Lady Boyle's Lover

Избегай блуждающего взора, что перескакивает с одного на другое и легко притягивает к блестящим вещам, которые поначалу вызывают восхищение, но затем приводят к беде. Помни: глаза не устают смотреть, но неспособны тут же отличить истинное от ложного. Человек с ущербным взором подобен сломанному зеркалу: уродство для него — красота, а красота — уродство. Удерживай взгляд на чистом и поучительном, и когда придёт час, различишь ты козни Чужого. Первый запрет Аббатства Обывателей — Блуждающий взор

      Что ж, теперь у нее не было фонаря.       А эта часть катакомб, куда более вонючая, чем расположенная непосредственно под кварталом особняков, еще и не была освещена: если не считать тусклого мерцания гнилушек тут и там. Так что леди Бойл пришлось ориентироваться преимущественно наощупь. Помогал и слух: где-то за стеной щелкали створками хрустаки, так что Эсма резонно рассудила, что лучше сделать крюк, чем получить едкой слизью в лицо.       Удивительно, но темнота не только не пугала ее, но даже успокаивала: главное, помнить, что добрая половина призраков, которых ты воображаешь себе, не существуют, как бы плотно ни сгущалась мгла. А вот ты, если будешь вести себя тихо и осторожно, останешься незамеченной.       После нескольких поворотов путница попала в безветренное пространство, так что ее стало меньше заботить, насколько вымокли волосы и одежда, и даже вонь городских стоков стала будто бы вполовину слабее. Эсма устала, но, покуда ничего больше не взвинчивало ее нервы, также и расслабилась. Она потеряла бдительность, что было неизбежно, так что не расслышала слабого мягкого постукивания. Точно такого, каким сопровождалось ее собственное недавнее путешествие по трубе.       Внутренний голос ругал Эсму на все корки, напоминая, что она не так давно нашла у себя седой волос, а туда же — в наряде горничной, покрытая грязью и синяками, куда-то шагает, не имея понятия, как ей дойти до «Песьей ямы»! Авантюристка из романа, да и только. Другая часть личности Эсмы возражала, что она не делает ничего более опасного, чем-то, что выпало на долю Вэйверли. Например, не бросается в постель к регенту, который, судя по слухам, ответственен за все грани многочисленных бед, накрывших Дануолл в последний год.       Идти назад было бессмысленно, поэтому приходилось шагать вперед (осторожно перенося вес с ноги на ногу, чтобы, в случае чего, мгновенно отпрянуть). Где-то катакомбы неизбежно заканчивались, а оказавшись на какой-нибудь улице можно было обратиться к стражнику и вернуться домой. Хотя найти Корво Аттано (и посмотреть ему в глаза) все еще казалось таким заманчивым…       И тут, увлекшись бурным внутренним диалогом, Эсма не заметила, как попала ногой на какую-то коробку, подгнившие тонкие доски которой, естественно, не выдержали сто девятнадцать фунтов веса, пусть те и выглядели, как невеликая тяжесть, если судить одним взглядом. Эсма охнула. Нога, утонувшая в чем-то склизком и пахучем (подгнившие помидоры, подсказала память совершенно ненужные сведения), подвернулась. Опять! Однако на сей раз леди Бойл удалось удержать равновесие. Вопрос только, зачем: в опасной близости от нее раздалось характерное кряхтение, перемежающееся скрипом. Не сразу Эсма поняла, что это хрустаки примерялись раскрыть свои жадные ядовитые пасти. Так вот почему в туннеле не было света! Его можно было использовать как склад, не опасаясь, что кто-то умыкнет продукты, однако хозяева, зная дорогу, легко проходили за своими продуктами, не замеченные хрустаками. Жаль, что того же не удалось провернуть и Эсме…       — Леди, сюда!       С едва различимым стуком чьи-то ноги легко опустились на свободное пространство перед Эсмой. Или этот кто-то видел в темноте, или прекрасно ориентировался на этих дорожках. Крохотная прохладная рука схватила пальцы леди Бойл и уверенно сжала, зовя за собой.       Треск хрустаков стал громче, и Эсма поддалась. Что бы ни ждало ее там, куда вел ее… этот ребенок, поняла она, уже перейдя на бег, это не могло быть хуже, чем порция жгучей кислоты в лицо, когда ты даже не знаешь, откуда ждать атаки.       