— Роуз, мне нужно с тобой поговорить.
Эти слова были произнесены, когда очередной слой персикового лака покрыл ноготь Фиалы на большом пальце левой руки. Девушка залюбовалась своим маникюром. Определённо, руки у неё шикарные!
— М-м? — удивлённо промычала её сестра, водя расчёской по волосам.
— Не «м-м», а «Конечно, сестричка, я тебя слушаю», — Фиала пошевелила пальчиками, наблюдая, как отражается свет на её накрашенных ноготках.
— Ещё бы я тебя не слушала, ты почти всегда разговариваешь, когда находишься в комнате, — фыркнула Роуз, откинув расчёсанные пряди за спину. — Иногда тебе и слушатель не нужен: ходишь и пиздишь сама с собой…
— Это монолог. Говорят, что человек, который размышляет вслух, становится умнее, — мудро изрекла младшая, возведя ещё не накрашенный указательный палец правой руки к потолку.
— Угу, — иронично согласилась сестра. — Настолько умнее, что продолжает пытаться заклеить парня, которого не интересует.
— Я не заклеиваю Джека, потому что оригами — это не моё, — отозвалась Фиала. — И поверь, я интересую Джека точно так же, как эта белобрысая Миллер. Либо никак, либо очень сильно.
— Думаю, в твоём случае верно первое, в её — второе, — Роуз отложила расчёску и, полюбовавшись своим личиком в зеркале, нехуёво так зевнула, раззявив пасть так, что в неё спокойно влезло бы всё население Китая. — Боже, Фи, ты такая самонадеяная.
— Что это значит? — Фиала напряглась. Её рука с поднятой кисточкой замерла, и персиковая капля лака, задумчиво повисев на её кончике, разбилась насмерть о поверхность стола.
— То и значит, — теперь Роуз повернулась к собеседнице, — что ты надеешься на себя. Думаешь, что в вашем споре победить сможешь именно ты. Что ты вся такая из себя краля, а Миллер — фи, мон ами, уберите это убожество. Но это не так. Она весьма симпатичная и…довольно харизматичная. Ты фальшивишься, когда пытаешься понравиться этому Безносому, или как там его…
— Безглазому, — деревянным голосом поправила сестру Фиала.
— Ну Безглазому, мне всё равно, без чего он там существует, — неопределённо махнула рукой Роуз. — А она — нет. Она ведёт себя естественно. Может, и старается как-то часто выйти с ним на контакт, но делает это не так…приторно, как ты. Вот когда ты с ним разговариваешь, ты вся такая сахарная, чуть ли не жопу ему подлизать готова. И — я прямо зуб даю, могу даже вставную челюсть поставить, — что он это замечает. Или уже заметил. А Миллер не подлизывается, не пытается выставить себя в лучшем свете. Она просто утирает тебе нос. И ты не думай — я её не защищаю, я говорю то, что есть на самом деле.
Фиала молчала, плотно сжав губы. Её не интересовало, откуда у сестры вставная челюсть и для каких целей она ей нужна.
— То есть ты считаешь, — медленно начала она ледяным тоном, — что я…проиграла?
— Не проиграла, а проиграешь, — поправила Роуз. — Ну или уже проиграла, да. И не считаю, а предполагаю. В начале, когда вы только-только поспорили, я была полностью уверена, что победа будет на твоей стороне. А сейчас я уже так не думаю.
— Ну спасибо, сестричка, — ядовито сказала Фиала. — Подбодрила, так сказать. Может, ты ещё побежишь к Миллер и расскажешь ей, как же она харизматична? А потом ты и Эмбер организуете группу поддержки в честь этой белобрысой…
— Да что ты сразу психуешь? — сдерживая раздражение, передёрнула плечом Роуз. — Почему нельзя просто принять то, что тебе сказали, тем более если это правда?
— Это неправда!
— Правда. Ты просто не хочешь её признавать, потому что
эта правда тебе неприятна, невыгодна и в принципе тебя не устраивает.
— А вот и нет! Я просто не хочу, чтобы бред, который ты только что высрала, кто-то ещё, кроме тебя, считал правдой.
— Кто-то ещё? Думаешь, я сейчас пойду всем об этом трещать?
— Я такого не говорила, но заметь, ничто не мешает тебе сейчас пойти и пересказать всё это Миллер. Или Эмбер, а та потом передаст своей подруженции. Тогда сторонников твоей блядской теории станет больше.
