Те, что правят бал

Два месяца на подготовку. Много или мало? Для меня дилемма была неразрешимой. Я не был готов к этой встрече ни через месяц, ни через год, ни через ещё десяток лет. Дни до вылета текли медленно, очень неспешно, тягуче, словно какая-то вязкая масса, прилипающая к коже. Мысли, атаковавшие в любое время дня и ночи, были далеки от радости и воодушевления. Большую часть времени я проводил в своей спальне — меня в лучшие условия никто и не подумывал переводить, — изредка выбираясь в осточертевший тренировочный зал. Но теперь занимался не потому, что того от меня требовали правила, а потому что повышенная физическая нагрузка позволяла отделаться от мрачных мыслей. Как всегда, лишь на время. Однако для меня и это было счастьем. Своеобразным глотком свежего воздуха. Время от времени бывал в городе, к которому не успел привыкнуть, толком не изучил, а уже собирался покидать. Мои познания о Портленде были скудными и состояли из общеизвестных фактов. Неоднократно случавшиеся пожары, после которых его успешно реконструировали. Важность для экономики. Размеры — самый крупный город в штате Мэн. Некогда столица. Один из самых-самых в ресторанном бизнесе — море кафе и ресторанов, на любой вкус и кошелёк. Один из самых привлекательных для инвестиций городов. И один — что б, ты, крошка, знал — из самых гомосексуальных среди всех городов Северной Америки. Третье, кажется, место в общем списке. Об этом мне сообщил Карли, когда мы выбрались на прогулку вместе. Ничего толком не высматривали, ничего не искали, катались по городу без особой цели, но, в конце концов, завалились в торговый центр, чтобы присмотреть мне новую одежду. Вся та, что хранилась в чемодане, приехавшем вместе со мной из Нью-Йорка, порождала неприятные ассоциации. Чем дольше я на неё смотрел, тем чётче осознавал, что носить её больше не буду. Лучше полью бензином и предам огню. Постараюсь отделаться одним махом и от неё, и от воспоминаний о муже, временами заглядывавшем в мои сны. Каждый раз в этом сне мы оказывались в одной постели, ласкали друг друга, а потом он наставлял на меня пистолет. Гремел оглушительный выстрел, и я просыпался в холодном поту. Лихорадочно ощупывал лицо, смотрел на руки. Шумно — с облегчением выдыхал, — понимая, что влага, оставшаяся на лице и руках — это пот, а не чужая кровь. Карли говорил, что ненавидит омег, помешанных на шмотках, косметике и ведении домашнего хозяйства, потому я был уверен, что и в магазинах он начнёт корчить недовольную рожу, сетуя на то, что я слишком долго копаюсь. И вообще, тащи свою костлявую жопу на выход, всё равно ничего толкового выбрать не сможешь, поехали уже обратно. Однако именно я на его фоне выглядел бедным провинциальным родственником, притащившимся из глуши и ничего не смыслящим в модных тенденциях. А он вдохновенно рассматривал вещи, представленные на витринах, выхватывал вешалки, прикидывал, как эта одежда будет смотреться на мне, задумчиво щурился. И снова продолжал поиски. — Хотел бы я, чтобы моим заданием стала поездка на вечер встречи выпускников, — произнёс, хватая сразу несколько рубашек. — Может, махнёмся? Ты поедешь туда, я здесь останусь. — И какой в этом смысл? Характер у тебя не тот, чтобы наставником стать, — хмыкнул он. — Да и опять же... — Что? — Зачем мне встречаться с твоими одноклассниками? Мне интересно посмотреть, что стало с пидорами, отравлявшими мою жизнь и считавшими, что я никогда не добьюсь успеха. — Пидорами? — Это образно. Большинство из них, думаю, всё так же гетеросексуально, как и в былые годы. Но мне с ними было несладко, прямо скажем. — Почему? — Начать с того, что меня считали... Мягко говоря, страшным? — Тебя? У них глаза в заднице, что ли? — Может быть, — протянул он. — Очень может быть. Но вообще-то я в юности действительно красотой не блистал. Это потом гормоны, взрыв их, расцвет внешности, и всё такое прочее. Нахуй, короче. Не хочу об этом вспоминать. Давай лучше вылепим из тебя куколку. Этот процесс доставляет мне куда большее удовольствие. — Я просто хочу купить повседневные вещи. Пара водолазок на первое время, джинсы какие-нибудь. — И в этом тряпье ты приедешь туда, где блистает твой бывший в компании своего расчудесного альфы? О, да ты мазохист. — Мне плевать. Могу и в этом. — Не пизди, крошка, — грубо произнёс Карли. — Когда ты его или их увидишь, тебе в таких обносках захочется сквозь землю провалиться. Особенно, если он будет выглядеть не хуже, чем на видео десятилетней давности, а ты... Вот как сейчас. Смотри, какая прелесть. Как раз на такую дылду, как ты. Я проследил направление его взгляда, проглотив дылду, как само собой разумеющееся. Карли не был бы собой, если бы не выдал что-то в этом духе. Из всего списка замечаний и характеристик, отпущенным им в мой адрес, это было одно из самых безобидных. Тем более что так меня называл не только он. Карли внимательно разглядывал костюм светло-бежевого оттенка. Безумно красивый и такой же безумно дорогой. Строгие брюки. Удлинённый пиджак, застёгивающийся на одну пуговицу. Чёрная рубашка, контрастная, но идеально вписывавшаяся. Образ с витрины. В дополнение к костюму — обувь, ремень, часы и солнцезащитные очки. Собери образ, потратив на него целое состояние. — И, кстати... — Что? — Ты даже не отрицаешь, что он твой бывший, а не просто одноклассник. Выходит, я не ошибся? — Ты знаешь, куда