Два в одном.

— То есть как?       Так, как ахуел сейчас Утопленник, не ахуевал никто и никогда. В такой ахуй, в котором он сейчас находился, никто никогда не заходил и, скорее всего, никогда не зайдёт. Опьянение, которое постепенно решилось зайти к хайлинцу на огонёк, тут же съебалось, не оставив ни прощальной записки, ни длинного письма-объяснения, в котором оно бы выразило свои чувства и пояснило бы причину своего неожиданного ухода — ничего. — А вот так, — Джек хрустнул пальцами и повертел шеей. С чего это ему вдруг захотелось заняться физкультурой — тайна. Или загадка. Кому как. А кому никак. Кто что успел отхватить — тот то и отхватил: кто КАКи, а кто НИКАКи. Кто-то, может, вообще пиздюлеи… — Найрас, ты охуел или очень охуел? — Бен свесил ноги с подоконника. — Ты хоть понимаешь, что из-за твоих ебучих актёрских способностей к нам припёрся этот пидрила и целых дохуяллион секунд сводил меня в могилу фактом своего существования?! — Ты как бы и без него мёртв… — Я и с ним мёртв! — Ну, а раз ты мёртв, то как тебя можно свести в могилу? — А ты думаешь, что меня похоронили? — А разве нет? — А разве я помню? И вообще — завали ебальник и, блять, объясни ебучую причину своей неожиданной тяги к ебучему актёрству! — Что-то у тебя всё, связанное со мной — ебучее… — Завали свой, так и быть, ёбанный ебальник и объясняйся! — Интересно мыслишь! Как же я тебе с заваленным ебальником говорить буду? — Я в тебя сейчас кроватью кину! — Это типа чтобы точно заверится в завальности моего ебальника? Так… Ну не насилуй ты бедную кровать, не переутруждайся… А то членок свой ненаглядный сотрёшь, и будет у тебя «мальчик» с пальчик… — Слышь, мальчик! Я тебе твой пальчик сейчас в твой же анальчик запихну, если ты не пояснишь мне, что творится в твоём костном мозгу! — Костном? — А у тебя что, другой есть? — Удивлён, что ты додумался спросить… — Охуел, что ты сумел ответить!       Безглазый вздохнул. Надо было к Джеффу подселяться, тот более ебанутен и менее заинтересован в подобных вопросах… «Хотя о степени их ебанутости я бы поспорил», — тут же опроверг свою мысль парень, но, минут через пять, поняв, что времени спорить со своей шизофренией у него нет, цокнул языком. — Ладно, хорошо, я, так и быть, объяснюсь, — смиловавшись, объявил он. — Я пиздец как рад, что хорошо у тебя ладно и что быть у тебя так, спасибо, что проинформировал, — Утопленник, переставший предпринимать попытки выебнуться и поднять кровать в одиночку, поклонился до пола и тут же схватился за поясницу. — Склероз, ебать… — выпрямившись, проскулил он. — Вообще-то это называется радикулит, но, если ты это забыл, то да, у тебя склероз, и его нужно ебать, — окончательно убедившись в том, что Утопленник конченый, поправил его Джек. — Ебать нужно ту рыжую сучку, но не будем о ней, — Бен заложил руки за голову. — Итак, мой немилый недруг, с чего это тебя так к творчеству потянуло? — А я натура творческая: хочу — творю, а хочу — вытворяю…       Недолинк ухмыльнулся и насмешливо выгнул бровь. — Дешёвая фразочка из интернета? — иронично уточнил он. — Почему же сразу дешёвая? — удивился Джек. — Вдруг я её за дохуяллион, как ты выразился, выкупил? — А вот меня цитировать не надо, я тебе не Камасутра… — хмыкнул Утопленник. — И от вопроса тоже увиливать не надо. Я же вижу, что ты положил глаз на эту светленькую. — Не клал я на неё ни глаз, ни два! И другие органы, кстати, тоже, половой в том числе. — Не клал так бросил, какие проблемы? Можешь кинуть в неё глазом, если класть не хочется. Просто ответь мне — я угадал?       Спина Безглазого, расшнуровывающего кеду, если не окаменела, то затвердела точно. Пальцы на шнурках замерли. В комнату пьяной походкой вплыло неловкое молчание. — Изначально твой вопрос был другим, — неожиданно сухо напомнил каннибал, вновь возобновляя расшнуровку. — А вот так вот, мир меняется каждую секунду, и мои вопросы вместе с ним, — хайлинец виновато развёл руками, мол, не мы такие — жизнь говно. — Какое совпадение: моё желание отвечать на твои вопросы также меняется, как и этот грёбанный мир, и что-то оно исчезло. Вот забавно, а?       Джинсы и толстовка в мгновение ока, века и многоупоминаемого глаза были отброшены в один угол комнаты, носки — в другой. Правая кеда была метко запущена в выключатель, но, к сожалению, менее метко попала в него, зато её левая соножница благополучно смогла организовать темноту в комнате. Джек накинул одеяло на голову и отвернулся к стене, шумно выдохнув, и выдох этот в данной ситуации означал: «Ёбанной тебе ночи, Утопленник». — Значит, я всё же угадал… — медленно подытожил Бен и тихо рассмеялся.