— Это не теория! Это мои размышления!
— А я и не хотела слушать твои размышления! Я хотела с тобой поговорить!
Роуз побагровела. Её терпение, прощально махая белым платочком, уплывало на зелёной яхте спокойствия.
— А почему тогда
я должна тебя слушать? — тихим от нарастающей ярости голосом поинтересовалась она. — Почему я, блять, должна тебя выслушивать, как-то комментировать все твои часовые истории, воздыхания, монологи, а ты просто не можешь послушать без агрессии моё мнение?! Почему это я должна говорить только тогда, когда тебе, моей милой-очаровательной сестричке, захочется со мной попиздеть?! А просто так я и слова сказать не могу! «Ой, Роуз, молчи!», «Погоди, не до тебя сейчас!», «Да помолчи ты!», «Мне некогда тебя слушать!» — какого хуя?! То есть я для тебя всегда нахожу время, всегда слушаю твоё нытьё, а тебе, блять, «некогда» и не до меня?! Да кроме меня у тебя тут, блять, никого и нет, и раз тебе не до меня, то катись ты на хуй к своим бесчисленным бывшим! Или можешь смотаться в Йоркшир к нашей мамочке! Вы с ней всегда были два сапога пара! Вот с ней ты и поговоришь, а я не хочу тебя слушать!
— Да что ты сразу начинаешь?! — от этой неожиданной вспышки злости Фиала охренела, но на автомате быстро подстроилась под ситуацию.
— Я начинаю?! — Роуз уже было не остановить. — Конечно, блять, всё плохое всегда начинаю я! Меня это заебало, слышишь? ЗА-Е-БА-ЛО! Ты слушаешь меня только тогда, когда это нужно
тебе, и в основном в тех случаях, когда разговор касается вашего с Миллер спора или участвующих в нем лиц! Всё! А я слушаю тебя всегда! И меня это бесит! Где отдача? Хотя бы «Ну как ты, Роуз?», «Чем занята, Роуз?», «Роуз, может, прогульнёмся?», а?! Так сложно спросить, блять?! «Ну что там?», «А как там Джек?», «А сходи отвлеки Миллер, пока что я съебнусь к нему!» — вот, блять, и все темы наших, вернее,
твоих диалогов! А мне это приелось! Ты меня и до вашего спора мало слушала, а сейчас, блять, вообще ни о чём другом говорить не можешь!
— Да потому что мне это важно! — Фиала вскочила, опрокинув стул. — Вот увидишь, когда я выиграю, то…
— То что? — не дала ей договорить сестра. — То что?! Будешь днями напролёт жужжать мне в уши о том, сколько у вас было, когда, где и в каких позах?! О том, сколько комплиментов он тебе сделал?! Знаю, проходила! У меня за спиной больше двадцати твоих бывших, и каждый раз — одно и то же! «Потерпи, Роуз, вот сегодня мы с Майклом сходим в кино, а завтра я с тобой пойду по магазинам… — Ой, прости, Роуз, но сегодня по магазинам не получится, я вчера обещала Хьюго, что выпью с ним чаю, ну ты понимаешь, что это значит… Зато завтра точно соберёмся, и я обещаю, что куплю тебе попкорн, как ты любишь! — Блин, цветочек, прости, но я не смогу пойти с тобой, потому что Майкл назначил мне встречу в три, а в половину пятого я должна погулять с Хьюго, но, если хочешь, я дам тебе на попкорн… А потом обязательно расскажу, какой он в постели — ты обзавидуешься!» — и ты думаешь, что мне на самом деле было интересно слушать, кто какой в постели и сколько раз тебя отымел?! Да хуй там мимо проплывал! Я срать на это хотела с высокой колокольни! Просто я знала, что тебе хочется хоть с кем-то это обсудить, вот и выслушивала! «Да потому что мне это важно!» А…
Тут голос Роуз внезапно сорвался, дрогнул, и в нем появились нотки давно скрываемой горечи, которая, наконец, вырвалась наружу. Поджав губы, она, пронзительно посмотрев на сестру горящими от нахлынувших эмоций и поэтому сейчас кажущимися сапфировыми глазами, чуть ли не шёпотом произнесла:
— А тебе хоть когда-нибудь
