, что прежде в столь щекотливых ситуациях не оказывался, не боролся за своё честное имя и не пытался восстанавливать справедливость. На словах и в мыслях мои стремления заслуживали уважения и были достойны похвалы. Вот только уверенности, что я добьюсь успеха, а не наломаю дров и не усугублю, не было. Это-то и пугало. * Некоронованный король, то есть, конечно же, президент школьного совета, был верен себе и по традиции сидел за столиком в столовой учебного корпуса в гордом одиночестве. По традиции, потягивал колу из высокого бумажного стакана, по традиции же уделял перепискам в мессенджерах больше времени, чем реальным людям. За несколько недель, что мы провели на одной территории, я ни разу не видел, чтобы к Джуду кто-то подсаживался. Если пытались, он отрывался от созерцания экрана, поливал своих визави поистине ледяным презрением и давал понять, что за этим столиком постороннему присутствию не рады от слова «совсем». Взгляд его был настолько красноречивым, что все неизменно ретировались, а не садились рядом, чтобы побесить лишний раз. Мне, однако, нужно было с ним поговорить, и именно столовая представлялась идеальным вариантом для проведения переговоров. Просто где ещё? Из плюсов — огромное количество свидетелей обоих полов, способных доказать при случае, что я ничего не выдумал. Мне принесли извинения и опровергли все сплетни, которыми в последнее время заполнились коридоры академии. Извинений, правда, ещё следовало добиться. В мыслях план был идеальным, реализация его находилась под большим-большим — огромным — вопросом. Джуд не походил на человека, который придает значение сплетням. Его они не задевали. Это меня на части раздирало, а ему — хоть бы что. Он пропустил их мимо ушей и спокойно пошёл дальше. Меня от шепотков и постоянных пристальных взглядов уже порядком подташнивало. Я сбежал из прежней школы, едва не лопнувшей от сплетен, пересидел немного в тихой гавани и снова угодил в болото, наполненное ядовитой водой. Только там всё было более или менее заслуженно, здесь я стал жертвой обстоятельств. Подташнивало меня и от нервов. Большую часть времени я старался не думать о том коротком эпизоде в лазарете, и о кончике языка, скользнувшем по сухим уже пальцам. Джуд прикоснулся к себе, прямого контакта не было. Но меня всё равно потряхивало от того, насколько простым и естественным был для него этот жест. Для меня же... Нечто, походившее на конец света. Неудивительно, что к столику своего потенциального собеседника я шёл долго. Очень-очень долго, едва переставляя негнущиеся ноги, притормаживая и изредка прикрывая глаза. Нужно было отдышаться. Нужно было взять себя в руки. Нужно было перестать превращать любое событие в причину накрутить себя до максимальных показателей и не балансировать на грани обморока каждый раз, когда происходило нечто из ряда вон выходящее. Холодное сердце. Холодный разум. В жопу эмоции и мандраж. Я представлял, как подойду к нему, с грохотом опущу поднос на столешницу и нагло, без приглашения, устроюсь на стуле. Вместо этого притормозил рядом, не рискнув сделать ни то, ни другое. Не был уверен, что мой поднос не швырнут на пол, мило улыбаясь, и не выбьют из-под меня стул. Раз уж все окружающие думали, что свою первую — в рамках пребывания на территории академии — течку я провёл вместе с Фитцджеральдом, значит, между нами всё уже произошло, и неоднократно, отыгрывать роль галантного кавалера было совсем не обязательно. Демонстрировать характер — не возбранялось. — Жалкий. Я слышал, как кто-то произнёс это слово. Не сомневался, что относилось оно ко мне, а не к кому-то постороннему. Жалкими, по определению, считались омеги, продолжавшие бегать за отшившими их альфами. Тот, кто бегал за