Несказанное слово

«Мне нечего делать и поэтому скучно жить Скучно жить Скучно жить Скучно жить…» -Знаешь, чтобы они могли с тобой сделать?       Я подготовила список вопросов от Ромы Англичанина, но он с порога ошпарил меня самым непредсказуемым. -Знаешь, чтобы они могли с тобой сделать? — повторил Рома, не сводя с меня взгляда.       Помню, мне тогда показалось, что впервые за наше общение вижу его настолько серьезным. -Если ты решил меня отсчитать, то я немедленно уйду. -Для этого у тебя есть батя, ему бы стоило. -Мне уже тридцать. -А ведешь себя так, словно ебанашка семнадцатилетняя!       Я села на стул, подле койки и крепко стиснула зубы. Главное не подпустить слезы к глазам — это уже слишком. -Телефон мог разрядиться, я мог не услышать, Олег мог не приехать, дверь могли взломать раньше… -Может хватит уже? -Теперь я понимаю, почему ты редко пьешь. Тебе вообще алкоголь нельзя после такого! В Питере ты так же тусила? -Нет, я… — комната начала растворяться в мокрой темноте, обхватившей глаза, — Мы обычно с подругами часто зависали где-нибудь… -А теперь-то в чем дело?! Ну нет у тебя тут друзей, позвони Олежке! Не он, дак Владислава тебе составила бы компанию. -Не могу поверить, что это ты мне говоришь! — воскликнула я, резко поднявшись, — Я нашла тебя в лесу в вот такой вот лужище крови, которая хлестала из твоей ноги фонтаном! И что-то я не видела рядом твоих друзей! А в больнице мне сообщили, что алкоголя и наркоты в твоей крови было больше, чем соленой воды в море! Что?! Скажешь, что ехал домой после литературного вечера?! -А ты посмотри, к чему меня это привело! Я лежу в этой гребанной палате уже третий месяц! Каждый раз, когда я пытаюсь, хоть чуть-чуть подняться, чтобы хоть в окно посмотреть, мне адски сводит спину! Я лишил себя любимого дела! Я не смогу поехать в тур! А знаешь без какой вещи мне здесь не обойтись?! Думаешь без телефона?! Нет, без утки! А теперь посмотри на меня еще раз и подумай: я достойный пример того, как поступать НЕ стоит?!       В палате вдруг стало необычайно тихо. Я встала и отошла к окну, чтобы не привлекать к себе внимание и утереть тайком предательские слезы. Мне вдруг показалось, что я опять безумно виновата. В чем? Не знаю. Но перед всеми. Перед Олегом, Владиславой, перед Ромой, перед отцом. -Я так понимаю, семейный ужин не удался?       Кивок. -Ладно, иди сюда. Малина… Возвращайся. Я тебе вчера кое-что пообещал. -Издеваешься?!       Вместо ответа парень пододвинулся к левому краю кушетки, невольно поморщившись, и похлопал правой ладонью по белой простыне. -Давай попиздим.       Видимо в моих глазах читалось слишком откровенное недоумение вперемешку с возмущением, отчего он раздраженно фыркнул: -Я ведь тебя не трахаться приглашаю, ложись уже. -Этого можно было не говорить, — заметила я, садясь на кушетку и расстегивая молнию на сапогах. -Если это увидит медсестра? — не унималась я.       Рома довольно ясно выразился о том, в сторону какого мужского органа ей стоит пойти.       Моя голова аккуратно легла на мужскую грудь (давно я этого не делала), а Рома, словно бы немного опасаясь, слегка приобнял меня за плечи. В голове мелькнула забавная мысль, что Англичанин все-таки затащил меня к себе в постель, правда, не на третий день, а на третий месяц после нашего знакомства. — Я тебе вчера дал обещание, — начал Рома, как только я устроилась поудобнее, пытаясь доставить ему наименьший дискомфорт. -Не помню. -Еще бы, — парень усмехнулся, — Вчера ты очень хотела поговорить о своей маме и теперь мне придется тебя выслушать, так как я дал обещание. Если для тебя это настолько важно, то я готов. Тем более я вроде как теперь тебе обязан. А еще ты уже знаешь мою маму, а мне о твоей почти что ничего не известно. -Я не люблю об этом говорить. Это плохая идея. -Плохая идея была нажираться одной в клубе. Да, ладно, не психуй. Короче, считай, что у тебя вышла отличная возможность выговориться.       