В темноте

      Для прогулки Сакамото Амая надела полосатую тунику (за которую Юхо дала ей прозвище «Фредди Крюгер»), синие джинсы и белые удобные кроссовки. Она оделась удобно, потому что знала, что ходить придётся много, долго, к тому же по раздолбанной дороге. Она с подругами собиралась в заброшенную деревню на окраине Шидзуме. Им там нравилось. Там было тихо, спокойно, жутко, к тому же, там не было мальчишек. Отдых от мужского общества нужен был даже вечно ищущей внимания парней Харуко и именно поэтому сегодня она собралась пройтись по заброшенной деревне с Амаей, Юхо и Касуми.       Окада Касуми на первом году обучения в старшей школе была соседкой по парте Амаи. Она была высокой для девушки, тощей и было в её чертах лица что-то ведьминское. У неё хитрые голубые глаза, тонкие губы, веснушки на лице, прямые каштановые волосы. У неё было бы вполне обычное, даже привлекательное лицо, если бы не кривой передний зуб, из-за которого она редко улыбалась.       С Касуми Амая сдружилась сразу и порой доверяла ей гораздо больше, чем Юхо. В Касуми не было той злобы, что была в Юхо, не было того равнодушия. Юхо часто отвечала саркастически, подшучивала и, к тому же, ей удавалось простыми словами преподнести проблему в таком свете, что Амая смеялась и не могла остановиться. С Юхо было сложно предаться меланхолии. Касуми же могла включить грустную музыку, раздобыть из закромов саке, пиво и сок и просто молча смотреть с Амаей на бесконечный дождь. Они были настолько близки, что у них был собственный выдуманный язык, полный невероятных сочетаний звуков.       К тому же, Юхо в последнее время стала какой-то отстранённой. После того, как она влюбилась в Генджи, у неё стало часто меняться настроение, и если она долго его не видела, то становилась совсем уж мрачной. Но стоило Генджи пройти мимо, и Юхо сразу расцветала, улыбалась, шутила. Так было в первом классе старшей школы.       Сегодня же Генджи демонстративно бросил Хирои, которая знала о влюблённости Юхо, навязывалась ей в подруги и внезапно начала встречаться с Генджи. И Юхо при этом даже не улыбнулась. Быть может, это из-за слов Генджи о том, что у него теперь есть новая девушка? Весь день ещё до этого заявления Юхо была задумчивой, молчаливой, постоянно смотрела в одну точку и без конца тёрла губы. Что-то её беспокоило, о чём-то она очень боялась проболтаться и потому держала рот на замке. Амая надеялась, что очередная тайна откроется, если Юхо разговорится в компании друзей.       Сначала она встретилась с Касуми. Касуми оделась в джинсы, чёрную кофту с капюшоном и кроссовки. На секунду Амая подумала о Хирои: если бы она пошла гулять вместе с ними, то точно напялила бы туфли на каблуках, даже если бы они пошли на пляж или в дремучий лес.       Чуть позже вышла Харуко в джинсах, оранжевой кофточке, заботливо связанной бабушкой, и в белых кроссовках. Сейчас, когда рядом не было мальчишек, она не охохокала, не прикрывала ладонями свой длинный нос, не строила из себя крутую и дерзкую девчонку. Да ей и не перед кем было выпендриваться — одноклассницы знали её с младшей школы и потому многое ей прощали. Как бы скверно они друг к другу ни относились, они всё равно оставались подругами, с которыми можно было посплетничать, погулять, поделиться секретом.       — Ю-тян опять передумала, — Харуко закатила глаза, держа мобильный телефон в руке. — Она там что, так от счастья прыгнула, что голову об потолок проломила?       — Ща позвоню ей, — сказала Амая.       — Ага, — подхватила Касуми. — Сидя дома своего семпая не встретишь.       