Дух войны

      Винсент Браунинг возвращался с разведывательной вылазки. За поворотом, до которого было рукой подать, дожидался его отряд: Браунингу показалось, что стоит осмотреть еще одно притаившееся среди камней строение — то ли землянка, то ли полузаброшенный окоп. Что бы там ни находилось: провиант ли, боеприпасы или что еще — это было чрезвыйчайно важно для аместрийской армии, день ото дня все туже затягивавшей пояса. В отряде Браунинга считали смелым, доблестным и упрямым — с ним тут же вызвалось несколько добровольцев, но он на правах старшего по званию приказал ждать — дескать, он один всяко незаметнее.       Он уже направлялся обратно — вылазка дала свои плоды. В землянке оказалось немного вяленого мяса, какой-то крупы и пара ящиков с патронами. Браунинг был доволен: пусть найденное им и не сулило хотя бы одного сытного обеда, но и то хлеб. На последнем повороте он ощутил, как земля ушла из-под ног, и нечто острое, пропоров заскорузлую кирзу, вгрызлось острыми зубьями в его лодыжку. Тихо выругавшись, он ощупал себя — похоже, падая, он подвернул ногу, но кости, вроде бы, остались целыми. Отчего-то вмиг стало влажно и тепло, горячая волна подхватила его и, укачивая, понесла куда-то вдаль, навстречу сну.       Браунинг проснулся от сковывающего все тело холода. Занимался рассвет, в яму проникали скупые розово-багровые лучи, земля была влажной, словно пот выступил из всех пор измученной войной земли. Он достал из-за пояса нож и принялся отжимать стальные челюсти капкана, в который он угодил, но ничего не выходило. Он бросил взгляд на свое орудие — таким при всем желании не перепилить кость. Да и вылезать из ямы без ноги казалось слишком уж сомнительным удовольствием. В голове его разом пронеслись все слышанные за последнее время россказни о том, что происходило с синими мундирами, попавшими в лапы ишваритам. Да что там — россказни. Браунинг и сам видел достаточно. От этих воспоминаний его бросило сначала в жар, а потом в холод. Он вспотел, проклиная себя за все — уж теперь-то его точно найдут, выследят по запаху: запаху крови, пота и страха.       Это продолжалось целую ледяную вечность; солнце поднялось выше, и на смену промозглому холоду пришла нестерпимая пустынная жара. Нога в сапоге распухла, голова разболелась, все тело охватила лихорадка. Браунингу то и дело слышались шаги на поверхности, и он думал, не подать ли голос, однако всякий раз ему казалось, что это поступь врагов — чуждая, не аместрийская — и бог весть, что эти враги с ним сделают, если найдут. Он твердо решил дождаться ночи. Решив больше не расходовать сил на борьбу со стальными челюстями капкана, Браунинг попытался пристроиться так, чтобы его не стремились облизать ненасытные лучи палящего солнца, и вздремнуть. Однако шаги наверху раздались совсем близко; несколько камней тяжело скатились ему на голову.       — Кто это тут вздыхает? — голос сверху царапнул сознание, словно напильником провели по стеклу.       Браунинг силился рассмотреть говорившего, но солнце было чересчур ярким.       — О, посмотри-ка, какого полета птичка попалась в силки! — хохотнул еще один.       Он потерял счет времени. Браунинг никогда не верил ни в бога, ни в черта, но теперь был готов молиться, чтобы кто угодно из них наконец-то ниспослал бы ему смерть. Или хотя бы потерю сознания. Но, похоже, высшие силы точно так же не верили в существование офицера аместрийской разведки и не внимали его безмолвным просьбам.       