Аэруго, 1906.
— И для кого ты бережешь эту стекляшку? — Харун ткнул Хеиса, в очередной раз доставшего из тайника философский камень. — Давай уже загоним его по сходной цене и возьмем новых автоматических винтовок? Нашим они уж точно нужнее бесполезной побрякушки! Хеис упрямо покачал головой. — Нет, Харун. Эта побрякушка еще сослужит нам добрую службу. — Да на кой ляд она нужна-то? — В зале, где ее нашли, помнишь, что было? — Хеис прищурился. — Не помню, — огрызнулся Харун. — Меня-то там не было, своими глазами не видел. — А вот Лиам видел, пусть и мельком! — возразил Хеис. — Но то мельком! А тот, кто видел нормально, уже ничего не скажет, — помрачнел Харун и отвернулся. В Крете они попали в заваруху. Несговорчивые жандармы принялись со всем тщанием проверять их документы. И если Хеиса, Лиама и Харуна проверяли, по счастливой случайности, в одном отделении и сочли достаточно благонадежными, то остальным повезло меньше. Хеис потом не раз задумывался о том, что было бы, если бы они разделились иначе? Если бы пошли в другую сторону? Но того, что уже сделано, не воротишь. Остальных в тот же день перебросили через границу — обратно в Аместрис. Об их дальнейшей судьбе можно было только догадываться, но, по мнению Хеиса, им явно не собирались вручать ордена. Харун очень беспокоился о том, не выпытают ли у их товарищей, где находятся уцелевшие беглецы и что они прихватили с собой с базы в Западном городе, поэтому той же ночью, спешно собрав нехитрый скарб, все трое рванули в сторону Аэруго. Ишвара смилостивился над блудными сынами, и границу удалось пересечь относительно гладко. — Но даже мельком! — стоял на своем Хеис. — Это какая-то алхимическая штука! — Тьфу, мерзость, — Харуна аж передернуло. — Богопротивная мерзость это, вот что! — Надо найти толкового алхимика. Пусть он и разбирается, — отмахнулся Хеис. — Я всегда знал, что ты с приветом, — выплюнул Харун. — Так бы и придушил тебя вот этими руками, — он стиснул зубы, — если бы мы с тобой из одного чана одним черпаком дерьма не навернули... Подумать только — алхимия... — Если это поможет спасти наш народ... Впрочем, ладно, — Хеис махнул рукой. — Пойду, встречу нашего коротышку-Лиама. Он как раз должен закончить переговоры с одним оружейником... Хеис вышел из служившего им убежищем полуразрушенного домика. Его сдала за бесценок какая-то ветхая полуглухая старуха, которой, похоже, было все равно, кого приютит местами прохудившаяся крыша. Хеис шел вдоль поросших уже пожухлой зеленью заборов куда глаза глядят. Здесь, ближе к границе, климат был почти как родной: жаркие иссушающие дни и ледяные промозглые ночи. Конечно, в той же Крете или других районах Аэруго все было не таким контрастным: и солнце не палило так отчаянно, и ночи овевали не стылым холодом, а нежной прохладой. Но он бы ни за что по доброй воле не променял родную неприветливую землю на все красоты виноградников Креты и гор Аэруго. Но выбирать не приходилось. Хеису не хотелось говорить с Харуном о красном камне, который он заботливо хранил все эти годы. Как и не хотелось говорить о том, что он отчаянно пытался выйти на связь с парой аместрийцев, с которыми они дружили в Центральной военной академии. Бессонными ночами Хеис гадал: где же те, кто когда-то заступились за него, защитили от нападок других курсантов, рискуя всем? А ведь один из них изучал алхимию и мечтал поступить на службу государству не просто как военный. Хеис был уверен: его друзья ни за что на свете не станут участвовать в том, что лицемерно именовали "подавлением мятежа". Ни за что не пойдут против своих сограждан. Для бывшего однокашника он и берег диковинную находку. Тот, что изучал алхимию, всегда был смышленым и неравнодушным малым. Да только выйти на связь никак не выходило. Не найдя Лиама, он направился обратно. Может, коротышка-Лиам пошел по другой дороге? Нехорошее предчувствие сдавило грудь. Ведомый каким-то почти животным инстинктом, Хеис неслышно направился обратно. Посреди