Юхо не отвечала ни после пятого длинного гудка, ни после десятого. Амае ответил неприятный голос стандартного автоответчика и попросил оставить сообщение. Что бы ей такого сказать? Нужно сделать так, чтобы Юхо пробрало, и она сама надумала перезвонить.       — Если не перезвонишь, мы придём к тебе и будем звонить в домофон, гна, — Амая помолчала одно мгновение, — бяка!       «Гна» — универсальное слово. Оно значило всё. Абсолютно всё. В этом слове был заключён миллион миллионов значений, от негативных до хороших, от низменных до возвышенных. Оно могло передать весь спектр эмоций, могло описать как нечто прекрасное, так и что-то отвратительное. Аналогом этого слова в человеческом языке было слово «блять».       Юхо и перезвонила, и согласилась вылезти из своей пещеры. И она смеялась. Должно быть, впервые за прошедшие двое суток Юхо действительно веселилась. Она была во всём чёрном: чёрная футболка, чёрные брюки, чёрные кроссовки.       Чтобы закрепить успех, Амая повела их маленькую компанию к заброшенной окраине города мимо дома Кагуцу Генджи. Было несложно выяснить, где живёт этот парень. Всё-таки, школа полна слухов, да и Генджи — персона популярная, люди тянутся к нему, учителя терпеть не могут, да и он сам любит быть в центре внимания. Иногда Амае казалось, что этот парень никого и ничего не боится и заставляет всех вокруг бояться себя. У него взъерошенные каштановые волосы, янтарные глаза, отдающие красным цветом, тонкие, жёсткие губы, низкие, нависшие брови. У него пирсинг в левой брови и на правом плече чернела татуировка. Амая понимала, почему Юхо влюбилась в него — она видела своего защитника в таком плохом парне.       Стоило подойти к дому Генджи, как им навстречу из-за угла выбежал первогодка из Гаракута. Его девушки запомнили быстро, в первый же день учебного года, потому что он был необъятен. Он один был как Амая, Юхо, Харуко и Касуми вместе взятые. У него не было шеи — она тонула в складках жира, у него не было мышц, вместо них была сплошная требуха и лоснящееся сало. Он весь состоял из округлостей: круглое пузо, круглые ноги, круглые руки с короткими пальцами и, что характерно для парней с такой фигурой, большая, округлая грудь, подпрыгивающая при каждом шаге. И он был одет во всё чёрное: чёрную вололазку с высоким воротником, чёрные штаны-парусы, чёрные ботинки.       Девушки замерли от одного его вида. Во-первых, парень был чем-то очень напуган. На его детском лице застыло выражение искреннего, первобытного ужаса, из его глаз текли слёзы, рот скривился в уродливой гримасе. Во-вторых, девушки не могли оторвать от него любопытствующих взглядов. Они смотрели на эти причудливые формы, на их плавное, почти изящное движение и упивались этим зрелищем.       — Эй! — позвала Касуми. — Дурак что ли?!       — Там! — пискнул парень своим детским голоском. — Т-там!..       Он неопределённо махнул пухлой рукой, указывая в сторону дома, где жил Генджи.       — Зачем ты его окликнула? — пробурчала Амая.       — Он мог бы нас сбить!       — Ага, — ответила Юхо. — Просто признайся, ты ведь тоже пялилась на его сиськи и не хотела, чтобы это зрелище прекратилось.       — Ты меня в этом упрекаешь, Ю-тян? — Касуми провела ладонями в воздухе, показывая ими на себе огромную грудь. — Не у каждой девушки такие большие города!       Девушки засмеялись. В тот самый момент из-за того же угла, из-за которого выбежал пухлячок, с мрачным видом вышел Кагуцу Генджи. Амая не могла поверить своей удаче. Она стояла, затаив дыхание, наблюдая за направлением взгляда парня. Ей хотелось, чтобы он обратил внимание на Юхо, хотелось свести этих двоих. Вот только Юхо слишком себя ненавидела, да и Амая страдала от того же недуга.       