идти, — хмуро отозвался я, признавая свой фантастический промах. Умница, Эйден. Что ни день, то попадание в нелепую ситуацию. — Знаю, знаю, — произнёс он, — и обязательно схожу, как только подвернётся возможность сделать это. Пока, к сожалению, ничего нового на личном фронте. Работа всё время отнимает, ничего не поделаешь. Так что не будем о грустном, лучше подумаем о том, как вылепить из тебя нечто прекрасное и бесконечно желанное... Я собирался возразить, попросить закрыть тему и предложить — отправиться домой. Но Карли было не остановить. Он развивал бурную деятельность там, где считал нужным, и мнение окружающих его не слишком-то занимало. Вот и сейчас он подозвал консультанта. Явно не просто так этого омегу от дела отвлекал — намеревался в самое ближайшее время получить костюм с витрины, затолкать меня в примерочную кабинку и не выпускать оттуда до тех пор, пока я не надену на себя предложенные шмотки. Предчувствия оказались верны на все сто процентов, потому что вскоре мне вручили костюм и обувь, а потом отдёрнули шторку примерочной и произнесли голосом фея-крёстного, не терпящего отказов: — Вперёд. — Может... — Не может, — резко ответил он, при этом ухмыляясь. Пришлось подчиниться. Костюм был по-настоящему роскошен, я в нём — тоже ничего. В какой-то момент покупательский азарт захватил меня, вытеснив из головы все остальные мысли. Почти удалось позабыть, ради чего я здесь, и для какого торжества мне выбирают новый наряд. Проснулась тоска по прошлому, безмятежному, не омрачённому многочисленными трагическими событиями. Меня отбросило на десять лет назад. В те яркие, счастливые дни, когда мы ещё были школьниками, наш проект занял второе место на конкурсе, впереди маячил Гарвард, а перед Гарвардом — выпускной бал, на котором — в итоге — так и не удалось побывать. Тогда у меня должен был быть похожий костюм. Не бежевый, правда, а тёмно-серый. И белая рубашка. Джуд задолжал мне танец. Множество их. Ведь мы собирались танцевать с ним всю ночь. Подумав об этом невыполненном обещании, я прикусил палец, сильно сдавив зубы. — Смотри, — разрешил немногим позже, и Карли не заставил себя ждать. — Вау! — выдохнул с восхищением. — Тебе нравится? — Очень. Не обидишься, если я отлучусь на пару минут? — Нет, но... — Зачем? — Ага. — Кажется, мне жизненно необходимо подрочить прямо сейчас, потому что... Блин, да кто бы отказался, увидев тебя таким? — Идиот, — хмыкнул я, но не оскорбился. В кои-то веки его слова не казались насмешкой. — Надень вот это, — произнёс Карли, протянув мне очки. Я послушно надел. Человек, составлявший образ с витрины, обладал, без преувеличения, отменным вкусом и великолепным чувством стиля. По отдельности элементы наряда смотрелись превосходно, но вместе... Короче говоря, подрочил бы на меня не только Соверен, но и я сам. Со мной такое случалось крайне редко. Привычнее было не восхищаться собой, а смешивать себя с омерзительным содержимым канализации и выискивать многочисленные недостатки, отказываясь замечать достоинства. Отказывая себе в их наличии. — Так не просто хорошо, а восхитительно, — заключил самопровозглашённый модный эксперт. — Однозначно берём. — Я не за тем приезжал. — Да-да, можешь не тратить время на объяснения. В курсе относительно твоих тараканов, но потакать им не намерен. Барахла своего ещё успеешь набрать, — отмахнулся он. — Говна в продаже всегда предостаточно, а жемчужины встречаются редко. Ты можешь, конечно, отказаться, но я всё равно куплю этот костюм, засуну его тебе в багаж и буду надеяться, что тебе хватит ума не пойти на встречу выпускников в футболке с Кори Тейлором или кардиналом Копией. Вместо ответа я задёрнул шторку и начал переодеваться обратно. — Гордись собой, крошка, — произнёс Карли, продолжая стоять над душой. — Тебе удалось сделать то, чего не удавалось даже Элли. Ты, в каком-то смысле уникальный. — Например? — Он так ни разу и не затащил меня в магазин. Даже обещание жаркого секса в примерочной кабинке меня не соблазнило. — А тут что тебя так пробрало? — Жажда справедливости. Утри им всем нос. Пусть охренеют, увидев, каким ты стал. Мысль о том, что вскоре окажусь среди одноклассников, рядом с которыми чувствовал себя счастливым, воодушевляла. Мысль, идущая за ней следом и напоминавшая, почему именно я оказался рядом, воодушевление выкашивала мастерски. Зато сеяла панику, уничтожала радость жизни и заставляла заочно чувствовать себя чудовищем, которое сидит на поводке и беспрекословно подчиняется приказам хозяина. Ослушаться и пойти против его воли не имеет права. Высока вероятность, что при таком раскладе взбесившегося питомца пристрелят без сожаления. Возможно, будь обстоятельства встречи другими, я бы готовился к ней с удовольствием, предвкушал и выбирал наряд с не меньшим восторгом, чем это делал Карли. Но... Блядь. Вечные грёбаные «но». Сколько раз они мне жизнь отравляли? И сколько обещали травить в дальнейшем? В начале мая меня ожидали собранный чемодан, забронированный номер в отеле и билет на самолёт. Сидни от своей идеи не отказывался. По-прежнему считал, что я отлично справлюсь с заданием, сумею втереться в доверие к бывшему однокласснику, завладею его вниманием, сумею сунуть нос в его дела, и, в конце концов, сделаю то, чего от меня хотят. Приведу его к краху. Об этом он заявил мне накануне вылета, в очередной раз притащив в свою комнату и прижимая