Браунинг в очередной раз попытался рассмотреть мучителей, но никак не выходило: один глаз не открывался, второй был залит кровью так, что перед ним мутно плыли силуэты. Он даже не мог посчитать их: в глазу рябило от крови, боли и нестерпимой жары; все звуки сливались в адский гул; удары прилетали со всех сторон. Он попытался облизать спекшиеся губы — язык проскользил по острым сколам некогда неровных зубов. Били чем ни попадя: дубинами, руками, ногами, плетьми, чем-то острым... Из капкана его попросту выдернули, оставив на изогнутых зубьях ткань, кирзу и плоть; нога висела в неестественном положении. Браунинг надеялся, что, быть может, им, наконец, надоест, но пока палачи были полны сил и словно пьяны его болью и запахом крови.       — Сдери с него кожу? — предложил один.       — Лучше давайте выпустим кишки и подвесим за них на тех воротах? — возразил второй. — Чтобы его бледнорылые увидели.       — Да ты посмотри на него! У него ж рожа-то уже не белая! И цвет мундира не видно, — ерничал еще кто-то. — Думаешь, эти идиоты поймут, что это ихний шакал?       — На кол его, на кол, — веско проговорил кто-то. — И посередь дороги поставить. В назидание.       — С ума посходили? — сурово прогремел еще один. — Вы что, звери? Вы кому уподобляетесь, ироды?!       До Браунинга долетел ропот остальных.       — Вечно ты, Алаксар, где ни появишься — все веселье портишь, — плюнул кто-то, кто уже предлагал какой-то из вариантов экзекуции — впрочем, какой, Браунинг не помнил.       — Веселье?! — в голосе того, кого назвали Алаксаром, явно послышался гнев. — Ты это весельем называешь, гнида?       — А что он, по-твоему, смерти не достоин? — взъярился один из палачей. — Может, ему стоит ручки поцеловать, извиниться и отпустить?       — Смерти, — отрезал Алаксар. — А не вот этого.       — А как они с нашими?! А с детьми малыми? — палач опасно понизил голос. — Ты видел?! Видел, что от мальчишек в Муутине осталось? А бабы наши? С ними они что делают? Уж явно не ручки им целуют! А ты... Сам ты падаль! — плюнул палач.       — Тебя мадрих Роу не на это благословлял! — возразил Алаксар. — На бой праведный! А не на бойню и травлю!       — А зверей только и травить! — поддержали палача остальные.       Браунинг почувствовал почти нежное прикосновение к избитому лицу и ноющему затылку, а потом, ощутив, как что-то хрустнуло в шее, внезапно увидел синее-синее небо.

* * *

      Хайрат, вопреки всем врачебным запретам, стоял на улице, тяжело привалившись к дверному косяку, и курил. Горький едкий дым пьянил, и теперь у Хайрата кружилась голова, а на него самого накатывала дурнота. Одному Ишваре было известно, от чего — от крепкой папиросы, от чудовищной слабости и запрещенной нагрузки или же от того, что он узнал о бледнорылом с соседней койки. Раньше Хайрат бы не сомневался — раздавил бы гниду, и рука не дрогнула бы! Но он вспоминал, что и как говорил этот самый Джейсон, и язык прилипал к небу, а руки потели. Разве же это воин? Тьфу, мальчишка! Напичканный странными идеалами, наивный мальчишка!       — Что вы делаете? — всплеснула руками подошедшая медсестра, кажется, ее звали Элен. — Вам же нельзя вставать! И, тем более, нельзя курить!       Хайрат хотел было что-то ответить, но закашлялся.       — Вот! Видите! — строго проговорила медсестра, то ли сердито, то ли брезгливо наморщив нос. — Пойдемте же!       