Огненная эпоха.

– Хорошо, что мы вышли погулять, Изуку, – хан шёл рядом с ремесленником и вертел в ладонях искусно сделанную птицу с яркими крыльями. – В Ваших покоях царил хаос… – Мидория сделал небольшую паузу, – Вы в порядке? – Бытушники разберутся с этим, – Бакуго хмыкнул, приближая птицу к своим губам, – я в порядке, – дунув в отверстие, вырезанное у птицы в боку, та издала чудесный свист, похожий на свирель.       Изуку лишь смущённо спрятал лицо в толстом шарфе, широко улыбаясь. Кацуки снова пребывал в хорошем настроении. Ложь Киришимы помогла ему успокоиться и прийти в равновесие, а игрушка Изуку доставляла ему детский восторг.       Они шли по снежным тропинкам в сторону леса, чтобы уединиться. – А у Вас есть родители, хан? – А тебе ли не всё равно? – Кацуки нахмурил брови, явно не желая продолжать разговаривать на эту тему. – Простите меня, наверняка, я задел Ваши чувства, – омега поджал губы. – Ты постоянно извиняешься. Только это меня раздражает, – хан остановился у небольшой ели и дотянулся до ветки.       Резко потянув за неё, Кацуки отбежал в сторону, а большой ком снега, который лежал на ветке, свалился Изуку прямо на голову. Кацуки громко захохотал от проделанной детской шалости. – Повелитель! – он также засмеялся, отряхивая с накидки пушистый снег, – я сейчас же буду мстить Вам! – А силёнок хватит? – Бакуго усмехнулся, поворачиваясь спиной.       В эту же секунду в плечо хана прилетел снежок, разбиваясь на мелкие комья снега. Кацуки медленно спрятал птицу в поясную сумку, а затем также медленно развернулся. Взгляд, полный безумного азарта, пронзил взгляд Мидории. Кацуки прорычал с ехидной улыбкой: – Значит, смелый, да? – Я не смелый! Совсем не смелый! – Изуку сделал шаг назад. – Когда перед тигром жертва делает шаг назад, он незамедлительно наскакивает на него, а потом убивает сильной, когтистой лапой. Сделать шаг назад – большая ошибка, – Бакуго вплотную подошёл к Изуку, прижимая его к толстому стволу дерева.       Мидория громко сглотнул и безотрывно смотрел в глаза Повелителю, жалея тысячу раз о своём необдуманном поступке кинуть снежок. Кацуки приобнял омегу за талию, затем опустился на колени, равняясь с его пахом, считанные миллиметры разделяли губы хана от члена Мидории. Изуку нервно вскрикнул, густо краснея и совершенно не ожидая такого поступка от Повелителя: – Что Вы…! Д…Делаете!?       Кацуки молча встал с колен и начал обмазывать лицо Изуку мокрым снегом, который сгрёб с земли, пока стоял на коленях. – Мщу.       Мидория изумлённо похлопал глазами, краснея ещё больше от забредших в его голову глупых мыслей. Закончив «Великую месть», Кацуки рассмеялся и похлопал парня по плечу. Омега тепло улыбнулся, убирая остатки воды с лица. Он рассмеялся и упал на снег, начиная елозить руками и ногами то вверх, то вниз. – Это что? – хан вопросительно выгнул бровь. – Повелитель, это же снежный ангелок! Посмотрите, – Мидория встал, показывая силуэт ангела на снегу. – Я никогда такого не видел, – в голосе Кацуки проснулся дух энтузиазма.       Он махом упал на мягкий снег, начиная быстро-быстро раздвигать ноги и руки. Хан смеялся, словно ребёнок, а Изуку сел рядом с ним на землю, также не сдерживая звонкий хохот.       Кацуки вдруг почувствовал себя самым обыкновенным человеком, который живёт. Просто живёт. До захвата деревни Осцю он бренно нёс своё грешное существование и желал одного – мести. Но постепенно его сердце начало наполняться странными, прежде не изведанными чувствами, которых Бакуго боялся ощущать. Но, впустивший в свою душу капельку жизни, человек не желает больше останавливаться, ему хочется жить, а не существовать. Тоже самое ощущал и Бакуго, что желал больше всего сейчас наполняться обыденным счастьем и весельем. Хан встал со снега и с улыбкой осмотрел своего снежного ангела, что был больше ангела Мидории.       