к кровати. Моих переживаний и чувств он не замечал. Или не хотел замечать вовсе. Если и существовал в мире самый обезличенный, самый нелепый секс в мире, то наш, несомненно, возглавлял его топ. Я ничего не чувствовал и практически не получал удовольствия. Вернее сказать, тело реагировало на умелые прикосновения, откликалось на них и тянулось за продолжением, но в эмоциональном плане всё было глухо. Пустота и бесконечно наплевательское отношение к тому, что делают с моим телом, даже если делают то, что мне нравится. Сидни не был плохим любовником. Проходил примерно на одном уровне с Сэмом. Наш первый, грубоватый секс в душе не был показателем. Сид умел и любил доставлять удовольствие, мог ласкать очень долго, доводя до исступления, но оттягивая момент разрядки до последнего, а потом подталкивая к ошеломительному по силе оргазму. Однако мне не нравилось спать с ним. Абсолютно. Проницательный Карли моментально заметил, что между мной и Джудом в школьные годы было нечто большее, чем просто дружба. Сидни этого не замечал, пребывал в твёрдой уверенности, что мы остановились вовремя, не переступив последнюю черту. Не наделав ошибок, о которых в дальнейшем пришлось бы пожалеть. Зато старательно подталкивал к этому теперь, находясь между призывно раздвинутых бёдер, с ожесточением натягивая меня на свой колом стоящий член и заставляя кричать, потому что хранить молчание не представлялось возможным. — Скажи, — протянул он, поглаживая моё лицо, а затем привычно сжимая пальцы на подбородке и не позволяя отвернуться. — Ты никогда не думал о том, чтобы переспать с омегой? — Хочешь пригласить ещё кого-нибудь и организовать тройничок ради разнообразия? — хмыкнул я, сдувая прилипшие ко лбу волосы. Убрать их ладонью я не мог. Меня привязали к спинке кровати и драли, как последнюю блядь, устроив своеобразное прощание. Натрахаться на несколько месяцев вперёд, чтобы было легче пережить продолжительную разлуку. Хрен знает, чем я так приглянулся Маршаллу, но он действительно проявлял интерес только к моей заднице, в то время, как остальных омег, отчаянно по нему текущих, игнорировал, прикидываясь слепым и напрочь лишённым обоняния. А, может, не прикидывался — на самом деле не замечал. — Оцениваю твои шансы. — На что? — На соблазнение младшего сенатора от штата Вашингтон, — произнёс он, не позволяя ответить сразу; целуя и уверенно проталкивая язык мне в рот. — Шутишь? — Ни разу. Мне кажется, у тебя могло бы получиться. — Нет. — Подобраться к делам того, в чьей постели находишься, гораздо проще, — искушающее произнёс он, поглаживая моё запястье чуть выше края прочной шёлковой ленты. — Почему бы тебе не попробовать? Возможно, у тебя действительно получится войти в его жизнь, постель, команду. Узнать, что он планирует делать для укрепления своих позиций, какие мероприятия организует ради получения поддержки избирателей. А потом рассказать об этом мне, и я придумаю, как с ним поступить. — Разве выбирать должен не народ? — Не в этом случае. Знаешь, иногда он ошибается, отдавая симпатии не тому, кому следовало бы. Хотя, нет. Ошибается он не иногда. Очень и очень часто. Ты исправишь их ошибки. — Ты окончательно свихнулся, — выдохнул я. — Просто вижу в тебе огромный потенциал, которым ты почему-то не хочешь воспользоваться. Твой запах любого альфу с ума свести способен. — Он — омега, так что никакого запаха не почувствует. — У тебя множество других козырей. — Например? — Если он откажется от этих губ на своём члене, — протянул Сидни, проводя по ним пальцем и слегка оттягивая нижнюю, — то он конченый придурок. — Мне казалось, здесь готовят подручных смерти, элитных наёмников, а не дорогой эскорт для преступников, общение с которым может стоить им жизни. — Секс-шпионаж, детка. Это называется секс-шпионаж. Если природа наградила наёмников не только острым умом, но и текущей ебливой жопой, на которую стабильно покупаются самые хитрые и изворотливые отморозки, почему бы не использовать этот козырь? — Мудак, — хрипло произнёс я, дёрнувшись и зашипев, когда ленты врезались в кожу. — На войне все средства хороши, — заметил Сидни, прикусывая нервно дёрнувшийся кадык. — Расслабься. Не будь таким напряжённым. Не хочу, чтобы ты летел в Сиэтл, чувствуя себя бомбой замедленного действия. Ты должен понимать важность того, что тебе предстоит сделать. Не бояться и не испытывать чувства вины перед старым приятелем. Понимать и гордиться своим будущим подвигом. Гордиться. Да. Как же. Я размышлял об этом во время перелёта. Продолжал размышлять, лёжа в номере отеля и пристально глядя в потолок. Собираясь на вечер. Садясь за руль арендованной машины, выезжая со стоянки и направляясь к месту встречи. Я размышлял об этом всегда. И чем больше размышлял, тем чаще приходил к выводу: после встречи с Сидом всё самое страшное в моей жизни не закончилось. Всё самое страшное в моей жизни только начинается. * Расположенный между тихоокеанским заливом Пьюджет-Саунд на западе и озером Вашингтон на востоке, Сиэтл славился многочисленными шоу на воде и парадами, в котором принимали участие все виды водного транспорта. Каждый второй житель Сиэтла мог похвастать тем, что он является владельцем какого-нибудь морского судна, будь то роскошная яхта или маленькая лодчонка, смотреть на которую больно, плавать в ней — страшно, а сказать что-то доброе в её адрес не получается. И не