Они пробежали несколько минут, дважды завернули: ребенок вел Эсму уверенно, явно не впервые проходя этот путь. Но, наконец, они перешли на шаг, однако ж маленький провожатый не дал сигнала таиться, и Эсма не подумала осторожничать, хотя и щурилась, вглядываясь в брезжущий вдалеке свет.       — Спасибо тебе, малыш… ка? — Выйдя на освещенное место, Эсма растерялась, не зная, какого пола ребенок перед нею. Лет десяти, с неровно то ли подстриженными, то ли убранными под кепку волосами — поди разбери! И голос в таком возрасте еще такой, что не скажешь точно, мальчик к тебе обращается или девочка.       — Виман, — игнорируя ее замешательство, представился ребенок и подмигнул Эсме.       Спустя секунду леди Бойл поняла, что она, должно быть, должна вспомнить… Но она не могла. Определенно, перед нею стоял (в луже грязной воды, в ореоле вони прогорклого китового жира… в ужасно засаленных штанах!) отпрыск достойного аристократического рода, однако у Эсмы не мелькнуло в голове ни единой идеи, какого именно. Может быть, почтенные родители этого встрепанного цыпленка еще пару месяцев назад посещали особняк Бойлов с визитом вежливости по какому-либо поводу, однако Эсма давно перестала рассматривать чужих детей. Поэтому она только поблагодарила маленького спасителя за его (или ее) благодеяние и попыталась перевести разговор на другую тему, действительно куда более важную: что это за место? Неплохо, кажется, обустроенное: издали доносились спокойные голоса, пахло ворванью из светильников и жареным мясом. Аромат еды заглушал даже вонь сточных вод, медленно текущих по дну катакомб.       Когда спутники шагнули под сень ровного света ворваниевых лампад, оказалось, что маленький лагерь действительно довольно мил — на вкус любого бедняка. Пол устилали доски, длинные палки вздергивали старые пледы, точно палатки, стремясь сохранить тепло, крепкие ящики из светлых дощечек служили столами и стульями доброму десятку человек… Каждый занимался своим делом, не обращая внимания на новых визитеров.       — Это пристанище для выживших и потерявшихся, леди. Тут не так плохо, как, должно быть, Вам пока кажется. — Тоненькие, еще не ставшие заскорузлыми от бродяжной жизни пальчики снова сомкнулись на запястье Эсмы и потянули ее за собой. — Мы с родителями… разминулись. Но я верю, что еще найду их. И они живы, и будут живы, это я тоже знаю точно. Ну, а пока за мной присматривает Оскар.       Ребенок указал на мужчину в порыжелой куртке, склонившегося над чадящим костерком, и когда Эсма обернулась, ее маленького провожатого уже и след простыл. Она успела услышать обрывок ругательства по адресу Арнольда Тимша, однако, пытаясь побыстрее сориентироваться, увидеть все вокруг сразу, не разобрала точно, что в точности донеслось до ее ушей.       Мимо прошагала пара, мужчина и женщина, в серых выцветших кацавейках. Оба они молчали, хотя шли рядом, и мужчина, глядя прямо перед собой, задел Эсму плечом. Он не извинился, даже не обернулся, может, и вовсе не заметил ее и не осознал случившегося. Вот так, знай свое место, усмехнулась в мыслях Эсма. Она никогда не воображала, что Салли легко у нее на службе, не тешила и себя надеждой, что она сама нечто большее, чем ее фамилия и состояние.       Не зная, что еще делать, леди Бойл приблизилась к Оскару. В первую секунду ей показалось, что мужчина собрался подуть на истекающее на вертеле соком мясо, но тотчас поняла, что он просто настолько худ, что его щеки ввалились.       — Кто тебя привел? — спросил Оскар. Без приязни, но и не враждебно, просто буднично, точно через их тайное прибежище ежедневно проходила парочка-другая путников. Может, так оно и было.       Эсма неопределенно ткнула пальцем себе за спину, пока Оскар осматривал ее с головы до пят. То, что он видел, его, кажется, вполне удовлетворило и удержало от новых вопросов.       — Вы что же, живете прямо тут?       — Ага. Правда, здорово? — Оскар выпрямился, ухмыляясь. — Я и не думал, что найду такое сухое, теплое место. Хочешь крыску? Она белая была, такие чуму не разносят.       