Те, что правят бал

Мы поженились в декабре, не откладывая в долгий ящик. Расписались, обменялись кольцами и брачными клятвами незадолго до Рождества, прямо в мой день рождения. И это был — за последние десять лет — мой самый счастливый день рождения. А, может, и не за десять. Может, за все двадцать девять. От громкого торжества, размаха и помпы мы отказались. Наша свадьба была тихой, скромной и практически незаметной. Никакой огласки, среди приглашённых гостей — лишь самые близкие. Близнецы, Оливер, Келтон вместе со своим супругом — они с Корвеном по-прежнему были вместе. Ирвин и Гарольд тоже прибыли на скромное торжество, чтобы разделить с нами радость момента. Собственно, они и замыкали короткий пригласительный список. Больше мы никого не хотели видеть, да и не считали, что огромное количество гостей — признак удавшейся свадьбы. Ирвин иногда украдкой смахивал слёзы и бормотал что-то невнятное о том, что чувствует себя так, словно не на свадьбе бывших одноклассников присутствует, а собственных детей отправляет в семейную жизнь, потому изрядно нервничает. Незадолго до этого они успели узнать о моей беременности, и о том, что отец этого ребёнка не кто-нибудь, а Джуд. Сначала у обоих вытянулись от удивления лица, в гостиной наступило молчание. Ирвин отмер первым. — Я говорил! — решительно и со знанием дела заявил он. — Тысячу лет назад говорил, что вы похожи на истинную пару больше, чем мы с Гарри, а мы с Гарри — это же стопроцентное попадание. Кто мне тогда не поверил, а? Отвечай, Фишер. И не вздумай уйти от ответа! Я и не собирался увиливать, однако его тон меня развеселил. Вместо того чтобы сказать, что он был прав абсолютно во всём, я смеялся, как сумасшедший. И чувствовал, как корка льда, долгое время сковывавшего моё тело, сердце и душу, стремительно трещит и рассыпается на куски. Мир наполняется яркими красками, и впереди меня — нас, конечно же, нас, — ждут только светлые и приятные события. Мы и без того достаточно настрадались. Хватит с нас этих американских горок и бесконечных проверок на прочность. Вообще, растроганным в день нашей свадьбы выглядел не только Ирвин. Эти настроения витали в воздухе, передавались от одного гостя к другому, заражая их, словно простудой. Но, в отличие от простудного, этот вирус был максимально приятным. К алтарю вместо Эгона — хотя, подозреваю, будь отец жив, он ответил бы категоричным отказом, — меня вёл Гарольд. Почти всё утро, проведённое в одиночестве, — ох уж эти традиции, запрещающие видеть жениха до церемонии, — я предавался самому любимому и одновременно самому ненавистному из всех существующих занятий. Накручивал себе нервы относительно того, как всё пройдёт, не испорчу ли я этот день, не превращу ли церемонию в фарс, не наделаю ли ошибок, позабыв в самый ответственный момент необходимые слова клятв и выронив из рук обручальное кольцо. Зная себя и свои способности, ничему бы не удивился, потому что влипать в такие вот сомнительные ситуации было вполне в моём духе. Спасибо, что в бинтах, на костылях, да ещё и в обнимку с капельницей не отправился под венец. Приложи меня Майлз сильнее, чем сделал это по итогу, столь эпатажный выход тоже вполне мог иметь место. Кроме того, меня не оставляли отнюдь не радостные мысли о собственном внешнем виде. Вернее о том, что идея надеть белый костюм, находясь на шестом практически месяце беременности — не лучшая затея. Белый цвет всех и всегда полнил. В нём даже щепки выглядели полнее, чем в реальности. Что говорить обо мне? К шести месяцам живот округлился куда сильнее, нежели прежде. Огромным, правда, так и не стал, но теперь моё интересное положение было заметно всем желающим. Ещё одно кармическое напоминание о том, что зарекаться от чего-либо не