Генджи был зол. Настолько зол, что его ярость, казалось, накалила воздух, сделала его обжигающе горячим. Он прошёл мимо девушек и, казалось, не обратил на них никакого внимания. Амая переглянулась с Касуми. Телепатически они приняли решение исправить ситуацию. Схватив Юхо под руки, они громко заговорили, провожая Генджи взглядами:       — О май гадбл! — воскликнула Касуми.       — Май гвинадабл! — поддержала разговор на инопланетном языке Амая.       — Май ферэбл!       — Май фенербл!       Это сбило Генджи с толку. Настолько, что он забыл о причине своей злобы и обернулся.       — Чё?       Амая и Касуми побелели, Харуко в ужасе спряталась за ними, а они — за спину Юхо. Амая не знала, ликовать ей или бежать без оглядки, но одно она знала точно — Юхо либо обидится на неё, либо прибьёт сразу вместе с Касуми.       — Э… это английский, — тихо, едва слышно произнесла Юхо.       — Английский, да? — он хмыкнул. — А в маске ты разговариваешь смелее.       Теперь уже с толку были сбиты Амая, Касуми и Харуко. Они робко выглянули из-за Юхо, с большим вниманием прислушиваясь к первому и самому смущающему разговору этих двоих.       — Маска? — громче переспросила Юхо. — Сегодня директор вызывал кого-то в маске. Этот человек… что-то натворил?       — Ага. Творит прямо сейчас. Шифруется, лжёт и бесит меня.       Он вспомнил о своей злобе и перевёл взгляд в ту сторону, куда убежал пухлый первогодка. Большого чёрного пятна с прыгающей грудью уже не было видно. Это огорчило Генджи. Амая почему-то подумала, что их с Касуми вымышленный язык впервые спас человеку жизнь. Она не знала, на что способен Генджи, да и не хотела этого узнавать. В Гаракута его боялись и, видимо, не просто так.       — А… А-тян, — прошептала Юхо, обернувшись к подруге. — Мы никуда не торопимся?       — А куда нам торопиться? — ответила Амая. — Тут веселее.       Юхо закрыла глаза. Ей было сложно справиться со смущением: она едва дышала, её лицо стало пунцовым, у неё дрожали руки. Амая знала, что в таком состоянии Юхо становилась совсем безобидной, и потому можно было вдоволь над ней поиздеваться. Но, пожалуй, не сейчас. Не в такой опасной близости от Генджи. Амая, конечно, хотела свести этих двоих, но если бы парень сразу узнал о чувствах девушки, это точно стало бы катастрофой.       — Ладно, пошли, — улыбнулась она. — А то Харуко-тян не успеет посмотреть серию своего любимого сериала. Как он называется, Ха-тян? Ефросинья?       — Евро-семья! — возмутилась Харуко. — Ев-ро-се-мья! Сколько можно каверкать это название?!       — Эй, Ефросиньи! — окликнул их Генджи. — Вы это куда?       Харуко сокрушённо закрыла лицо бледными руками.       — К… к заброшкам, — дрогнувшим голосом ответила Амая. — В… в старую деревню.       — И не страшно?       — Страшно, — ответила Касуми. — Но от этого ещё интереснее!       — Ну, тогда станет совсем интересно, — он громко хрустнул костяшками пальцев. — Я иду с вами.       Девушки переглянулись, будто спрашивая друг у друга, не ослышались ли они.       — Мы передумали, — переборов себя, ответила Юхо.       — Мне скучно, — ответил Генджи, сделав шаг ей навстречу и грозно, словно хищник, вглядываясь ей в глаза. — Я хочу курить, гулять и поболтать со второгодками, — он вынул из пачки сигарету и убрал её за ухо. — Возражения? Нет? Отлично.       — Н… но, — вставила Харуко. — Эт… то неправильно!       — А-а-а?       — Ты же расстался с Хирои, Кагуцу-сан, — Харуко нахмурилась. — Разве сейчас ты должен… гулять и болтать с едва знакомыми людьми?       — Ага.       