Огненная эпоха.

      Проникающий через оконное отверстие солнечный свет разбудил Кацуки. Он открыл глаза, осматривая красиво переливающиеся позолоченные узоры внутри его покоев. Половина лагеря уже не спала: в восточной части раздавался звонкий лязг сабель. Бакуго встал с постели и вобрал полную грудь осеннего воздуха, который проникал вовнутрь вместе с лучами света, - пахло пожухлой листвой, лошадьми и приближающейся зимой. Этот запах навеял воспоминания о своих покойных родителях. – Наследники держат саблю, как подобает, Кацуки! Держи вот тут, – Бакуго с тяжёлым сердцем вспомнил, как отец демонстрировал в саду своё военное мастерство, а мать вздыхала, чтобы никто из любимых мужчин не поранился. Рядом с Мицуки вертелся Киришима и строил маленькие горки из камней. – Я хочу к папе, тётушка Мицуки, – маленький Эйджиро поднял грустный взгляд и выпятил губы. – Твой папа уехал в далёкую-далёкую страну, дорогой. Нужно ждать, – мать Кацуки знала, что родители Эйджиро ушли из жизни, но сказать маленькому ребёнку об этом не хватало смелости.       Кацуки подошёл к Киришиме после боя с отцом и протянул ему деревянную саблю: – Держи! Я одолею тебя, потому что я наследник!       Киришима широко улыбался, беря в руки саблю, и проигрывал Кацуки много-много раз.       Бакуго одевался самостоятельно и рычал на каждого бытушника, который предлагал свою помощь, но, получав отказ раз за разом, все бытовые помощники выходили из шатра. И так было каждый день. Задача бытушников - одевать хана, подавать ему еду и воду, умывать и ухаживать, однако парень, который обладал грозным нравом, не привык что-либо делать с чьей-то помощью. – Охрана! – выкрикнул Бакуго, – я приказываю воинам собираться как можно скорее и строиться! И скажите, чтобы ко мне зашёл советник в срочном порядке.       Через пять минут Киришима стоял в полной боевой готовности: меховая накидка поверх кольчуги, в ножнах блестела рукоять ятагана (Клинковое колюще-режущее и рубяще-режущее холодное оружие с длинным однолезвийным клинком, имеющим двойной изгиб; нечто среднее между саблей и тесаком.), подаренная Бакуго, на поясном ремешке красовалась золотая эмблема Женьшеня. Эйджиро низко поклонился хану: – Вы звали меня, мой Повелитель? – Когда мы сможем избавиться от бытушников? – Вас сейчас волнует только это? – засмеялся Эйджиро. – Я не могу их прогнать, потому что это обычаи, которые создали ещё Ваши предки. – Они меня раздражают, – Кацуки подошёл к зеркалу, поправил на себе бехтерец (Разновидность доспеха из металлических пластин, соединённых друг с другом при помощи отдельных колец или вставок кольчужного полотна, зачастую дополненный кольчужными рукавами, полами.), огладил дорогие меха ханской накидки и гордо поднял голову, на которой красовался высокий шлем со шпилем, – всё готово? – Да, Господин.       Великий хан вышел властной походкой из шатра, за ним последовал Киришима и остановился рядом. – Моё доблестное войско! Сегодня мы с вами совершим набеги, захватим несколько деревень и будем готовиться к Величайшей битве против Хиджага! Готовьтесь, храбрые орлы! Деревня Осцю – начальный этап, главная ремесленная точка с огненным оружием! Так давайте же вернёмся с полными повозками, и пусть наше гордое пламя вознесётся ввысь! Пусть над нашими головами взойдёт веко луны, а следом осветит путь яркий Солнечный Глаз! – Великий хан кричал и бил себя в грудь, слушая, как его войско отвечает ему звонким гулом и ответными ударами ятаганов по щиту. Бакуго вскочил на вороную лошадь и повёл войско к деревне.       Выйдя из лагеря, Кацуки поднял взгляд на небо, как будто чувствовал, что где-то его настигнет то ли радость, то ли несчастье.       В первых линиях строго за командиром и советником шли пешие бойцы, а сзади коробками выстроились люди на лошадях. Рядом с Бакуго шла рыжая лошадь Киришимы. Советник смотрел на Кацуки и замечал его напряжённое выражение лица: – Ты, кажется, сильно погрузился в мысли. – Тебе кажется. – Мне сегодня приснилось, что у Вас родилась девочка. Утром я был у знающих лекарей, и мне сказали, что это к огромному счастью. – Я не могу доверять снам, Эйджиро. Я поверю, когда поубиваю всех неверных на своём пути.       Солнце спрятало свои греющие лучи, и подул пронзительный, ледяной ветер. Тучи сгущались над армией Бакуго, а замёрзшая трава хрустела под копытами лошадей. Холод пробирал до самых костей, и ветер гудел, поднимая в воздух клубы пыли. Птицы громко кричали, сидя на деревьях, явно ожидая сильную бурю. Хан агрессивно оскалил зубы на проклятую черноту, но пыл его усмирился, когда вдали показалась деревня. Спустя два часа пути они были на месте.       