* * *
В небольшой, но очень чистой и аккуратной комнате на полу сидел молодой человек в очках, одетый не по ишварскому обычаю. Вокруг него лежало множество книг, тетрадей и листов, исчерченных различными схемами и кругами преобразования. Там же находилось несколько ишваритов: парочка совсем еще детей, но были и старики. В самом углу, пряча глаза, но жадно вслушиваясь, сидел Каюм. Человек в очках был настолько поглощен рассказом о том, что нового он прочитал в научных трактатах, что совершенно не заметил, как к нему вошли. — Опять?! — вошедший обеспокоенно покачал головой. — Брат! Опять эта твоя алхимия? — Нашел-таки, — стекла очков блеснули, губы растянулись в виноватой улыбке. — Соломон! — вошедший был очень похож на брата, только в его чертах не было ни капли мягкости — он казался высеченным из камня. Одет он был в монашеское одеяние. — Как? Как ты смеешь заниматься этим здесь и сейчас? И еще и… — он обвел взглядом сидящих подле Соломона ишваритов, чуть дольше посмотрев в глаза Каюма. — Смущаешь чужие умы этой богопротивной ересью! — Не нужно так говорить, Аласкар, — строго проговорил Соломон. — Эта книга, — он показал брату обложку тома, на которой был нанесен золотой орнамент, — рассказывает об алхимии великой страны Ксинг. Сами восточные мудрецы называют ее вовсе не алхимией, а альмедикой. Восточные контрабандисты наконец-то доставили мой заказ! Ты просто не представляешь, сколько там всего интересного! Глаза его за стеклами очков лихорадочно заблестели. «Немудрено, что он так легко заражает окружающих своим интересом», — с неудовольствием подумал Алаксар. Но Соломон, распаляясь, продолжал: — На перевод уйдет уйма времени, но уже сейчас можно сказать, что перед нами совершенно иной, новый пласт алхимии! — Брат! — не выдержал Алаксар. — Брось ты эту алхимию! Искажать и уродовать естественные формы… Это же… это же богохульство! Это вызов Ишваре — творцу всего сущего! — Погоди, — Соломон бережно отложил книгу и поднял руки в обезоруживающем жесте. — Я вовсе не собираюсь восставать против Ишвары. Я изучаю алхимию как науку, как искусство, с помощью которого можно помогать людям! Как то, что принесет счастье! Пойми, Алаксар, мир меняется постоянно! Ничто не стоит на месте; где мы окажемся, если не будем развиваться вместе с ним? Мы так и останемся на задворках, если будем слепо цепляться за изжившие себя традиции! Чтобы держаться наравне с другими странами, мы должны не пугаться новых веяний! — И что принесли твои новые веяния? Союз с Аместрисом? — Аместрийцы признали нашу религию и не подавляли ее служителей! — подал голос один из юнцов, сидевших поодаль. — Признали? — голос Алаксара опасно понизился. — Чем аместрийцы отплатили нам? Убили нашего ребенка — невинного ребенка! И развязали кровопролитную гражданскую войну! Самый простой способ подчинить себе народ — признать его религию! Это была политическая уловка, неужели ты не понимаешь! Как далеко ты способен зайти? Эта алхимия… — Вы, двое, — Каюм встал между ними и развел руки, — полегче! Алаксар зло сверкнул глазами, но промолчал. Соломон воспользовался минутной паузой и, улыбаясь, продолжил: — Алхимия достойна того, чтобы ее изучать. Алхимия Ксинга основана на энергии, протекающей в толще земной коры. Говорится, что это великая сила, которая всегда с тобой, куда бы ты ни пошел! Каюм и Алаксар многозначительно переглянулись, остальные притихли и, замерев, ждали. что будет дальше. — Брат… — Алаксар нахмурился и поджал губы, подбирая слова. — Не думаешь ли ты, что это может быть связано с существованием самого Ишвары, творца всего сущего, Бога земли? — казалось, он не хотел допускать о подобном даже мысли, не то что говорить подобное вслух. — А если связано, — в глазах Соломона загорелся огонь, столь характерный для ученых или