Харуко сдалась. Она не стала спорить, не стала возражать, просто пошла следом за Амаей, чувствуя себя поверженной. Теперь, когда в их небольшой компании появился парень, каждая ощущала заметное напряжение. Они не могли включить при нём музыку, не могли пообщаться на волнующие темы, не могли даже поиздеваться друг над другом и обсудить любовные тяжбы каждой.       — А как вас зовут-то? — спросил Генджи, когда девушки остановились у светофора.       Девушки представились довольно сдержанно, хотя порой, при знакомстве с новым человеком давали себе краткую характеристику. Харуко говорила, что состоит в клубе садоводов и часто вышивает крестиком по вечерам; Касуми утверждала, что ей ничего неинтересно, кроме компьютерных игр; Амая сообщала, что ходит в научный клуб и хочет поступить на медицинский факультет Токийского университета; Юхо же добавляла, что ей нравится рисовать, и что она ходит в литературный клуб.       — Ага, — ответил он. — Я плохо запоминаю имена. Если запутаюсь, ты же поправишь меня, Ёшида-кохай?       — Да, — Юхо от такого внимания казалась совсем несчастной. — Кагуцу-семпай.       — Куришь, Ёшида-кохай?       — Нет, спасибо, Кагуцу-семпай.       Амая смотрела то на парня, то на девушку, и ей казалось, будто она присутствует при зашифрованном общении двух тайных агентов.       — Тебе не тяжело ходить с такой косищей? Судя по толщине, ею точно можно убить.       — Не знаю.       Генджи закатил глаза, Амая тоже. Прежде чем тронуться с места, она толкнула Юхо локтём в бок.       Дальнейший путь они проделали в тишине. Изредка Харуко и Касуми пытались что-то обсуждать, пытались рассказывать анекдоты, чтобы разбавить воцарившееся напряжение, но у них ничего не получалось. Порой шутил Генджи и делал он это, пускай и грубо, но зато весело, от чего громко охохокала Харуко и улыбалась кривозубой улыбкой Касуми. И каждый раз, когда говорила Юхо, он вставлял свой комментарий. Амая не знала, что за отношения возникли у этих двоих и когда, но ей было интересно наблюдать за происходящим.       Шидзуме, большой город, который с высоты птичьего полёта напоминал торт со свечами, заканчивался красивыми частными домами. Если пройти дальше, туда, где заканчивалась асфальтированная дорога и началась грунтовая, кое-где присыпанная щебёнкой, можно было попасть в покинутый людьми мир.       Здесь, среди диких яблонь, клёнов и высокой травы находилась заброшенная деревня. Люди ушли отсюда, оставили свои жилища задолго до рождения девушек. Иногда мимо проезжали машины, от которых девушки убегали в высокую траву, иногда здесь бродили согбенные старики со старухами, иногда здесь ошивались бездомные и пьяная молодёжь. И здесь было тихо. Не пели птицы, не грелись на камнях ящерицы, не было даже головастиков в мелком пруду у дороги, лишь изредка можно было наткнуться на мёртвых ужей. И потому девушкам здесь нравилось. Здесь было страшно, хотя они и сами не знали, чего бояться. Здесь, в вечном одиночестве, среди запахов гари и прелой листвы, они ощущали близость смерти. Острее всего эту близость ощущала Юхо. Потому, улыбаясь и даже смеясь, она часто рассказывала истории о вампирах, о ведьмах, об оборотнях. Здесь девушки включали в смартфонах музыку, выбирали самые мрачные, готические песни о смерти и вечной депрессии, и слушали их, иногда подпевая.       Среди травы и сорняков угадывались очертания садов, огородов. Здесь были сгнившие, старые теплицы, дома с провалившимися крышами, развалившиеся каменные заборы с нарисованными на них старыми граффити. На одном из граффити девушки узнали Соника и Наклза и как-то раз рядом с ними сфотографировались. Некоторые дома были заперты тяжёлыми железными замками, кое-где эти замки были сбиты или выломаны двери. Внутрь девушки никогда не решались зайти. Зато решались залезть на десять метров вверх по железной лестнице и пройтись по толстым железобетонным трубам.       