Хайрат затушил недокуренную папиросу и с помощью медсестры, пошатываясь, вошел в помещение. Кровать Дефендера была пуста. Сара Рокбелл сняла дерюгу, заменявшую простыню, и стелила новую — обветшалую и застиранную. Хайрат тяжело опустился на свою постель.       — Живой хоть? — хрипло поинтересовался он.       — Живой, — выдохнула Сара. — Ушёл... Я говорила, рано ему... — она отвернулась, махнув рукой.       Хайрат не ответил. У него словно камень с души свалился. Теперь ему не нужно было думать: убить врага-алхимика или оставить в живых. Убивать больше было некого. И Хайрат отчего-то радовался этому, как ребенок.       — Встанет обратно в строй... — буркнул Хайрат. — Сколько еще наших...       — Мы врачи, — Сара выпрямилась и посмотрела на него в упор. — Наше дело — лечить людей. И неважно, кто они. Мы помогаем всем, понимаете?       Хайрат лег — слабость снова давала о себе знать. Он надеялся, что Нур и Гаяр опять придут. Хотя еще пуще он надеялся на то, что мальчишки, наконец, послушают взрослых и голос разума — и уйдут, пока не стало слишком поздно.       Внесли нескольких раненых. Хайрат огляделся, не спросить ли у кого, откуда они, новые, снова прибыли, но все сплошь были или без сознания, или в бреду. Сара утерла пот со лба и распорядилась отправить кого-то из совсем срочных к ее мужу, а сама взялась осматривать совсем молодого парнишку. Хайрат отвернулся — он узнал юнца. Его мать жила в округе Симу. Уйти не успела. Похоже, сын ее не пожелал уходить, не отомстив. А теперь лежал на окровавленных носилках и отчаянно просил пить. Скрипнула старая табуретка — Сара, опустившись на нее подле раненого, что-то тихо ему отвечала, но пить так и не дала — раненым в живот нельзя.       — В Муутине... Взрывом... Остальные... — бессвязно лопотал мальчишка. — Пить, пожалуйста... Пить... Я... За мальчишками туда...       — Тихо, тихо, — ласково говорила Сара. — Поспи.       — И не проснусь... Я знаю... — слабым голосом проскрипел он. — Пить...       Хриплое дыхание стихло. Вновь скрипнула колченогая табуретка — а после застучали подошвы Сары по выщербленному камню. Хайрат повернулся — приоткрытый рот раненого парня чернел, и лишь непокорной белизной сверкали в нем ровные зубы. Веки были опущены заботливой рукой доктора Сары, скрюченные пальцы еще не остывшего и какого-то мятежного мертвеца застыли у вспоротого живота. Хайрат, превозмогая слабость, сел. Откуда-то из-за перегородки — он знал, что Рокбеллы оборудовали там операционную — раздавались стоны и скупые указания обоих врачей. Около носилок хлопотали две медсестры — та самая, что запретила Хайрату курить, и какая-то незнакомая, постарше. Пара ишварских ребятишек тоже помогала, чем могла. Хайрат поискал взглядом Нура с Гаяром — и не нашел. Еще один раненый затих — грудь перестала неровно и тяжело вздыматься, а на лице его застыло то же неверящее и мятежное выражение, что у того, раненного в живот.       Мысли Хайрата некстати вернулись к ушедшему Дефендеру. Теперь, глядя на раненых и павших товарищей, Хайрат уже жалел, что не воздал бледномордому по заслугам. То, что на днях он не убил одного из ишваритов, отнюдь не означало, что он и впредь будет таким же великодушным. Он оставался майором вражеской армии и, того хуже, — государственным алхимиком. Где-то здесь же истаяла, растворилась призрачная надежда на обретение в стане врага информатора. С другой стороны, теперь Хайрату можно было не думать о том, какие подобрать слова, чтобы найти ключ к чересчур мягкому сердцу Дефендера, которое на поверку могло оказаться вовсе не таким уж сопереживающим и надежным.