стоит, даже если в момент, когда ты это делаешь, уверен в правдивости сказанного на сто процентов. Мне всегда казались довольно нелепыми те свадебные торжества, на которых женихи-омеги щеголяли в белоснежных костюмах, символизировавших невинность, но при этом одного взгляда на их животы достаточно, чтобы понять: невинности давно нет. В былые годы я над ними откровенно посмеивался, а теперь сам стал одним из таких омег. Несмотря на то, что немногочисленные окружающие активно убеждали меня в том, что я прекрасен, уверенность болталась где-то глубоко-глубоко под плинтусом. Я категорически отказывался смотреть в зеркало, потому что и без того знал, кого там увижу. Не самого красивого жениха на свете, а насмерть перепуганное существо, которое боится всё испортить, даже, если речь идёт о собственной свадьбе. Особенно, если о ней. Единственное, что радовало — это глаза. Перехватывая их взгляд в зеркале, каждый раз ловил себя на мысли, что вот теперь они совершенно точно не похожи на глаза мертвеца. Они светятся счастьем и жаждой жизни. В остальном на меня не действовали никакие уговоры. А идея Ирвина, всё время подначивавшего меня и доказывавшего, что красивое нижнее бельё, надетое под свадебный костюм — необходимость, в том числе и для беременного омеги, казалась безумной. На самом деле, какая-то доля правды в его словах была. О предстоящей брачной ночи я тоже думал и, стоит признать, ничуть не реже, чем о самом бракосочетании. Советовался со своим врачом, сказавшим, что секс для меня не под запретом, и исключать его вовсе не обязательно. Тем не менее... — Ты слишком много думаешь, — усмехнулся Ирвин. — Всегда. — Но... — Поэтому я всё сделал за тебя. Не благодари, — сообщил он, швырнув на постель ворох каких-то кружевных тряпочек, невесомых, тонких, прозрачных, практически ничего не скрывавших. — Ты их наденешь. Не сделаешь это самостоятельно, я тебя свяжу и натяну их на тебя насильно. — Эй, это шантаж, — возмутился я. — Нет, Фишер. Это не шантаж. Это маленький вклад в ваше семейное счастье, хотя, не сомневаюсь, что у Фитцджеральда на тебя будет стоять железно, даже если ты перед ним будешь щеголять в весёленьких труселях в горошек. — Вот такого в моём гардеробе точно нет! — И не надо! Что ж, в этом плане Ирвин был прав. Мне действительно хотелось надеть что-то не совсем обычное, и его подарок пришёлся как нельзя кстати. Тем более что для другого человека я подобные вещи уже примерял, демонстрировал их ему. Чувствовал себя, правда, своеобразно. Словно неловкая, начинающая порно-звезда. Однако когда речь заходила о Джуде, подобного ощущения не возникало. Ирвин помогал мне шнуровать ленты, внимательно следил за тем, чтобы не давило и не жало. В итоге заключил, что выгляжу я охренительно, и эта мысль должна быть единственной. Никаких сомнений в собственной привлекательности. — Понятно? Я кивнул. Он удовлетворённо улыбнулся. На время волнение действительно отступило, но вернулось в двойном объёме, стоило оказаться на одной территории с Джудом и увидеть его, уже стоявшего у алтаря в ожидании. День нашей свадьбы, несмотря на то, что на дворе стоял декабрь, выдался тёплым. Солнечные лучи проникали внутрь помещения, играли на витражах. Когда двери распахнулись, Джуд медленно повернулся к нам, и моё сердце сделало кульбит. Не было ни единого сомнения в том, правильно ли я поступаю, как в случае с тем же Сэмом. Ни единого намёка на тоску. Я думал лишь о том, как люблю его. Безгранично, безмерно, бесконечно. Так, что никогда не хватит слов для описания этого необыкновенного чувства, способного подарить мне крылья и научить летать. О том, как безумно мне повезло однажды встретить этого человека. О том, какой же он всё-таки красивый в этот день. И речь не