совсем понятно, отчего владелец так старательно за неё держится. Возможно, ему доставляет просто сам факт обладания морским транспортом. Местные жители говорили, что о таких парадах и шоу бессмысленно рассказывать. Лучше один раз увидеть собственными глазами, чем сто раз услышать, даже если рассказчик талантлив и красноречив. Джуд был как раз из числа рассказчиков, пытавшихся привить мне интерес к местным развлечениям. Он обещал, что однажды мы приедем сюда, и он обязательно покажет мне город, выступив в качестве персонального гида. У него была обширная программа и бесконечный список мест, которые мы должны посетить вдвоём. Однако жизнь сложилась иначе. Побывав на фестивале в калифорнийском Индио и на церемонии награждения в Нью-Йорке, в Сиэтл мы вместе так и не выбрались. Я не увидел водного шоу, не поплавал вместе с Джудом в заливе, не познакомился с Оливером, как собирался. Последнее, возможно, к лучшему. Неизвестно, как он отреагировал бы на появление в доме сына заклятого друга юности. В конце концов, Джуд говорил, что наши папы, в этом плане, между собой похожи. Что один, что другой, не видели в нашей истории благополучного завершения и настоятельно советовали держаться друг от друга на расстоянии. Верили, что преемственность поколений проявит себя во всей красе, и наша история выйдет не менее трагичной, чем их собственная. Нельзя сказать, что они были так уж далеки от истины. А теперь наше время — да и история любви — закончилось, и Джуд жил здесь со своим мужем. Я в их отношения, определённо, не вписывался, а потому даже смутно не представлял, каким образом должен начинать втираться в доверие. Не было ни малейшей идеи о том, как начать разговор. То ли улыбнуться ему, стоя в отдалении и помахать рукой, то ли подойти и поприветствовать как ни в чём ни бывало, то ли наплевать на приличия, повиснуть у него на шее и разрыдаться от счастья. А потом, когда он меня отстранит и лично познакомит с мистером Нессом, накачаться спиртным, забиться в тёмный угол и рыдать уже от горя, потому что надежд на счастливое воссоединение не останется. Мне сразу дадут понять, что прошлое осталось в прошлом. В настоящем и будущем для меня места нет. Могу идти туда, откуда пришёл. И ждать там. Но уже не Джуда, а чего-нибудь другого. У моря погоды. Или что-то в этом роде. Мы уже не дети, лапушка. Пора попрощаться с наивностью, если ты ещё не... Насколько мне было известно, к организации вечера встречи Джуд не имел никакого отношения. Все заботы о создании торжественной обстановки и поддержании праздничной атмосферы второй раз подряд ложились на не совсем хрупкие плечи нашего бывшего старосты, успевшего вступить в брак с Гарольдом, родить двоих детей и неприлично похорошеть, хотя, казалось бы, куда больше? Он больше не играл в волейбол, — хотя когда-то подавал в этой области большие надежды — если только на пляже с детьми, но выглядел очень довольным и счастливым. Рассматривая его фотографии в социальных сетях, я приходил к выводу, что он по-настоящему счастлив. И его семейная жизнь — прямое доказательство тому, что не все омеги, получив кольцо на палец и свидетельство о браке, превращаются в бледные, забитые тени самих себя, кладущие жизнь на алтарь чужих интересов и растворяющиеся в своих альфах. Мои бывшие одноклассники не имели привычки пересекаться ежегодно. Делали выбор в пользу значимых дат, успевали основательно соскучиться друг по другу, и встречи эти действительно были в радость, а не обязаловкой, на которую приходишь исключительно ради того, чтобы посмотреть на других, показать себя и похвастать достижениями. Если бы с нашим классом действовал бы тот же принцип, что и с остальными, боюсь, я стал бы заслуженным аутсайдером академии «Винтерсторм». За прошедшие десять лет в моей жизни не было никаких достижений и никаких побед. Одни промахи. Конечно, если не считать великим достижением брак с известным спортсменом. Но я вот не считал. И они бы тоже не посчитали. Особенно тот, чьё мнение для меня до сих пор оставалось важным. Он бы над такими успехами посмеялся и сказал, что лапушка — ожидаемо — зависим от альфы. Гордиться здесь нечем. Торжественная встреча проходила не на территории академии, не в отеле, как выпускной бал, и не в ресторане. Праздновать встречу с дорогими и близкими предстояло на корабле, который я отлично видел издалека. Смотрел на мерцающие в вечерней мгле огоньки и нервно сглатывал, не решаясь выйти из машины и направиться туда. Каждый раз из лёгких выбивали воздух, и я оставался на месте, глядя невидящим взглядом вдаль. Всё чаще одолевала мысль, что лучше всего отступить прямо сейчас. Вдавить педаль газа в пол, выжать максимальную скорость и уехать, не окунаясь в прошлое с головой, не задыхаясь от своих мрачных и тяжёлых мыслей. Вечно длиться мои метания не могли. Я не уехал. Хлопнула дверь. Оставив машину на стоянке, решительно направился к кораблю. Морской воздух был приятно-свежим и довольно прохладным. Солнцезащитные очки уже казались не слишком уместными, но я всё равно их не снимал. Они воспринимались, как спасение. Возможность создать преграду и не смотреть хотя бы первые несколько секунд в глаза бывшим одноклассникам, испытывая жгучий стыд за ту неловкую ситуацию, свидетелями которой им довелось стать десять лет назад. Не факт, что они бережно сохранили и пронесли через годы воспоминания о драматичном