я была важна, а? Ты хоть раз отменила встречу со своим бойфрендом, чтобы провести время со мной? Нет. Ты уходила пораньше, когда я тебе звонила? Нет. Ты заезжала за мной перед свиданиями? Снова нет. «Прости, Роуз, я тороплюсь, вызови такси». Ты даже не звала меня с собой никогда, когда собиралась сходить по-человечески со своим очередным в кино или в ресторан, а не просто потрахаться где-то под забором. Никогда. Ни разу. Я сидела одна или навязывалась кому-нибудь, чтобы не сдохнуть от этого чувства одиночества, которое пожирало меня в те моменты. Я давилась слезами, когда ты сказала, что задержишься на час или два, хотя мне так не хватало тебя рядом. А ещё эта мать, надеюсь, она гниёт где-нибудь в канаве… «Заведи себе мальчика, бери пример с Фиалы. И с меня. Смотри, какие мужчины меня посещают, сколько подарков, и я не бываю одинокой и поэтому не реву в углу». Конечно, чего ещё умного могла сказать эта шлюха? Ничего. Я попробовала тогда. Попробовала пожить так, как вы с ней. Тогда она стала меня хвалить, с тобой появились общие темы для разговоров, мы даже пару раз пересекались на свиданиях… Но мне было так противно. И сейчас мне тоже противно. Противно от того, что я — твоя сестра. Что я вкладываюсь в наши взаимоотношения, а ты — ни капли. Поначалу мне был интересен ваш спор, я даже хотела поучаствовать, а теперь… А теперь я даже не хочу, чтобы у нас с тобой была одна фамилия. Потому что я не хочу делить фамилию с той, которая даже мои размышления послушать не может.
Фиала остолбенела. Такого поворота событий она не ожидала… В глазах почему-то защипало, и девушка сощурилась, чтобы прогнать это наваждение. Со стороны это выглядело так, будто Фиала злобно прищуривается.
— Ну и… — она не могла подобрать слов. — Ну и катись отсюда!
Глаза Роуз широко распахнулись. На её лице появилось выражение крайнего изумления, быстро сменившееся гневом.
— Никуда я отсюда не покачусь, я тебе не Шалтай-Болтай, — прошипела она вполголоса.
— А мне плевать! — Фиала топнула ногой. — Убирайся вон!
— А вот и уберусь! Я-то хоть умею убираться! И в комнате, и из неё! Сегодня же я перееду, и ты будешь жить…с Поликой!
— Ну и поживу! Ну и поживу! А ты выметайся давай! Хочешь, вышвырну твои вещи в коридор, чтобы тебе было легче?
— Если ты своим пальцем тронешь хоть одну мою вещичку, то я выкину всю твою косметику! Нет, я лучше отдам её той мелкой, из Крипипасты, чтобы ты точно не смогла её вернуть в нормальном виде! Чао!
И Роуз, с гордо поднятой головой, вылетела пулей из комнаты, громко хлопнув дверью, как в мелодрамах.
— Ну вот и учаокивай отсюда! — крикнула ей вслед Фиала и, стянув с ноги кроссовку, кинула в уже закрывшуюся дверь, которая тут же открылась, пропуская в образовавшуюся щель голову Роуз.
— Персиковый лак, кстати, тебе нисколько не идёт! — заявила она. — Выглядит, как последняя безвкусица!
И снова скрылась.
— Сама дура! — не найдя, что ответить, выкрикнула Фиала. Она пнула валявшийся стул ногой, и с удивлением почувствовала, как что-то маленькое и влажное скатилась по её щеке. «Это всё пот, — тут же решила она. — Нельзя потеть, а то тушь дорогая, и карандаш для бровей тоже…»
Но капли по щекам всё равно почему-то продолжали скатываться.
***
— Ух, ты откуда такой красивый, э? Тебе Ава на лицо обосралась?
Такими словами встретила ввалившегося к себе в комнату Утопленника Дженни.
— А ты спальнями не ошиблась, дорогая? — незамедлительно поинтересовался тот, одновременно поглядев на руку, которой совсем недавно провёл по лицу. Она была в земле. Его ебло, следовательно, теперь тоже.
— Нет, — с невинным видом ответила Миллер, восседая на кровати Бена. — Я ждала тебя, потому что с тобой, по идее, должна была быть Ава, но теперь мне интересно, что у тебя с личиком.