***

      Плюс в бухаловках для Авы был в том, что она почти не пьянела, а чтобы увидеть нетрезвую Эмбер, нужно было споить ей кучу всего в огромных дозах. Но этот же плюс приходился девушке и огромным минусом, так как быть трезвой в пьяной компании не особо приятно. Вот быть пьяной среди трезвых приятелей — это да, это весело…       Ава сидела в малой гостиной, в окружении: 1. Трёх бутылок арака; 2. Двух банок джина; 3. Пяти полулитровых бутылочек коньяка; 4. Одной бутыли шампанского; 5. Шести пустых кружек из-под кальвадоса, причём одна кружка с какого-то хера оказалась флакончиком духов; 6. Четырёх упаковок сока «Агуша»; 7. Около десяти баночек пюре «Фруто-Няня» 8. Фантиков от конфет; 9. Распакованых презервативов, из которых Тоби и Эльдар наперегонки хлестали шнапс; 10. Чьей-то блевотины и кучи других очаровательных вещей.       Девушка распласталась в кресле, якобы глядя в потолок, но на самом деле никуда не глядя, потому что было темно и потолок благоразумно не был виден. В руке Эмбер держала термос с польской водкой и гадала, через сколько же она, наконец, опьянеет. Опьянение, в свою очередь, гадало, приходить ли ему сегодня к Аве или же пусть она перебьётся, а то у него и так подопечных на сегодня дохуя немножечко. Дожидаясь похмелья, Ава покачивала ногой совсем не в такт музыке, что бешенным рёвом разносилась по всему первому этажу точно и тихонько мурлыкала себе под нос. Когда ей надоело мурлыкать, она начала гавкать. Потом начала чирикать. Затем кукарекать и кудахтать. Следом стала крякать и шипеть. Напоследок, поиздавав стоны умирающего моржа, подавившегося макакой, Эмбер отпила из термоса, пролив половину водки себе на волосы. Как она так умудрилась сделать — знают только самые рукожопые долбаёбы из всех криворотых ебланов. — Блядство… — пробормотала Ава, обтеревшись лбом об обивку кресла. — И здесь тоже облилась… Пора переезжать на второй этаж, там комнат поболе будет, а то на этом все закончились, а в туалете пить не в кайф, я вон в тот раз ногой в унитаз ебанулась… А, стопарики, у нас же ещё ванная есть… Вот туда и съебнём. Я и Эмбер.       Не дожидаясь согласия от своей шизофрении, Ава встала с кресла, споткнулась об одну из пустых бутылок, чуть не наебнулась, выплеснула половину содержимого термоса, красочно проматерила тех, кто бухал здесь до неё, вспомнила, что до неё здесь были только презервативы и блевотина, проматерила себя и наконец соизволила покинуть малую гостиную.       Поход до первой попавшейся ванной комнаты отнял у девушки минут сорок и не в том настроении, в котором она хотела бы там бухать. За время добирания с ней вальсировали под хард бас (насильно), хардбасили под какой-то сопливый медлячок, четыре с половиной раза пытались изгнать из Эмбер хуебеса (на половинчатом разу Ава переебала кому-то чьей-то ногой и съебалась). Сама «одержимая» поучавствовала с мигом протрезвевшим Лью в гонке «Удери от поигрулек Салли», споткнулась, была перехвачена Олдер, вследствие чего раз тридцать обежала весь особняк и только после этого забежала в мужскую ванную и, нащупав в темноте щеколду, заперлась. Прислонившись спиной к двери, девушка выдохнула и медленно сползла на пол, прижима к груди заветный термос