комнаты их временного пристанища на коленях стоял Харун. Руки его были связаны за спиной. Дюжий рыжеволосый детина удерживал его в железной хватке здоровенных даже по меркам ишваритов лапищ. Еще двое стояли, держа Харуна на прицеле. Минимум трое сгрудились вокруг лежащего на полу Лиама. Хеис затаился за углом, молясь, чтобы никакая из половиц не вздумала проломиться под его весом и выдать его жалобным скрипом. Он осознавал, что ничем не поможет товарищам, — перевес был на стороне противника. Даже если он разрядит всю обойму, его тоже снимут. И кто же тогда станет поставлять оружие в Ишвар? Конечно, Хеис знал, что они — далеко не единственные, однако их вклад не стоило недооценивать. И потом, у него был этот чертов красный камень. Всем нутром своим Хеис чувствовал, что его нельзя упустить. — Кому вы передаете оружие? Хеис не видел говорившего, но слышал уже переставшую быть столь привычной аместрийскую речь. После наречия Креты она показалась Хеису грубой, лающей. Впрочем, какой язык не станет грубым, если говорить с такой первозданной ненавистью? — Пошел ты, — огрызнулся Харун. От звука удара Хеис вздрогнул. Сердце его сжалось, когда он услышал сдавленный вой Лиама. — Не скажешь — я из него отбивную сделаю, — пообещал голос. — Не говори! — взвыл Лиам. — Слышишь, мать твою, не говори! Они нас все равно... После очередного удара речь Лиама сорвалась на крик. — Не скажу. Хер им с маслом! Харун закашлялся — и ему досталось тяжелым сапогом. — У-у, блядина психованная, — переводя дух, прошипел Харун. — Да не знаю я ни черта! — Ничего, — хохотнул голос. — Давай, док, доставай инструменты. Выдерешь его приятелю пару оставшихся зубов — может, это-то память его освежит маленько. Хеис похолодел. Как бы это ни было подло, стоило бежать. Ни Харун, ни Лиам и правда не знали, кому и как он передавал оружие. Так же, как и он не знал контактов тех, у кого они это самое оружие брали. Возможно, это было неразумно, но Харун настоял именно на этой схеме. Именно на случай, что кто-то один попадется. Были шифровки, по которым, в случае чего, можно было найти пароли и явки, но на это понадобится время. Хеис понимал, что и Лиам, и Харун скорее умрут, чем сдадут шифры, но перепрятать все ключи стоило немедленно. Крадучись, словно вор в ночи, обливаясь холодным потом и неслышно молясь, Хеис, под громкие крики товарищей, добрался до калитки и побежал прочь. При нем осталось совсем немного денег и заветный алый кристалл.* * *
Ишвар, 1908.
— Мадрих Роу... — Алаксар подошел к старейшине после того, как почти все разошлись. — Простите моему брату прегрешения его и помолитесь за него Ишваре... — Алаксар, мальчик мой, — Рог Роу покачал седой головой. — Твой брат — любопытный мальчик, жадный до знаний, до самой сути. Нет вины его в том, что иные видят искушение в познаниях его. Однако и ему стоит не забывать о том, что ересь под видом науки — суть есть яд для светлого разума, сбивающий с истинного пути... — Знаю, — сквозь зубы выдохнул Алаксар. — Я столько раз говорил ему... — Он идет своим путем, — Роу хитро прищурился. — И вовсе не означает это, что у него дурные намерения — напротив, Алаксар, напротив. Но помнишь ли ты, что путь в Шеол вымощен также благими намерениями? Алаксар сжал кулаки. — Не третируй брата на пути к познанию его, — Роу по-отечески улыбнулся. — Оберегай его от искушений. И постарайся не допускать того, чтобы семя учений, что он распространяет, попало на почву неокрепших умов. Брат твой способен отделить зерна от плевел, но не все столь же сильны духом, Алаксар. Дьявол хитер и умело ставит сети свои. Алаксар послушно кивнул, с благодарностью глядя на наставника. — Иди с миром, — кивнул Роу. — Я буду молиться Ишваре за вас. Рог Роу смотрел вслед удаляющемуся Алаксару. Один из самых перспективных монахов, человек с горячим сердцем, пусть и несколько фанатичный в преданности вере, он легко мог наломать дров. И, что самое страшное, не понимал того, что своим