только о внешней привлекательности. Он всегда был красив, что в школьные годы, что теперь. Идеальное сочетание черт, без перехода в излишнюю грубость или приторную сладость, без лишних перегибов. Но сегодня... Сегодня его улыбка освещала лицо не хуже, чем солнце — улицы города, в глазах читались сотни и тысячи невысказанных восторженных слов. И одного такого взгляда мне хватило для того, чтобы от всех сомнений отделаться, поверив, окончательно утвердившись во мнении, что в его глазах я действительно прекрасен всегда. Крепко сжав ладонь Гарольда в одной руке, а букет розовых роз в другой, я пошёл к Джуду. Ройял и Диккенс несли корзинки, наполненные розовыми лепестками, и усыпали ими мою дорогу. Улыбка не сходила с моего лица. Я в полной мере ощутил, как сильно мечтал об этом дне всё это время. Говорят, любой маленький омежка, да и взрослый омега — тоже, мечтает о белоснежном фраке и свадебном торжестве. Признаться, в детстве я действительно мечтал об этом. Даже несколько раз в шутку выходил замуж, обмениваясь со своими случайными избранниками скрученными блестящими конфетными фантиками, исполнявшими роль обручальных колец. Но никогда мысли о браке не вызывали у меня столько трепета, нежности и незамутнённой радости. С тех пор, как в моей жизни появился Джуд, я думал лишь о нём. И о том, каким мог быть день не какой-то абстрактной, а нашей свадьбы. Теперь этот день настал, и не было в мире человека счастливее меня. А вот равный, несомненно, был. Стоило оказаться рядом с Джудом, и все тревоги, как рукой сняло. А все опасения, терзавшие меня всё это время, к счастью, оказались напрасными. Слова клятвы дались мне без единой запинки, а кольца с лёгкостью скользнули на пальцы. Сели, как влитые. Так просто и так правильно. Хотя, будем честны, меня трясло до последнего, а руки подрагивали, словно накануне я основательно набрался и теперь испытывал на себе все прелести птичьей болезни. Я боялся сделать что-то не так. Но, видимо, была у истинности какая-то магия, и всех ошибок удалось благополучно избежать. — Объявляю вас законными супругами. Можете поцеловать жениха. Слова прозвучали чётко и ясно, словно гром среди ясного неба, прокатились по помещению, резонируя от стен. Именно в этот момент я в полной мере осознал, что всё происходящее — не сон, мне ничего не привиделось. Это происходит, на самом деле. — Впервые целую тебя в присутствии посторонних, — произнёс Джуд, повернувшись ко мне и беря за руку, поглаживая запястье. — Волнуешься? — тихо спросил я, про себя отмечая, что он действительно выглядит немного смущённым. Неожиданное открытие. Необычное, весьма непривычное. Не знаю, существовало ли вообще что-то, способное вогнать его в краску или поставить в тупик. — Есть немного, — признался Джуд. — Почему? — Есть в этом что-то неправильное и несправедливое. — В чём именно? — насторожился я, не совсем понимая, о чём он говорит. — В том, что день рождения у тебя, а лучший подарок из всех существующих на этом свете, получаю я, — охотно пояснил он, тем самым основательно вгоняя в краску меня. — Джуд, — растерянно протянул я. — И даже если в предвыборной гонке я приду к финишу последним, это не имеет значения. Потому что ты — моя главная победа, — заметил Джуд, всё-таки прихватывая меня за ворот фрака, притягивая к себе и впиваясь в губы требовательным поцелуем. Я забросил руку, продолжавшую сжимать букет, на плечо Джуду и моментально с невероятным энтузиазмом откликнулся на поцелуй. Не мог не ответить. Ему достаточно было только посмотреть в мою сторону, и меня тут же охватывало ураганом самых разнообразных чувств, бесконечным их потоком. Никакой сдержанности, чистые, концентрированные эмоции. В отличие от своего мужа, я не претендовал ни на