и кроссовку Смертоносного, настолько магическим образом попавшую к ней, что Гарри Поттер вместе со всем Хогвартсом нервно ломали палочки в сторонке. Музыка звучала тише, и Ава смогла расслышать свои мысли, что несказанно её обрадовало, хотя свои мысли девушка в принципе не слушала. Итак, Салли по-любому потеряла её, Эмбер, в темноте и среди этих бухих, значит, если здесь отсидеться, то… — Кто, нахуй, приебался сюда? Ну-ка съебнись, гандоноблядонское отродье, в свою залупанскую задницу!       Уже по тексту этой речи Ава поняла, к кому её занесло. «Надо было в женскую ванную и хотеть, и забегать», — промелькнуло у неё в голове. — Эй, чумовой, не бомби, это всего лишь я, — подала голос она, пытаясь понять, где сейчас находится Мишá. — Я ненадолго, вернее, возможно надолго, но не то что бы прямо надолго-надолго, а так, на чуть-чуть…       Повисла тишина, слышались только приглушённые пьяные завывания девушек и какая-то слезливая песенка. Ава сидела, не шевелясь и даже не дыша, но так как задерживать дыхание надолго она не могла, то в скором времени с шумом выдохнула и стала глотать ртом воздух. Она дышала так отчаянно, что складывалось впечатление, будто Эмбер пробежала многокилометровый кросс, попутно с кем-то трахаясь и пытаясь повеситься. — Мозгоёбка, ты, что ли? — после долгого молчания, в процессе которого Мишá пытался понять, кого ж к нему занесло, осенило парня. — Нет, это не я, ты обознался, — отдышавшись, ответила Ава и тут же опровергла свои слова, сказав: — Ну вот скажи, кто ещё может: а) быть трезвым в массовой пьянке; б) стать жертвой мнимых бухих экзорцистов; в) убегать от малолетки-убийцы; г) забежать вместе с чужой кроссовкой в мужскую ванную; д) разговаривать моим голосом? — О, это не весь список, — раздалось шевеление, из которого Ава сделала вывод, что Мишá сидел в ванне и сейчас вставал. Его вставание сопровождалось позвякиванием бутылок, кряхтеньем, и вот через пару минут перед Эмбер вырисовался более тёмный, чем всё вокруг, силуэт. — Что же ты имеешь в виду? — несказанно заинтересовалась девушка, чуть склонив голову набок, хотя собеседнику этого видно не было. — То и имею, — звук осторожных шагов, затем хруст коленных суставов, и вот на колено Аве легла ладонь. — Я как будто знаю, что «то» ты имеешь, а что не имеешь, а конкретно ебёшь, — Эмбер дёрнула ногой, скидывая руку Миши. — Ну как же, — парень наклонился ближе, нежно дохнув Аве в лицо перегаром. Та поморщилась и, чуть наклонив голову вперёд, отвернулась, параллельно пытаясь уловить из звуков снаружи голос Салли, но это у неё получилось так же успешно, как у Слендера, который однажды решил отучить крипи от алкоголя, ссылаясь на то, что они и без него тупые, а с ним ещё тупее. — Ну и как? — нетерпеливо спросила Эмбер. Её интерес постепенно угасал, сменяясь раздражением. — А вот так, — снова грубая хватка на колене, и на этот раз рука не скинулась. — Ты забыла добавить, что кто, как ни ты, — ладонь Миши поползла вверх, сжимая девичью кожу сквозь ткань джинс, — может, — ладонь двинулась ещё выше, и Ава инстинктивно свела колени вместе, стараясь зажать её и остановить, — полезть, — очередное грубое движение, — целоваться, — тут Мишá явно сжал зубы, так как