выяснении отношений между мной и родителями. Давно известно, что людям свойственно преувеличивать собственную значимость. Когда им кажется, что все думают о них и осуждают, всё может оказаться ровно наоборот. Никто не думает, всем наплевать. Однако, не факт, что они поголовно погрузились в выборочную амнезию, и совершенно вычеркнули из памяти столь запоминающееся представление, имевшее размах больший, чем торжественные мероприятия, подготавливаемые администрацией школы. Что ж... Прошлое, привет. С необъяснимыми волнением и трепетом я замер ненадолго на пристани, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. А затем начал подниматься на палубу, ощущая, как с каждым шагом становится всё сложнее двигаться, и внутри разрастается странное чувство, пугающее, непонятное. Сомнения не в чистом виде, а в смеси с другими переживаниями. В сочетании они порождали бурю, шторм, ураган. Казалось, что невидимые руки бьют меня по ногам, приказывая повернуть обратно, хватают за штанины, мешая идти вперёд. От шаткой уверенности, с таким трудом полученной, и следа не остаётся. Гостей вечера встречали незнакомые мне люди. Видимо, из числа обслуживающего персонала. Имя оказалось в списке приглашённых гостей, пропустили меня запросто. Осмотревшись по сторонам, я заметил знакомую светловолосую макушку. Ирвин о чём-то разговаривал с официантами. Судя по тому, что на палубе пока находился только он, я прибыл раньше срока, остальные гости оказались не столь пунктуальными и предпочитали на вечеринку приходить с опозданием. Официант отошёл, и я поспешил к бывшему однокласснику. Нужно было с чего-то начинать, заводить разговоры, а не прятаться по углам, дожидаясь появления главной звезды вечера, которая — я подумал об этом с приличным опозданием, — могла вообще не удостоить торжество своим присутствием. — Привет, — произнёс я, улыбаясь и снимая очки. — Фишер, — выдохнул Ирвин и замер на мгновение с приоткрытым от удивления ртом. — Фишер? Неужели это действительно ты? — Я. Он ничего не ответил. Вместо этого заключил меня в объятия. Судя по всему, действительно обрадовался встрече. Я обнял его в ответ. Впервые за долгое время ощутил давно забытое чувство безмятежности и расслабленности, в реальном существовании которых начал сомневаться. Но нет... Они никуда не исчезли, просто ко мне заглядывать перестали. Ирвин задавал мне миллион вопросов в минуту, и я даже не пытался на них ответить, потому что понимал: не успею и слова вставить, а на меня снова ворох их обрушится. Гарри, Гарри, иди же скорее сюда. Посмотри, кто приехал? Я думал, он о нас совсем забыл! Гарольд выглядел немного смущённым. — Извини, что он сегодня так эмоционально себя ведёт. Просто он действительно очень рад тебя видеть, — произнёс, когда мы ненадолго остались одни. — Было бы, за что извиняться. Я думал, меня развернут на входе и не захотят принимать в компанию. — С чего бы? — удивился он. — Я слишком внезапно пропал с радаров. — Но, видимо, были причины? — догадался Гарольд. — Множество их, — признался я, ограничиваясь коротким ответом и благодарно улыбаясь, когда понял, что он не станет донимать меня, пытаясь узнать истинную причину исчезновения. С годами ничего не изменилось. Они были всё такой же идеальной парой истинных, как и прежде. Полное взаимопонимание, любовь, видная невооружённым глазом, забота друг о друге. Активный Ирвин и чуть медлительный, хотя здесь лучше подошло бы определение размеренного в своих действиях, Гарольд. Мы поболтали с ним ещё немного, а потом он отправился встречать гостей, оставив нас с Ирвином, находившимся в приподнятом настроении. — Мы с Гарри обменялись кольцами на следующий год после выпуска, — произнёс Ирвин, подавая мне бокал. — Вообще-то не планировали так быстро, но как вышло. Фитцджеральд оказался неплохим предсказателем, когда задвигал о получении диплома с пузом выше носа. Мы, правда, выпускной пережили, но вот потом... Порвавшийся презерватив, беременность, и всё такое. Сам понимаешь. Я собирался сделать аборт, но вначале решил обсудить всё с ним. Вместе пришли к выводу, что лучше родить. У нас были условия и возможности, родители с обеих сторон готовы были помогать и всячески поддерживать, так что в девятнадцать я впервые стал папой. Второго мы завели уже после того, как Гарри получил диплом и нашёл работу. Уезжать далеко не стали. Перебрали несколько вариантов, но в итоге осели на постоянку в Сиэтле. Здесь очень даже неплохо. Да и детям нашим нравится. — Отправишь парней учиться в «Винтерсторм», чтобы по стопам обоих родителей пошли? — Не знаю. Если они захотят, то, конечно. Но пока думать об этом рано. — Гарольд в театралы не подался? — Нет. Теперь он только зритель. — А так чем занимается? — Неплохо устроился. В крупной строительной компании работает. Руководит проектами... — А ты? — А я нашёл своё призвание там, где и искать не собирался, — хмыкнул он. — Что за загадочное направление? — Да нет никаких загадок. Внезапно проникся кулинарией, когда готовил для старшего сына. Хотел что-то необычное, чтобы ребёнку понравилось. Детям угодить непросто, едят они далеко не всё, так что приходилось изощряться. Во мне проснулся азарт, ну и как-то само собой пошло. Сначала канал, потом — сайт, потом — несколько изданных кулинарных книг и мастер-классы платные, с которыми я по стране путешествую. Ну, и небольшой сетевой