— Это у меня стиль такой, — Утопленник стянул с себя свою замызганную тунику, и Дженни улицезрела довольно мускулистое, бледно-синеватое юношеское тело. «Странно, я всё время думала, что этот Бен…дрищ, — немного опустив голову вниз, чтобы скрыть вспыхнувшие щёки, подумала она, продолжая изучать парня. Тот стоял уже спиной, выуживая из шкафа полотенце, и Миллер любовалась его плечами, скользила взглядом по позвоночнику. — Интересно, а как выглядит без одежды Безглазый?»
Утопленник застыл, а потом, с перекинутым через плечо полотенцем, повернулся к ней. Весь его вид выражал сплошное ехидство.
— А что, ты ещё не видела? — усмехнулся он, внимательно посмотрев на девушку. Та сперва не поняла, к чему он это, а потом до неё медленной старушечьей походкой дошло, что последнюю фразу она, похоже, сказала вслух. Лицо тут же окунулось в багровый омут смущения. Вот чёрт!
— Ч-что значит «ещё»? — стараясь поддерживать в голосе невозмутимость, переспросила Дженни.
— То есть у вас с ним ничего не было? — недоверчиво выгнул бровь Бен.
— Ну как бы нет, дорогой, — осторожно произнесла Миллер. — А что, должно было?
Утопленник задумался, оглядев её сверху вниз.
— Странно, что он не намекал… — задумчиво изрёк он. — Ты хорошенькая. А тебе, я смотрю, хотелось бы с ним что-то эдакое?
— Чего? Нет, конечно!
— А только что ты спрашивала, какой же он без одежды.
— Я не спрашивала, я просто подумала! Вслух. Нечаянно.
— Ого, то есть ты об этом думаешь? И как часто? А в дýше? Возбуждаешься, когда представляешь его нагим?
— Да иди ты!
— Да пойду я. Умоюсь, пожалуй. А ты тут дальше сиди и думай о своём голом Безглазом. Если захочешь помастурбировать, то иди к нему на кровать. Он потом будет нюхать, погружаясь в эротические сны…
— Утопленник, блять!
— Ну а почему «блять» сразу? Я, между прочим, очень ранимый мальчик. Меня девушки не хотят увидеть без одежды. Эх, как несправедливо. Пойду дрочить и плакать. А может, плакать и не буду. И если встречу Джека, то обязательно скажу, чтобы он раздался у порога нашей комнаты, потому что одна светленькая симпатичная личность хочет увидеть его голышом.
Дженни в мгновение ока оказалась рядом с Беном.
— Не смей! — неведомо чего испугалась она, вцепившись ему в плечо.
— А если посмею? — полюбопытствовал Утопленник, корпусом повернувшись к девушке и аккуратно убирая её руку со своего плеча, на котором ногти Миллер оставили следы. — Тогда ты меня исцарапаешь в полосы? На фарш нашему каннибальчику? Устроишь ему романтический ужин при свете фонарика…. Только ты, он, фарш а-ля «Utoplennicus» и его кровать со следами твоего многократного оргазма от представления Безглазого без одежды. Каково, а?
Дженни засмеялась.
— Боже, ты не исправим, — проговорила она.
— Зачем так сразу «Боже»? Пока что можно просто Бен, — и Утопленник отвесил шутливый полупоклон.
— Пошёл ты!
— Пошёл я. Так мне ему передавать?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что да. В самой извращённой форме.
— Не умеешь ты правильно думать!
— Это ты меня сейчас так косвенно тупым обозвала, да?
— Конечно нет, дорогой!
— Так я тебе и поверил. Хорошо, я ему не скажу, но ты тогда рубанёшься со мной в приставку.
Миллер недоверчиво прищурилась.
— Так просто? — не поверила она.
— «Просто»? — Бен усмехнулся. — Ты ещё не играла со мной!
— По рукам! — Дженни протянула ладошку.
— По ногам, — ответил Утопленник и ногой несильно ударил девушку с обратной стороны колен. Взвизгнув и взмахнув руками, как заправская балерина многократно горелого театра, Миллер полетела бы затылком своим чудесным на пол, если бы Бен ловко не подхватил её за талию.
— Не зевай, — сказал он при этом.