Изуку встал следом и помог убрать комки снега, прилипшего к ханской накидке. – Нам пора идти, – Бакуго пошёл в сторону Женьшеня, а Изуку, словно хвостик, пошёл рядом. – Государь, а хотите я расскажу Вам одну сказку? – А почему бы и нет? Дерзай, – Кацуки завёл руки за спину, замедлив шаг. – Однажды мужчина попал под сильный дождь, он встал под дерево, чтобы переждать непогоду. Человек заметил, как в гнезде расправил свои пёрышки маленький птенчик. Он выпорхнул из гнезда и полетел прямо в небо навстречу своей погибели. Мужчина сильно удивился и, как только вышло солнце, он пошёл искать птенчика. Далеко идти не пришлось, птенчик умирал на мокрой траве и что-то тихо пищал. Тогда человек спросил его: «Зачем же ты полетел в такой ливень? Зачем обрёк себя на верную смерть?» - птенец в последний раз взмахнул избитыми крылышками и на последнем издыхании счастливо сказал человеку… – Государь! – Эйджиро бежал навстречу Изуку и Бакуго, – беда, Господин! Бунт поднялся, а посадника нашего казнили.       Изуку поклонился советнику, затем притих, наблюдая, как меняется выражение лица Кацуки. Хан зарычал, скрипя зубами: – Кто посмел пойти против нас? – Гонец прислал письмо из Эллидеи. Они объявили себя независимым государством. – Эллидея, которая больше напоминает гнилую деревушку, смогла пойти против их Повелителя!? Гонца казнить, а деревню сжечь, привезите всё, что сможете собрать, – Кацуки уверенно издал приказ, затем посмотрел на Мидорию, – Изуку, приступай к работе. – Спасибо за прогулку, Господин, – омега поклонился ещё раз и поспешно покинул советника и хана.       Киришима проводил недовольным взглядом юношу: – Кац, ты ему доверяешь? – Более чем, – Бакуго опустил взгляд на снег. – Я пойду собирать армию, а ты будь осторожнее с ним. Мне он не нравится… – Делай, что тебе говорят и не суй нос, куда не просят. Собирайте карательный поход, а вечером двигайся в путь.       Киришима поклонился и поспешно ушёл в сторону шатров и военных построек. Кацуки вытащил из поясной сумки игрушку, чтобы как-нибудь успокоить гнев из-за неповиновения Эллидеи, и гнев стих по щелчку, стоило только Кацуки услышать волшебный свист.       К ночи поднялась сильная метель, и собирать поход стало невозможно. Бакуго отложил внеплановые сборы на неопределённый срок, ведь гнать армию с братом в такой сильный снегопад было опасно. Человеческие ресурсы восполняемы, однако, грамотных воинов нужно учить долгие годы. У Кацуки не было столько времени. Эллидея всего лишь маленькое государство, которое сделало ошибку, поворачиваясь спиной к Великому хану, и оно, безусловно, получит свою смерть. – Ты понял меня? – Бакуго сел на постель и резко поднял глаза на Киришиму. – Мудрое решение, Господин. Я всё сделаю, – Эйджиро подкинул дров в камин и подул на огонь, чтобы тот сильнее разгорелся. – Эйджиро, сегодня Изуку пробудил во мне странные чувства.       Киришима сильно напрягся, вспоминая слова гадалки, однако, нашёл в себе силы собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сделать больно хану и не оставить его сейчас наедине с собственными переживаниями. – Они тревожат тебя? – Эйджиро присел рядом на постель хана. – Мне хорошо рядом с ним, – Кацуки мягко проговорил, совершенно спокойно, без импульсивности и излишних эмоций. – Ты влюбился, – советник закрыл глаза, всё ещё пребывая в тревожном настроении. – Нет, я не хочу влюбляться. Доброй ночи, Эйджиро, – Бакуго устало положил ладонь на ладонь Киришимы и потупил взгляд в пол, – спасибо за всё. Судьба подарила мне тебя, заменяя семью. – Мне неспокойно от этих слов. Ты будто прощаешься со мной... – Эйджиро сжал ладонь Кацуки. – Не раздражай меня, – Бакуго нахмурил брови и оскалился на Эйджиро. – Непривычно видеть тебя таким, – Киришима выдохнул с облегчением и продолжил с широкой улыбкой, – это ты заменил мне семью. Спокойной ночи, Кац. – И тебе спокойной ночи.       