тон, которым было произнесено это слово, напоминал шипение, — к какому-то малознакомому эльфу…       Пальцы маньяка сжали внутреннюю сторону бедра Авы. Та вцепилась в его руку с надеждой разжать хватку, ничего не видя, но чувствуя, как кровь пульсирует в висках и как бешено колотится её сердце. На эту попытку Мишá только хмыкнул. — Опять завёл свою волынку, — стараясь придать голосу невозмутимость, фыркнула девушка, но этот фырк был каким-то истеричным. — Подумаешь — не стала с тобой мутить! Перешагни, живи дальше… И отцепись от моего бедра, а то ты, уж прости за грубость, в пизду мне так своей рукой залезешь скоро! — Перешагнуть? — хватка чуть ослабла, а ладонь переместилась на внешнюю сторону бедра. — Да. Перешагнуть, — Эмбер подключила к спасению своей ноги вторую руку. Термос упал, откатившись к ванне. — Ну или перепрыгни. Или переплыви. Там знаешь сколько вариаций с этим «пере» назвать можно — закачаешься! Вот выбери себе и перéкай. А бедро моё не трожь, не для тебя оно. — Ах вот как? — Мишá наклонился ещё ближе, его дыхание Эмбер ощутила на щеке. Она дёрнулась и, задев парня плечом, неожиданно поняла, что он сидит к ней почти вплотную. Эта мысль заставила девушку занервничать. Никто, сука, никто и ничто не заставляло её так нервничать, как этот грёбанный Мишá, сидящий впритык! — Ах как вот, — глупо перефразировала она, вжимаясь в дверь. — Слушай, отодвинься, а то ты меня жутко напрягаешь. И да, хватит дышать мне в лицо перегаром. Это напоминает мне о том, что я до сих пор трезвая, и я начинаю грустить. А ты разве хочешь, чтобы я из-за тебя грустила?       Парень на миг замер. Конечно, такой ударчик по больному местечку… Воспользовавшись этой заминкой, Ава успела отодрать от своего бедра аж целый палец, а потом Мишá вдруг стал ещё ближе, если это вообще возможно. Эмбер почувствовала касание его волос у себя на носу, а затем горячее спиртовое дыхание убийцы стало обжигать ей губы, тем временем как губы самого Миши неуловимо коснулись её щеки. Коснулись, чтобы, не задерживаясь дальше, чуть сместиться в сторону и мягкой, но грубой печатью лечь на чуть приоткрытые губы Эмбер. Глаза той мгновенно распахнулись, сердце, отсалютовав, принялось лихо отплясывать чечётку, а кровь в висках долбила с такой скоростью, что, казалось, сейчас выбьется наружу. В рот сразу проник чужой властный язык, принёсший с собой горьковатый привкус алкоголя. Аве в один момент стало так срать на свои бёдра и на Салли, что захотелось взять туалетную бумагу и подтереться. Она замычала и, собравшись с силами, отпихнула от себя навязчивого недоухажёра. Резво подскочив, трясущейся от волнения и нервов рукой стала искать щеколду, которая будто решила съебаться с двери. — Значит, так? — уязвлённый таким поведением со стороны девушки, зарычал Мишá. — А ведь это я тебя добивался! Я, а не он! И ту компашку я убил, Я! А отрубленную голову… — Заткнись! — в каком-то истеричном припадке рявкнула Ава. — Мне не нужен ни ты, ни он! Это вообще желание было! Так что заткнись, слышишь? Заткнись!       Желанная задвижка оказалась под пальцами. Быстро сдвинув её в сторону, Эмбер распахнула дверь, кому-то нехило уебав, и, не извиняясь и не оборачиваясь, полноценно дала драпу.