— Я и не зевала! — возмутилась Дженни, вновь становясь обеими ногами на пол и обретая
мозг равновесие. — Я протянула тебе руку, чтобы ты её пожал и закрепил наш договор!
— У меня рука грязная, ты свою испачкаешь. Давай я лучше пожму тебе грудь? Футболку вместе с моей туникой запустишь.
— А давай я пожму тебе яйца? Тисками?
— Тогда уж руку свою давай. Эх, всего удовольствия в этой жизни лишила…
Потряся ладонь Миллер менее грязной рукой, Бен, посвистывая, ибо денег у него и так не было, направился умываться-отмываться. Дженни с широкой улыбкой долбаёба смотрела ему вслед. «Прикольный он, этот Утопленник, — думала она. — Мы обязательно потрахаемся. Вернее, подружимся, да…»
И она вновь плюхнулась на кровать.
***
Когда Безглазый заявился, первое, что он увидел — это Оливер, носящийся по особняку без трусов. Салли восторженно бегала за ним, пытаясь стянуть своё платьице и сплагиатить рыжего. За Салли гонялась Джейн, вопиющая, чтобы девочка ничего не снимала и что Оливер — просто «верзила без мозгов, прямо как наш Киллер».
— Но у него так смешно между ног болтается! — протестовала Олдер. — У Джеффа такого нет!
Киллер, которого малышка фактически только что своеобразно обозвала бесчленовым, под общий хохот разразился возмущённой тирадой и угрожал снять штаны и перерезать глотки тем, кто сочтёт его достоинство маленьким.
— Давай, — подбадривал его Худи, которого Смеющийся услужливо повесил на люстру после того, как Брайан, первый увидевший Оливера, ёбнулся задницей ему на лицо. Не скажу точно, как там поживает нос Ржущего и очко Худи, но зато обзор сверху был гораздо лучше, и прокси был этим доволен.
— А у него немаленький… — задумчиво пробормотала Роксана, сидевшая на диване с мокрой головой и в чьей-то футболке и глазами следившая за Оливером.
— Что, попробовать захотелось? — съехидничал Вик, услышавший её фразу. — Давай, упади перед ним на колени и начинай, тебе не привыкать.
— Угу. А потом ты обрежешь его стояк и попробуешь, потому что на своём веку полакомиться тебе удалось только шлюшьими сиськами! — огрызнулась девушка.
Безглазый, крепче сжав большой пакет в руках, заторопился на кухню. В стену около сей святого помещения был пришпилен, видимо, курьер из службы доставки. Бывший. Его рот был открыт, глаза закатились, права нога по колено напоминала своеобразное пюре, а изо лба торчал массивный гвоздь, на котором этот бедный труп и умудрялся держаться. Только сейчас Джек заметил коробки из-под пиццы, то тут, то там валявшиеся на полу. Хмыкнув и пощупав курьера за бок, он, сделав каннибальские выводы, прошёл на кухню. Там хмуро жевала пиццу Трина.
— О, вот и ты, — сказала она, кивнув парню. — Труп курьера просили оставить тебе. Свежий. Наверное. Я в этом не очень разбираюсь, но его где-то час назад принесли, не больше.
— Как прелестно, — умилился Джек, взглядом ища кастрюлю. — Значит, ещё свеженький. Хорошо, благодарю. А что там за пародия на гейский стрип-клуб?
— А-а, — Трина поморщилась, проглатывая кусочек. — Это Оливера опять от чего-то разнесло. Стал носиться по дому. Сначала со стояком, зато потом без трусов. Успокоится, я думаю. А если нет, то…
Девушка выразительно посмотрела на большую шипованную биту, лежащую рядом с ней. Бита была перепачкана кровью, на некоторых шипах были ошмётки мяса. На вопросительный взгляд Безглазого Трина пояснила:
— Это мы пельмени с ней лепили когда-то. С битой, то есть. Или блины делали. Или ещё что-то. Или кашу варили… Не помню. Скалки не было. Или половника. Или ещё чего-то… Не, не помню. Зато мясо хорошо размельчает.
— А, ну я так и понял, — сказал Джек, вспоминая ногу бывшего курьера.
— Молодец, — Трина кивнула. — Понятливый парень. Ну ты сам дальше понимай, а я пойду. Ты ведь сможешь без меня допонимать?
— Разумеется. Иди.