Киришима встал с постели, поклонился Кацуки и вышел из покоев. Хан лёг на постель, думая о своих чувствах к Изуку, об Эллидее и о Томуре. Мешанина из переживаний не давала уснуть, он долго ворочался в постели, пытаясь хоть как-нибудь задремать. Через некоторое время на его бессонные глаза опустился луч голубой луны, на улице хан не слышал ни единого шороха – метель стихла.       Бакуго поднялся с кровати, переоделся в тёплую одежду и вышел на улицу подышать свежим воздухом, чтобы немного успокоить беснующуюся череду мыслей.       Кацуки прогуливался по Женьшеню и замечал интересные вещи, которых раньше не видел. Луна красиво огибала постройки и заставляла морозец на них блестеть и переливаться серебристыми оттенками, словно чешуя рыбы на солнце. Ночью Женьшень напоминал замолкнувшую обитель и открывался хану совершенно в другом свете. Ему нравилось наблюдать за сиянием луны и вслушиваться в мёртвую тишину, Кацуки слышал даже собственное сердцебиение, а хруст снега под ногами казался ему невыносимо громким.       Глухое шуршание послышалось рядом с кузней. Бакуго прищурился и издалека увидел Изуку, который стоял на крыльце, подперев собой дверь. Кацуки подошёл к испуганному Мидории. – Повелитель? Это Вы? – мальчишка поклонился и успокоился, разглядывая знакомые черты лица в свете луны. – Уже поздно, почему ты не спишь? – Мне совсем не спится. Я отпустил работников только час назад, вымылся, а когда лёг в постель, не смог сомкнуть глаз. А Вы? – Разные мысли не дают покоя, вот и уснуть не могу, – Кацуки, немного подумав, предложил, – пошли в мои покои? Нам заварят ромашку. – Если меня зовёт хан, я пойду за ним куда угодно, – Изуку заулыбался, – а чай я заварю сам. Подождите меня, пожалуйста.       Мидория зашёл в кузню и через минуту вышел с маленьким мешочком в руках. Он спустился с крыльца и пошёл рядом с ханом.       Кацуки заметил, как изменился запах омеги. С утра от него пахло чужими мужчинами и железом, а сейчас от него пахнет свежими цветами и приятными нотками зелёного чая. Кацуки старался идти рядом, чтобы как можно ближе быть с этой томной сладостью. Изуку шёл совсем близко и смотрел под свои ноги, чтобы не поскользнуться в силу своей неуклюжести.       Дойдя до шатра, Кацуки вошёл первым, а следом в покои вошёл Изуку. Находящейся внутри охране было приказано выйти. Только тогда хан снял с себя мех и сел на подушку перед камином. – Можешь садиться рядом, погрейся. – Позволите, я заварю чай, – Мидория внимательно, но бегло оглядел уже приведенные в порядок покои, так как днём Кацуки всё же отозвал его из-за беспорядка.       Изуку разделся, оставаясь в рабочих, болтающихся на нём штанах и кремовой рубашке. – Завари, но если будет не вкусно, лишу головы, – хан посмеялся, вытягивая ладони к огню. – Значит головы я лишусь не сегодня, – подметил Мидория.       Изуку взял маленький чан для воды, что лежал рядом со столом для умывания, затем налил в него чистой воды из кувшина и подвесил за ручку над огнём.       Пока закипала вода, Мидория сел на подушку рядом с ханом и протянул ладошки к огню, радуясь его жару. Через семь минут вода в чане начала бурлить. Бакуго прикрыл глаза, расслабленно слушая тихие шорохи рядом с собой и, кажется, его потянуло в сон. Изуку встал с подушки, осторожно взял за ручку чан и ойкнул от неожиданности. – Куда же ты? Горячее, – хан зарычал, взял ладонь Изуку в свою, быстро дуя на небольшое покраснение, – до свадьбы заживёт.       Изуку благодарно улыбнулся и заметил синее пятно на пальцах Кацуки. – Повелитель, а что это у Вас? – Да так, ударил пальцы, – Бакуго отпустил ладонь Изуку и с помощью толстой ткани снял чан с водой.       Изуку растерянно закатал рукав длинной рубашки, показывая такое же пятно между пальцами. Бакуго нахмурился, осмотрев те же очертания синяка. – Мне снилось что-то чёрное, а проснулся я уже с этим… – Изуку отпустил рукав рубашки обратно. Кацуки улыбнулся, успокаивая Мидорию: – Это лишь глупые сны, – хан скрыл появившееся волнение через улыбку и продолжил уже шёпотом, – ты чай обещал. – Конечно, вот так, – Мидория высыпал содержимое мешочка, а вода в чане окрасилась в розовый цвет. – Это что? Магия? – хан похлопал глазами. – Вы никогда не пробовали барбарис? Это сушеные плоды и листья кустарника, – Изуку встал с подушки, принёс два стакана и зачерпнул немного для Повелителя и себя, – попробуйте.       