Этот прекрасный мир ненавидит нас

Шото сохранял молчание даже тогда, когда ругань его проводника не утихала ни на секунду. И животные того не радуют, и воздух не тот, и вообще лучше б все сдохли. Он незаметно выдохнул, стараясь акцентировать своё внимание на чём-то другом, но то и дело взглядом всё равно возвращался к телу, наполненному мощью, которая манила. Выглядел ли принц так же в чужих глазах? Наверное, нет. Из-за запаха цветов, который чаще присущ омегам, его нередко путали с этим прекрасным полом. И ведь, вроде бы, весьма жилистое тело и морозный аромат должны намекать на другое, но кто не прочь кинуть пару издевок? — Смотри куда прёшь, жаба тошная, — Бакуго зло смотрел вперёд, вышагивая так, словно каждым шагом пытался кого-нибудь убить. — И самое главное, не трогай ничего, если не хочешь сдохнуть. А если хочешь, то прошу прямо к моим ногам, самая безболезненная смерть. Жаба? Тодороки моргнул, задумчиво хмыкая. Неужели был похож на это земноводное? — Ты всем людям даёшь непонятные прозвища? Кацуки зарычал, с силой сжимая ладони в кулаки. Этот двумордый скот бесил даже сильнее, чем чёртов Деку. Спокойный весь такой, неприступный, с отмороженным лицом. И мозги тоже отмороженные. И аромат глубокой зимы с неприступными розами то и дело врывался в само тело. Бред какой-то. Он уже хотел было пару раз ударить по этой наглой морде, но стоило обернуться и это желание вмиг сменилось. Убить, убить, убить. Принц испуганно замер, касаясь подушечками пальцев большого, достающего ему до пояса яркого жёлтого цветка, из которого пыльца теперь сыпалась дождём под ноги. Из тени ближайшего дерева показалась чья-то искажённая рука. Тело словно парализовало, достать меч стало невозможным. Шото пытался использовать магию, но лёд не отзывался, шрам жгло так, что хотелось выть. Где-то на периферии звучала грубая просьба ни к чему не прикасаться, бесследно исчезая. Он терял сознание от боли, охватившей всё лицо, и едкой жёлтой пыльцы, которая собралась вокруг него куполом. — Дерьма ты кусок! — Бакуго задержал дыхание, покрепче перехватывая меч в своей руке и со скоростью прыгая прямо на цветок, сразу же изрезая его на мелкие куски. Ориентируясь в этой заколдованной пыли на самих инстинктах и с силой хватая двумордое бедствие за талию, выдыхая и прижимая к себе бессознательное тело. Сразу же срываясь на бег. Сзади была сама тьма. Мёртвые, ужасно синие, с глубокими ранами руки тянулись к ним в чернющем тумане злой магии. Был слышен хруст костей, противное бульканье крови, которая была так же черна. Сердце Кацуки рвалось из груди, он помнил как эта тварь лишила его матери. Её беспомощный крик, переполненный страхом за него, словно вновь звучал в голове, такой же громкий и сильный. Кацуки, беги! И он бежал, как и пять лет назад, в горле жгло, перед глазами была размытая неясность, ноги казались огромным грузом. Не протянет, не убежит. Какие глупые мысли, тогда ему повезло, но повезёт ли сейчас? Использовать свои взрывы нельзя, заденет глупого принца. Ничего вообще сделать нельзя, только вперёд, глотая кровь из-за повреждённого внутри горла. Пару секунд уходит на то, чтобы понять, что тело в его руках зачем-то пытается выбраться из крепкой хватки, после оставляя эти попытки. Мгновение, чтобы почувствовать как сзади вдруг становится смертельно холодно. Бакуго оглядывается и замирает, слышит глухой треск льда и своё сбивчивое дыхание. Видит, что беснующаяся чернота закована в огромных глыбах. Создавалось впечатление, что они могут достать до облаков. Тодороки встаёт на свои ноги, выдыхает ледяной пар, и за гордой осанкой пытается скрыть вину, которая грызёт его внутри. Охотник цыкает, расслабленно прикрывая глаза, в мыслях то и дело всплывает последняя улыбка мамы. Хочется злиться и крушить всё вокруг, но он только легко касается плеча в ободранном плаще и размеренным шагом идёт вперёд. Маг всегда был слишком любопытен, но сейчас из-за собственного промаха ощущал настоящую бурю. Что было