какие высокие должности и не принимал участие в предвыборной гонке, но кое в чём всё-таки был с ним согласен. Для меня он тоже был главной победой, в сравнении с которой меркло всё и вся. Лучший человек моей жизни. Лучший день рождения. И, несомненно, лучший подарок, какой только можно было придумать. * На самом деле, жизнь приготовила для меня ещё один сюрприз. Привет из прошлого, о котором я вспоминал постоянно, и с которым не отказался бы встретиться лицом к лицу. Правда, до последнего считал такой поворот событий невозможным. Мне наглядно продемонстрировали, что в мире нет ничего невозможного. И если чего-то очень хочется, то однажды желание вполне может исполниться. Предвыборная гонка подходила к своему логическому завершению. Совсем скоро должны были состояться, непосредственно, сами выборы. Из-за участия в ней нам с Джудом пришлось временно отказаться от медового месяца, хотя, мне было совершенно наплевать на такие формальности. Хоть в довольно быстро ставшим мне родным Сиэтле, хоть на тропическом острове, хоть где-нибудь в Европе, любуюсь красотами городов, считавшихся одними из самых романтичных на свете. Не имеет значения, где. Важно, с кем. С ним для меня везде был рай, а традиции... Как и правила, они созданы для того, чтобы их нарушать. Так или иначе, но Рождество и новый год мы собирались праздновать дома, в окружении родственников и немногочисленных друзей. Я, только-только отошедший, да и то не полностью, от эйфории, накрывшей в день свадьбы, прогуливался по магазинам, ничего особо не разыскивая, просто наслаждаясь громкой музыкой, чужими улыбками, ароматами хвои, мандаринов, пряностей и праздничным настроением. Большинство подарков было приготовлено заранее, дом тоже был украшен к празднику по всем правилам. Нашлось место и для омелы, стоя под которой, мы с Джудом могли целоваться часами напролёт, и для огромной ели, упиравшейся верхушкой в потолок, и для еловых венков с позолоченными шишками и красными бантами, и для мерцающих гирлянд, что зажигались по вечерам, стабильно привлекая внимание нашего кота. Близнецы помогали мне с украшением дома и, кажется, безмерно собой гордились. Так же, как и некогда ученики академии «Винтерсторм», они обожали этот процесс, и первыми завели разговор об украшении. А я, естественно, не смог им отказать и влез в эту авантюру. В итоге втянулся и начал получать от процесса удовольствие. Правда, пока они, пританцовывая и распевая рождественские песенки, наряжали ёлку — докуда дотянутся, — я просто перебирал игрушки, лежавшие в коробке, с интересом их разглядывая. Маленькие плюшевые медвежата с сердечками в лапах, бантики, блестящие шары... Вертел их в руках, а потом взгляд непроизвольно цеплялся за собственные пальцы, вернее, за тонкую полоску металла на одном из них, и на губах моментально появлялась мечтательная улыбка. Проводил по ней подушечкой пальца, ощущал теплоту и возвращался мыслями ко дню, — чуть меньше недели назад, — когда я из Эйдена Фишера превратился в Эйдена Фитцджеральда. Чудесный день и одна из самых чудесных ночей, какие только могут быть. Пожалуй, если бы я не носил его ребёнка уже сейчас, после брачной ночи обязательно пополнил бы ряды будущих папочек. В браке с Сэмом я не менял фамилию. Джуд в браке с Мелвином тоже этого не сделал. Теперь же мне захотелось взять фамилию мужа, и я не сомневался в этом решении. Оно было правильным. Оно было непоколебимым. Эйден Фитцджеральд. Мне нравилось, как моё имя звучало в сочетании с его фамилией. Оно было — пока — непривычным, но идеальным. — Как мне теперь вас называть прикажете? — беззлобно ворчал Ирвин. — Раньше всё было просто. Один Фишер, другой Фитцджеральд. А теперь? Фитцджеральд первый и Фитцджеральд второй? И ладно бы