Изуку подул на воду и отпил немного ароматного чая. Следом за Мидорией хан также сделал глоток. – Это так вкусно! – Кацуки был в восторге от горячего, вкусного напитка, – кислит, не кажется? – Барбарис нужно подавать со сладостями. Эти кустарники мы выращивали в Осцю… – омега опустил глаза, грустно вспоминая свой дом и маленький садик. – Теперь у тебя новая жизнь, — он огладил омегу по раскрасневшейся щеке тыльной стороной ладони, взял его за подбородок и наклонился к губам Мидории. – Господин? – грудь Изуку затрепетала, а он поддался немного вперёд, прикрывая глаза.       Бакуго поцеловал дрожащие губы. Нежный и долгий поцелуй растянулся сладкой истомой внизу живота у обоих. Кацуки настойчивее и грубее целовал губы парня, а затем с рычанием в голосе отстранился от Изуку, встал с подушки и подхватил парня на руки.       Хан уложил омегу на свою постель. Обострившееся обоняние учуяло сладость Изуку, его запах раздался по всему шатру. Мидория дрожал от волнения, но сам потянулся за поцелуем, а Кацуки не посмел ему отказать. Тонкие руки нетерпеливо срывали с хана его длинные одежды, а язык Бакуго настойчиво протолкнулся в маленький ротик, вызывая у омеги несдержанный стон. Альфа со всей страстью стянул рубашку Изуку, а затем и его рабочие брюки. – Впервые? – Кацуки отстранился от припухших губ Изуку, осматривая красивое, тонкое тело с маленькими веснушками на плечах. – С любимым человеком впервые…       Взгляд Кацуки поплыл от удовольствия, член пульсировал и наливался кровью, увеличиваясь в размерах. Запах зелёного чая и приторно-горькой корицы соединились воедино. Протяжный стон Изуку и нетерпеливое рычание Бакуго сносили крышу обоим, вихрем унося здравое сознание и оставляя только животную похоть. Кацуки вспомнил слова Киришимы о болезни Мидории, но не стал задавать вопросов, сейчас они были излишни.       Грубые пальцы Бакуго ласкали нежные, слегка влажные складочки Изуку, а затем подцепили немного вытекающей смазки из анального колечка. – Господин, войдите сразу… – Изуку стыдливо прикусил губу, из-за своего недуга он почти ничего не чувствовал, но ему хотелось как можно скорее доставить удовольствие Кацуки и растворяться в незримом блаженстве.       Альфа навис над омегой и сжал его горло, шепча в губы: – Ты теперь моё.       Кацуки качнул бёдрами, направив член в нужную сторону. Тугие, горячие стеночки Мидории сжали член Бакуго, отчего альфа сорвался на бешеный темп. Он потерял контроль над собой, толкаясь в Изуку с раздирающей скоростью. Мидория стонал, сильнее раздвигая ножки и пытаясь двигаться навстречу. – Грубее… – протяжный, глухой стон Изуку заставил хана ухмыльнуться и выйти из него.       Грубо перевернув на живот, Бакуго поставил его на колени и потянул за волосы, заставляя распрямиться и прогнуться в пояснице. Изуку раздвинул ноги, прогибаясь как можно сильнее под напором тяжёлых рук. – Двигайся сам, – Бакуго слизал языком несколько капелек пота омеги.       Хрупкое тело плавно насадилось на член, начиная двигаться в медленном темпе. Ладонь Бакуго гладила низ живота, но парень не выдержал такого изнуряющего темпа.       