Пролог
25 декабря 2019 г. в 04:04
Они никогда не собираются раньше заката, когда тёмное солнце не слепит глаз, даже если смотреть прямо на его алый диск, нанизанный на розоватые шпили, который уже через несколько минут скроется за массивными громадами зданий. В их узкие маленькие кварталы, над которыми дома, притирающиеся друг к другу обшарпанными грязными боками, нависают невысокими унылыми силуэтами, солнце вечером заглядывает редко, а из старых фонарей давно выкрутили лампы, и светят на мощёные дворовые улочки только маленькие лампы на домах и вывески заведений разного толка, редко когда помимо основной специализации не приторговывавших чем-то из-под полы.
Марсело открывает двери своего бара около семи, никогда не придерживаясь строгого времени работы, вместо заявленных четырёх утра зачастую закрываясь к шести, а то и семи, а открываясь с разницей в полчаса в любую сторону, на все возмущения поначалу отвечая, что бар — его и решать только ему. А потом уже и вопросов никто не задаёт, принимая его маленькие странности как должное.
Внутри душно, как всегда, висящий под потолком вентилятор не работает, кажется, с момента открытия, а о системе центрального кондиционирования в этом районе не слышали отродясь, и Марсело оставляет старые створки двойных деревянных дверей распахнутыми, впуская хоть и раскалённый, но хотя бы свежий воздух. Он включает старые похрипывающие колонки, прибавляя громкости пока так, чтобы звуки бодрящей латины наполняли только внутренние маленькие помещения. Придёт время, и они окрасят очередную ночь яркими красками своих зажигательных танцев и живых аккордов музыки, до самого рассвета наполняя маленькие районы свободолюбивой энергией, показывая всему Мадриду, не скрываясь, как умеют расслабляться латиноамериканцы.
Марсело подхватывает тихо знакомую мелодию, напевая на испанском что-то навязчивое про веселье и танцы, двигает бёдрами в такт мелодии, лавирует между редкими столиками, раздвинутыми по периметру комнаты, чтобы не мешать тем, кто соберётся здесь позже. Он хватает из-за стойки тряпку, отправляясь стирать кровь с доски для дартса, которую недосуг было стирать утром. Сколько раз просил с дротиками осторожнее, столько же раз его игнорировали, продолжая развлекаться играми в стиле «Поставь руку, да я меткий, ты чо, мне не доверяешь?!».
Марсело, говоря откровенно, наплевать. Все его гости - мальчики и девочки далеко не маленькие, а он сам им не мамочка и даже не очередной офицер полиции, указывать, что делать, а что нет, а уж учитывая, что больше половины из его постоянных гостей под теми или иными именами разыскиваются федералами, и подавно.
Марсело танцует, Марсело улыбается обаятельным солнцем, Марсело поёт в голос, не стесняясь и не скрывая собственного далеко не оперного вокала — в его духе, в его крови жаркая страстная Бразилия развязными ритмами самбы ликует, требуя от него жизни единственной, какую способна признать его пылкая любвеобильная родина — открытой, полной, яркой.
— Эй, Марсе, ты здесь? — Каталина ярко улыбается ему, вливаясь в ритм, подчиняя плавные движения тела мелодии любимой ими La Gozadera. Каталина скользит мимо столов, иногда неловко задевая задвинутые дешёвые стулья, двигает крупными бёдрами, выводя причудливые фигуры, вскидывает руки — танцует откровенно, развязно, будто душу открывает.
— Что сегодня? — Марсело не надо оборачиваться, не надо видеть её глупую ухмылку, пустые тёмные глаза, чуть прищуренные, словно в насмешке, чтобы знать, что Кастильо опять на своих наркотиках. Не сказать, что его радует, что его официантка выходит на работу зачастую с запрещёнными веществами, но он ей, по обоюдному согласию, не платит, а потому пусть делает, что хочет. Каталине нужны наркотики и много касаний чужих рук к собственному телу, чтобы забыть об уродливых ранах в собственной голове, оставленных немилосердной к ней жизнью.
— Всего лишь марихуана, расслабься, — она отвечает неожиданно серьёзно и резко, как и всегда, когда находится в адекватном состоянии, и Марсело только хмыкает, продолжая методично стирать багровые разводы с дешёвой панели, которой обиты стены. — Я переодеваться и пойду подготовлю стойку.
— Лучше займись столами, а с баром потом вместе разберёмся, вчера много потратили, — Каталина не отвечает, но по её удаляющемуся хриплому пению он понимает, что она уходит в маленькую подсобку, чтобы сменить удобные уличные одежды на не менее удобные, но более короткие шорты и футболку.
С Каталиной дело идёт быстрее, хоть и на порядок громче и хаотичнее, но Марсело только рад, когда она, подпевая сменившемуся треку, подражая танцу певицы, толкает ему бутылку дешёвого дрянного джина по стойке, которую он тут же ловит на другом краю полированной длинной столешницы, убирая на положенное место на баре. Каталина делает скользящий шаг в его сторону, подначивая поддержать шалость, и Марсело, не отвлекаясь от протирания стойки, охотно делает ответное движение ей навстречу.
Каталина подкручивает тумблер громкости на хрипящих колонках, и Марсело слышит, как музыка эхом отдаётся во всём их маленьком квартале, как гремят, отражаясь от стен обшарпанных трущобных коммуналок и дешёвых общежитий, латинские гитарные аккорды, испаноязычный привет их далёких стран.
— Ты сегодня в зале, — Каталина кивает, цепляя на пояс тёмный короткий фартук без верха, в кармане которого лежит, помимо штопора и блокнота, маленький нож для самообороны, и выскальзывает из-за стойки, не прерывая их общего танца и не позволяя прервать ему. Марсело протирает стаканы один за одним тонкой салфеткой, покачивает головой под выбранную мелодию и улыбается, когда Кастильо обнимает, стискивая, первого из пришедших сегодня постоянных гостей.