* * *

      Полковник Москито пружинистым шагом направлялся к палатке бригадного генерала Фесслера. Любого другого полковника Фесслер уже давно бы стер в порошок за такое панибратство, но с Москито они, будучи курсантами Военной академии, делили одну комнату. Поэтому генерал вполне спускал с рук такую непозволительную для штабс-офицера фривольность, впрочем, периодически не забывая напоминать о своей непомерной щедрости старому приятелю.       — Адольф, дружище, — Москито самодовольно ухмыльнулся. — У меня к вам новости.       — Валяй, — махнул рукой Фесслер, спешно заталкивая холщовый мешок в карман кителя — судя по всему, там у него хранился неприкосновенный запас вяленого мяса.       Москито хмыкнул — он давно запомнил привычку приятеля создавать стратегические запасы еды повсюду.       — Во-первых, вот мои отчеты. Я сделал твоих ребят, Адольфито, — Москито гаденько рассмеялся, Фесслер нахмурился — он терпеть не мог южную манеру коверкать имена. — Не веришь — посмотри сам, — Москито швырнул на подобие стола увесистую стопку бумаг. — Это копии моих рапортов. Ознакомься за вечерним бокалом, занимательное чтиво.       Москито издевался. Он прекрасно знал, как болезненно Фесслер относится даже к самому пустяковому соперничеству — не то что к пари, в котором ставками являлись заветные звездочки и медали. И никак не мог отказать себе в удовольствии наступить тому на больную мозоль.       — Тем паче, смею напомнить, что под моим командованием всего-то навсего один полк, в отличие от тебя, — добил он покрасневшего от злости и теперь отдувающегося словно жаба Фесслера.       — Ты это называешь хорошей новостью, говнюк? — окончательно побагровел Фесслер и даже расстегнул верхнюю пуговицу кителя.       — Нет, — Москито хмыкнул. Фесслер напрягся. — Из моего, — Москито сделал двусмысленную паузу, — надежного источника стало известно... Известно, что Джейсон Дефендер, Каменный алхимик, — жив.       Фесслер нахмурился. Он смутно помнил о том, кто таков вообще этот Каменный алхимик.       — И теперь он снова сможет работать с Могучеруким алхимиком.       Фесслер, заслышав об Армстронге, скривился, точно засунул себе в рот добрую половину лимона.       — Если, конечно, его подлатают, — продолжил Москито.       — Он в лагере? — переспросил Фесслер, прикидывая, что, коль скоро он сможет заполучить еще одного алхимика к себе, то, возможно, все-таки возьмет свой реванш.       — Нет пока, — покачал головой Москито. — Он у Рокбеллов, близ округа Канда. Я отправил за ним отряд.       Успокоившийся было Фесслер снова задышал часто и шумно.       — Успокойся, — отмахнулся Москито. — Думаю, его стоит определить к тебе, а не ко мне. Два алхимика, работающих с твердью, могут стать сокрушительной силой, — он подмигнул.       — Кстати, — отвлекся Фесслер. — Командование объявило сегодня, ввиду отсутствия боевых операций, танцы вечером. Вот пойди, сообщи. То-то алхимики и прочие унтер-офицеры, — он прищурил глаза, глядя на погоны Москито, — вроде тебя, порадуются...       — Есть, — Москито, к вящему неудовольствию Фесслера, то ли проглотил оскорбительную остроту, то ли попросту ничего не заметил.

* * *

      — Хьюз, ты представляешь! — кипел праведным гневом Мустанг. — Дефендер пропал. Браунинг не вернулся. Сколько раненых... Ушли... — он шумно сглотнул. — А они... Они...       — Здесь каждый день кто-то не возвращается или умирает, — пожал плечами Хьюз. — Так что теперь? Прикажешь не танцевать?       Рой фыркнул, но смолчал.       — И, кстати. О Дефендере, — Маэс сверкнул стеклами очков. — Я заходил к бригадному генералу Фесслеру...       — Опять контрабандные харчи жрет в три горла, сучий потрох? — вскинулся Мустанг. Из-за нехватки провианта у него постоянно бурлило в животе, а настроение, и без того отвратительное, становилось только хуже.       — Доставь тут ту контрабанду, — выдохнул Хьюз. — Наши поговаривают, что он оборотень.       — Да ну, — отмахнулся Рой. — Химера?..       — Нет, — Маэс серьезно поглядел на приятеля. — Но по ночам превращается — тут мы спорим, в шакала, гиену или стервятника...       