магазинчик всяких разностей. Не скажу, что готовлю что-то новаторское или стою на голове в процессе, но людям нравится, мне тоже. Они ко мне тянутся, активно ходят на презентации. Приятно. Хотя... Чёрт возьми, непривычно! Где я и где кулинария? Мне эти два понятия казались полярно разными. Но теперь я могу рассказать тебе, как приготовить лучший в мире чизкейк, а потом добить сведениями о том, как варить великолепный рис для домашних роллов, и секретными познаниями о том, для чего в сладкое тесто обязательно добавляют щепотку соли. Всё-таки жизнь — весьма непредсказуемая штука. — Даже очень, — подтвердил я, думая о причинах, приведших меня сюда. — Я много раз пытался связаться с тобой, — произнёс Ирвин. — Даже бумажные письма отправлял, но так ни разу и не получил ответа. В сети ты не появлялся, а когда я собирался в очередной раз написать на фейсбуке, увидел, что твоей страницы там уже нет. — Не получил ни одного из них, — признался я, глядя на тихую и безмятежную водную гладь. — Вероятно, все они попали в руки к родителям, и они приняли решение за меня. Прозвучало слишком обречённо, хотя что-что, а жалость провоцировать я не планировал. Ладонь Ирвина легла на плечо, сжимая. — Ты сильный, Фишер, — произнёс он. — Я не сомневался, что ты сможешь со всем справиться и не сломаешься. Я усмехнулся. — Сомнительный герой сомнительной истории, — сказал, прикладываясь к бокалу и допивая его содержимое. — Он тоже пытался тебя отыскать, надеялся хотя бы ещё раз встретиться, — заметил Ирвин, и все мои нервные окончания опалило огнём. — Несколько лет на это потратил, до тех пор, пока... — Не говори мне об этом. Не надо, — попросил, понимая, что несколько минут откровений, и я не выдержу. Тщательно подобранная маска равнодушия спадёт, и я останусь здесь в самом неприглядном виде. Человек без кожи. В переносном, естественно, смысле. Тот, кого невозможно ранить, потому что он сам — сплошная открытая рана. А вот причинить ещё больше боли, которая расплавит мозги, — запросто. — Фишер. — Какой смысл об этом рассуждать, если он всё равно связался с альфой, и мы больше не пересекались? — Подожди, но ведь… — Не хочу об этом вспоминать, — вновь резко прервал его я. — Почему? — Болезненный разрыв — достаточная причина, на мой взгляд. Ты не согласен? — Согласен. — Как вариант, не хочу анализировать прошлое и каждый раз приходить к выводу, что роман с ним был самым запоминающимся событием в моей судьбе. — Неужели? Кажется, я читал где-то, что у тебя роман с известным спортсменом. Ладно. Не кажется. Я точно знаю, что у тебя в анамнезе есть такая история. — Сто процентов. Спортсмен был, но это больше походило на жест отчаяния, нежели на огромную, безграничную любовь. На самом деле, у меня очень скучная и неинтересная жизнь. Я работал до недавнего времени в агентстве по оформлению интерьеров, успел побывать замужем и в клинике, заработав нервный срыв после неудачной беременности, закончившейся выкидышем. А ещё у меня на память о браке осталось двое детей, и это — единственная радость за все десять лет. Близнецы. Ройял и Диккенс. Хотя, нет... Они бы поспорили со мной и сказали, что правильно будет Диккенс и Ройял. Диккенс старше на две минуты, и он никогда не устаёт об этом напоминать. Они — отличная команда. В августе им исполнится пять лет, и они оба пойдут в школу, как твой младшенький. Стоило завести разговор о близнецах, и я в полной мере ощутил уровень своей тоски по ним. Пока мне не с кем было поговорить о них и приходилось довольствоваться отчётами, стабильно попадавшими на стол раз в месяц, она проявлялась не так отчётливо. Оставалась смазанной, приглушённой другими чувствами. Я смотрел на их новые фотографии, кусал губы и мысленно обещал себе, что однажды вырвусь из замкнутого круга, смогу вернуться к ним и крепко-крепко обнять. И сказать о том, как люблю их. Как скучал всё это время. Как безумно мне их не хватало. Пока у меня не было возможности показаться на пороге нью-йоркского особняка, предпочитал заталкивать все чувства и переживания, как можно глубже. Удавалось. Не в последнюю очередь потому, что среди подручных не было папочек. Они отдавали всех себя работе, для них дети были инопланетными существами, к которым не испытываешь никаких чувств, разве что в оторопь впадаешь при мысли о грязных пелёнках и необходимости вскакивать ночью по расписанию, чтобы покормить из бутылочки или покачать на руках, успокаивая. Не все, естественно. Тот же Элисон мечтал о семье и детях. Но большинство — да. Но Ирвин не был подручным, и голову его не забивали лозунгами о необходимости служить на благо родной страны. Он был обычным омегой, который занимался любимым делом, жил с любимым альфой и воспитывал двоих — несомненно, любимых, — детей, о которых рассказывал с восторгом, вспоминая каждое их достижение, каждый этап жизненного пути, будь то первое слово, первый выпавший зуб или первая отметка, принесённая из школы. Их с Гарольдом старший сын уже несколько лет как был школьником. Младший должен был отправиться туда в начале осени. Гости постепенно собирались. Наше маленькое общество из трёх человек разбавили другие знакомые лица. Каждый раз, когда я сталкивался взглядом с бывшими одноклассниками, сердце сладко сжималось в предвкушении. Реджинальд, Итан, Гасси... Они действительно были рады повидаться со мной. Все в первый миг удивлялись, а потом