так, но ведь это ещё не предел. Смените фамилию близнецам, потом у вас ещё один пацан родится... — Может, научишься обращаться к нам по именам? — предложил Джуд, сжимая под столом мою руку. — Это совсем несложно. Честное слово, господин бывший староста. — Вы мне всю систему сломали, между прочим. Твои регалии, с позволения, перечислять не буду, а то запутаюсь раньше, чем до середины дойду. — Мы её всегда ломаем, — хмыкнул я, наслаждаясь теплом ласкающих пальцев, поглаживающих ладонь и чувствительное запястье. — Это наша с Джудом традиция. — Вот уж точно! — Нам не стыдно, — засмеялся Джуд. Вообще-то Ирвин должен был составить мне компанию в этот день, но для их старшего сына беготня без куртки по холоду не прошла бесследно. Простуда, сопли по колено, температура. Естественно, Ирвин остался с ребёнком, при этом долго извинялся и уверял, что в следующий раз мы обязательно вместе прогуляемся по торговому центру. Я в ответ уверял его, что это всё мелочи, извиняться не за что, а здоровье ребёнка — то, что нельзя пускать на самотёк. Нисколько не кривил душой. Если бы вдруг заболели близнецы, или один из них, я бы тоже не сомневался ни секунды и сделал выбор в их пользу. Как итог, по торговому центру я разгуливал в гордом одиночестве. После того, как жизнь Майлза оборвалась при весьма печальных обстоятельствах — официальная версия гласила, что произошло это при попытке к бегству, — мне удалось вздохнуть с облегчением и окончательно избавиться от перманентной тревоги. Возможно, с моей стороны это был весьма легкомысленный поступок, но я отправился в магазин без охраны, при этом не испытывал никаких страхов. До тех пор, пока не почувствовал на себе пристальный взгляд. Когда это случилось, я собирался возвращаться домой. Разве что решил заскочить ненадолго в одно из многочисленных кафе, расположенных на четвёртом этаже. Взял напиток с собой, направился к лифту и вдруг замер на месте, как вкопанный, ощутив тот самый взгляд. Окончательно прирос к месту, услышав знакомый голос, обратившийся ко мне определённым образом и не оставивший никаких сомнений относительно личности потенциального собеседника. — Крошка! Я едва не выронил стаканчик из рук, но каким-то чудом умудрился удержать его. Не разлил и даже не расплескал ничего. — Карли? — выдохнул удивлённо, резко повернулся и увидел его. — Кто же ещё? — хмыкнул он, подходя ко мне и останавливаясь напротив. Всё такой же эффектный. Предпочитающий одежду, выдержанную в монохромной гамме. Вероятно, по-прежнему очень острый на язык. Опасный. Даже на вид. — Чертовски рад тебя видеть, — сообщил я, понимая, что эта радость вполне может оказаться невзаимной. — И я тебя, крошка. И я тебя, — отозвался Карли, окончательно сокращая расстояние между нами и крепко меня обнимая; правда, только одной рукой, потому что во второй он сжимал стаканчик с дымящимся кофе. — А ещё рад, что ты всё-таки прислушался к совету, нашёл его и не тупо выполнял задания придурка Маршалла, а сделал ставку на свои чувства. Видишь, моя интуиция, как всегда, не подвела. Как и думал, с ним ты преображаешься. Выглядишь сейчас, самым счастливым человеком на земле, а не как дохлая рыба, которую когда-то отдали мне в руки. Смотрю, вы ещё и ребёнка общего решили завести. Его яйцеклетка плюс надёжный донор спермы, а вынашиваешь ты? — Нет, — усмехнулся я. — Тогда теряюсь в догадках. — Течка, забытые презервативы. Закономерный итог. Шестой месяц. Рожать буду в марте. Сделаю мужу подарок ко дню рождения. — То есть?.. — нахмурился Карли. — Он ведь не альфа. Или я чего-то не знаю? — Не альфа. — Ты всё-таки комплементарный! — догадался он. — Не для Сида, как я когда-то думал, а для своего Фитцджеральда. Я прикрыл глаза и медленно кивнул. В отличие от