И Трина пошла. Сначала не в ту сторону. Потом не в ту дверь. Вернее, в дверь-то она пошла в ту, просто эта самая дверь в глазах девушки раздвоилась, и вместо нормальной двери Трина направилась к её двойнику, в действительности являющимся стеной. Безглазый понял, что девушка пьяна. «Странно, что я не заметил это раньше», — подумал он, водружая кастрюлю на плиту. Потом понял, что в пустой кастрюле ничего само не сварится, и поставил её под кран.
В этот же момент на кухню широкими шагами вошла Роуз. С каким-то сумками и пакетами. Она тащила за собой чемодан.
Безглазый опешил.
— Ты чё, сюда переезжаешь? — спросил он. — А где спать будешь? Под столом? Или калачиком на стуле?
Роллин мрачно на него посмотрела.
— Ты сейчас допиздишься, и я перееду к тебе, — предупредила она.
— Громкое заявление, — оценил Джек. — И кого же ты выселишь с кровати?
— Тебя, — глаза Роуз метались, видимо, что-то выискивая. — Ты будешь спать с этим… Утонувшим.
— Утопленником, — кивнув, поправил Безглазый. — Спасибо. Ты что, тоже считаешь меня геем?
Роуз поперхнулась.
— Тебя? — опешив, переспросила она. — Да нет… Выглядишь ты вполне натурально.
И тут же заинтересованно выдала:
— А почему «тоже»?
— А разве нет? — удивился Джек.
— А разве надо? Никто не говорил, что ты гей.
Безглазый прищурился.
— То есть тебе никто такого не говорил? — уточнил он. — Ни мельком, ни прямо, ни по секрету?
— Да нет, блин! — не выдержала Роуз. — Никто! Если ты гей, то мы переживём, у нас для этого целый Джерри. И Полика. Так что ещё один педи…э-э, представитель нетрадиционной сексуальной ориентации нам не страшен… И куда эта ебанашка мою кружку дела?! А, вот она!
И, грозясь быть перевешенной сумками-пакетами, Роуз подлетела к столешнице и с торжественным кличем схватила с неё пустую кружку.
— Вот она, моя хорошая! — обрадовалась девушка. — Сколько же переездов мы с тобой пережили, родная, и вот ещё один…
Тут она заглянула в саму кружку и, поморщившись, недоумённо подняла глаза на наливающего воду в кастрюлю Безглазого.
— Что это за хероту она тут заваривала? — спросила она у парня, будто тот был Википедией и знал ответы на все вопросы.
— Я ебу? — не отрываясь от своего дела, пожал плечами тот. — Сходи и спроси у своей хуй знает кого. Я занят. Хочу жрать. И если ты сейчас не отъебёшься, я сделаю тебя своим ужином.
Хмыкнув, Роуз покосилась на пакет, из которого торчал палец, и сочла нужным сначала промолчать, а потом с прижатой к груди кружкой уйти. Уж чем-чем, а стать едой для каннибала в её ближайшие планы не входило.
***
Пока кипела вода в кастрюле, Безглазый решил, что неплохо было бы сходить справить нужду, а заодно и умыться. «Пиздец, не ожидал, что буду в морге с полом целоваться, — думал он, поднимаясь по лестнице и пропустив слетевшего Джеффа, удирающего от разъярённой Джейн. — За что там платят уборщикам?»
Конечно, брезгливости он не испытывал, однако с пыльным лицом садиться ужинать не хотелось. Не эстетично. А то, что он жрёт человечину, причём чаще сырую, это, конечно, другое. Чувство эстетики у этого двуногого явно хромало на одну хромосому.
Однако на втором этаже Безглазого ждал сюрприз. Мужской туалет был заперт. Когда же каннибал требовательно подёргал за ручку двери, изнутри раздался гневный ор Эльдара:
— Идите на хуй и дайте посрать спокойно!
— А что, можно срать с беспокойством? — искренне удивился Джек.
— Можно! — Новскилл спустил воду. — Если каждый будет долбиться в дверь!
— Ну хорошо, что в дверь, а не в очко, — мудро изрёк Безглазый. — И, главное, радуйся, что не в твоё. Сколько ещё ты умиротворённо будешь справлять нужду своей задницы?
— Столько, сколько она потребует! Если приспичило — иди к бабам!
— Мне проще нассать тебе на кровать.