сумасшедших, — то разве это не еще один аргумент в пользу изучения этой связи? Мы сможем стать ближе к Богу и будем знать о его замысле куда больше! Алаксар отшатнулся. По его мнению, такие речи были святотатством, так неужто его замечательный брат свернул с истинного пути? Это казалось Алаксару дурным сном, наваждением. Неужели его разумом и правда завладел демон и, давя на неуемную жажду познаний, тащит его в пучины Шеола, а Соломон, как покорная овца, и рад идти туда? — Говорится же: «Одно во всем и все в одном»! Это означает, что все мы — частички великого потока жизни во Вселенной, и именно из этих частичек и состоит наш мир. Посмотри, сколько боли вокруг — мир катится не туда потому, что преобладают негативные эмоции. По крайней мере, я это пока так понял… — он улыбнулся. — Поэтому я очень хочу увидеть великий круговорот этого мира и обрести истинное знание. Вот почему мне так нужна алхимия! — Окстись, брат! — Алаксар вновь повысил голос. — Это богохульство! Ты готов вот так попирать наши традиции… — Ты говоришь как отец, — разочарованно протянул Соломон. — А где была твоя алхимия, когда умерла Лейла? — ядовито спросил Алаксар. — Ты уже тогда увлекался этой бесовщиной, и что? Помогло это ее вылечить? Из глаз Соломона разом пропал огонь, они словно погасли, а сам он ссутулился и отвел взгляд. Алаксар помотал головой и стремглав бросился к выходу — он не считал, что было честным напоминать брату о смерти его возлюбленной, от которой он и так с трудом оправился. И еще больше ушел в изучение этой проклятой алхимии. — Алаксар, — Каюм вышел следом и окликнул удаляющегося быстрыми шагами монаха. — Постой. — И вы здесь, — почти выплюнул Алаксар, качая головой. — От вас-то я точно не ждал интереса к этой богомерзкой ереси, да простит нас, грешных, Ишвара. Каюм помолчал, а потом кивнул: — У нас нет выбора, Алаксар. То, что изучает твой брат, может помочь спасти Ишвар. — Не смейте даже думать об этом! — вскипел Алаксар. — Бог никогда не вступится за тот народ, который в тяжелую минуту усомнился в нем и прибегнул к дьявольской силе! — Возможно, — Каюм посмотрел в глаза собеседнику. — Да только нам уже сейчас надо знать, что противопоставить государственным алхимикам. — Государственным алхимикам? — Алаксар нахмурился. Если это было правдой, то плохо их дело — Аместрис постоянно стягивал на фронт новые и новые силы, потери росли и множились, а о силах государственных алхимиков ходили легенды. Алаксар был убежден, что причиной тому договор с самим Дьяволом, не иначе. — Наша разведка донесла, что несколько отрядов пытались не допустить их прибытия. Но из всех вернулись только трое, Алаксар. — Мы примем бой, — твердо проговорил Алаксар. — И спасем Ишвар с Божьей помощью.* * *
— Наконец-то, — просиял бригадный генерал Фесслер. — Наконец-то мы завершим войну! — Полегче, бригадный генерал, — осадила его Оливия Армстронг, — сначала надо грамотно распределить эти силы. Третий, сидевший за столом, судя по форме, полковник, промолчал, глядя на старших по званию. — Вот краткие резюме этих алхимиков, — Весслер бросил на столь увесистую папку. — Алекс Луи Армстронг, — Оливия нахмурилась. — Посмотрим, как братец себя проявит. — Направьте его ко мне, — глаза Фесслера, которыми он беззастенчиво пожирал Оливию, заблестели. — Если он столь же доблестен, как и вы… — Не сомневайтесь, — жестко отрезала Оливия. — Позвольте… — полковник Москито вертел в руках одно из резюме. — Эта девчонка, Агнесс, Эдельвайс, Хрустальный алхимик… Вот описание ее преобразований, посмотрите-ка… Определите ее ко мне, в диверсионный отряд. На передовой ей, в отличие от остальных, делать нечего, но у меня ей не будет равных. — Разберемся, — Оливия встала из-за стола. — Черновой вариант стратегии должен лежать на столе фюрера, — она посмотрела на