Эсма с ужасом глянула на мясо, еще секунду казавшееся столь аппетитным… А она-то подумала, что это может быть маленький кролик! Отвращение было таким сильным, что Эсма закашлялась. Оскар нахмурился, догадываясь, что собеседницу едва не тошнило.       — Футы-нуты, посмотрите на нее! — Выживший сложил руки на груди. — Только из господского дома? Оно и видно: какая чистенькая!       Эсма сомневалась, что на ней остался хотя бы дюйм чистой кожи после того, как она излазала эти ужасные катакомбы вдоль и поперек, но от неожиданности она даже не нашлась, что сказать.       — Переборчивая до Бездны… — Оскар сплюнул в огонь и наклонился, крича кому-то из своих приятелей. — Эй, ребята, да к нам тут наведалась сама леди Бойл!       Эсма вздрогнула и отшатнулась от неожиданности. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что мужчина шутит. Какая ирония: стоит переменить наряд, и в тебе больше не узнают благородную даму.       — Но если уж пришла и хочешь остаться, придется принимать наши правила. Я и так сегодня добрее обычного!       — Да уж, да уж, Оскар, ты с самого утра просто душка.       Эсма обернулась на голос: к костерку приближался еще один мужчина, выше и шире в плечах, чем Оскар. Батрак, судя по всему, сообразила леди Бойл. Такой, помнится, недавно чинил крышу в их с сестрами особняке (и стянул золотую статуэтку рыбы, но это было сейчас не важно). Он вытирал руки сальной тряпкой самого отталкивающего вида, при том, улыбался довольно располагающе.       Эсма не удержалась и улыбнулась ему в ответ. В конце концов, Оскар тоже был не так уж плох. Это не говоря о маленьком герое — или героине — по имени Виман, без чьей помощи Эсма бы давно захлебывалась ядовитой жижей хрустаков. Казалось, она попала в неплохое место, где удалось бы подкрепиться и набраться сил.       Бугай фамильярно хлопнул Эсму по плечу, и та едва успела себе напомнить, что на ней костюм служанки.       — В отличие от этого старого ворчуна, я готов предложить Вам стаканчик добротного «Старого Дануолла» и банку студня из угрей. Из моих личных запасов.       — Вы настоящий джентльмен. — Эсма сделала реверанс, заодно ненавязчиво выплывая из-под руки нового знакомого. — Но я тороплюсь в «Песью яму».       Оскар, казалось, забывший о том, что рядом с ним кто-то есть, кроме жарящейся на вертеле крысы, поднял голову.       — Так она затонула!       Эсма, очевидно, заметно побледнела, потому что рабочий сжал ее локоть и попытался привлечь к себе, а Оскару крикнул довольно недружелюбно:       — Хорош языком чесать, ничего там не затонуло! Это другой район, где жироварня Гривза, это дальше! А «Песья яма», небось, стоит себе до сих пор, плесенью только покрывается.       Оскар фыркнул, не считая достойной ответа подобную отповедь, и принялся снимать с вертела крысу. Жир шипел и брызгал в стороны, когда мужчина тыкал мясо погнутой и не слишком чистой вилкой. Эсма с облегчением поддалась желанию бугая увести ее.       — А ведь про стаканчик горячительного и студень я не шутил, милая мисс, — он ухмыльнулся. — Вам нужно подкрепиться, куда бы Вы ни шли.       Для удобства Эсма зачесала волосы пальцами за уши, чтобы не лезли в глаза, хотя и знала, что так выглядит менее изысканно. Впрочем, какая могла идти речь о шике, когда вокруг были люди, жившие в этой грязи не меньше недели (а кто-то, возможно, с самого начала чумы). Эсма притерпелась к запаху, но взгляд ее не замылился, замечая каждое пятно на истрепанной одежде каждого выжившего.       Она вспомнила свои недавние мысли: а ведь им было, чему завидовать. Еще часов пять назад она бы рассмеялась в лицо каждому, кто сказал бы ей нечто подобное. Нечего воображать, будто достаточно быть леди Бойл, моя жизнь полна страдания! Но сейчас, в этом вонючем подполье, она видела другую сторону существования. Не то что б она не знала, как живут бедные, но это никогда не было так близко от нее, и она воспринимала слова о простых людях почти равнодушно, а забывала стремительно. Это никогда ее непосредственно не касалось.       