омегой, получив от ворот поворот, считался жалким вдвойне. Джуд, вероятно, тоже услышал шипение, похожее на змеиное. Оторвался от смартфона, заблокировал его и спрятал в карман. Посмотрел на меня, сдержанно улыбнулся. Приподнял угол рта. Глаза и вовсе смеялись. — Поправился? — спросил без тени иронии, но с нескрываемой заботой. — Нужно поговорить, — бросил я, проигнорировав вопрос. Джуд неотрывно смотрел на меня, но молчал. Разрешения присоединиться к нему не давал, просто наблюдал за действиями. Прикидывал, как поступлю в сложившейся ситуации. Я скинул его ноги со стульев, выстроенных в ряд, швырнул на сиденье салфетку, протирая, и устроился со всем комфортом. Перед Джудом открывался великолепный обзор. Он видел всех, кто находился в столовой, я — только его и кусок кремовой стены. На её фоне его волосы казались ещё темнее, а кожа — ещё бледнее. Не омега, а истинный Белоснег из диснеевской киноленты. Правда, куда более брутальная версия. Такого не представишь поющим песни каждой встречной белочке. Попытаешься и стремительно въедешь в диссонанс. Я чувствовал себя так, словно меня привели на расстрел. Не просто привели — уже методично расстреливают. Не пулями, а десятками пристальных взглядов. — И о чём ты хочешь поговорить, лапушка? — нежно спросил Джуд, опираясь локтями на столешницу и немного подаваясь вперёд. — Сам не догадываешься? — Собираешься попросить у меня пропущенные лекции? Не переживай, я обязательно дам тебе нужные конспекты. Могу и объяснить все темы, если вдруг что-то будет непонятно. Говорят, я хороший учитель. Ты немногое пропустил, ничего интересного там не было. А, может, просто без тебя лекции казались такими бесконечными, утомительными и скучными? — Прекрати паясничать. — Не конспекты, — притворно вздохнул он. — Тогда что? — Слушай, ты дурак или прикидываешься? — поинтересовался я, переходя на зловещий шёпот. — Я ни сном, ни духом, прохлаждаюсь себе в лазарете, восстанавливаю жизненные силы, а здесь меня такой сюрприз поджидает. Вся академия на ушах стоит, а её ученики самозабвенно спорят о том, что между нами было. Это, по-твоему, нормально? — Вполне, — хмыкнул он. — Если одноклеточным больше нечем заняться, пусть обсуждают. Могут даже ставки делать, кто кого там натянул. Вдруг мне нравится, когда меня страстные, необузданные омеги трахают? Девственники, говорят, бывают очень и очень находчивыми, а не сплошь закомплексованными. — И тебя ничего не смущает? — Нет, — Джуд обмакнул ломтик картофеля в сырный соус и протянул его мне, собираясь демонстративно кормить с рук, как это делали некоторые альфы. — Ты проголодался? Извёлся на больничной еде? Хочешь? Захотелось ударить его по руке, но вместо этого я просто зажмурился, шумно выдохнул и откинулся на спинку стула. Разговор пошёл совсем не в том направлении, в каком я его себе представлял. Ответы Джуда обескураживали и загоняли меня в очередную тупиковую ситуацию. Я, продумывая этот разговор, рассчитывал на отыгрыш иного сценария. На то, что он увидит во мне единомышленника, скажет, что тоже оскорблён распространением подобных слухов, согласится, что мы должны остановить процесс и пресечь их на корню. Не знаю, как. Хоть на радио местном выступить, хоть обращение в формате видео записать и вывесить его в школьном чате, куда имеют доступ все ученики академии. Однако проблемой происходящее было только для меня. — У меня аппетита нет, — огрызнулся я, вновь посмотрев на него. — Жаль, — коротко ответил он, бросая ломтик обратно на поднос и возвращаясь к своей коле. — Ты должен что-то сделать. — Чтобы у тебя аппетит появился? — Чтобы они перестали считать, будто между нами в лазарете что-то произошло. Ты лучше меня знаешь, что это всё выдумки... — Правда? Совсем