обнимали, и я чувствовал себя так, словно не было этих ужасных десяти лет, словно никогда не расставался с ними, а сегодня пришёл не на вечер встречи, а непосредственно на выпускной бал, пытаясь наверстать упущенное. Получить от жизни то, чего не получил прежде. После информационного голода, которым меня морили на протяжении трёх месяцев и недостатка общения этот вечер казался настоящим чудом. Бывшие одноклассники рассказывали о себе, но мне вопросы задавали с осторожностью. Видимо, помнили, при каких обстоятельствах я покинул академию, и понимали, что тот период жизни не мог сложиться для меня радостно. У некоторых были семьи, кто-то до сих пор находился в активном поиске, расставшись со школьной любовью, а затем — сосредоточившись на построении карьеры, кто-то и не пытался заморачиваться, наслаждаясь одиночеством и искренне считая, что выскочить замуж можно в любой момент. Чтобы превратиться из свободного омеги в замужнего, много ума не надо. Чтобы стать папой, в общем-то, тоже. Достаточно просто переспать с альфой, и дело сделано. Время шло, я пил со всеми. Сначала за встречу, потом просто так, без повода. В отличие от виски, ударившего по голове, подобно огромному молотку, шампанское действовало иначе. Тоже опьяняло не на шутку, но при этом дарило обманчивую лёгкость и поразительно приятное головокружение, порождая прилив бесконечной любви ко всему миру. Единственное, что порядком отравляло мой чудесный вечер — отсутствие того, ради кого я выбрался из заточения. Тот, ради кого Сидни решил открыть двери клетки и выпустить феникса на свободу. Говоря откровенно, отсутствие Джуда меня одновременно и напрягало и успокаивало. Если он не появится, я смогу вернуться обратно и со спокойной душой сказать: сделал всё, что в моих силах. Увы, ничего не вышло. Если появится... Если я увижу, как он поднимается по трапу в сопровождении своего мужа... Что буду делать? — Фитцджеральд задерживается, — обеспокоенно произнёс Ирвин, поглядывая на часы. — Ты удивлён? — хмыкнул презрительно Итан, прямо, как в старые и добрые времена. — Он же у нас бесконечно занятой. Скажи спасибо, что вообще с тобой заговорил, а не скинул общение на помощника, попросив в следующий раз не соединять. — За столько лет вы так и не помирились? — спросил я. — Нет, — ответил Итан, дёрнув плечом. — И не собираемся. Ожидаемый ответ. Из всех одноклассников именно Итан хуже всех находил общий язык с Джудом. Единственные тёплые слова, прозвучавшие из его уст в адрес Фитцджеральда, были о новогодних подарках и прекрасно подобранных поздравлениях. В любое другое время эти двое постоянно спорили. Им и повод не требовался. Достаточно было одного неосторожно брошенного слова или косого взгляда. — Он вообще появится? — Обещал приехать, — сказал Ирвин. — В прошлый раз не обманул. Хотя, опоздал прилично. Но тогда и обстоятельства были другие. Предвыборная гонка находилась в самом разгаре. Джуд работал над программой. Неудивительно, что приехал позже всех. Удивительно, что вообще сумел вырваться. — Давай, оправдывай его, — закатил глаза Итан. — Я не оправдываю. Считаю, что у него веская причина... — Они, знаешь ли, закадычными друзьями заделались. Потому Ири всегда на его стороне. Видимо, от своего мужа нахватался. — Ит, хватит. — Окей, — протянул Итан, поставив на поднос опустевший бокал и прихватывая полный. — Как скажете, господин бывший староста. Я ведь не ради разжигания скандала, а исключительно в ознакомительных целях обо всём рассказываю. Сегодня нас на корабле было чуть больше, чем девять. Но вечеринка, на которой собрались все, кроме Джуда, служила отличным напоминанием о собраниях школьных лет. Девять омег в моей комнате, и десятый, неизменно остающийся в пролёте. Что на вечеринке в честь Хэллоуина, что на рождественской и, по совместительству, приуроченной к моему персональному празднику. Я крепко сжал в ладони полный бокал. На корабле играла совсем другая музыка, непохожая на привычный саундтрек наших вечеринок. Вместо Лизандра Хейла с его предложением переспать вдвоём или втроём, было что-то мелодичное, размеренное, умиротворяющее. Под такое не получалось мотать головой из стороны в сторону и прыгать, активно размахивая руками. Не походила эта музыка и на некогда любимых, а ныне забытых мною «Scaretale». Зато... Зато... Медленный, тягучий, словно яд по венам растекающийся голос. Я вспомнил эту старую композицию с первых аккордов. Фестиваль в долине Коачелья, наш поцелуй, инициатива в котором мне принадлежала, касание руки, ограждение. «Poison Flowers». Любимая, на тот момент, группа Джуда. Без сомнений опрокинул в себя очередной полный бокал, хоть и понимал, что границы допустимого превышены. Пора остановиться, если не хочу упасть ему прямо под ноги, расплываясь в дурацкой улыбке и отпуская не менее дурацкое замечание о том, что один танец он мне всё-таки задолжал. И срать мне на то, что он теперь таскается со своим альфой. Я хочу реванша, а, значит, получу любой ценой. Делай, что хочешь, Фитцджеральд, но ты от меня не отделаешься. Альфе твоему ненаглядному придётся отсосать в переносном смысле. Решимость зашкаливала. Но ровно до тех пор, пока не закончилась музыка. И пока... Ветер усилился, налетел на меня, принося с собой не только привычный запах морской свежести, но и аромат моего персонального безумия. Ладонь разжалась, я выпустил бокал из