меня, Соверен соображал куда быстрее. И существование комплементарных омег не было для него такой уж тайной. Возможно, расскажи я ему о странностях-особенностях, по пятам преследовавших нас с Джудом с момента первой встречи, тайной оно перестало бы быть и для меня. Гораздо раньше. — Точно. — Охуеть, — выдал он. — Нет, правда, охуеть. Я много об этом слышал, но своими глазами не видел, потому временами сомневался в реальности подобных пар. Хотя... Учитывая его к тебе отношение, можно было догадаться, что с вами всё очень непросто. Такая любовь из воздуха не берётся. Здесь всё гораздо сложнее и глубже. Загадка вселенной, и всё такое прочее. Мне пары минут общения хватило, чтобы понять: ради тебя он весь мир нагнёт, раком поставит и наизнанку вывернет, а не только Сида с его паршивыми идеалами. Эти его слова незамеченными не остались. Пропустить мимо ушей, не заострить на них внимание, было бы, своего рода, преступлением. Я этого, конечно, не сделал, потому что в противном случае, меня бы без остатка сожрало любопытство. — А что Сид? — спросил я осторожно. Карли грустно улыбнулся. — Считай, что мы с тобой в одной лодке, крошка. Я оказался плохим подручным и отличным предателем. Отказался от идеалов, которые мне столько лет навязывали, и свидетельствовал против бывшего начальства. О чём, правда, нисколько не жалею. Он отобрал у меня лучшего друга, приказав своим ублюдкам-единомышленникам разобрать Элисона на части. Я отобрал у него жизнь. О чём тоже не жалею. — Ты?.. Продолжение само собой напрашивалось. Убил его? — Да, — ответил Карли, с лёгкостью угадав направление моих мыслей. — Считай, что это мой свадебный подарок, крошка. Теперь вам точно никто не отравит жизнь. А я буду знать, что Элли отмщён, и тот, на чьих руках его кровь, за всё заплатил сполна. Это знание будет согревать меня в те дни, когда со своей задачей не справится Коул. — А кто у нас Коул? — поинтересовался я, прищурив глаза. Карли закатил глаза и принялся обмахиваться свободной рукой, словно ему было жарко. — Один бестолковый, но безумно сексуальный засранец, который, судя по всему, скоро станет мужем. Ну и довольно известный поп-исполнитель по совместительству. После того, как я свалил из рядов подручных, нужно было чем-то заняться и как-то зарабатывать на жизнь. Вот я и решил применить свои многолетние знания на практике. У меня теперь своё охранное агентство. Часть бывших подручных пошли за мной и работают там. Стереотипы всё ещё живы, большинство думает, что телохранитель — работа для альфы, а омега с ней не справится. Мы ломаем представление об охране и рвём чужие шаблоны. Коулу я его, кажется, разорвал, притом неоднократно. Знаешь, он, когда впервые пришёл в агентство, ткнул в меня пальцем и сказал: «Хочу вот этого, толку от него всё равно не будет, но хотя бы подрочить на него смогу». Я сказал ему: «Детка, ты меня и неделю рядом не выдержишь». И, кажется, для обоих это стало делом принципа. Он настаивал, что нанять надо именно меня, я собирался доказать, что и не таких, как он, способен обламывать. А потом мы вместе поехали в непродолжительный, но масштабный и изматывающий тур. Тысячи сумасшедших фанатов, парочка покушений, от которых я его с лёгкостью спасаю, несколько сеансов вправляющего мозги секса и помолвочное кольцо через несколько недель знакомства, как апофеоз всему. Он воплощение всего, что мне обычно в альфах не нравится, ещё и моложе меня на десять лет, но... он единственный, с кем я хочу провести всю жизнь, и кому готов не то чтобы подчиняться, но уступать, что ли, — произнёс Карли, а потом прикрыл лицо ладонью и засмеялся. — Полгода назад я бы поржал над этим сентиментальным дерьмом, а теперь вон обмазался соплями с ног до головы и счастлив. Так