* * *
Аместрийцам наконец-то подвезли немного провианта. Поэтому получив на завтрак небывалые порции прелой перловки с подливой из тушенки — невиданная роскошь! — и немного сублимированного кофе, большая часть военных пребывала в весьма и весьма сносном расположении духа. Этим утром им объявили о том, что поисковые операции относительно Джейсона Дефендера прекращены, а сам Каменный алхимик официально признан пропавшим без вести. Весть эту алхимики приняли тихо и без ропота, лишь в глазах Ханны Дефендер стояли злые колючие слезы, но и она не проронила ни слова, лишь отошла подальше от Эдельвайс, чтобы та не докучала ей своим сочувствием. Рой общался в центре лагеря с приятелями из других подразделений. — У тебя новая фотокарточка? — пихнул Хьюза локтем Хавок, белобрысый фельдфебель, попыхивая вонючей папиросой. — Валяй, показывай, нам тут тоже немного радости охота. Хьюз зарделся — аж кончики ушей порозовели. — Да нет, все та же... Что-то письма идут долго, — он понурил голову. — А вы слыхали, что мальчонку-почтальона-то... Того-этого, — стоявший поодаль солдат рубанул ребром ладони по шее. Неслышной тенью подошедшая Агнесс вздрогнула — она помнила безусого мальчонку. Как-то раз застала его за наматыванием второго слоя портянок — казенные сапоги были до того велики, что сбили мальцу ноги до кровавых пузырей. Ему бы в лесу с другими мальчишками крепости строить... — А он-то... непростой малый, — прошептал еще один солдат, помоложе. — Поговаривали, ужо убили его. И мертвый-то он еще Зельтбану письмо от жены принес да... Остальные слова потонули в дружном хохоте. — Дружище, ты ври — да не завирайся, — посоветовал Хавок. — Зельтбан в ту ночь-то как накушался от счастья! Дурень! Жена у него, понимаешь, родила. На два месяца раньше срока, но ребенка здорового. — Почему на два месяца? — недоумевающе переспросил молодой солдат. — Да потому что у Зельтбана побывка семь месяцев назад была, — хохотнул Хавок. — Вот он и посчитал. Счетовод хренов. И накушался он уж после того, как письмо ему малявка принес. А потом и нашел его — мертвого. И все-то в его пьяной башке и перепуталось! Агнесс и сидевшая неподалеку Риза залились краской от цветистых предположений мужской части сослуживцев о том, как же так вышло-то с женой каптера; в активном обсуждении не принимали участия разве что Хьюз, Мустанг и Кимбли. Зольф сидел на ящике и цедил мелкими глотками омерзительный кофе из металлической кружки. Багровый был чертовски доволен собой и своим сотрудничеством с камнем, он весь светился. — Вот ты тут смеешься, — осадил молодого солдата старый, — а сам-то чем похвастаться можешь? Тебя ждет кто? Хавок, хотя вопрос был не к нему, как-то сник и потер белобрысый затылок. — Нет, — с вызовом ответил молодой. — Так тем и проще. Мне и за бабу не переживать, что она там разродится не вовремя. Да и цинковый-то гроб получать некому. Почем мне знать, вернусь я? Или они и с меня, как с Франца, живьем три шкуры... Он резко замолчал и прикусил губу. Хавок сунул ему в лицо папиросу и чиркнул спичками — потянулся серый горький дым. — Когда это все уже закончится? — пробурчал один из солдат. — Омерзительно. Все, чем мы вынуждены здесь заниматься — омерзительно! — Вам не нравится? — едко вопросил Зольф, оглядывая собравшихся вокруг вояк. Кто-то поспешил убраться подальше — как-никак, государственный алхимик. Еще доложит, кому не следует... Кто посмелее, зароптали. Эдельвайс побледнела. — Вы не согласны? — вновь спросил