ярым противодействием изысканиям брата только подогревал интерес окружающих к тому самому запретному плоду. Рог знал, что в час отчаяния, в те мгновения, когда тьма заглядывает в глаза, людям особенно нужна светлая вера в Бога и молитвы их особенно горячи и искренны. Но слишком многие, не услышав ответа, не в силах смириться и противостоять греху, слишком велико искушение пойти наиболее простым путем. Вот и теперь: узрев дьявольскую мощь алхимии, сбитые с истинного пути люди потянулись к Соломону, алкая получить могущество. У Рога Роу совершенно закончились идеи. Он не был сторонником полного непротивления злу, как иные мудрецы Ксинга, Ишвара никогда не запрещал своему народу вести войн и проливать кровь. Но то, что творилось с его землей сейчас, выходило за все мыслимые и немыслимые пределы. Более всего его пугало то, какое количество людей было готово позабыть все заветы и обратиться к недозволенному.* * *
— Это ты во всем виновата! — бушевал пожилой, но крепкий мужчина. — Если бы не твое попустительство и эта аместрийская разнузданность... Женщина, молча сидевшая за столом, дернулась как от удара, но смолчала. — Если бы твоя бабка не согрешила, у Соломона не было бы этой богомерзкой тяги! А так он проклят, слышишь? Мой сын проклят! — он потер лоб и бессильно опустился на колченогий табурет. — Ты сам знаешь, что это неправда, Арон, — мягко возразила женщина. — Людская молва жестока... — Я был снисходителен к тебе, Лия, — он покачал головой. — Тебе ли не знать, что я не из тех, кто станет слушать мерзости, но как, как ты объяснишь это все? Его тягу к этой гнусной ереси... Да и ты сама, — Арон поднял на нее взгляд алых глаз, — разве ты достаточно смиренна для женщины? Лия поджала губы — ни одна ссора в их семье не обходилась без оскорбительных предположений о ее родстве с аместрийцами. — Но ведь Алаксар... — начала было она. — Да что Алаксар? — вновь вскипел Арон. — Да, он истинный сын Ишвара, но... Он замолчал, словно что-то обдумывая. Лия терпеливо молчала. — Ты знаешь, что предлагают нашему Соломону? — Арон поднял глаза на жену. — Они хотят, чтобы он ответил этим демонам их же оружием! Чтобы погубил свою душу! Лия в ужасе закрыла рот руками. Она никогда не препятствовала сыну в изучении всего, чем тот интересовался, и даже помогала достать некоторые книги, но подобный расклад пугал ее. — Бедный наш мальчик, — она тяжело вздохнула. — Сначала Лейла, теперь это... — Хорошо, что он не додумался обратиться к этой гнуси тогда! — отрезал Арон. — Хватило разумения понять, что коль Ишвара забрал ее себе, не дьявольскими учениями ее у него отнимать! Лия отвела глаза. Она прекрасно помнила, как обезумевший от горя Соломон сначала тайно искал книги по медицинской алхимии — и она вместе с ним, — а потом было уже поздно. Теперь она радовалась тому, что об этом так и не прознали ни Арон, ни Алаксар. Алаксар был гордостью Арона: боевой монах, верный служитель Ишвары, никогда не позволявший ни единой крамольной мысли проникнуть в свою душу. Живое воплощение всего того, за что Бог и выбрал их народ. — Нет, Арон, — Лия покачала головой, — Соломон никогда не причинит никому зла. Помнишь, он даже отказался обучаться боевым искусствам... — Отказался, — недовольно буркнул Арон. — И что теперь? Сидит взаперти со своими книгами, пока вокруг бушует пламя? — он нахмурился, и тон его резко переменился. — Ты не подумай... Бежать ему отсюда надо! Бежать! Он не может постоять за себя! И все эти уговоры... Еще во грех введут... Он порывисто встал и принялся мерить шагами маленькую комнатушку. — Лия, бегите с ним, бегите на восток! Сюда вот-вот придут... — Мы не покинем родину, — глаза Лии сверкнули. — Ни он, ни я. — А много тут от вас толку? — горько спросил Арон. — Такие, как вы — только обуза! Вон, слышала, намедни внучку Айгуль белорожие увели... — О Господи, — Лия закрыла лицо руками. — И как же Айгуль... — Померла, — отрезал Арон. — Так и скажи Соломону. Может, он хоть тебя послушает... Он махнул рукой и стремительно вышел вон. Мягкий и неконфликтный Соломон в последнее время избегал разговоров с отцом, ограничиваясь парой-тройкой вежливых фраз. Но упорно гнул свою линию и приносил в дом все новые и новые книги. К нему постоянно ходили люди, из его пристройки все время доносились обрывки разговоров и дискуссий, и, если вслушаться, можно было понять, что речь почти все время шла об алхимии. Арон старался не слушать.* * *