Взмахом ладони хан остановил армию и слез с лошади. – Киришима, ты подготовил письмо с нашими требованиями для жителей? Скорее отправь гонца в деревню. Я даю час на перерыв. – Всё подготовлено, – Эйджиро слез с лошади и велел послу в срочном порядке доставить письмо, а после вернуться обратно. Войску он приказал отдохнуть и подготовить оружие к бою.       В небо с холодным потоком ветра возвысилась чернота от огромных, полыхающих жаром костров, предупреждая деревню о серьёзности намерений, а в честь легкой дороги армия открыла бутыли вина и начала веселиться. Бакуго улыбался, смотря на хорошее настроение армии. – Великий хан, присоединяйтесь! – послышалось откуда-то из толпы, и поднялся громкий гул мужских голосов.       Но Бакуго лишь ухмыльнулся и сел отдыхать на бревно, дожидаясь добрых вестей и лёгкого повиновения Осцю. Он коснулся мёрзлой, сухой травы, ощущая тревогу на душе.       Тучи на небе всё еще сгущались, вихрями разносились по всему небу, а ветер всё не успокаивался. – Я переживаю за тебя, – рядом с Бакуго присел Эйджиро и похлопал его по плечу, – Пора бы уже и подругу сердца найти. Среди населения много достойных кандидаток, желающих тонуть в твоих крепких объятиях. – Я не желаю влюбляться. – А как же наследники? – Я слишком молод, чтобы иметь их, – Бакуго начинал злиться, что было заметно по его выражению лица. – Кацуки, твоему отцу было пятнадцать, когда ты появился на свет, а потом он погиб на войне. Что стало бы с Женьшенем? – Киришима, он погиб унизительной смертью. Я такой никогда погибну. Не смей больше говорить об этом, следи за своим языком, в конце концов. Я ценю твою заботу обо мне, но я уже не маленький. Мне целых девятнадцать солнц. – Кац, ты остался таким же, как и много солнц назад, – Эйджиро широко улыбнулся и подозвал взмахом ладони одного из служилых бытушников, который держал в руках поднос с яствами. Киришима отломил кусок горячей, сладкой лепёшки, что была на подносе, и протянул хану, – поешь, на голодный желудок трудно принимать решения.       Бакуго принюхался и взял пышный, ароматный кусок хлеба: – Ты тоже ешь, вон как исхудал во время последней поездки.       Через полчаса ожидания один из военных увидел издалека гонца. Все всполошились и начали бить себя в грудь, ожидая добрых вестей. Гонец подъехал к войску, слез с лошади и подошёл к командиру, низко кланяясь: – Великий хан, жители деревни просили передать, что один Господь будет их правителем. Их Бог с ними, они не боятся и сдаваться не будут. Простите за плохие новости. Помилуйте.       Бакуго рассвирепел и обернулся к своему войску, вынимая ятаган: – Не дадут нам веселья, воины! Забирайте военных и ремесленников! Грабьте каждый дом! Скот, провиант и золото! Всех, кто сопротивляется, убивайте, поджигайте дома! Пускай все знают, что нет Бога, кроме меня!       Воины громко вскрикнули, вскочили по лошадям и помчались вперёд вслед за их командиром.       Армия молнией ворвалась во врата Осцю и затмила и так темное небо чёрным туманом, а солнце окрасилось в красно-серый цвет. Пешие воины врывались в дома, забирали ценное, включая человеческие жизни. Здешние мужики вышли на противостояние с топорами и клинками, но отбить натиск безжалостных сабель так и не смогли. Жуткий гогот ханских воинов и адское, багровое пламя охватили всю деревню, а стоны людей перебивал лишь отчаянный звон колоколов, но и он вскоре замолчал. Церковь горела вместе с деревянными постройками. И стоял треск на всю большую деревню, стоял грохот и ржание ханских лошадей. Военнопленных под рыдания и молитвы вывели в сторону и пригрозили смертью. Бакуго наблюдал, как красиво сжирает огонь деревню и кричат неверные, кровь в его жилах бурлила от восхищения. Деревня Осцю пала и склонила голову перед Великим ханом Бакуго Кацуки. – Так будет с каждым, кто не покорится мне, – он поднял голову, и первая снежинка коснулась его губ, мгновенно растаяв.       Киришима быстрым шагом подошёл к лошади Бакуго и поклонился хану: – Разрешите доложить? – Порадуй меня! – Кацуки кивнул, – запасов и пленных много? – Мы угнали много скота, железа, инструментов и людей, в том числе и военных. Среди них есть талантливый парень, который знает все тайны создания мощного огненного оружия. – Всего лишь один? – Кацуки поймал на ладонь несколько снежинок и сжал их в кулаке, тяжело вздыхая. – Мы можем дать ему в ученики наших талантливых мастеров, Господин. – Хорошо, я дам тебе указания позже. Нам следует возвращаться, метель может обрушиться в любую минуту.       Снег вперемешку с пеплом крупными хлопьями посыпался с чёрного неба. Большой пожар остался полыхать позади, а самодовольный хан глубоко вздохнул, поворачивая лошадь к воинам и поднимая её на дыбы: – Браво, благородная армия! Захваченного хватит для того, чтобы осуществить благую цель! Возвращаемся назад в Женьшень!