Вновь срываясь на дикие покачивания, альфа впился в шею Изуку, оставляя на нём яркую метку. Почувствовав вкус омеги, Кацуки отпустил его волосы и заставил оттопырить упругий задок. Трахаясь, как похотливые звери, Бакуго нещадно вбивался в тонкое, бледное тело, которое уже едва держалось на дрожащих руках. Но останавливаться Кацуки не собирался. Войдя в состояние аффекта, он без устали покрывал засосами и укусами каждый бледный сантиметр кожи. Свободной ладонью он надавливал на низ живота Изуку, чувствуя, как член вдалбливается в тугое нутро. Вся спина мальчишки осталась искусанной, сам Изуку был счастлив, он вскрикивал от каждого укуса, млел от грубой силы и позволял жестоко иметь своё тело. Омега сжимал толстый член изнутри и закатывал глаза, из уголков которых скатывались слезинки удовольствия, впервые в жизни омега почувствовал то, чего не должен - блаженство, расползающееся по венам и заставляющее быть на верху блаженства. – Да-а, Господин! – Изуку сжимал подушку альфы и грыз её зубами, пытаясь хоть как-то заглушить не закрывающийся рот, – ещё…       Секс перерос в дикую еблю. У Кацуки подкашивались ноги от усталости. Он остановился, смотря как стояк аккуратно выскальзывает из растянутой дырочки. Кацуки шлёпнул парня по ягодицам, лег на бок и уложил омегу также, прижимая раненую спину к своей груди. Изуку помог Кацуки войти в себя. Он подхватил свою ножку под колено, наслаждаясь быстрым темпом и сменой угла. Изуку вытягивал губы и приоткрывал ротик, срывая голос.       Кацуки также не сдерживал рычания и глухие стоны. – Кацуки, я тебя… Люблю! Люблю… – Мидория повернул счастливое лицо к Бакуго и утянул его в грязный, влажный поцелуй.       Сглотнув слюну Господина, Мидория ощутил что-то странное в своём организме. Ему показалось, будто сейчас он начнёт мочиться прямо на глазах у хана. – Подожди, мне нужно в туалет! – Изуку всхлипнул, ощущая, что больше не может терпеть. – Давай же…       Бакуго шлёпнул Мидорию по бедру, ускоряя толчки, а Изуку излился на свой живот. Он задрожал, схватывая судорогу, разлетающуюся по телу желанным завершением. Первый оргазм Изуку заставил его тело обмякнуть. Кацуки толкнулся ещё пару раз и закончил в горячее тело, кусая кожу плеча мальчишки, чтобы сдержать стон удовольствия. Ресницы Мидории задрожали, а Кацуки, находясь в эйфории, качнулся назад, выходя из него. Альфа собственнически прижал к себе Мидорию и начал мурчать от усталости, восстанавливая дыхание. Потный от жара чужого тела, Изуку прижался спиной к Кацуки, а затем обернулся к нему лицом, нежно целуя губы. Бакуго молча целовал омегу и заботливо укрывал его одеялом. – Спокойной… Ночи, – Мидория прижался к груди хана, также укрывая его одеялом.       Кацуки обнял ногой и рукой дрожащее тело и заснул от приятной усталости.       Изуку ещё долго не спал, он нежно гладил кожу Кацуки, изучал его родинки на теле и то, как он мило сопит во сне. Спустя час Изуку всё же уснул под сердцем Бакуго. – В покои хана нельзя, – охрана не пустила Киришиму во внутрь. – Вы почему здесь, а не внутри?! – Эйджиро поднял шум. – В покоях Изуку Мидория.       Кацуки продрал глаза от шума, доносящегося снаружи. Он раскинул руки и громко вскрикнул: – И тебе доброе утро, Эйджиро! Я оденусь и зайду к тебе!       От крика проснулся Мидория и сладко потянулся, обнимая Кацуки. – Доброе утро, Каччан, – Изуку зевнул и поцеловал хана в грудь. – Доброе. Каччан? Что это за глупое прозвище? – Бакуго нахмурился, щекоча Изуку в постели, а тот начал извиваться от щекотки и громко смеяться.       Киришима хихикнул, услышав милования двух возлюбленных и отправился в собственный шатёр. Сейчас он понял для себя, что Момо и правда ошиблась. Не было причин переживать и думать плохо об омеге, который сделал Кацуки счастливым. – Если я Каччан, тогда ты Деку! – рассмеялся хан, выпуская из объятий омегу, – если честно, я даже не подозревал, что ты такой раскрепощённый. – После того, как умер мой дядя, меня стало некому защищать… На меня нападали другие альфы и любили использовать в собственных целях. Удовольствие я получил с тобой впервые и хотел, чтобы ты получил максимум… – Изуку немного стыдливо проговорил, слегка краснея. – Они сейчас горят в Аду, а в обиду я тебя больше не дам. – Спасибо, Каччан! – Мидория раскрыл одеяло, вставая с постели, а затем потянулся, воодушевлённо и гордо произнося, – я тоже не дам в обиду своего Господина!