Зольф. — По-твоему, нам следует смириться? — подал голос сидевший напротив Рой. — Равнодушно смотреть на это побоище? Солдаты навострили уши — не каждый день услышишь пикировку государственных алхимиков! — А вас не устраивает ваша работа? — удивился Зольф. — Всех вас? Эдельвайс потупилась — ей сейчас совершенно не хотелось, чтобы Багровый алхимик вызвал ее на разговор, да еще и при таком количестве свидетелей. — Устраивала бы — мы бы не возмущались, — нагло отозвался старый солдат. — Ладно, — отмахнулся Зольф. — Допустим... Вот вы, госпожа снайпер, — он воззрился в упор на Ризу Хоукай, сидевшую плечом к плечу с Роем. — У вас прямо-таки на лице написано: "я вынуждена так поступать". Так? — Именно так, — Риза не отвела глаз. — Убийство не приносит мне радости. — В самом деле? — Зольф ядовито усмехнулся. — Неужели, попадая в цель, вы не радуетесь собственному мастерству? Не восклицаете про себя: "Попала! В яблочко!" Можете ли с уверенностью сказать, что не испытываете — хотя бы на миг — гордости за свои навыки? За умение делать работу — свою работу! — хорошо? Так что, госпожа снайпер? Риза оторопела, глаза ее расширились, она совершенно не знала, что ответить — слова Зольфа больно отозвались в ее душе. — Заткнись! — вскипел Рой, в один шаг преодолел разделявшее их с Кимбли расстояние и крепко ухватил того за сизо-синий лацкан. — Закрой свой поганый рот! Зольф лишь усмехнулся и с вызовом посмотрел в глаза бывшему приятелю. — Лично я вас никак не пойму, — Зольф растянул тонкие губы в недоумении. — Здесь, на войне, искать справедливости — это ненормально... Не лучшее место. Ересь ли — использовать алхимию как оружие? Рой продолжал удерживать Зольфа; тот встал и, казалось, не обращал на действия Мустанга ни малейшего внимания, хотя и не сводил с него глаз. — Правильнее убивать из винтовки? — продолжал задавать неудобные вопросы Багровый. — Или дело в том, что вы решились убить разок-другой, но истребление сотен и тысяч вам не по нутру? Остальные подобрались и затихли, не решаясь уйти — всем было слишком интересно, чем это закончится. Рой едва сдерживался, чтобы не заставить Кимбли замолчать самым верным способом: добрым ударом по самодовольной роже. — Вы не были к этому готовы, когда надели на себя военную форму? — Зольф обвел всех взглядом, остановившись на темных глазах Роя, в которых плескалась пламенная — под стать алхимии — ярость. — Тогда не стоило надевать ее вовсе, — припечатал он серьезно. — Если сами ступили на этот путь — отчего считаете себя жертвами? Теперь Рой и Зольф почти столкнулись лбами, глядя друг другу в глаза; Кимбли по-прежнему не замечал, как Рой вцепился в его китель — аж костяшки побелели. — Если вы намерены жалеть себя потом, то воевать не советую, — издевательски протянул Зольф, глядя в глаза Рою, но обращаясь ко всем. — Не отводи глаз от смерти, — он понизил голос, однако сказанные им слова долетали до всех, проникали в самое нутро. — Смотри только вперед. Смотри в лицо каждого из тех, кого ты убьешь. И помни их. Помни. Они-то тебя, — Зольф прикусил губу, — точно никогда не забудут. Повисло зловещее молчание; лишь где-то вдалеке рвалась эхом канонады некогда безмятежная тишина. — О, — Зольф как-то незаметно выскользнул из цепкой хватки Роя и посмотрел на часы. — Уже время. Ухожу на работу, — он поправил пострадавшие от грубого обращения Мустанга лацканы и пошел прочь, что-то напевая себе под нос. — И я тоже, — Хьюз подобрался и, не глядя на Роя, направился вслед за