— Алаксар! Алаксар! — на него напрыгнули наперебой кричащие Нур и Гаяр. Алаксар отметил, что Нур все еще сильно хромает, но лица у мальчишек были вполне счастливые. — Как ваши дела? — он потрепал мальчишек по растрепанным макушкам. — Отлично! — просиял Гаяр. — Хайрат поправляется! — А мы помогаем лечить наших! — подбоченился Нур. — Ну там, кроме наших... — А Хайрат точно-точно поправится! — нарочито громко перебил брата Нур, неодобрительно зыркнув на Гаяра алыми глазищами — не хватало еще, чтобы Гаяр по детской наивности выболтал, что они помогают Рокбеллам, которые, как известно, лечили всех, не деля пациентов по цвету кожи. Алаксар, от которого не укрылась эта странность, решил, что расспросит младшего попозже. Откуда-то издали донеслись отзвуки выстрелов и крики. Алаксар, пробормотав под нос что-то неразборчивое в адрес аместрийцев, огляделся: — Вы, двое! Живо в укрытие! И чтобы без фокусов! — Мы домой! — задрал подбородок Нур. — Там Элай! — Хорошо, домой, и все трое в подвал! — распорядился Алаксар. — А я там нужнее! И он побежал на звуки. Аместрийцы наступали. На сей раз с той стороны, где было меньше всего дозорных: похоже, кто-то разболтал им о положении дел. Алаксар потер затылок: беломордые явно собирались пролезть через брешь и ударить с тыла. Ему оставалось одно: молиться, чтобы с ними не было государственного алхимика. Но то ли Ишвара оказался глух к мольбам, то ли теперь эти демоны проникали повсюду, но земля трескалась и принимала новые формы, отовсюду летели камни, пока невысокий коренастый мужчина — совсем еще молодой — с волнистыми каштановыми волосами и каким-то невыразительным взглядом лупил в твердь кулаком в каменной перчатке. Алаксар не зря считался одним из сильнейших бойцов: подобравшись сбоку, он нанес коренастому страшный удар в скулу, чем сбил его с ног. Они покатились по острым камням, схлестнувшись в рукопашной, пока остальные синие мундиры, подгоняемые окриками бригадного генерала Льюиса, с переменным успехом раскидывая остальных повстанцев, продвигались куда-то вглубь. — Он алхимик, сам разберется, — рявкнул генерал. — У нас нет приказа о зачистке! Забираем согласно разнарядке от корпуса ученых! — Элай, в подвал! Быстрее! — дергал сестру за подол Нур, глядя испуганными глазами на то, как где-то вдали в их сторону неумолимо двигались аместрийцы. — Да-да, вы полезайте, я воды возьму, — переводя дух, Элай поправила платок. — Да сам я принесу воды! — Нур, Элай! Вы где? — крышка погреба распахнулась, и оттуда показалась пепельная макушка Гаяра. — Да идем уже, — отмахнулся Нур. — Нур, я залезу, — мягко проговорила Элай. — Еще подышу немного — мне в подвале душно... Нур плюнул на землю — прямо как взрослый! — и нырнул вниз, ворча о несговорчивости и глупости сестры. — Ну-ур... — протянул Гаяр. — Мне страшно... Мальчишка из последних сил пытался не расплакаться, но подлые слезы предательски выступили на глазах. Нур хотел было посмеяться над братцем-малявкой, но в последний момент передумал: он вспомнил, как Гаяр плакал во сне. И оставалось только гадать, что или кого видел он в том кошмаре. — Не бойся, — нарочито небрежно отмахнулся Нур. — Наши сильные, и с нами Бог. Перебьют этих уродов, как пить дать перебьют! — А эти демоны?.. — Гаяр сел на земляной пол подвала. Нур вздохнул, спустился по лестнице вниз и обнял брата за плечи. Ему и самому было страшно — аж зубы сводило, ноги подгибались, но теперь он был старшим: Гаяр совсем щенок, Элай — женщина, еще и беременная, а тетка Айша у себя. Она, конечно, тоже, вроде как, женщина, но уже старая. Так что пришло время соответствовать. — И их перебьют, — кивнул Нур. — О, смотри-ка, как нам повезло! — сверху до них донесся незнакомый голос. Нур почувствовал, как по спине ползет капля пота. Гаяр набрал в рот воздуха... — Еще и брюхатая! — отозвался второй. ...