часы, — через десять минут. Утвердит он его или нет — его дело. Но стратегия должна быть адекватной! — Вы привыкли к Бриггсу, бригадный генерал Армстронг, — скривился Фесслер. — Здесь — совсем не то. Эти остолопы никак не могут работать сообща. — Какое начальство — такие и подчиненные, — припечатала Оливия, — бригадный генерал Фесслер. — Несносная баба, — покачал головой Фесслер, когда за Оливией закрылась дверь. — Красивая, но сволочь, каких поискать. — Да ладно тебе, — Москито примирительно развел руками, — думай лучше о том, что уже сегодня вечером у нас первая наступательная операция с новым, уникальным оружием. И готов побиться об заклад, бригадный генерал, — на лице полковника заиграла самодовольная улыбка, — что мои ребята зачистят свою территорию быстрее твоих! И мы еще посмотрим, у кого к концу войны будет больше звезд на погонах и наград! — Э, нет! Мои, конечно, остолопы нерасторопные, но твои сонные мухи им в подметки не годятся! Хочешь, поспорим? — Договорились, — полковник протянул крепкую ладонь для рукопожатия. — Мои уконтрапупят ишварских свиней быстрее.* * *
Округ Симу находился на северо-западе ишварской территории, ближе к центру. От лагеря аместрийцев к нему вела проторенная тропа через опустевший округ Ходжу, над которым реяли птицы-падальщики — воняло разлагающейся плотью и гнилой кровью. Рой с каждым шагом мрачнел все больше и только качал головой. Ему предстояло вместе с отрядом солдат зайти с тыла и, согласно приказу, уничтожить абсолютно всех, кто обитал на этой территории. Мустанг знал, что по плану они с отрядом Багрового алхимика должны были зажать тех, кто соберется бежать, в тиски. И ликвидировать. Вдали уже громыхали взрывы — судя по всему, вызванные разрушительной алхимией Зольфа. Рой втянул зловонный воздух и поморщился, вспоминая, как горели глаза Кимбли, когда тот совершал свои преобразования, и каждое из них забирало чью-то — а чаще всего и не одну — жизнь. Рой задумался: он помнил Зольфа еще по военной академии. Курсант как курсант, немногим младше самого Мустанга. Увлекался алхимией, читал книги, а если брался за дело — так вкладывал в него себя всего. Или просто и сейчас Кимбли вложил слишком много? Понял, на что способна его алхимия… И сделал какие-то свои выводы из философских и научных трактатов: то эта идея про выживание сильнейшего, то рассуждения о справедливости… …По Центральному вокзалу сновали люди. Мустанг поправил вещмешок и направился на перрон — он казался сплошь синим, словно темнеющий небосвод. Согласно приказу №3066 все государственные алхимики должны были отбыть в Ишвар на благо Аместриса. Рой огляделся, выискивая в толпе знакомые лица, и удача наконец улыбнулась ему. — Зольф, — он протянул руку. — Давно не виделись. — Здравствуй, Рой, — Кимбли ответил на рукопожатие. — Что ж, поздравляю. Я помню, как ты говорил, что собираешься сдавать аттестацию. — Спасибо, — Мустанг улыбнулся. — Каково тебе на службе у Отечества? — Отлично, — Кимбли прищурился, словно сытый кот. — Поручения, отчеты — ничего, в общем-то, особенного. Но я доволен. А тебе как? Рой отвел глаза. Он так и не нашел в себе сил, чтобы поговорить хоть с кем-то откровенно о том, что произошло на его последнем задании. И сейчас не был уверен в том, что Зольф его поймет. — Меня тоже все устраивает, — Мустанг продолжал натянуто улыбаться. — Какова природа твоих преобразований? — Кимбли смотрел с неподдельным интересом. — Огненная алхимия. — О, — Зольф просиял, — это то, что очень понадобится нашей армии на войне! На сей раз скрыть от собеседника перемену в настроении Рою не удалось. — Что? — несколько обеспокоенно поинтересовался Кимбли, понизив голос. — Что-то не совсем гладко? — В какого рода операциях ты уже участвовал? — неожиданно выпалил Рой. — В разных, — Зольф пожал