— Чё?!
— Да шучу я. На кровать невежливо, а вот под…
— Ссы в раковину!
— Ну разумеется. И как же я сразу не догадался. Вот спасибо. Сри дальше в своё удовольствие.
И Безглазый ушёл, не желая продолжать сей туалетный диалог. Он решил, что в самом деле сходит в женский туалет. И надеялся, что там никого не будет. «Да вроде все внизу, — подытожил парень. — Хотя я не видел Утопленника и эту светленькую… Дженни. Интересно, куда это они вдвоём запропастились?»
Джек не придал значение злобе и какой-то искорке ревности, эмоционально окрасившим его последнюю фразу. Он просто не заметил их. Или воспринял, как нечто, что всегда присутствовало в его мыслях. Однако поток размышлений понёс разум убийцы дальше. Он вспомнил о сегодняшнем разговоре с Миллер. О том, что она и та, с розовыми волосами — Фиала же вроде? — считают его геем. Параллельно с этим в голове ясно прозвучал голос Роуз, говоривший: «Если ты гей, то мы переживём».
Если. «Никто не говорил, что ты гей».
Никто. Значит, девушку не поставили в известность о его псевдо-ориентации. Но не может быть такого, чтобы Фиала, подозревавшая его в гомосексуальности, не рассказала об этом своей сестре. А если бы рассказала, то эта самая сестра непременно упомянула бы, потому что — Безглазый, хоть и не был психологом, но знал, нет, чувствовал это, — она была не в состоянии врать и выкручиваться. Либо ей просто не хотелось. По крайней мере, он, Джек, на это надеялся. А это значит, что либо Роуз всё-таки спиздила, либо эта Дженни что-то конкретно недоговаривает.
При мысли о Миллер Безглазый ухмыльнулся. Конечно, несмотря на сей сомнительный предлог для, гхм, ухаживания за ним, ему льстило, что две весьма хорошенькие девушки пытаются хоть как-то заполучить его внимание. Не знаменитого и чуть ли не захлёбывающегося в своей популярности Джеффа, не его чуть менее известного брата, не злобного хайлинца Утопленника, прекрасного в своём садизме, не носящегося с камерой Худи, не припизднутого Тоби (хотя этот фрукт отпадает, ведь у него есть Кло с двумя ножами), доёбывающегося до Тима (и этот не в счёт: Энн повкалывает всем крутящимся возле её избранного лидокаина, после чего начнёт медленную ампутацию без наркоза), не томного, но при этом изощрённо жестокого Художника (у него ведь что-то с Джуди?), не загадочного японского демона и не — Безглазый уже заебался перечислять всех лиц мужского пола, — монохромного Смеющегося, а именно его, Джека, чудесной личности, любящей полакомиться человечинкой. Эта мысль почему-то радовала каннибала. Хотя этот Вик, несомненно, тоже вызывает какой-то интерес у Дженни… Может быть, тоже как «потенциальный гей». «Надеюсь, она не думает, что мы с ним втайне от всех трахаемся за углами и беспалевно отсасываем друг другу под столом», — вдруг ударило ему в голову. Это было бы просто смехотворно: два убийцы, едва узнав друг друга, идут ебаться. Хотя для некоторых это нормальное явление…
А так Дженни довольно симпатичная. Конечно, и Фиалу нельзя назвать уродиной, но, в отличие от неё, Миллер кажется более…натуральной, что ли
(ага, ему только о натуральности и размышлять). А эта розовая
нет, блин, голубая старается выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Более милой. Более дружелюбной. Более хозяйственной. Более общительной. Более сексуальной. И от всех этих «более» у Джека порой начинает болеть голова и чесаться кулак. Да, когда Роллин вот так сахариться, ему хочется иногда дать ей в глаз, чтобы смотрелось более естественно. А что? Не выставляй она все свои достоинства, некоторых из которых у неё и в помине нет, напоказ, то притягивала бы к себе сильнее, потому что с лицом у неё всё в порядке, а вот с подношением себя для кого-то — явные проблемы. Нет, ей определённо нужно быть собой. Вот, к примеру, Дженни…
Безглазый резко одёрнул себя. Это что за херня? Сколько раз за эти пару минут он о ней подумал? Да уж, Миллер явно магнитит его больше, чем он сам этого замечает… И, скорее всего, это как раз из-за её естественности.