ничего не было? Совсем-совсем? — хрипло выдохнул он, намеренно издеваясь и используя запрещённый приём. Кончик языка скользнул по расставленным указательному и среднему пальцам. И между ними. Тот же жест, тот же взгляд, что в лазарете. Блядь. Сотню. Тысячу раз это слово. Джуд «Как писатель» Фитцджеральд мог сколько угодно благоухать розами, — этот аромат, лёгкий и едва различимый никуда не делся и теперь, — но суть его была отличной от этого растения. Не цветок, а кусок дерьма, отказывающийся считаться с чужими желаниями и мнением. Пока это не касалось меня напрямую, у меня не было причин полыхать в огне праведного гнева, но теперь... — Тебе, что, нравится людей унижать? — А я унижаю? — Отменно. — Слушай, лапушка, я серьёзно. Какое тебе дело до того, что они говорят? Завтра они скажут, что ты убил человека... — Если ты не придумаешь, как эти слухи пресечь, я действительно убью, — пообещал, сжав руку в кулак. — И этим человеком будешь ты. — По мне, так эти слухи могли тебе на пользу пойти, — заметил он, вновь забрасывая ноги на стулья. Поскольку я располагался на одном из сидений, ноги Джуда оказались прямиком на моих коленях. Я сбросил эту ношу, он повторил свой жест ещё раз. — Каким образом? Привлечь озабоченных альф, которые о двух омегах разом мечтают? — Не совсем. — Тогда я в замешательстве. Никаких вариантов. — Думая, что ты со мной, они бы просто от тебя отъебались. Все до единого, — произнёс Джуд, очаровательно улыбнувшись. — Учитывая недавнее происшествие, это не самый плохой вариант. Если судить с моей позиции. Теперь, после проникновенной речи, мне захотелось не просто скинуть его ноги на пол, но и перевернуть к чертям этот стол, за которым мы сидели. Разнести здесь всё в щепки. Просто потому что. Не уверен, что это сильно помогло бы, но выпустить пар было совсем не лишним. Увы, положение обязывало. Воспитанные омеги никогда ничего не ломали, не крушили и не компрометировали себя намеренно. Благородные омеги пеклись о сохранении своей репутации и старательно отмывали с неё все пятна. Джуд был одним из немногих, кто добровольно эти пятна ставил и, пожалуй, результатом своей деятельности гордился. Ноги я всё-таки скинул. Стол не перевернул, но подался вперёд и схватил Джуда за воротник пиджака, крепко сжимая ткань в ладони. Дурашливость из взгляда моего визави никуда не исчезла, улыбка тоже не померкла. Из насмешливой стала подначивающей. Словно он только того и дожидался. Словно хотел, что я рискну выпустить на свободу внутренних демонов, и они разгуляются в полную силу. — Слушай, ты, — не скрывая ярости, прошипел я, — не знаю, как там с другими омегами, но со мной в эти игры играть не стоит. Я не твоя сучка и становиться ею не собираюсь. Ни сейчас, ни потом. Защитил меня в коридоре? Спасибо. Больше мне от тебя ничего не нужно. И если ты не придумаешь сейчас же, как пресечь эти блядские слухи, я тебя с первой же лестницы спущу. И ни о чём не пожалею. — А мой отчим тебе ещё и благодарность выпишет. Не придётся вокруг меня скакать и пытаться заслужить расположение. Знаешь, мистер «я увожу альф из семьи» Корвен ведь думает, что я однажды прощу отцу предательство и приму его новую пассию, как родного. И начну общаться, как с лучшим другом. — Ты слышишь вообще, о чём я говорю? — Прекрасно слышу, — отозвался Джуд, с лёгкостью разжимая мои пальцы и отталкивая меня назад. — Уймись. Можешь заглянуть в душевую и голову под кран сунуть, чтобы попустило. Откуда столько эмоций, лапушка? Ты же вроде всегда их под контролем держишь, а тут ураган, цунами, землетрясение. — Я тебе, блядь, никакой не лапушка! — Тебя из-за чего так распидарасило? — Мне не нужны эти слухи. — Но нужно внимание альф? Я правильно понял? — Более или