Зольфом. — Меня перевели в другой округ. — Удачи, — мрачно отозвался Рой. — Хьюз... Почему ты сражаешься? — Все просто, Рой, — тяжело вздохнул Маэс. — Я не хочу умирать, — сверкнув стеклами очков, Хьюз посмотрел Рою в глаза. — Вот так. Причина всегда бывает простая, Рой. Мустанг тяжело опустился на ящик. Большая часть солдат направилась в бой — снова. Неподалеку остались лишь молчаливые Риза и Агнесс. Рой не решался поднять глаза и заговорить — он видел, как изменился взгляд Ризы; слышал, как Агнесс украдкой тихо плакала, возвращаясь с вылазок с диверсионным отрядом. И совершенно не был готов обсуждать собственные подвиги. "Помни! Помни!" — вторило злое эхо словам Зольфа в голове Ризы, било по ребрам в такт каждому удару сердца. Хоукай бросила беглый взгляд на Эдельвайс — та чуть не плакала, только зубы отбивали нестройный ритм о металлический обод кружки. — И все-таки... Почему? — Риза подняла глаза. — Ты же слышала, — пожал плечами Рой. — Чтобы остаться в живых. — А чего она стоит, жизнь-то? — брякнула Агнесс нарочито безразличным тоном. Риза подняла глаза на Роя. Он молчал.* * *
Каюм брел по пустыне. После того, как он нашел своего сына — вопреки всему тому, что говорили злые языки, вовсе не на стороне аместрийцев — он был сам не свой. Всякий раз он задавал богу лишь один вопрос: почему так? Почему так поздно? Почему именно его сын? Его сын, веривший в идеалы этой страны, отправившийся на военную службу, его Хеис, лежал мертвым. Застрелен, словно бешеный пес. Кем-то из них — синих мундиров. Столько лет он, не показываясь в отчем доме, не послав ни весточки, трудился на благо восстания, на благо Ишвара. Оказывается, это он, его Хеис, помогал с поставками оружия, переправляя его через границу с Аэруго. Конечно, Хеис был доблестным воином, но то, что он так и не заглянул в отчий дом, причиняло старику Каюму нестерпимую боль. Одному Ишваре известно, отчего Хеис в этот недобрый час вернулся в самое пекло — должно быть, не хотел отсиживаться в Аэруго, хотел не только вкладывать оружие в руки своих братьев, но и идти в атаку вместе с ними. Каюм брел по выжженной земле, сетуя на обозленность соплеменников, на бездействие Ишвары, на бесчеловечных аместрийцев. Перед его взором простиралась родина, разоренная, истерзанная. На какой-то миг старику стало отчаянно стыдно: он предал свой народ. Он усомнился в боге. Он сам — отступник. Должно быть, ему следовало отказаться от имени, уйти невидимой тенью, примкнуть к партизанскому отряду — теперь-то ему наверняка дадут оружие. И побоятся смотреть в глаза. Те, кто долгие годы оскорбляли его своим недоверием, те, кто избегали разговоров с ним после того, как увидели его мертвого сына, те, кто узнали, сколько тот сделал для своего народа. Каюм хотел прийти к Айше, выпить ее настойки и помолчать — с теткой Айшей всегда можно было помолчать обо всем на свете. Она-то довольно настрадалась, чтобы понять его. Понять по одному полувгзляду или полужесту. Раньше она роптала, но после того, как увели Элай, в ее глазах окончательно поселилась неизбывная печаль, истинно ишварское смирение. Но не такой ценой оно должно было приобретаться. Не такой. Старик дошел до разоренного аместрийской армией Муутина. Тут и там валялись непогребенные тела, над частью уже потрудились падальщики. Падальщиков за последние годы вообще развелось — такой-то пир... Каюму подумалось, что будь у них свои летописцы, они когда-то восславят эти проклятые годы — за достаток, которого их мерзкое племя давненько не видывало. Обугленные дома, воронки взрывов, изрешеченные пулями остовы домов — где проходила синяя чума, не оставалось ничего неповрежденного. Он с такой печалью засмотрелся на рвущий сердце пейзаж, что даже не услышал, как кто-то рядом негромко напевает какую-то веселую мелодию.* * *