плечами. — То запрещенные преобразования, то преступники, владеющие алхимией… А как-то раз и вовсе попросили подорвать завал на приисках. Рой потер лоб. После того, как ему отдали приказ поджечь притон, в котором засели особо опасные государственные преступники, он долго убеждал себя в том, что на руках этих людей много крови, и он сделал доброе дело, избавив мир от грязи. Но выходило слишком неубедительно: грязь, по мнению Роя Мустанга, все же не молила о пощаде человеческими голосами и не умирала в агонии, сгорая в жарком пламени. Его пламени. — Что такое? Ты в порядке? — Зольф заглянул ему в лицо. — Скинь вещмешок пока на землю, что ли… — Да нет, все хорошо, просто не спал ночь, — усмехнулся Рой. Кимбли только недоверчиво покачал головой, но умолк. И только потом, когда Ханна Дефендер, Свинцовый алхимик, со смехом вспоминала одну из опаснейших миссий, из которой она вышла живой только благодаря благосклонности судьбы, Рой решился. — Ты убивал когда-нибудь?.. — вопрос вышел совершенно дурацким. — Понятия не имею, — равнодушно отозвался Зольф. — Когда подрывали грузовик торговцев оружием, наверное, кто-то и помер. А что? Рой нахмурился. По его мнению, зря он это начал. Насколько он помнил Кимбли, тот был заинтересован в алхимии, книгах и исправной службе. И теперь вряд ли подставит ему дружеское плечо. — Ничего. Зольф неопределенно хмыкнул и уставился в окно. — Знаешь, — протянул он неожиданно, — ты государственный алхимик. Как нынче говорят, армейский пес. А сейчас мы едем на войну. — К чему это ты? — Рой посмотрел с недоверием: уж не держал ли Зольф его за идиота? — Поэтому встряхнись и вспомни, для чего ты вообще получил это, — Кимбли раскрыл ладонь, на которой лежали серебряные карманные часы. — Все мы должны делать одно дело… Рой потряс головой, прогоняя наваждение. И что его дернуло вспоминать? Списав все на волнения в дороге и смену климата, он твердо зашагал вперед, но вскоре прислушался и остановился. И отдал приказ замереть своему отряду — под его командование пару часов как поступил отряд аместрийских солдат, и Рою было чудовищно неловко от того, что он, майор армии, был в нем одним из самых молодых. — За мной, — скомандовал строгого вида мужчина с капитанскими погонами. Он был явно старше Мустанга лет так на десять. — Отставить, — Рой посмотрел капитану в глаза. — Я пойду вперед. Главное, прикрывайте меня. — Но… господин майор… — Я — государственный алхимик, — веско сказал Рой. — И не стану прятаться за вашими спинами. Рядовые переглянулись: в армии ходили самые разные слухи об алхимиках. Одни расписывали их как форменных чудовищ, кровожадных и алчных, вторые — как сумасшедших ученых, третьи — как неведомую силу, но все они сходились в одном: почти никто не видел в них людей. — Господин майор, разрешите доложить! — отчетливым шепотом начал один из отряда, до этого он присматривался и только что не принюхивался к окружающей обстановке. Мустанг коротко кивнул, продолжая вслушиваться в происходящее. — Видите то здание? — солдат указал рукой на каменное строение с маленькими оконцами, похоже, полузаброшенное. — Там засели их стрелки. Рой уставился на алую саламандру на перчатке. Кажется, момент настал, и дольше тянуть попросту нельзя. Щелчок пальцев — и пламя, потрескивая и дрожа в раскаленном воздухе, устремилось горячим потоком к дому, опаляя и без того выжженный беспощадным солнцем камень. Мустанг сжал зубы — до боли. Из дома доносились крики, почти неслышные за ревом огня и отзвуками взрывов и стрельбы. Рядовые смотрели со смесью ужаса и отвращения, которую, впрочем, тут же перебороли и бросились в атаку — вовремя. Из-за камня в противоположной от полыхающего адским пламенем стороне высыпали люди. Сплошь мужчины, одетые, судя по всему, в местную одежду. Их волосы были словно