что... Он не договорил, оборвав себя на середине фразы. Вместо этого отсалютовал мне своим кофейным стаканчиком. Я ответил, салютуя своим стаканом. На мгновение они соприкоснулись, и Карли широко улыбнулся. — За то, чтобы в наступающем году нам и нашим близким было заебись, крошка, — выдал импровизированный тост. — Да, давай за это, — согласился я. Тоста лучше я бы, наверное, не придумал. * Глаза у Ройяла слипались, но он всячески противился, протестовал и говорил, что совсем не хочет спать. Ему нужно досмотреть мультфильм до конца, и точка. Диккенс не настаивал, тихо клевал носом и ненадолго просыпался лишь в те моменты, когда брат толкал его локтем в бок. Я соглашался подождать ещё пять минут, наблюдал за детьми исподтишка и улыбался, глядя на то, как они зевают, прикрывая рты или трут глаза кулачками. Всячески изображают заинтересованность в происходящем на экране, чтобы остаться внизу подольше, но проигрывают в неравной борьбе со сном. — Папа, папочка, ну ещё пару минуточек, — просил Ройял, а потом прижимался ко мне. Я — ожидаемо и предсказуемо — таял, гладил детей по волосам, то ероша их, то вновь приглаживая, обнимал сильнее прежнего и, быть может, впервые за долгое время проникся атмосферой праздников. Мне не нужно было притворно улыбаться, глядя в глаза родственникам, вызывавшим не светлые чувства, а отторжение, не приходилось терпеть постоянные нападки Миккеля, а ещё не было неприятного ощущения, будто я — незваный гость, оказавшийся на этом празднике жизни без приглашения хозяев дома, исключительно по прихоти судьбы. Она решила организовать рейтинговое телешоу и забросила меня туда, где придётся не жить, а выживать. Прошлые рождественские и новогодние праздники были для меня сущим адом и истинным воплощением кошмара наяву. В этом мне временами казалось, что я попал в сказку. Здесь было тепло, уютно, и каждое мгновение, проведённое рядом с моей семьёй, было невероятно приятным. Хотелось, чтобы это длилось вечно, не заканчивалось никогда. Семья. Поразительно, но смысл этого слова для меня тоже изменился. Вернее, не сам смысл, а ощущения, с ним связанные. Никакой тревоги, раздражения и отторжения. Лишь мысли о людях, которых я бесконечно люблю, и которые так же сильно любят меня. Самые близкие, самые дорогие. Самые-самые. — Кажется, кому-то пора в кровать, — заключил Джуд, отставляя тарелку с печеньем, глядя на близнецов, сидевших с закрытыми глазами по обе стороны от меня и мерно посапывавших. — Похоже на то, — согласился я. — Поможешь уложить детей? — Конечно, — охотно откликнулся он, поцеловав меня в кончик носа, а затем с лёгкостью подхватывая Диккенса на руки. — Ну, что, ребятки, полетели в страну снов? — Не хочу, — капризно протянул Ройял. Судя по всему, он собирался просидеть в гостиной всю ночь, ожидая момент появления Санта-Клауса. Вовсе не мультики его интересовали, а придуманный добродушный житель северных земель, путешествующий в компании эльфов и оленей. — Будешь плохо себя вести в эту ночь, рождественские эльфы обо всём узнают и превратят твои подарки в угольки, — произнёс я, укутывая Ройяла в одеяло и поднимаясь вместе с ним по лестнице. — И это будет ужасно несправедливо, правда? — Правда, пап, — пробормотал он, устраивая голову у меня на плече и обнимая за шею. — Мы с Диккенсом хорошо себя вели. Правда-правда. Честно-честно. Вы ведь скажете об этом Санта-Клаусу, когда он появится? — Обязательно, — пообещал я, проходя в детскую, устраивая Ройяла на его кровати, по очереди подходя к обоим и целуя обоих в висок. — Спокойной ночи, котята. Самых сладких вам снов. — И тебе, папуль. И папе Джуду, — нестройным дуэтом откликнулись близнецы, закрывая глаза и окончательно проваливаясь в сон. Джинджер незаметно проскользнул в