— Как думаешь, он его убьет? — Гаяр распахнул алые глазищи, глядя на брата. — Как пить дать, — подтвердил Нур со знанием дела. — Обязательно убьет. Гаяр вздохнул и отвернулся. Он впервые видел аместрийца, а тем более алхимика, — не издалека, а вот так, лицом к лицу и не в ситуации прямого конфликта. И этот, со смешным синяком, такой слабый и беззащитный, показался Гаяру человеком. — Тебе что, жалко бледнохарего? — прищурился Нур. — Нет, — буркнул Гаяр, отворачиваясь еще сильнее — лишь бы брат не заметил так некстати выступивших слез! Но Нур словно почуял столь противное его ожесточенной душе милосердие. — Ты чего еще? — он грубо развернул младшего к себе лицом и встряхнул. — Реветь надумал? Как девчонка! Тебе его жалко? Жалко этого ублюдка?! Гаяр разревелся — в голос, отчаянно потирая глаза-предатели грязными кулачками. — Он же... Он же... — Гаяр всхлипывал, и костлявые плечи его вздрагивали. — Тоже человек... — Человек?! — ахнул Нур. — Да какой он человек! Сволочь! Выблядок! — он огляделся — вокруг не было ни души, и никто не спешил сделать ему замечание. — Выблядок, вот! — еще громче повторил Нур, страшно гордый собой. — А с тобой... Тихо ты! С тобой только в разведку... Уйдя из госпиталя, они крепко-накрепко пообещали Хайрату, что пойдут к тетке. Но вместо этого Нуру пришла в голову блестящая идея — направиться на места вчерашних боев и поискать выживших. Или провиант. Как говорили взрослые умные монахи, в одну и ту же воронку снаряд дважды не падает, поэтому Нур рассудил, что коль скоро проклятые аместрийцы уже разворотили Муутин до основания, то еще пару дней носа своего точно туда не покажут. А глупышка Гаяр рыдал и рыдал — вдруг их услышат! Да еще и по кому рыдал-то... — Может, этот и не убивал никого, — стоял на своем Гаяр. — Да ты, верно, спятил! — Нур плюнул под ноги. — Ты позабыл уже, как они наших родителей?.. А Элай?.. Вспомнив о родителях и Элай, Гаяр расплакался пуще прежнего. — Тьфу ты, пропасть! Малявка хренов! — выругался Нур, воровато осматриваясь. Что-то внутри него сигнализировало об опасности — смертельной опасности. В ушах шумело, сердце билось о ребра с такой силой, будто стремилось выпрыгнуть из груди, и сама земля, казалось, дрожала, выла и стенала — словно предупреждая: надо уходить. Среди этого воя Нуру послышалась какая-то веселая мелодия, будто бы кто-то шел и что-то негромко пел. Нур потряс головой и упрямо направился вперед. Пока, выходя из-за груды камней, не наткнулся на мужчину в синей форме с темными волосами, собранными в низкий хвост. — Вот так встреча, — холодные глаза блеснули, тонкие губы растянулись в хищной усмешке. Нур уже видел этот взгляд — когда они подрывали поезд. И когда штурмовали временное укрытие дьяволов, явившихся на их землю прямиком из Шеола. Он понимал — надо хватать Гаяра в охапку и бежать, бежать, куда глаза глядят, сбивая в кровь ноги, задыхаясь — бежать... — Вот уж не думал, что так обрадуюсь двум ишварским свиньям, — протянул алхимик, обнажая белые зубы в ухмылке — меж них цветом крови сверкнул кристалл. — Пришло время отдавать долги. У Нура перехватило дыхание. Казалось, вот-вот — и из глаз брызнут слезы, столь