присыпаны пеплом, а в глазах алым горела жажда жизни и крови врагов. Их движения, стремительные, быстрые, едва уловимые, делали автоматный огонь аместрийцев почти бесполезным. Рой, не поднимая головы от сапог, щелкнул пальцами еще раз, стараясь не смотреть. Оборону прорвали быстро. На узких улочках, куда страшной поступью вошел аместрийский отряд, неся с собой пепел и тлен, беспорядочно метались люди. Разные люди: не только дюжие мужики с каменными лицами, но и старики, женщины, дети. Трескалась земля, гремели взрывы, воздух был наполнен страхом и болью. И криками. Вскоре к этой какофонии присоединился и треск всепожирающего огня. Рой не смотрел. И не слушал. Но полностью отгородиться не получалось: запах проникал всюду, чудовищный вой пронзал мозг, а жар пустыни, усиленный его алхимией, облизывал лицо и забирался под мундир. Земля дрожала — словно тело ее сотрясали рыдания по пролившейся крови. Где-то вдали еще двое алхимиков — Рой не знал, кого отправили туда, — вели к победе свои отряды и, кто знает, чувствовали ли хоть что-то из того, что переживал Огненный алхимик. Он даже не пытался вникнуть в суть происходящего, понять, что за преобразования творились там, на второй линии. Мустанг потерял счет времени. Ему казалось, что он плывет по океану, качаясь на волнах, и его вот-вот настигнет морская болезнь. Он не заметил, как все закончилось — тени выросли и стали почти бесконечными, хотя солнечные лучи сквозь поднятую пыль и чад проникали слабо. Рой отметил, что даже странно, что все еще остались эти самые тени, ведь для теней нужен свет… — Мы справились, — раздался знакомый голос над самым ухом Мустанга. И он мог поклясться, что обладатель этого голоса блаженно улыбается. — Все чисто, пойдем. Рой поднял глаза. Перед ним стоял довольный Зольф. — Потерь совсем мало, господин майор, — докладывал капитан Мустангу. — Я не совру, если скажу, что за мою бытность здесь это самая удачная операция. — А что по вашему отряду, майор Кимбли? — отстраненным тоном поинтересовался Рой. Старший лейтенант из отряда Зольфа прокашлялся: — Разрешите доложить… — Докладывайте, — равнодушно согласился Кимбли. — Погибших четверо, раненых — десять, — четко отрапортовал старлей. — Пленных нет. Капитан присвистнул, а после опасливо оглянулся на начальство — кто их знает, этих алхимиков, еще надают по шапке за такую фамильярность. Но начальству, похоже, было наплевать. — Это успех, — тихо и совершенно по-неуставному восхитился капитан.* * *
Лагерь военных гудел. Впервые округ зачистили за беспрецедентно такое короткое время. А ведь даже не все алхимики еще вышли на поле боя! И один из диверсионных отрядов только готовился к ночной вылазке. Поминали погибших, которых на этот раз оказалось даже меньше двух десятков, и лелеяли воспрянувшую надежду на скорое возвращение домой. Кто-то настаивал на том, чтобы позвать алхимиков к огню, который хоть как-то согревал холодной ночью, некоторые все еще чурались людей, наделенных такой ужасной силой, но все сходились в одном мнении: эта сила поможет Аместрису одолеть врага. На краю военного лагеря стоял Зольф и всматривался в ночную темноту. — Простудитесь, — сердито проговорила скользнувшая белой тенью Зельда Альтеплейз, Белый алхимик. — Я бы рекомендовала и вам, и вашим товарищам отрезать волосы. Ночи холодные, а вы весь мокрый. И вши, опять же. — Благодарю за совет, госпожа майор, — Кимбли учтиво наклонил голову. — Но не обессудьте… — Я понимаю, решение ваше, — жестко отрезала она, поджав губы. — Я к вам по делу. Он повернулся к ней и вгляделся в ее странные глаза — в темноте они казались такими же, как у ишваритов. — Я вас слушаю. — У вас сегодня была первая операция. Вы хорошо себя чувствуете? — участия в ее голосе не было, только сухой вопрос. — Так точно, госпожа