Нур вспомнил, что делала тетка. У него не оставалось выбора... — Что вы делаете?! — голос Элай сорвался на крик. ...Он оторвал кусок рубахи и заткнул Гаяру рот. — Заткнись, ишварская скотина! — звук удара и плач Элай. ...Нур подумал, что хорошо, что заткнул рот брата не рукой — тот отчаянно вырывался и кусался. — Не вой, придурок! — зло прошипел на ухо брату Нур. — Псих! Ты что, спятил? — очередной голос. — Она ж беременная, с нас голову снимут! ...По лицу Гаяра текли слезы, он обмяк в руках брата и только иногда судорожно вздрагивал. А Нур чувствовал, что глаза горят огнем — словно все слезы выжгла всеобъемлющая, всепоглощающая ненависть. В ушах шумело и грохотало, время словно застыло, и они с братом — как два каменных изваяния на каменном полу. Все стихло. Нур не знал, сколько времени они просидели там, а Гаяр, похоже, так и уснул с тряпкой во рту. Они, наверное, остались бы там навеки — по мнению Нура, — если бы в один прекрасный момент крышка подвала не распахнулась, впуская ночную свежесть в затхлое помещение, и скупой свет непривычно ярких этой ночью звезд не озарил их временное пристанище. — Элай! Нур! Гаяр! Вы здесь? — эхо превратило крики Айши в какую-то фантасмагорическую какофонию, немедленно породившую в воображении Нура жуткую картину, в которой смешалось все: люди в синей форме, огонь, лед и кровь. — Эй! Есть кто? — Есть... — хрипло отозвался Нур. — Сейчас вылезем... Нур едва держался на ногах, а Гаяр, казалось, так толком и не проснулся: он жался к брату, силясь открыть глаза, и мял в руках обрывок Нуровой рубашки. — А где... — Айша смерила их потухшим взглядом, поджала губы и отвернулась. Нур потупился. Он ощущал себя виноватым: ну кому, как не ему, надо было позаботиться о глупой-глупой Элай?.. Айша сделала два неверных шага, присела на камень и зябко обняла себя за плечи. Ее широкая спина едва заметно подрагивала. — Мы... Элай... — Молчите, — приказала тетка, а потом разразилась злыми беззвучными рыданиями.* * *
Перед глазами все заволокло красной пеленой, дышать было тяжело, но мало того, что Джейсон Дефендер совершенно не чувствовал боли — он еще и, казалось, открыл для себя какую-то доселе непознанную грань алхимии. До этого момента ему еще ни разу не удавалось совершать преобразования с такой скоростью: его преимущество по большей части состояло в силе и основательности, но сейчас даже самое незначительное промедление могло оказаться фатальным. Напавший на него ишварит был головы на полторы-две выше, а мощь его тела, скорость, сила и точность ударов поражали. Еще совсем недавно Джейсону казалось, что слухи об ишварских монахах преувеличены и все дело в плохой натренированности аместрийских солдат, но теперь ему пришлось кардинально поменять свое мнение. Едва успев увернуться от тяжеленного кулака противника, Джейсон воспользовался моментом: ушел вниз и контратаковал. Преобразованный из камня столб отшвырнул противника; и Джейсон, не заметив того, как лопнуло одно из звеньев серебряной цепочки и она блестящей змеей скользнула вниз и затерялась меж камней — лишь карманные часы с гербом на крышке неслышно ударились о землю, — порывисто встал. В ушах свистело, голова кружилась, и, чтобы не упасть, Дефендер прислонился к каменному столбу — творению рук его. Напавший на него ишварит лежал на спине и был, судя по всему, без сознания. Джейсон перевел дух, но ненадолго: внезапно заболели ребра, голова принялась тяжело пульсировать, а во рту он совершенно отчетливо ощутил противный вкус собственной крови. Приглядевшись, он понял, что смотрит на мир всего-то одним глазом: второй чудовищно заплыл и не открывался. Дефендер