Картинки прошлого начали мелькать одна за другой, словно приведения. Мне было боязно даже думать об этом, не то, что говорить. -Ну? Какой она была? -Красивой. -Это я и так по тебе вижу. -Погоди, ты только что сделал мне комплимент? -Допустим. Продолжай. -Так… Она… Знаешь, она была похожа на Грейс Келли*… -Кто это? — Американская актриса пятидесятых годов. Очень красивая. Моя мама тоже была очень красивой. Я всегда помню ее очень спокойной и сдержанной… Даже когда мы ругались. А мы очень много ругались, когда я была подростком. -Никто не мог понять человека? -Именно. Я была неформалкой в школе. -Серьезно? Прям рок и металлика? -Ну да. Это было модно и как-то необычно что ли. Я хотела не отставать от остальных, брала уроки игры на гитаре. -Боже, ты просто чудо! -Красила пряди в темно-синий. Хотела забить рукав, как у тебя, но мама не дала денег. Пришлось рисовать хной. С родителями были настоящие бои, но все как по классике. Уходила из дома, рвала мамины бусы со злости, включала музыку на полную. -И это еще мне говорили, что я был трудным ребенком! -А потом все изменилось. То ли перебесилась, то ли первая влюбленность, то ли первый толстенный роман в моих руках, то ли первый поход в театр. Мы очень любили походы в театры. Для мамы это был просто праздник! Праздничная суббота раз в месяц. Тогда те люстры на потолке были такими фантастически большими и красивыми, кресла такими мягкими, а истории на сцене такими правдоподобными… -Когда ты последний раз была в театре? -Давно… Очень давно. После того, как она ушла, я не хочу ходить в театр. Мне все кажется, что она должна сидеть рядом и озвучивать актеров по буклету. Она всегда любила так делать… Блин, я… Черт, я не думала, что это настолько … не больно даже… пусто. Как только ее не стало, внутри меня образовалось столько пустоты, которую я уже пару лет отчаянно пытаюсь заполнить, но она разрастается все больше и больше… Это соседнее место в партере ничем, никем нельзя заполнить. Понимаешь?       Я вжалась лицом в худую, болезненную грудь и сильно-сильно зажмурилась. Маленькая девочка, спрятанная где-то глубоко-глубоко внутри меня, вжалась в самый угол. Новая волна удушающей грусти накрыла меня с головой. -Ты реально переживаешь из-за ее смерти? -Я до сих пор не понимаю, почему так произошло… Почему она умерла. -А зачем ей надо было жить?       Я резко открыла глаза. -Серьезно?! -Блядь, мы живем в этом скучном мире, среди этих серых бетонных многоэтажек, от которых противно, от которых веет нищетой и Советским Союзом. Везде хоть в России, хоть в Белоруссии. Люди живут не ради себя, а ради других, как ты. Человек, который мог бы давно уже сделать карьеру в Питере, живет здесь, потому что так захотел отец. Мой отец хотел, чтобы я стал медиком, а я сочиняю музыку. Ты злишься на него, но боишься пойти против системы. И так живут миллионы людей, потому что страшно идти против других людей, чужих убеждений, моральных правил. А остальные! Люди, которые прогнили изнутри, но пытаются быть «красавчиками» снаружи. Это полное разочарование, нахуй! Все так серо, искусственно и предвзято, что меня постоянно тянет блевать. И ты реально переживаешь, что твоя мама умерла? Она попала в лучший мир, а ты просто эгоистка, потому что считаешь, что она обязана быть рядом с тобой. -Что за… — я резко села, сверив парня шокирующим взглядом, -Ты