менее. — Пояснишь? Мне до недавнего времени казалось, что «Винтерсторм» — это, в первую очередь, академия, и сюда учиться едут, а не романы заводить. Но, может, у меня неправильное представление об учебных заведениях и их назначении? — Да, академия. Да, учиться. Но если у меня получится встретить здесь альфу своей мечты, почему я должен от него отказываться? Потому что меня считают твоим парнем? Это же глупость несусветная! — Почему? — Потому что в нормальных парах бывают альфа и омега, а не вот это вот... — Ага, — лениво протянул Джуд. — Но тебе же Тед доходчиво объяснил. Я конченный, я люблю омег. Некоторые любят меня. Некоторые не просто любят и большую часть времени держатся на расстоянии, но иногда на них находит что-то, и они трахаются со мной. Самозабвенно и очень-очень-очень горячо. Обжигающе, я бы сказал. Огонёк зажигалки, мелькнувшей в его руках, видимо, должен был стать иллюстрацией обжигающей страсти. — До первого альфы, который по-настоящему лишит их невинности и впервые в жизни повяжет? О, да, детка. Продолжай обманывать себя. Они с тобой трахаются не потому, что ты такой прекрасный, а чтобы слегка раскрепоститься, какого-нибудь опыта набраться и удивить своих альф. Используют в качестве тренажёра или мужчины на час. Только тебе за это ещё и не платят, бесплатно пользуя, — усмехнулся я. — А потом, когда их по-настоящему оттрахают, они будут над тобой ржать, потому что в постели ты любому альфе проиграешь. — Так в этом уверен? — На сто процентов. — Хочешь, докажу обратное? Спорим, я буду лучшим любовником в твоей жизни? — Ты им вообще не будешь. И сам первым побежишь, роняя тапки, к альфе, который окажется твоим истинным. Как только встретишь его, так и побежишь. Можем даже пари заключить. Лет через десять у тебя будет семья, муж и дети. Как минимум, один ребёнок. — А ты превратишься в папочку-наседку с тремя неудачными браками за плечами и выводком детей от разных альф? Да, определённо, так. Давай поспорим, мне несложно. — Нахер пройди, Нострадамус доморощенный. У меня будет семья. Большая, крепкая, любящая и счастливая. И я этого не стыжусь. Это ты здесь корчишь из себя радикального борца за права ущемлённых омег, а сам потом станешь образцовым мужем. — Думаешь, это всё потому, что у меня никогда альфы хорошего не было? — Да у тебя никакого, наверное, не было. — Вот я и бешусь? — Очевидно. — Было. Целых три, и все трое — хуйня, — заявил Джуд. Тем самым, щёлкнул меня по носу. Нет, правда, щёлкнул. Как в прямом, так и в переносном смысле. Я пребывал в твёрдой уверенности, что с альфами он никогда не спал и не пытался. Просто отчего-то однажды вбил себе в голову, что предпочитает спать с омегами, а потом втянулся. Начал находить в этом определённое удовольствие. Запутался в себе и в своих желаниях. Но истинный... Истинный-то у него наверняка есть, и когда он появится на горизонте, всё остальное потеряет значение. — Съел? — хмыкнул Джуд. — Проглотил? Не подавился новыми знаниями? У меня были альфы, и я знаю, что такое секс с ними. Мне есть с чем сравнить, и не скажу, что они выигрывают. Сомнительная радость — ощущать, как тебе суют огромное полено в задницу, а потом ещё и половину загривка отгрызть норовят. Но если ты о таком мечтаешь... — Да, мечтаю, — решительно ответил я. Его схема хромала на обе ноги, а описание сексуального опыта оставляло желать лучшего. Тем не менее, я надеялся, что он ошибается. Не у всех всё проходит настолько отвратительно. Не все в процессе испытывают боль. Не все мучаются в процессе вязки. Многие всё-таки, напротив, наслаждаются. И я тоже буду в их числе. — Если так, то кто я такой, чтобы тебе мешать, — произнёс он, запуская ладонь в волосы и отбрасывая их назад. — Есть идеи, как