Увлечённый этими размышлениями, Джек не заметил, как добрался до женской ванной и даже как приоткрыл дверь, не постучав. Из задумчивости его вывел раздавшийся шум воды. Каннибал вздрогнул и поднял глаза.
Он увидел Аву. Завёрнутую в полотенце. Сзади грязную, как будто по земле проволокли. Которая, скорее всего, его не заметила. Прищёлкнув пальцами, что-то тихонько напевая, она поднесла ладонь к воде. Быстро одёрнула руку, выругавшись, и снова повернула кран. На этот раз к низвергающимся на дно ванны потокам были опущены лишь пальцы. Пошевелив ими, девушка, видимо, удовлетворившись температурой воды, повернула регулятор, и вода, перестав литься из крана, стала водопадом падать из душа. Эмбер опять начала что-то напевать, причём явно не на английском. Вот она повела бёдрами и плечами, переступая с ноги на ногу. Скинула на стиральную машину полотенце. Джек заскользил взглядом по оголившейся впадине её позвоночника, по ягодицам, пока что скрытым тканью трусиков, по ногам… Ава сняла верх нижнего белья — в зеркале отразились утончённые линии девичьего троса. Безглазый чертыхнулся про себя, чувствуя, как в паху предательски запульсировало. Чёрт, чёрт, чёрт, он совсем забыл про Эмбер…
Не торопясь избавляться от последнего предмета одежды, Ава осторожно переступила через край ванны и с явным наслаждением встала под водные струи. Вода заструилась по изгибам нежно-девственного тела, омывая каждый его участок. Вслед за ней провела подушечками пальцев по коже. Шея, грудь, бёдра… Всё это Джек видел перед глазами. Казалось, что, протяни он руку, то сможет коснуться влажной, обнажённой и покрасневшей от горячей воды кожи, сможет провести по ней ладонью, ощущая такое волнующее дрожание девичьего тела, приобнять овал хрупких плеч и, прижав её к себе, чувствовать это возбуждающее тепло, эту влагу, которая пропитала бы его толстовку, вызывая сладкое, ноющее чувство в паху…
Наверное, Эмбер что-то почувствовала, потому что вдруг замерла и медленно, как герои из фильмов ужаса, повернулась.
— Выебанная на боку тумбочка!
Стыд огнём опалил её и без того раскрасневшиеся щёки. Выронив только взятую мочалку, она быстро прикрыла грудь, повернувшись к маньяку спиной, хотя и так находилась в таком положении.
— Ты не заблядился ли?! Мужской туалет в другом конце коридора! Или тебе нужно было карту дома предоставить, а заодно и компас выдать?!
Безглазый даже не вздрогнул. И не удосужился, извинившись, закрыть дверь и уйти. Вместо этого он продолжал стоять и смотреть на шею Авы.
— Ты что, оглох? — ворчливо бросила она через плечо. — Тебе моча в голову ударила и уши заложила?
Моча… А ведь он хотел сходить в туалет.
— Прости, — разлепив пересохшие губы, наконец выдавил он. — У нас забаррикадировался Эльдар.
Ава почему-то довольно хмыкнула.
— Так ему и надо, — гаденьким голосом сказала она. — Будет знать, как всякую хуйню про меня морозить и размораживать. Я ему в пиво, которое он пил, подмешала «Виагру» и слабительное. Посмотрим, как он посрёт со стояком…
Тут, вспомнив, что находится не в самом выгодном для разговоров положении, Эмбер, крепче обняв себя за плечи, сказала:
— И сколько лет ты ещё планируешь тут простоять? Или мне продолжать мыться, типа я тебя не видела?
«Продолжай», — чуть не брякнул Джек, однако вовремя опомнился. Пробормотав нечленораздельные извинения, он закрыл дверь и, прислонившись к ней спиной, с шумом выдохнул, вытирая рукавом лоб. Вот умеют же девушки возбуждать, причём даже не зная этого…
Тащившаяся откуда-то с баулами Полика, заметив Безглазого, изумлённо остановилась.
— Ваш… — начала она, неуверенно ткнув пальцев в противоположный конец коридора, будто сама сомневалась, что там есть мужской туалет.
— Я знаю, — перебил её каннибал. — Я знаю.
И продолжил стоять, глубоко дыша и подпирая собой дверь.