сейчас реально говоришь, как думаешь? Ты вообще конченный придурок?! А как же красота этого мира! Природа, архитектура, живопись, женщины! Все вокруг имеет смысл, даже эти серые хрущевки, в них кипит жизнь! В них делают детей, в них отмечают праздники, в них готовят торты и пекут куличики! Это же восхитительно! -Природу скоро окончательно завалят мусором и застроят домами, архитектурные сооружения развалятся, картины потрескаются, красота всех женщин уже давно стала продажной… -А музыка? Что с ней сделают? Сожгут ноты? Сломают все звукозаписывающие устройства? Мне нравится музыка ЛСП, в ней есть своя красота. И огромному количеству людей нравится музыка ЛСП, они тоже видят в ней ту самую красоту, ради которой хочется жить в этом сером, искусственном, предвзятом мире. То, что ты мне говоришь, это сплошной фарс. Но со мной он не пройдет. Мир не настолько безнадежен, как ты себе возомнил. -Тебя вчера хотели изнасиловать несколько человек, по-твоему, это тоже фарс? -Ты меня спас. -Тебя спасли обстоятельства, а не я. -Ты меня спас, и я очень тебе за это благодарна. Да, могло случиться ужасное, я даже боюсь об этом подумать, но не случилось. Мы сидим и разговариваем. Вот в чем красота, вот в чем счастье этого мира.       Я сама не верила, что именно сейчас, именно в этой палате и именно с этим человеком я смогла познать такую простую истину. Все эти годы после Питера, проведенные в тяжелом депрессивном состоянии, я не могла насладиться моментом, я боялась вкусить эту новую жизнь. И только сейчас, объясняя потерянному скептику, насколько хороша жизнь я сама убедилась в правоте своих слов.       Рома посмотрел на меня, словно на последнюю идиотку, закрыл глаза и интуитивно нащупал мою руку своей. -Когда-нибудь ты меня поймешь, — тихо отозвался он, не открывая глаз. -Нет, Англичанин. Это ты поймешь меня.       Так же как я смогла понять себя…

***

      В коридоре меня перехватил лечащий врач Англичанина. Обменявшись дружественными приветствиями, он ни смог не обратить внимание на мою довольную улыбку. -Прибывание в больнице идет вам на пользу, — заметил он, почему-то улыбаясь, — Как и вашему приятелю, если я имею право так выразиться.       Мы отправились легким, неспешным шагом к главному входу. -Как он? — поинтересовалась я, -Мне показалось, что он идет на поправку. -Верно. Его состояние стабильно. Я планирую провести контрольную операцию в конце месяца. -Вы уверены? Разве его организм готов к новым потрясениям?       Мы дошли до гардероба. Рука открыла сумку и среди вороха всевозможных женских вещичек начала искать маленькую деревянную дощечку. -Знаете, Дарья, — мой собеседник добродушно похлопал меня чуть выше локтя, — У Романа есть особенная порой безумная тяга к жизни. И вряд ли его остановит какая-то там операция.       Парадокс. Еще пару минут назад я слышала абсолютно противоречивое данному утверждение самого Англичанина. -До аварии он не особо-то ценил свою жизнь. Насколько мне известно. Бессонница, алкоголь, наркотики, выступления. Всего в огромных количествах.       Номерок наконец крепко сжали пальцы. Оказывается, мое пальто висит на тринадцатом числе. Я не верю в приметы, но все же мне стало не по себе. -Дарья, когда человек на волоске от смерти, он многое переосмысливает. -Только не он, — обреченно заметила я. -Значит, у молодого человека появился достаточно веский аргумент, чтобы скорее реабилитироваться. Задумайтесь, ведь дело касается не только его.       Моего врача окликнули, он дружелюбно со мной попрощался и поспешил скрыться в очередной палате, а я так и осталась стоять, будто вкопанная, сжимая в руках тринадцатое число.