И вот это — причина чумы? Эсма не стала бы клясться, что так и обстоит дело, но по обрывкам разговоров между Хайремом Берроузом и Вэйверли она сложила для себя более или менее правдивую картину.       Какой-то мужчина с безумным взглядом при виде Эсмы крикнул ей, не видала ли она его жену. Эсма стыдливо отвернулась. Бугай завел ее за угол, где, судя по всему, устроил себе закуток вдали от любопытных глаз. Не для того ли, чтобы миловаться с девушками? Добротный плед без единой заплатки нависал на распорках над стопкой банок с консервами. В полутьме за ними поблескивало стекло: видимо, виски. Эсма никак не могла решить, стоит ли ей действительно вкусить от щедрот нового знакомого? Будь она и впрямь служанкой, не побрезговала бы, да и в желудке уже давно стало пусто, как в постели Лидии. И все же, дешевые консервы? Леди Бойл колебалась.       — Вот студень, как видите, мэм, — пробасил бугай за плечом Эсмы. — Но прежде, знаете, неплохо б заплатить.       Она думала, что рука нахала окажется на ее заднице, однако… ладонь бугая сжала кошелек у нее на поясе.       — А ведь я знаю, что это, малышка. Она звенит и зовет… Хотя мне нет дела до этого. Однако, эту штучку можно продать, и недешево!       Бугай потянул кошель на себя, но Эсма отшатнулась, хлопая мужчину по рукам. И тотчас получила пощечину такую крепкую, что на миг оглохла, а из глаз леди брызнули непроизвольные слезы. Как ни велико твое самообладание, если уж тебя ударили по голове, хочешь-не хочешь, а ослепнешь от слез хоть на секунду.       Пользуясь дезориентацией жертвы, бугай схватил ее, приподнимая над землей, так что ноги Эсмы беспомощно заболтались в воздухе, а второй крепкой ладонью зажал ей рот. И вот тут-то леди Бойл обнаружила, что у нее нет ни малейшего шанса укусить нападающего, как сделала бы любая нормальная героиня романа. Мозолистые пальцы до боли прижимали ее губы к зубам, из-за запрокинутой шеи едва удавалось дышать. Она могла только жалко брыкаться, пытаясь высвободиться: тщетно, разумеется. Бугай превосходил жертву по силам, к тому же, у Эсмы не было точки опоры. Она извивалась, как могла, но тем добилась только того, что неудобно вывернутая ладонь мужчины скользила по кошельку без шанса сорвать его с пояса леди.       Эсма не молилась в тот момент, не продумывала стратегию: она просто билась, как животное, не понимающее, как выбраться из капкана и просто напрягающее все силы в ирреальной надежде спастись. И снова ее выручил случай: в один из особенно отчаянных рывков Эсма стукнула каблуком туфли по колену бугая, и тот внезапно ослабил хватку. То ли непреднамеренный удар вышел поразительно удачным, то ли разбойник уже бывал ранен в то же самое место, и крепко, но боль заставила его, и без того уставшего, потерять концентрацию, и Эсма высвободилась окончательно. Второй удар она нанесла уже сознательно. И с удовольствием: лягнула по-лошадиному, вложив всю силу и всю ярость, которые у нее имелись. Затем Эсма отскочила на шаг и припечатала врага так, точно пыталась захлопнуть ногой заклинившую дверь: он согнулся, хватаясь за колено, а она лишила его равновесия, ткнув в бок, не жалея ни себя, ни его. И, взмахнув руками, бугай свалился в воду, весьма глубокую в этом месте катакомб.       — Познакомься с хрустаками! — Неожиданно весело сказала Эсма вполголоса, наполовину самой себе. Она согнулась пополам, хохоча: скорее, сбивая нервное напряжение, чем действительно радуясь. Такой долгий путь, наполненный опасностями! Но она побеждает, неизменно побеждает, и теперь — тоже! Эсма вытерла слезы, снова непроизвольно навернувшиеся ей на глаза. Но в этот раз, по крайней мере, не от боли.       — Помогите! — Заорал бугай, ничуть не смущаясь, какое мнение теперь сложится о его храбрости, и жалко шлепая руками по воде, так что его самого осыпали тучи вонючих брызг. — Эта дрянь меня убить хочет! А-а-а!       Эсма поняла, что у нее есть едва ли пара секунд, прежде, чем ее нагонят озлобленные выжившие. И она потратила одно из этих драгоценных мгновений на то, чтобы показать обезвреженному противнику неприличный жест. А затем бросилась прочь в единственном доступном для нее направлении — дальше по тоннелю.       