Хьюз не выдержал неловкой паузы и громко рассмеялся.       — Пошел ты, Маэс, — нахмурился Мустанг, сдвигаясь в тень — солнце неумолимо подползало к зениту.       — Так вот, я не о том, — Хьюз улыбнулся. — Не все новости здесь — форменное дерьмо, знаешь ли. Ваш товарищ, Джейсон Дефендер...       Мустанг обратился в слух. Дефендер был напоминанием о смерти в лагере алхимиков. Молодой, не слишком опытный, скромный малый. Вот так однажды ушедший... Ханна Дефендер, сестра пропавшего майора, после исчезновения брата враз поникла и померкла, а Рой не оставлял тщетных надежд на более близкое знакомство, и чрезвычайно хотел хоть как-то ей помочь и поддержать, но Ханна была под стать алхимии брата — точно неприступная скала.       — Жив, говорю, Дефендер-то! — повторил Маэс, всматриваясь в лицо Роя. — В каких таких облаках вы летаете, а, майор? — Маэс подмигнул товарищу. — Иди уже, сообщи его сестренке-то.       Военный оркестр играл какой-то вальс. Каптер Зельтбанн, облизывая пересохшие губы, поглядывал на бочку с вином и тяжело вздыхал: после истории с его женой и байки про мертвого почтальона бедняге досталась крепкая выволочка за пьянство. И теперь он только бледнел, краснел и зеленел от зависти.       Ханна Дефендер, раскрасневшаяся, взбудораженная, с мокрыми от слез счастья глазами схватила кружку с вином и залихватски опрокинула в себя, утерев губы сизо-синим форменным рукавом. Джейсона Дефендера, ее вновь обретенного, вернувшегося из ада брата, направили сначала к Зельде Альтеплейз, а после — в госпиталь. Джейсон явно уцелел чудом — ушел из самого пекла один, и ему крупно повезло, что по дороге он наткнулся на отряд аместрийцев, а не ишварских повстанцев. А Ханна теперь была пьяна: счастьем, вином и музыкой.       — Я чрезвычайно рад за вас, госпожа майор, — Рой улыбнулся.       — В который раз ты это говоришь? — Ханна засмеялась.       — Я сбился со счета, — признался Рой.       — Да... — Ханна наклонила голову и прикусила губу. Рою она казалась чертовски красивой. — Я тоже.       — Пойдем танцевать? — он потянул ее за рукав; и она, счастливо смеясь, закружилась с ним в вальсе — словно и не было на них сизо-синей формы, под ногами находился камень Централа, а музыку играл вовсе не военный оркестр.       Зольф рассматривал танцующих и оставшихся в стороне. Терпкое красное вино — чересчур кислое, но перебирать не приходилось — было того же цвета, что его верный собеседник последних дней. Когда Кимбли не питал камнем собственную разрушительную алхимию, он порой пытался поговорить с душами, заключенными в нем. И если поначалу они желали ему того, что могло бы быть много хуже смерти, то постепенно... Зольф умел получать удовольствие и от проклятий, и от чудовищных криков, упиваться их болью. Однако он отметил крайне заинтересовавший его эффект. Ресурс камня словно бы вырастал, если с ним разговаривать. Стоило Зольфу выказать искреннее восхищение, как души словно бы охотно, не растрачивая себя, поделились с ним энергией. Здесь, конечно, было важно не рассказывать, на что шла их энергия.       Кимбли порадовался возвращению Дефендера — это означало, что их армия вновь станет сильнее. Зольф слышал громкий смех Ханны, кружившейся с Роем в вальсе, видел, как с тяжелым вздохом Эдельвайс взяла новую кружку с вином и протолкалась куда-то к окраине поляны, видел, как вечно угрюмый Макдугал танцевал с какой-то незнакомой темноволосой девицей. Видел, как глядя на Роя с Ханной, неестественно выпрямилась белокурая "госпожа снайпер". Кимбли усмехнулся и направился к девушке.       — Скучаете, госпожа снайпер? — он учтиво наклонил голову. — Хотите вина?       Она отшатнулась, широко раскрыв карие глаза.       — Я так и не знаю вашего имени, — Зольф улыбнулся.       — Риза. Риза Хоукай, — она отвела глаза, но все же протянула руку.       — Зольф Кимбли, — он слегка пожал ее пальцы. — Так что же, Риза... Хотите вина?       Она бросила непроизвольный взгляд в сторону Роя.       — Да, пожалуй.       Вскоре Зольф, провожаемый полным зависти взглядом каптера, вернулся обратно и протянул ей кружку.       — Оставим бокалы, гражданское платье и целование рук мирному времени, — покачал головой он.       — Благодарю, — она приняла из его рук кружку и пригубила вино.       — Разрешите вас пригласить?       — Я не танцую, — поджала губы Риза.       — Жаль, — развел руками Зольф. — Уверены?       Риза посмотрела на довольное лицо Роя, вслушалась в счастливый смех Ханны. Они казались такими беззаботными и счастливыми, они так легко кружились под звуки оркестра, словно не было войны, никто не умирал и никто из них не был способен лишить жизни одним нажатием на спусковой крючок или одним движением руки.       — Пожалуй, нет, — неожиданно свернула глазами Риза и сделала шаг навстречу ему.       Он вел уверенно. Возможно, без того огня и той страсти, которую словно бы излучал Рой, но с некоторым изяществом и простотой. Несмотря на то, что это были знакомые с детства классические фигуры, в движениях Зольфа Ризе постоянно мерещилась непредсказуемость. Опасная непредсказуемость. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что практически постоянно Рой и Ханна оказываются вне поля ее зрения.       — Как считаете, госпожа снайпер... О, простите, Риза, — с улыбкой начал Зольф. — Уместны ли подобные мероприятия на войне?       — Не знаю, — ей стало не по себе от его вопроса; она разом вспомнила, где находилась, что сотворила. А сейчас рядом с ней был тот самый человек, который одним верным словцом словно поддел корку на заживающей ране. Заглянул туда, куда не следовало заглядывать никому.       — Давайте подумаем, — он как будто приглашал ее на какой-то новый танец. — Хотите, расскажу вам, как я это вижу?       Риза не хотела, но отчего-то все-таки кивнула.       — Это, конечно, прекрасный способ отвлечься, — начал Зольф. — Однако я постоянно задаюсь вопросом: а если на нас сейчас нападут? Посудите сами, Риза, — он продолжал вести ее так, что Рой совсем пропал из ее поля зрения, а благодаря его рассуждениям она перестала слышать и смех Ханны. — Вино. Отсутствие оружия. Музыка, наконец — нас так легко найти...       — Перестаньте, — она словно сжалась в его руках. Представлять себе, что произойдет, начнись сейчас атака, ей не хотелось. Как и не хотелось видеть ее странного партнера по вальсу в деле.       — Простите, — как-то буднично проговорил Зольф. — Желаете сменить тему?       Тем временем оркестр смолк. Риза кивнула и отошла в сторону. Толпа загомонила — у музыкантов случился перерыв. Фельдфебель Хавок закурил очередную сигарету и огляделся. Он уже второй танец подряд поглядывал на сидевшую поодаль Агнесс Эдельвайс. Хотя девушек было и меньше, чем мужчин, она отчего-то как была в стороне, так и сидела там. Хавок с легкой завистью смотрел на Роя, уже обнимавшего суровую Ханну Дефендер за плечи; на полковника Баска Грана, беседующего с Леа Стингер, которая вопреки обыкновению не хмурила брови, а кокетливо улыбалась; на Макдугала и незнакомую темноволосую девицу, которая придвигалась к нему поближе и смеялась, беззастенчиво сверкая белоснежными зубами; на Зольфа, который разговаривал с Ястребиным оком. На какой-то момент Хавоку показалось, что собеседница Кимбли не в восторге от своего вынужденного спутника, но он решил не принимать это во внимание. Где-то в углу Хьюз уже хвастался фотокарточками, полученными из Централа. Хавок выудил новую сигарету и побрел к нему.       — Эй, нечего тебе тут делать, — замахал на него руками Хьюз. Иди, устраивай свое будущее счастье! Вон, посмотри, — он кивнул на Агнесс, — какая пташка томится в одиночестве! И поторопись, тут целая стая хищных птиц!       Сидевшие рядом с ним солдаты разразились дружным хохотом. Хавок, потерев белобрысый затылок, направился к Эдельвайс.       — Ох и пошлет она его, — с удовольствием протянул один из вояк.       — Не каркай, — погрозил ему пальцем Хьюз. — Должно же и этому белобрысому вонючке хоть когда-то повезти.       — Коль все еще не схлопотал пулю — уже почитай, повезло, — проворчал еще один, постарше. — А бабы — это дело такое. Они, змеи подколодные, и там, после фронта будут.       — А зачем на потом-то откладывать? — недоумевающе воззрился тот, что помоложе. — Ладно, этот со своей лебединой верностью, — он ткнул в Хьюза. — Придурок ты, вот ты кто. Думаешь, тебя там твоя Грейсия так же верно ждет, да по сторонам жалом не водит?       — Не смей говорить о ней подобного! — взвился Хьюз.       — Остыньте, оба, — припечатал старший. — Негоже тут еще и рыла друг другу из-за баб-то чистить.       — А вонючку-то, похоже, и правда... — рассмеялся первый. — Того! Я же говорил! Пошлет она его! Майорша... Ей, поди, генерала подавай!       — Не, ей вон того жеребчика подавай, — молодой, уже изрядно захмелевший, ткнул пальцем в Мустанга. — Огненного. С лошадиной фамилией. Он, поговаривают, уже это... Половину лагеря...       — Завидуй молча, — отрезал старший. — Ты бы, коль баб охота, на вино-то так не налегал бы. А то перепутаешь палатки, и вместо лейтенантши на полковника нарвешься! Вот он тебе-то потом в печенку и пропишет!       Молодой вместо ответа опрокинул в себя оставшееся в кружке вино — часть стекла по подбородку за шиворот, испачкав некогда белый воротничок форменной рубашки.       — Вон уже, мимо рта сколько пронес, — проворчал старший.       — Ну тебя, — отмахнулся молодой.       Оркестр снова заиграл. Ханна с Роем куда-то исчезли.       — Благодарю за компанию, — сухо проговорила Риза, обращаясь к Зольфу. — Побудку никто не отменял...       — Я провожу, — кивнул Кимбли.       — Не стоит.       — Отчего же? — он слегка наклонил голову. — Многим ударил в голову хмель. Так безопаснее.       Они молча шли в сторону палатки Ризы. Со всех сторон долетал счастливый смех.       — Благодарю, — она остановилась у входа в свое пристанище. — Покойной ночи.       Риза скрылась за пологом. Зольф вздохнул и направился обратно. Он не получил желаемого — ему отчаянно хотелось все-таки заставить эту непримиримую гордячку признать тот факт, что она здесь была на своем месте. Что она точно так же упивалась плодами своей работы, как и он. Хотелось раскрыть ей глаза, вытрясти из нее все лицемерное ханжество и посмотреть, как раскроется ее сущность, если она позволит сама себе быть честной. Пусть не с другими — хотя бы с собой. И с ним. Зольфа не покидало смутное ощущение, что они во многом похожи, только он смотрит на мир прямо, а на Ризу надеты шоры, пусть они и не мешают ей целиться во врага — и поражать его. Метко и беспощадно.       Запоздало Кимбли пожалел, что не провел ее мимо палатки Роя. Чтобы она услышала оттуда голос Ханны Дефендер, чтобы потом искала утешения в долгих разговорах. Он усмехнулся — нет, с самого начала было ясно, что Риза не из тех, кто так просто раскроет душу такому, как он. Тем более, Зольф уже задел ее — он был готов поклясться, что его слова отозвались в ней.       — Веселитесь, майор Кимбли? — Джульетта Дуглас возникла словно ниоткуда, глаза ее лихорадочно блестели.       — И вам того желаю, младший лейтенант Дуглас, — равнодушно отозвался Зольф.       — И ты смеешь так говорить, — она покачала головой. — После всего...       — Не начинайте снова, — скривился он. — Идите спать. Или выпейте еще вина.       — Вы танцевали с этой девушкой... Вы променяли меня... — она прикусила губу.       — Между нами ничего нет и быть не может! — заявил Зольф. — Оставьте меня в покое, младший лейтенант Дуглас!       Он перехватил ее за руку — она замахнулась слишком медленно.       — Я доложу вашему командованию, — мстительно пообещал он, больно сжимая ее предплечье и почти вплотную приблизив свое лицо к ее. — Но склонен подумать, стоит ли это делать, если вы уберетесь с глаз моих и больше никогда не станете начинать этих глупых разговоров!       — Отпустите меня! — вскрикнула Джульетта.       Кимбли разжал пальцы и картинно отступил на шаг назад.       — Бессердечная сволочь! Вы... Вы... Вам просто нравится убивать! Вы упиваетесь страданиями людей, вам плевать, кого мучить: своих или чужих! Чудовище! — выдохнула она. — Я до последнего думала, что смогу... — она смахнула непрошеную слезу. — Ненавижу!..       Джульетта развернулась и побежала прочь. На лагерь опускалась холодная черная ночь.