исправить положение? — Сколько угодно, — ухмыльнулся Джуд, переставляя поднос с нетронутой едой на один из стульев. — Не волнуйся, лапушка. Добрый фейри исполнит твои желания. Прямо сейчас, без промедления. Я не совсем понимал, зачем он это делает и что задумал, потому наблюдал за представлением с не меньшим, чем у остальных учеников академии, интересом. Продолжая сжимать в руке стакан с колой, Джуд поднялся на стул, а оттуда перешагнул на стол, привлекая внимание части посетителей. Те, кто не обернулись сейчас, сделали это сразу после того, как он несколько раз хлопнул в ладоши. — Хэп-хэп, дорогуши, прошу минуточку внимания, — выдал с зашкаливающим воодушевлением в голосе. — Кажется, недостаток информации породил недопонимание и ввёл некоторых из вас в заблуждение. Так вот, спешу развеять сомнения и поделиться реальной историей. Проверенные факты от первого лица. Наш новый ученик, Эйден Фишер, не моя сучка, и никогда ею не был. Мы не приятели, не друзья и — самое главное! — не любовники. И свою течку он со мной не проводил, отрежьте язык тому, кто вам об этом напиздел. Этот прекрасный омега предпочитает альф и будет счастлив встретить в академии свою любовь. В чём-то я его даже понимаю и поддерживаю. В самом деле, что может быть прекраснее школьной любви? Ничего. Поэтому, милые альфы, если вам нравятся рыжие лапушки, не теряйте времени даром. И присылайте свои резюме на какую-нибудь электронную почту. Или в общий чат академии. Выберем нашему приятелю лучшего, достойнейшего альфу совместными усилиями. Теда Грувера прошу не беспокоить и не тратить наше время впустую. Остальным — зелёный свет. Каждое из ваших посланий обязательно будет рассмотрено в кратчайшие сроки, а вы получите ответ. На этом всё. Мне нечего добавить к вышесказанному. Благодарю за внимание. Всем спасибо. Все свободны. До того, как Джуд начал говорить, я был уверен, что всё худшее осталось позади. Но он обладал талантом портить любую ситуацию. И ту, что поддавалась корректировке, и ту, что подходила под определение «тупиковой». Он только что умудрился пробить дно дна. Не сам там оказался, а швырнул меня. Нет, фактически, мне не к чему было придраться. Он выполнил обещание и исполнил моё желание. Сделал открытое заявление о том, что никогда не просыпался со мной в одной кровати и не совал в меня свой член. Однако сделал это так, что я почувствовал себя хуже прежнего. Слишком глумливо звучали слова о моих предпочтениях, слишком ядовитыми были заявления о резюме и желании встретить своего альфу. Как будто мечта найти любимого человека, создать семью и прожить с ним до тех пор, пока смерть не разлучит нас — это что-то постыдное. Судя по гробовой тишине, установившейся в столовой, остальные ученики тоже не были готовы к подобным откровениям. Джуд допил газировку, смял опустевший стаканчик и швырнул его на поднос. После чего спрыгнул на пол прямо со стола. Приземлился красиво, изящно, грациозно, что тот супергерой, привыкший к подобным полётам. Отряхнул руку и, прихватив рюкзак, направился к выходу. Посчитал свою миссию законченной. Добавить было нечего. Я прикусил щёку и закрыл глаза. На меня по-прежнему пялились со всех сторон. Как будто я выставочный экспонат или экзотическая зверушка. Разве что пальцами не тыкали. — Идите все нахуй, — прошипел я. Но ушёл сам. Правда, не туда, куда посылал всех остальных, а в учебную аудиторию. Обеденный перерыв близился к завершению. Следовало подготовиться к следующему занятию. Оно бы при любом раскладе состоялось. И вряд ли преподавателей волновали мои личные проблемы. Приходя на занятия, мы оставляли все свои проблемы за дверью и сосредотачивались на науке. Жаль, что после звонка нам приходилось с ними сталкиваться вновь.