И снова она спасалась бегством. Пистолет так и остался у нее за пазухой, но стала бы Эсма пускать пулю в мерзкого, жадного, однако, все-таки, человека? Она не думала, что нашла бы в себе силы. Вэйверли — да, та, может, и не дрогнула бы, но Эсма, несмотря на все ее бахвальство, что она знает, как жать на спусковой крючок, не чувствовала себя пригодной для подобного… Не здесь, во всяком случае, не сейчас: не глядя в глаза тому, кого собралась убить.       Эсма испытала соблазн выбросить оружие в воду, понимая, что просто не сможет пустить его в ход, кто бы ей ни противостоял: зверь или человек. Однако, семейство Бойл процветало веками не потому, что выкидывало вещи налево и направо.       Наконец, утомленная и запыхавшаяся, Эсма перешла с нервной рыси на шаг. Погони за собой она не слышала, щелканья хрустаков рядом — тоже. Можно было осмотреться и составить дальнейший план.       Тем более, что других вариантов и не было, хотя больше всего Эсме хотелось прямо сейчас сесть на холодный пол тоннеля и завыть совсем по-детски: хочу домой! Она раздраженно отогнала постыдное видение, в котором именно так в ту минуту и поступала. Нет, если она хотела выжить, следовало продолжать идти, хоть куда-то. Если действительно добраться до «Песьей ямы», можно поискать там выживших, не зараженных чумой (и чьего собрата ты не двинула ногой три раза подряд, съехидничал внутренний голос, забывая, что бугай заслужил все, что получил), быть может, ее проведут назад в квартал особняков. Эсма с нежностью вспомнила старика, который помог ей скрыться от толлбоя и угостил алкоголем. Может, она и ошиблась насчет него и Корво, но все же шанс, что они именно в «Песьей яме», велик. Нужно же несчастному лорду-защитнику где-то скрываться, так почему бы не в квартале, который считают затопленным? Эсма вспомнила слова Оскара, сомнения на его лице, движение рукой… Немного она могла сообразить, однако вроде бы… кажется… имелась вероятность, что она действительно двигалась в сторону «Песьей ямы».       Эсма попыталась соединить все, что было ей известно из газет и публичных объявлений через уличные динамики, чтобы события составились в стройную линию. И, казалось, это ей неплохо удалось: несчастье с Верховным смотрителем, таинственное исчезновение Антона Соколова прямо из его лаборатории — тщательно охраняемой и, в конце концов, расположенной под самой крышей его дома! А теперь еще и туманная история с Вэйверли. Эсма не сомневалась, что ко всему приложил руку Корво Аттано, несомненно, жаждущий благородной мести, а добрый лодочник содействовал ему, и прятались они в заброшенном, судя по всему, пабе. Вывод простой и легкий, но Эсма не спешила тщеславно приписывать его своей дедукции, не исключая, что вычитала нечто подобное в каком-нибудь романе, а теперь просто подставила в известную ей канву реальные события.       И, тем не менее, не гордясь своим умом, она знала, что права — по крайней мере, в главном.       Эсма снова поймала себя на мысли, что не испытывает страха. То есть, когда бугай схватил ее, она испугалась, но теперь ей казалось, что все вышло не так уж плохо. Эсма подумала о том, что напрасно не устроила этого прежде: переодевания в служанку и исследования самых отдаленных закутков Дануолла. Строгий внутренний голос, впрочем, тотчас спохватился и одернул ее: везение везением, но шанс погибнуть, и, может быть, глупо, никогда не стоит исключать.       О, маленький, разумный и такой вредный голос, сперва напоминавший Эсме голос матери, затем принявшийся подражать интонациям Вэйверли!       Эсма подумала о Лидии. Они держались вместе с детства, как бы против Вэйверли, и все же Лидди и Вэйв связывала привязанность более искренняя, чем младшую и среднюю сестер. Эсма недолюбливала Вэйверли, а та отвечала взаимностью и, видит Чужой, у обеих имелись причины, однако Эсма не желала младшей сестре смерти. Что уж говорить о Лидии! Вряд ли ее удовлетворила бы новость, что младшую сестру похитил, пусть и неплохой, на взгляд самой Лидди, джентльмен.       