неподобающие ему, ишварскому мужчине. Он осторожно отодвинул Гаяра за спину, прикидывая, как бы смыться от дьявола с ледяным взором. — Какая жалость, — вздохнул дьявол в ответ на движение Нура. — Неужто вас не учили, что порядочные люди всегда платят по счетам? Нур видел его ноздри. Они слегка раздувались, словно это дьявол с жадностью вдыхал горячий воздух — их воздух! — и ожидал их хода. Ответного хода. — Пошел ты, тварь бледнорылая! — вскипел мальчишка. Вместо ответа алхимик рассмеялся — рассмеялся исступленно, так, что даже слезы выступили в углах ледяных глаз. — Ах да, я совсем забыл, что веду речь о людях, а вы, конечно же, ими не являетесь, — дьявол в синей форме поджал губы. — Нужно иметь порядочную смелость, чтобы так говорить со мной, государственным алхимиком, не так ли? — его глаза зло сощурились. — Плевать, — нервно пожал плечами Нур. Гаяр громко всхлипнул. — Начнем с него, — дьявол осклабился, обнажая ровные зубы. Мгновение — и Гаяр зашелся в нечеловеческом крике боли. Из того места, где у Гаяра должна была быть левая рука, хлестала кровь — Нур даже не услышал, как прогремел взрыв. Зато услышал смех дьявола в синей форме. — Музыка, — отметил дьявол. — Прекрасная музыка. Что, если добавить сюда немного диссонанса? Как думаешь, щенок? Он обратился к Нуру. Страх затопил сердце мальчишки — несмотря на то, что все происходящее казалось кошмарным сном, от которого отчаянно хотелось проснуться — пусть постыдно, в слезах и мокрой постели, но подальше от этого сумасшедшего выходца из самого Шеола. Рядом с Гаяром — целым и невредимым. Но вместо этого всю суть Нура заполнила боль; она затопила его удушливой влажной волной. Теперь Нур ничком лежал на твердом обжигающем камне, силясь поднять голову и заглянуть в ледяные глаза своего палача. Встать он больше не мог — его ноги распались на молекулы в новом взрыве. Он изо всех сил старался не кричать, но получалось чертовски плохо. — Хочешь посмотреть мне в глаза? — дьявол словно угадал его желание. — Не всем из ваших достает смелости, — Нуру показалось, что в омерзительном голосе прорезались нотки чего-то, отдаленно напоминающего... уважение? Дьявол подошел ближе — Нур рассмотрел его безупречно начищенные сапоги — и грубо поддернул его голову за волосы наверх. — Я отлично тебе помню, щенок, — осклабился дьявол, заглядывая Нуру в глаза, которые так некстати наполнились горячими слезами. — Похвально, что ты смел настолько, чтобы смотреть в глаза собственной смерти. До Нура словно сквозь толщу воды доносились все звуки: и голос бледномордого, и завывания Гаяра, которые становились все более тихими и жалобными, и отдаленное эхо стрельбы. — Пошел ты, армейский выблядок! — зло выругался Нур, и ругань эта словно придала ему сил. Дьявол снова исступленно засмеялся и развел руки в стороны. Смелость Нура, было поднявшая голову, будто бы скукожилась и забилась куда-то в отсутствующие пятки — вместе с бешено стучащим сердцем. Нур слишком хорошо помнил, что следует за хлопком в ладоши. — Твоя дерзость не спасет ни тебя, ни его, — ухмыльнулся дьявол. — Сейчас вы отправитесь к вашему несуществующему богу. Даже не придется расставаться с братиком. Последняя вспышка боли показалась вечной. Словно и сам он — и Гаяр, наверняка, тоже — погрузился в кипящие недра Шеола, где его тело рвали раскаленные когти на тысячи тысяч кровавых ошметков. Агония продолжалась и продолжалась, а перед глазами стояло бледное лицо дьявола. И лишь потом наступила тишина.