рук. Звон стекла, разлетающегося на мелкие кусочки, остался где-то далеко-далеко, за гранью моего восприятия. Сейчас ничто не имело значения, кроме причудливо переплетающихся между собой нот полыни и роз. Знакомый голос зазвучал в ушах так громко и отчётливо, словно это объяснение на школьном окне происходил не давным-давно, а буквально вчера. Я не ощущаю их природных запахов. Только одеколоны, которыми они поливаются. А тебя способен почувствовать задолго до того, как ты появишься где-либо. Ты только входишь в учебный корпус, а я уже знаю, что ты там, и вскоре мы встретимся в аудитории. Ты поднимаешься по лестнице в общежитии, а я знаю, через сколько минут ты будешь стоять у своей двери. Ты прогуливаешься по оранжерее, а я не чувствую запаха цветов, потому что всё для меня затмевает твой аромат. Это наваждение, лапушка. Блядское наваждение. И блядский в своей охуенности запах. Я обожаю тебя и обожаю его. Я не видел Джуда, не слышал звука его шагов, но точно знал, что он приехал и неумолимо приближается. Знал, когда он поднимется на палубу, обменяется рукопожатиями и объятиями с Ирвином и его мужем. Знал, когда повернёт голову и увидит меня. Сам не поворачивался из принципа, потому что понимал — это слишком. Сколько не готовься, сколько времени не убивай на аутотренинги, нисколько они не помогут. Ветер нёс ко мне его тонкий аромат. Возможно, он тоже чувствовал меня. Возможно... Усилием воли я заставил себя ненадолго повернуться в сторону трапа. Джуд шёл в окружении нескольких альф из числа охранников. Мистера Несса, бледной поганки с непривычно богатой и выразительной мимикой среди них не было. Только телохранители, закрывавшие его с обеих сторон и со спины. Аромат нарастал в геометрической прогрессии. Окутывал меня плотным коконом, и я вдруг осознал, что именно в этот момент очнулся, приходя в себя после страшного, неприлично затянувшегося сна. Впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему живым. Чтобы ощутить это, мне не понадобились даже прикосновения. Достаточно было видеть Джуда на расстоянии и купаться в его природном аромате. Волосы он больше не отращивал. Стригся коротко, и эта причёска, несомненно, делала его облик более мужественным. Носил деловые костюмы и выглядел ошеломляюще прекрасным. Снимок, попавшийся мне на глаза, не передавал и сотой доли красоты его взрослого, окончательно утратившего подростковую угловатость и превратившегося в живое воплощение моих самых ярких сексуальных фантазий. Коачелла, машина, номера в отелях, моя комната в общежитии... Словно вихрь — обрывки тех воспоминаний. Острый приступ неконтролируемого желания, почти забытого максимального возбуждения, когда задница намокает за считанные секунды, член становится твёрдым, а тело жаждет прикосновений, хоть прямо здесь стягивай с себя одежду и раздвигай ноги. Или становись на четвереньки, виляя задницей перед тем, кто всегда провоцировал такую или примерно такую реакцию. Блядь. Блядь. Блядь... Блядь! Я никогда не занимался самообманом, уверяя себя, что не питаю к этому человеку никаких чувств. Что всё давно отболело, отгорело и осталось далеко позади. Что если я увижу его, смогу сдержанно улыбнуться и сделать вид, будто ничего больше не чувствую, нахожу наши прежние отношения ошибкой и всячески поддерживаю точку зрения родителей, считавших мой поступок блажью. Однако не мог представить, что отреагирую так. Настолько нелепо и откровенно по-блядски, словно тысячу лет жил в воздержании, усмиряя плоть, а потом вдруг наглотался ни с того, ни с сего огромного количества возбуждающих препаратов. Они незамедлительно подействовали, превращая меня в безмозглое существо, источающее безумное количество феромонов, направленных на определённого человека. Нужно было срочно охладиться. Надышаться другим запахом. И я отвернулся от него, в последний момент заметив, как привычно шевелятся его губы, как он выдыхает на грани слышимости знакомое «лапушка». Судя по тому, как стремительно усиливался аромат, Джуд направлялся прямиком ко мне. Я шумно дышал, свесившись за борт. Надеялся, что запах моря уничтожит полынь и розы, но раз за разом оказывался проигравшей стороной. В какой-то момент — толком и не заметил, когда это случилось, — перегнулся слишком сильно, потерял равновесие и с диким воплем полетел в воду. Холодная и пугающая, она приняла меня и сомкнулась над головой. А потом потянула на самое дно. Прожив на свете двадцать восемь с половиной лет, я так и не научился плавать. Не пытался. Когда-то Джуд собирался научить меня этому. Расписывал передо мной красочные перспективы того, как мы вместе отправимся на озеро, и он выступит в качестве персонального инструктора. Но не случилось. После него я уже ничего не хотел, и стало совсем не до плаванья. Сейчас отсутствие этого навыка играло со мной злую шутку. Я камнем шёл вниз, вода проникала прямиком в лёгкие, заполняя их. Забивалась в рот и в нос. Ощущение рези в носу. Страх. Открытый от ужаса рот. Угасший крик, который, кажется, никто так и не услышал за громкой музыкой. Я должен был сделать что-то толковое, постараться спастись, но все попытки были тщетны. Сил оставалось всё меньше, связь с реальностью рвалась, и сознание начало стремительно покидать меня. Громкий плеск воды, принимающей в себя ещё одного человека, стал последним из того, что я запомнил, прежде чем отключился окончательно.