огляделся: вроде бы, никого, хотя неизвестно, что там с этим проклятым монахом. Джейсон попытался вздохнуть — острая боль словно кинжалом пронзила ребра, на синей форме расползалось красно-розовое пятно. Он еще раз посмотрел на бессознательного ишварита, нахмурился и, шатаясь, поплелся прочь. Дефендеру было всего-то двадцать пять, и, хотя государственным алхимиком он был уже два года, все его задачи государственной важности касались исключительно работы с камнем: шахты, прииски, каменоломни да взятие пары каких-то не слишком сопротивляющихся преступников. Конечно, он неустанно тренировал навыки рукопашного боя, но пригодилось это ему едва ли не впервые. Добить монаха он так и не решился: это показалось ему слишком низким поступком, тем паче приказа о зачистке округа им не поступало. Обезвредил — и на том спасибо. Каждый вдох давался все с большим и большим трудом, идти становилось все тяжелее, а горячий воздух, как назло, обжигал изнутри и снаружи. Джейсона бросало то в жар, то в холод, звуки доносились до него словно сквозь толщу воды, пока в один момент все не стихло. — Смотри, аместрийская мразь, — зло выплюнул ишварский юнец, глядя на лежащего ничком человека в синей форме, и пнул его куда-то под ребра. — Побойся Бога, — укорил его второй, постарше. — Тоже человек, тварь Божья, как-никак... — Человек? — юнец широко раскрыл алые глаза. — Да тварь! Только не Божья, а погань, каких свет не видывал! Собаке и смерть собачья! — Погоди-погоди, — второй наклонился к аместрийцу, чтобы нащупать пульс. — Живой... Надобно его в госпиталь... того... — Твоя доброта нас в могилу сведет! — запротестовал юнец. — Они наших раненых добивают, и совесть их молчит! А наши дети? Женщины? А если это... — он скривился от отвращения. — Алхимик?.. — У алхимиков ихних часы на цепочке, — возразил старший. — А у ентого — нету. И он, не обращая внимания на протесты младшего товарища, подхватил бессознательного Дефендера. — Помог бы, что ли... — Беломордому?.. — на лице у юнца было абсолютно неподдельное изумление. — Врачи ихние вон и наших лечат! — устыдил его старший. — Ворон ворону глаз не выклюет, — буркнул младший, но плечо подставил.* * *
— Каменный алхимик не вернулся, — горько проговорил Баск Гран, оглядев обедающих в полевой столовой алхимиков. Ханна Дефендер побледнела и невидящим взглядом уставилась в тарелку. — Мы лишились четверых, — продолжил Гран. — Серебряный алхимик комиссован. Он потерял ногу. Все замерли, впитывая каждое слово полковника. За соседними столами смолкли разговоры — остальные военные вслушивались в печальные новости. — Еще двоих мы потеряли, даже не доехав до линии фронта. Багрового алхимика обещали выписать к завтрашнему дню — он вернется в строй. Каменный алхимик пропал. — Что вы предлагаете? — подала голос Эдельвайс, но тут же осеклась под колким взглядом Стингер. — Будут организованы поисковые отряды, — Гран оглядел сидящих. — Господин полковник, разрешите обратиться? — протянул Медный алхимик. Рой и Агнесс переглянулись — они никак не могли забыть наказания, назначенного Медному. Теперь большая часть алхимиков звала Сикорски не иначе, как золотарем. А с отъездом Команча — так и прямо в лицо. — Разрешаю, — Гран поджал губы. — Не лучше ли нам сосредоточить силы на военных операциях? — Сикорски вылупил блеклые глаза. — У нас и так ограничен ресурс... Ханна Дефендер встала, с грохотом опрокинув тарелку, и поспешила прочь. — Майор Дефендер! — резкий голос Стингер пронзил повисшую тишину. — Наряд по кухне за нарушение распорядка! — Есть, — сквозь зубы процедила Дефендер. — Разрешите идти, госпожа подполковник? — Разрешаю. Эдельвайс скрипнула зубами, но промолчала. — Майор Сикорски, — Гран недобро прищурился. — Отставить подобные идеи. Майор Эдельвайс, майор Макдугал... — он присмотрелся к обоим. — Сегодняшней ночью приступить к поискам майора Джейсона Дефендера. Взять с собой несколько бойцов из отряда, с которым он выходил на задание. Выбор бойцов