комнату, грациозно прошествовал мимо нас, запрыгнул на кровать Ройяла, свернулся клубком у него в ногах. Занял неизменный наблюдательный пост, обещая старательно охранять сон обоих близнецов. Притормозив ненадолго на пороге, я оглянулся, чтобы посмотреть на мирно спящих детей, выключил свет и вышел за дверь. Стоило выскользнуть в коридор, тотчас же оказался в объятиях Джуда, запечатлевшего мимолётный поцелуй на моей шее, чуть повыше воротника рубашки. Прижался спиной к его груди, запрокинул голову, прижимаясь затылком к его плечу и счастливо улыбаясь. Провёл кончиками пальцев по его щеке, в который раз ловя себя на мысли о том, какой он у меня красивый, и о том, что, наверное, никогда не смогу им налюбоваться. Даже через много-много лет, когда мы оба постареем, наши дети повзрослеют и разлетятся кто куда, а мы снова останемся вдвоём, я буду смотреть на него и видеть самого красивого человека на земле, потому что для меня он всегда будет таким. Его ладони покоились на моём животе, осторожно поглаживая сквозь несколько слоёв ткани. Совершенно невинное прикосновение, нежное, заботливое и трепетное настолько, что словами не передать. Восторг и удивление, отразившиеся на лице Джуда в тот миг, когда малыш впервые толкнулся, стоили всех сокровищ мира, вместе взятых. Неповторимое зрелище. Невероятные воспоминания. Такие же ощущения. С тех пор, как наш ребёнок начал шевелиться, подобные моменты стали по-особенному трогательными. Каждый из них ярко отпечатывался в памяти. Я накрыл ладони Джуда своими ладонями. Погладил его красивые длинные пальцы и чуть выступающие косточки на запястьях, одно из которых пересекали массивные часы. — С Рождеством, мистер президент, — выдохнул, прижимаясь губами к его подбородку. Попытался пропеть на манер известной поздравительной песни, поменяв слова «с днём рождения» на «счастливого Рождества». Мои вокальные таланты оставляли желать лучшего. К тому же петь я пытался шёпотом, чтобы не разбудить только-только уснувших детей, и пение больше походило на шипение придушенного гусака. Неудивительно, что при первой же возможности Джуд воспользовался случаем и прикоснулся губами к моим губам, затыкая мне рот самым приятным способом. — Ещё даже не губернатор, — усмехнулся, отстраняясь ненадолго, а затем вновь коротко целуя. — Мне кажется, ты слегка торопишь события. — Возможно, тороплю. А, может, просто предсказываю будущее, — заметил я, прихватывая зубами нижнюю губу и хитро на него глядя. На самом деле, нисколько не удивился бы, узнав, что, проведя достаточное количество времени в должности губернатора родного штата, — в том, что победа за ним, уже никто не сомневался, — Джуд захочет попробовать свои силы и в президентстве. А ещё я не удивился бы, узнав, что у него получилось реализовать задумку и получить главную из правящих должностей. Наш малыш, похоже, тоже ни секунды не сомневался в талантах своего родителя, о чём и дал знать, деликатно толкнувшись изнутри. Как будто подтверждал мои слова. — Он со мной согласен, — сообщил я, чувствуя осторожные движения ребёнка. — Ну, если так, то тогда я не имею права не оправдать ваши ожидания, — хмыкнул Джуд, разворачивая меня лицом к себе, приподнимая за подбородок и целуя. Внизу мерцали крошечные разноцветные огоньки гирлянд, где-то в отдалении грохотали фейерверки, дух праздника накрывал город, проникая в каждый укромный уголок. А мы стояли и целовались под так удачно подвернувшейся веточкой омелы, никого и ничего вокруг не замечая. С некоторым опозданием я вдруг вспомнил, что, по сути, это наше первое Рождество, проведённое вместе. Первое. Но далеко не последнее. Одно из огромной череды их. Лишь точка отсчёта, с которой начиналась наша новая, бесконечно счастливая история.