Тебе придется взять на себя заботы о Лидии, напомнило подсознание. Так что уж будь любезна, останься в живых.       По крайней мере, теперь ты будешь заправлять всем состоянием Бойлов, добавило оно. Но это осознание ничуть не подсластило Эсме пилюлю. Она зашагала менее бодро, вспомнив об осторожности.       Путь тянулся и тянулся, точно жила левиафана, узкий, длинный… Без ответвлений. Эсма не могла выбрать другой дороги, даже если бы захотела. По крайней мере, она дважды наткнулась на захватанные пустые бутылки с этикетками «Песьей ямы» — и, если только то было не роковое совпадение, она могла поздравить себя. Вскоре ее нелегкому путешествию должен был наступить конец.       И точно: света в тоннеле становилось все больше. Эсма напрягла слух, ей показалось, что она различает чей-то голос за журчанием медленно текущей воды. Некто-то ли мурлыкал колыбельную, то ли увещевал кого-то.       У Эсмы мелькнула безумная надежда, что ее снова встретит Виман, но нет. Когда она выглянула из-за угла, увидела перед собой не ребенка, а старуху. Та, согнувшись, рылась в куче мусора, которая, как казалось, вряд ли могла сама собой образоваться под землей. У Эсмы мелькнула безумная мысль, что старуха принесла мусор с собой. Взяла наверху, затем пропутешествовала с ним по извивам катакомб… Чего, конечно, быть не могло. Наверняка эту гору отбросов оставили выжившие, а нищенка просто подгребла ее поближе к своему жилищу. Не такому уж, впрочем, скромному: огромный каменный пузырь по размеру едва ли уступал вестибюлю в особняке Бойлов.       Эсма с облегчением выдохнула. Кто уж точно не мог ей навредить, так это пожилая женщина в старом макинтоше. И вся ее одежда, и кожа, и волосы, все вызывало ассоциации с сухой пылью… Даже голос, казалось, пролежал на полке пару лет, прежде, чем старуха достала его, намереваясь промурлыкать бессвязные стишки, видимо, собственного сочинения.       Эсма чуть было не вернулась назад, в рукав коридора, готовая искать другие пути до своей цели, однако внезапно поняла, что гора мусора у ног незнакомки перед нею движется. О, Бездна, да в этой куче было больше крыс, чем отбросов! Эсма успела только бессознательно кратко ахнуть, прежде чем, повинуясь инстинкту, схватила ближайший обломок серого кирпича и совершила воинственный прыжок вперед.       — Прочь, прочь, мерзкие!.. — Выкрикнула она, запуская камнем в стайку грызунов. Бросок вышел неудачным, кирпич шмякнулся на пол в футе от крыс, не задев ни одну, но, по крайней мере, зверьки в испуге порскнули в стороны. — Все хорошо, они Вас больше не рискнут укусить…       Старуха стояла к Эсме спиной, даже не шелохнувшись, когда кирпич приземлился подле нее, и не двинулась, услышав голос незванной гостьи.       — Они бы и не стали, милая. — Нищенка медленно, очень медленно начала разворачиваться, пока не оказалась к Эсме лицом. И только тут, заглянув ей в глаза, леди Бойл поняла, что старуха слепа. — Я тебя знаю, деточка?       Не думаю, подумала Эсма, забыв ответить вслух. В руках беднячки оказался кувшин, и леди почувствовала, что хочет воды сейчас больше всего на свете. Только теперь Эсма поняла, как ноет все ее тело. Адреналин истаял, и она ощутила всю тяжесть усталости, накопившейся за ночь.       — Хочешь водички, голубушка?       Да, подумала Эсма, как еще ничего и никогда в своей жизни! В ее голове промелькнула полузабытая мечта о хорошем инжирном вине… Хотя бы крепком виски… и растворилась в простой, изнуряющей жажде по обычной воде. Даже пусть и не слишком чистой — если старуха пила ее и пока не умерла, несмотря на явно немалый возраст, эта жидкость подойдет и леди Бойл. Тем более, в столь непростой ситуации.       Эсма подошла к незнакомке вплотную и протянула руку за кувшином, но не тут-то было! Старуха поставила воду на пол сбоку от себя. Эсма сделала шаг в сторону, но и нищенка тоже. Теперь кувшин оказался за ее спиной. С досадливым вздохом леди попыталась обойти старую женщину, как вдруг ее холодные пальцы сомкнулись на запястье Эсмы, тонкие и жесткие, точно стальные пруты.       — Что-то поет. Звенит и поет, я знаю этот звук. У тебя есть, что показать бабушке, деточка? Мои глаза не видят, но я чувствую эту сладкую музыку…       — Я не… это для одного человека. — Эсма ощутила еще большую усталость, понимая, что ей снова придется торговаться. По крайней мере, ее голос звучал твердо. — Я не отдам это Вам.       — Подарок для твоего любезника? Понимаю. Я тоже дарю моему милому дорогие штучки. — Рука нищенки тянула и давила запястье Эсмы, как кандалы. — Любовь! Тобой движет любовь или только интерес? Уж я-то знаю, голубушка, как это бывает: сначала тебе просто любопытно, и ты идешь, куда не следует, делаешь то, что опасно, и это прекрасно, прекрасно! Это любовь. Но есть подвох: нет и не может быть пути назад.       Эсма нервно улыбнулась, не вполне понимая, о чем толкует старуха.       — Я всего лишь ищу «Песью яму». Думаю, из нее какой-никакой, а путь назад найдется.       Старуха дернула головой, словно прислушивалась к чему-то, чего Эсма не замечала. Затем посмотрела на незваную гостью так, точно ее глаза оставались зрячими:       — Это изменит тебя… но в лучшую ли сторону?       Житье здесь не пошло на пользу бедняжке, подумала Эсма, пытаясь мягко высвободиться из захвата. Запах плесени мучил ее на протяжении всего пути, однако вонь старых тряпок, исходившая от странной женщины перед нею, не казалась альтернативой получше.       — Ну что же ты, деточка, постой, — снова забормотала старуха, чувствуя деликатные попытки Эсмы, и вдруг шагнула к гостье почти вплотную, вперив в нее свои затянутые пеленой слепоты глаза. — Не хочешь познакомиться с моими птичками? А они хотят, очень хотят познакомиться… со средней сестричкой Бойл!       О, бездна… Это же она, поняла леди с ужасом. Она! Вера Морэй!       Крик застрял у нее в сведенном судорогой страха горле.       Последний раз Эсма видела ее, когда ей самой было пятнадцать лет. Уже тогда Морэй начала сходить с ума и, очевидно, слепнуть, потому что как иначе объяснить ту некрасивую историю, что произошла меж ними столько лет назад… Впрочем, Эсма давно не слышала о бывшей соседке — и вот теперь прошлое в самом буквальном смысле держало ее за руку.       — Девочка все рыпается, пытается переменить судьбу… Как глупо, хотя и трогательно, и очень, очень типично. Знаешь ли, голубушка, что это дурновкусие: так стараться, когда у тебя нет способностей? Тебе бы следовало смириться.       Эсма заорала. Очень некрасиво и недостойно леди, но она больше не могла сдерживать в себе это напряжение. Да еще и крысы снова начали сбегаться прямо к ней и Вере, чутко дергая носами. Крик ненадолго остановил их движение, однако зверьки медленно, но все же неумолимо продолжали прибывать. Еще немного, и они окружат двух женщин на открытом пространстве! И смогут насладиться богатым ужином.       Эсма выхватила пистолет. То, что еще полчаса назад казалось ей немыслимым, теперь вышло само собой. В ту же секунду, на ее счастье, рука Веры расслабилась, и, чувствуя это, Эсма вырвалась, отскочила на несколько шагов от нищенки и крыс.       Руки ее все равно дрожали слишком сильно, да она и не собиралась убивать старуху. Даже пускай это была Вера Морэй! Памятуя, что давняя противница слепа, а крысы трусливы, Эсма выстрелила, не целясь, куда-то в сторону. Крысы прянули прочь, и снова не слишком далеко и тем более ненадолго. Они клубились у ног Морэй живым ковром, не причиняя ей вреда.       — Я знаю, ты грязная девчонка, Эсма Бойл!       Вера Морэй улыбнулась пожелтевшими зубами, повернувшись так, точно прекрасно знала, где стоит незваная гостья.       И леди Бойл бросилась бежать. Ей следовало бы вернуться в коридор, но этот путь отрезали крысы, клубящиеся меховым, несущим чуму морем, и потому Эсма понеслась в другом направлении. Казалось, грызуны загоняют ее, и, не размышляя, так это или нет, Эсма, повинуясь некоему шестому чувствую, вскочила на какой-то тюк тряпья, за которым виднелась протянутая из-под потолка цепь. Разумеется, она уходила в открытый люк.       Я могу сломать ноги, подумала Эсма, а может, и шею. И прыгнула в неизвестность.