оставляю за вами. — Так точно, — тихо отозвались Ледяной и Хрустальная. Остаток обеда прошел в гнетущей тишине. Даже остальные военные за соседним столом молчали, не решаясь навлечь на себя гнев алхимиков. Боевой дух аместрийской армии вновь упал: осознание того, что даже чудовища смертны, не добавляло оптимизма. Джульетта Дуглас, на глазах которой Каменный алхимик вступил в схватку с ишварским монахом и пропал с радаров, гипнотизировала опостылевшую перловку в тарелке. Осознание собственной смертности навалилось на нее внезапной тяжестью, комом в горле. Выросшая на юге Аместриса в большой семье благородного происхождения, она наперекор отцовской воле отправилась в Военную академию. И теперь отчаянно об этом жалела: лучше бы она и правда ходила по приемам да присматривалась к женихам. Тогда не пришлось бы мерзнуть жестокими ночами в неприветливом краю, засыпая под грохот канонады и вдыхая запах пороха и разлагающейся плоти. Примерно полгода назад погиб тот, кого родители пророчили ей в мужья — кажется, он был подполковником аместрийской армии. Боли потери Дуглас не ощущала — они и были-то едва знакомы. Но теперь на Джульетту напал отчаянный страх: неужели и ей суждено сгинуть? Воспитанная на романтических сказках, Дуглас поглядывала на перспективных военных и строила воздушные замки. Вновь прибывшие государственные алхимики казались ей почти богами. Хотя она своими глазами видела раненого майора Кимбли, Джульетте казалось, что никто из остальных солдат не держался так достойно, получив подобные повреждения. Она засматривалась на красавца-Мустанга, но, прикинув, что вряд ли ей светит взаимность при том, какое количество девушек бегало за Огненным алхимиком, решила перенаправить свою энергию на кого-нибудь более доступного. Например, тот же Багровый алхимик явно не пользовался таким успехом, но был весьма вежлив и обходителен. И, кажется, даже обрадовался ее последнему визиту в полевой госпиталь. — Ханна... — Агнесс неслышно подошла к сидевшей около палатки Дефендер. Та подняла на Эдельвайс большие полные слез глаза и лишь покачала головой. — Ханна, мы постараемся... — слова застряли у Агнесс в горле. Она уже пожалела, что вообще подошла к Свинцовой со своими неуместными утешениями. — Он был такой... — Ханна говорила тихо, глядя куда-то в сторону. — Такой идеалист... — Почему же — был?! — возмутилась Эдельвайс. — Мы найдем его, слышишь! — Найдете? — горько усмехнулась Ханна. — Ты и правда такая наивная? Ты думаешь, что красноглазые выродки не снимут с него кожу живьем? Или что они там делают... Дефендер закрыла лицо руками и шумно вздохнула. — Знаешь, Агнесс, — Ханна прикусила губу и посмотрела куда-то вдаль. — Я ведь их понимаю. Мы разрушаем их дома, убиваем их детей. Почему бы им не отплатить нам за это той же монетой, а? — ее голос больно, словно хлыст, скользнул по краю сознания Эдельвайс, от чего та поежилась. — Но... Мы... — Агнесс никак не могла подобрать слов. — Выполняем приказ? — насмешливо переспросила Ханна. — Для них мы — озверевшие цепные псы, Агнесс. Ты знаешь, что у нас на северо-западе делали с озверевшими псами, Агнесс? Эдельвайс стало холодно. Она вспомнила, как прозрачное и чистое стекло распадалось на смертоносные осколки и окрашивалось кровью. Конечно, она не жгла своими руками людей и не преобразовывала все что угодно в оружие... Но ведь стекло и было оружием. Не зря их учили в патовых ситуациях первым делом осмотреть ландшафт и использовать для самозащиты все, что может послужить этой цели. Так отчего бы и стеклу не превратиться в страшный инструмент? — Их травили, Агнесс, — голос Ханны врезался в мозг Эдельвайс острыми как бритва осколками стекла. — Травили ядом, и они издыхали в мучениях. Чтобы не тратить на них патроны. — Ты хочешь сказать... — Агнесс неверяще покачала головой. — Да, — отрезала Ханна и встала, неестественно прямая, словно неживая. — Некогда мне, как сказала бы госпожа подполковник, лясы точить. У меня наряд.