майор. — Головокружение, тошнота, бессонница? — монотонно, словно заученные фразы. — Никак нет, госпожа майор. Имеются признаки физической усталости, как-то… — Довольно, — грубо оборвала его Зельда. — В случае чего, дежурный медработник вам поможет. Она ускользнула в ночь неслышно, как змея. — Даром, что шкуру не сбросила, — проворчал выросший будто бы ниоткуда Рой. — Права Агнесс — вылитая змеюка. — С тобой тоже беседовала? — Зольф чему-то улыбался, глядя вдаль. — Угу, — тяжело выдохнул Рой. — Вот смотрю я на твой огонь, — Зольф развернулся и смерил Мустанга задумчивым взглядом, — и думаю… Это же совершенно уникальная область знаний! Рой вздрогнул — он на мгновение представил Кимбли, с пальцев которого срывается ничем не сдерживаемое пламя. Отчего-то от этого зрелища даже в таком иллюзорном виде ему стало отчетливо нехорошо. — Боишься конкуренции? — хохотнул Зольф, заметив реакцию Мустанга. — Не переживай, меня больше прельщает иная область. Да и не могу не отметить, что мы уже второй раз работаем сообща, и работаем эффективно. — Это единственное, что тебя сейчас беспокоит? — слова сорвались с губ сами собой. Кимбли недоуменно прищурился: — Тебя Белая точно осматривала? Ты на собственном огне не поджарился часом? Конечно, меня беспокоит успех наших операций! — Ну да, — кивнул Рой. — Все на благо Аместриса. Пойду спать, пожалуй. До завтра, Багровый. Пожав руку Мустангу, Кимбли задумался. Было что-то натянутое, словно готовая вот-вот лопнуть струна, в том, что и как говорил Огненный алхимик. Но очень скоро мысли Зольфа обратились вовсе не к странному поведению Роя — тот, похоже, перетрудился или и правда перегрелся, — а к тому, что произошло непосредственно с ним. Его алхимия раскрывалась, подобно багровому цветку лотоса, демонстрируя новые, доселе непознанные грани. Кимбли отнесся к мобилизации с воодушевлением — ему отчаянно хотелось работать, хотелось посмотреть на собственное искусство с новой стороны. А он достаточно быстро понял, что на мелких миссиях особенно не разгуляешься: пара довольно-таки простых преобразований, и дело сделано. Поэтому войну Зольф воспринял с энтузиазмом: наконец-то он сможет просчитывать сложные комбинации по направлениям и силе взрывов, синхронизировать их, комбинировать разные способы детонации — словом, добиваться идеала. А какой же адепт своего вида искусства не захочет стремится к совершенству? И, конечно, признанию. А какое могло быть признание на войне? Зольф, достаточно равнодушный к регалиям и званиям, считал, что лучшая награда, которую мог получить воин — это жизнь. И за пару последних дней он убедился в правильности собственных воззрений: полумер не было и быть не могло. Умер — проиграл. Выжил — победил. Мысли отчего-то снова вернулись к Мустангу. Из всего, что видел Зольф, алхимия Роя была самой мощной и смертоносной, его пламя распространялось повсюду и не знало милосердия. «Убивал ли ты когда-нибудь?» Вопрос Роя вспомнился сам собой. Теперь-то Зольф мог дать точный ответ. Он видел последствия свой алхимии. Он больше не теоретизировал и не рассуждал о прочитанном, но знал наверняка — его преобразования уносили жизни. Жизни врагов, жизни людей… В первый раз это опьянило его, теперь же Зольф задумался: где проходит грань? Черта, отделяющая врагов от людей, а солдат — от убийц? Кимбли оглядел лагерь. Где-то сновали сизые точки-люди, утратившие краски в неверном сумеречном свете; кто-то о чем-то переговаривался, кто-то негромко пел. Муравейник жил своей жизнью с одной лишь целью: на следующий день пойти в атаку и смять, растоптать тех, на кого укажут. Все они присягнули на верность стране, на верность фюреру. Зольф усмехнулся. Водораздел проходил именно там; не Кимбли определять, где проходит та самая грань. Его дело — выполнять приказы. И выполнять их с тщанием.