Докутсу Хирои тоже порой гуляла здесь. Она не боялась ходить по таким неровным дорогам и толстым скользким трубам на двенадцатисантиметровых шпильках.       Генджи присвистнул, глядя снизу вверх на высокие трубы.       — Такие тихони и не испугались высоты?       — Тут ещё не страшно, — вставила Касуми.       — Ага, — продолжила Харуко. — Трубы проходят над железкой. Когда под нами поезд, трубы трясутся так, что м еле держимся.       — О как. Ёшида-кохай, ты не боишься?       Юхо глубоко вздохнула, но ничего не ответила.       — Ну? — подначил девушек Генджи. — Забираться будете?       — А-а-а, — негромко произнесла Амая. — А разве ты не хочешь подняться туда первым, Кагуцу-сан?       — Зачем? Пока вы будете подниматься, а я сразу за вами, над моей головой откроются потрясающие виды.       Харуко закрыла лицо руками; Юхо скосила взгляд в сторону; Амая посмотрела на Касуми и задала вопрос, волновавший её всё это время:       — Фэр?       — Фетц, — пожала плечами Касуми.       — Я не полезу! — возмутилась Харуко.       — Ну да, — поддержала Касуми. — Не очень-то хочется, чтоб на мой багажник пялились всякие извращенцы.       — Я пошутил, — Генджи закатил глаза и вытащил сигарету из-за уха. — Ползите, я покурю.       Первой поднялась Харуко, гордо вздёрнув к небу свой длинный носик, второй — Касуми, следом за ними Амая и Юхо.       — Слышь, — шепнула Амая, глядя сверху на дымящего Генджи. — Что у вас произошло? Он же тебе прохода не даёт.       — Я с ним целовалась.       — Э… э? — Амая наклонила голову набок. — Ты стебёшься что ли?       — Стебусь. Пошли быстрее.       Идти быстрее по трубам было сложно и страшно. Поставишь стопу чуть правее и уезжаешь в сторону десятиметровой пропасти и колотых бутылок на дне, поставишь чуть левее, и нога скользит в сторону второй трубы, о которую легко убиться головой, а потом свалиться всё в ту же пропасть. У Амаи всегда тряслись колени от такого шествия. И всё же, она приходила на это место, когда было тепло, когда было мало домашки, и когда не нужно было посещать научный клуб. Ну и, когда её одноклассницы были свободны.       Трубы проходили над грязным прудом, в котором плавали гнилые тряпки, прошлогодняя листва и пластиковые бутылки. Глядя на крыши заброшенных домов, на разросшиеся деревья, на сорняки, Амая задумалась над словами Юхо. Она… пошутила? Но для обычной шутки произошло слишком много совпадений. Расставание с Хирои, поиск девушки в маске, молчаливость и нервозность Юхо и теперь это.       Амая резко обернулась к Юхо и едва не потеряла равновесие.       — АХ ТЫ ГНА!       Юхо посмотрела на неё каким-то странным взглядом. Обычно она не поднимала глаза на лица других людей, и по их выражению Амая почувствовала… что её давняя подруга повзрослела раньше времени. Это были глаза другого человека. Глаза, на которые легла мрачная тень тяжёлой тайны.       — Ю-тян, — шепнула Амая. — Что произошло?       — Ничего.       — И всё же? Ты сама не своя.       — Ни-че-го. Шагай.       Амая не стала допытываться. К тому же их, тяжело ступая по трубам, догонял Генджи. Их долгий путь закончился у старого металлического и теперь уже бесполезного ограждения. Касуми и Харуко спустились с трубы и сидели на металлическом ограждении, свесив ноги над блестящими рельсами. Амая тоже спустилась, Юхо и Генджи сидели на железобетонной трубе. Рельсы располагались в низине, и теперь высота, на которой находилась компания подростков, увеличилась до пятидесяти метров.       — Эй, Кагуцу-сан, — Касуми подняла смартфон. — Ты в чатах сидишь? Почему мне Хирои загадила всю личку своими соплями?       — А? Чего она?       — Пишет, что хочет покончить с жизнью, — Касуми листала сообщения. — «Я лежу на полу, вокруг меня таблетки». Пишет, что у неё не осталось подруг, что поссорилась с парнем, что теперь её достают всякие извраты…       — Что такое? — с самой искренней заботой в голосе спросил Генджи. — Платить отказываются?       — Пишет, что теперь у неё нет смысла жить, — Касуми набрала в лёгкие воздуха. — НАКАДЗИМА, ЁБ ТВОЮ АПЧХУЙ, ТЫ ЖЕ ЕЁ ЛУЧШАЯ ПОДРУГА!       — НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ! — защищалась Харуко. — У меня в чате тихо!       — А? — Генджи склонился над плечом Харуко, заглядывая в её контакты. — Gnost Rider? Кто этот дебил, который не знает английского?       — G… Ghost, — Харуко вспыхнула. — Это Хабари-семпай. У тебя что, нет его в друзьях?       — Нахрен он мне сдался? — Генджи ловко запрыгнул обратно на трубу. — Я его рожу каждый день вижу.       — В… везучий ты, — Харуко опустила взгляд.       — Ха-тян давно в него влюблена, — широко улыбнулась Амая.       — Н-неправда! — пискнула Харуко. — К… к тому же, ты тоже…       — А вот и нет!       — А вот и да!       — Нет!       — Да!       — Да!       — Нет!       Харуко осеклась, она не сразу поняла, в какой момент её провели. В следующую секунду краснеть пришлось Амае. Пытаясь переспорить Харуко, она вырыла могилу самой себе, и теперь беспомощно смотрела на довольную рожу Генджи.       — Т… ты только не рассказывай ему, Кагуцу-сан, — буркнула Амая.       — Не скажу, — он закурил ещё одну сигарету. — Если только Ёшида-кохай тоже расскажет, в кого влюблена.       — Ни в кого, Кагуцу-семпай.       — Ну, значит, смерть твоим друзьям, — он хмыкнул. — Недолго им осталось, как и рабочей пчёлке-Хирои. Чё она? Уже сдохла?       — Пишет, что осталось полчаса, — Касуми подняла взгляд на Генджи. — Слышь… а если она не шутит?       — Было бы круто, — он выдохнул дым.       — Это жестоко, — Харуко подпёрла кулаками подбородок, упираясь локтями в колени. — Может, стоит ей позвонить?       — Если бы Хирои на самом деле хотела сдохнуть, — огрызнулся Генджи, — она бы сделала это без всяких сообщений в чате. Она всего лишь привлекает внимание, причём, самым тупорылым способом.       — ФОТКА! — воскликнула Касуми. — И… тут таблетки.       Пятеро человек склонились над экраном смартфона. Качество фото было хорошим, так что можно было разглядеть и пустые пачки таблеток, и сами таблетки на полу, и всякие коробочки, баночки, бутылочки. На тёмно-синем ковре расслабленно покоилась бледная рука Хирои, вокруг руки находились те вещества, которые Хирои, очевидно, приняла внутрь собственного организма. Рядом с таблетками виднелась ножка компьютерного кресла и закрытый коричневый шкаф.       — Стоп, — произнесла Амая. — Это же от средство от кашля. А это вообще от несварения.       — Слабительное? — Юхо наклонила голову набок. — Хотела умереть во сне, а в итоге кончит на унитазе.       — Аспирин, — хмыкнул Генджи, затягиваясь сигаретой. — Странно, а где противозачаточные?       — Наверное, вот, — Харуко ткнула ногтем в угол экрана. — Но она говорила, что пьёт их только для того, чтобы от прыщей избавиться.       — А ты наивная, — Генджи выдохнул дым. — Как думаешь выживать в обществе?       — ТИХО! — Касуми нахмурилась. — Я должна поддержать её, но...       — Но лучше посоветуй ей выпить бутылочку уксуса, — Амая вновь улыбнулась. — Или вызови ей врача.       — Сейчас.       Вдалеке раздался гудок поезда. Сверкающий в лучах солнца, он издалека казался белой змеёй, посланной старыми богами в этот скучный, неинтересный мир. Поезд нёсся мимо деревьев, мимо заброшенной деревни, которую из вагонов невозможно было увидеть. И нёсся он навстречу чему-то новому, странному, сверхъестественному. Он был ещё далеко, а железное ограждение и трубы уже пришли в движение. Когда же поезд приблизился, создавалось ощущение, будто началось землетрясение. Амая положила на решётчатый пол монетку, и она подпрыгнула, ожила, свалилась в пропасть, к поезду, к новой жизни, к дальнему путешествию. Амая и сама хотела уехать. Хотела, чтобы быстрый поезд, похожий на белую змею, увёз её подальше от школы, от одноклассников, от страхов, от проблем.       Амая любила те секунды, когда поезд ехал под её ногами. В этот момент не существовало ничего, кроме огромной бездушной машины на рельсах, трясущегося ограждения и маленькой девочки, которая больше всего на свете боялась упасть.       — А… А-тян?       Амае нравилась эта лёгкость, нравилась воздушная пустота в голове, нравилось забывать о себе и о том, насколько она отвратительна. Плохая дочь, отвратительная подруга, которой не доверяют секретов, страшная девушка, на которую никогда не посмотрит возлюбленный, троечница, неудачница, боящаяся общества незнакомых людей. Амая смотрела на поезд, и ничего этого не было.       — Амая!       Она смотрела на поезд, поджав губы. Как же ей сейчас хотелось там оказаться. Вдохнуть полной грудью стоявший там запах, сесть на сидение и умчаться вдаль подальше от своей жизни, подальше от себя, подальше от других.       Хлопок и резкая боль в щеке привели её в чувства. Амая дотронулась до пылающей щеки и подняла недоумевающий взгляд на Юхо. Касуми и Харуко попятились назад от неё, раскрыв рты, хмурый взгляд Генджи остановился на ней.       Амая… светилась. Её руки, её тело, её полосатая туника излучали чистый, яркий, тёплый свет. Амая подняла голову, и загоревшееся в небе новое солнце на мгновение лишило её зрения. Да. Вот что должно было случиться. Вот что снилось ей, и чему она упорно сопротивлялась.       — Я… — Амая коснулась пылающей щеки. — Ты ударила меня.       Амая ощутила под ногами новую тряску, но она появилась не из-за поезда. Сам воздух вибрировал от сил, переполнявших её тело, гудел от злобы Амаи, от её боли, от её печали. Она не сводила взгляда с Юхо и впервые захотела дать сдачи. Свет, такой вездесущий и накалённый до температуры Большого Взрыва, рвался из рук Амаи, просился на волю, пытался найти выход из клетки её тела. Металлическое ограждение оплавилось, трубы накалились, вся хлипкая конструкция гудела и вибрировала.       — Эй! — обратился к Амае Генджи. — Сдерживайся!       Раздался грохот. Металлическая конструкция, до этого прочная и стойкая, развалилась, точно карточный домик. Трубы оплавились и упали на рельсы крупными слезами раскалённой добела лавы. Соприкасаясь с деревьями, свет накалял их, сжигал. В воздух поднялся чёрный едкий дым.       Амая не сразу услышала крики. А, когда услышала их, на заброшенную деревню, лес и железную дорогу уже опустился серый, дождливый вечер. Перед её лицом едва успел затормозить поезд. Поезд такой же серебряный, как и тот, который она видела, стоя, прислонившись к трубам. Амая огляделась. Рельсы были вывернуты, за её спиной образовался внушительных размеров кратер, в котором валялись металлические обломки, разорванные куски железобетона и песок с щебнем.       И никого вокруг. Только пассажиры вечернего поезда.