бы, если б он был один? Или вернее, если бы его не стали спасать? Эти вопросы заставляли всё внутри холодеть, словно покрываясь корочкой его магии. Нужно было что-то сказать, поблагодарить, но стоило только пошевелить губами, как парень, идущий впереди, одним безумно быстрым движением направил на него свой меч. — Пасть закрой, и ни звука до самой входной двери, — кроваво-алые глаза горели яростью и болью, Шото не смог на это ответить, вспоминая себя самого, с таким же взглядом. Дальше они шли в тишине, лишь изредка переглядываясь при хрусте веток и его урчания желудка. Окружающая красота больше не манила к себе, напоминая тот ужас, который он увидел, когда пришёл в себя от тряски. Чёрная магия действительно противна, кому только в голову пришло накладывать такие заклинания в этом лесу? Наверняка не один десяток людей уже погибло, блуждая здесь. Из головы всё не пропадал тот взгляд, наполненный ненавистью и потерей чего-то дорогого. Он так же смотрел на своего отца после того, как тот избил его маму и заключил в её же комнате, словно в темнице. Уходя в свои воспоминания, принц едва не свалился, когда ровная поверхность земли вдруг ушла из-под ног. Пришлось избавиться от ненужных сейчас картинок прошлого и сосредоточиться на спуске с горы. Впереди был Мирин, такой цветущий и громкий, что смех доносился даже к ним. Они спускались всё ниже, чувствуя как тепла высокая трава, согретая солнцем. Понемногу вечерело, вскоре будет закат. Из ближайшего куста показалась чья-то такая же зелёная макушка, а после и рука, которой человек махал в приветствии. Охотник рядом рыкнул и угрюмо уставился вперёд. — Каччан! С возвращением, — Шото внутренне замер, аромат омеги, наполненный орехами и хвоей, удивил так же сильно, как и абсолютно яркие зелёные глаза. — Каччан? — посмотрев в сторону своего проводника, он вопросительно приоткрыл губы. — Заткнись. — Ох, я Изуку Мидория, а вы? — протянутая ладонь для приветствия была проигнорирована, но веснушчатый этого словно и не заметил, продолжая счастливо улыбаться. Этот парень пара Бакуго? Тошнотворная мысль задела чувствительные струны души и осела сгустком на самом дне. — А он никто и звать его никак, и вообще дай пожрать, — чем ниже они спускались, тем отчётливее становились запахи разной еды, принуждая желудок Шото напевать какие-то дифирамбы, которые он игнорировал. — Ахах, вот, — Мидория протянул небольшой свёрток, от которого очень приятно пахло выпечкой, гетерохромному. — Это булочки с яблоками, хоть немного, но утолят голод. — А мои где, а? — Кацуки насупился, точно собираясь отвоевать заветные сладости. — Вот, держи, Каччан, — щёки омеги заметно покрылись румянцем, на который маг не понимающе уставился. — Я сам их сделал. Было... красиво. Закатное солнце обрамляло образ сильного альфы, который с завидной жадностью, сверкая острыми клыками, уплетал выпечку. Он словно светился, как нечто божественное. Шото взглотнул вязкую слюну, в смешанных чувствах беря такую же булочку и начиная её есть, совершенно не ощущая вкуса. Под ногами наконец-то не шелестела трава, вокруг наконец-то были люди и их дома. Снующие туда-сюда дети вызвали краткую улыбку, в его королевстве никогда эти маленькие создания так не веселились. Там никогда люди не улыбались так искренне. Каждый месяц сбегая на один день из дворца, он видел одну и ту же картину: несчастье, запятнанное страхом. Неудивительно, что многие желают королю родной Сидерии смерти, свой же народ довёл до худшего состояния. — Так, двумордая послушная скотина, хоть одно неправильное слово перед нашим правителем и твоя голова отлетит от тела скорее, чем ты поймёшь, что ляпнул что-то не то, усёк? Мидория удивлённо обратил свой взор на человека, которого посчитал отшельником, внимательнее вглядываясь в правильные черты лица и этот уродливый шрам. Он наконец-то понял, тут же настораживаясь и отходя ближе к другу детства. Тодороки отвёл взгляд, пересиливая желание скрыть шрам ладонью. — Я знаю. — Я знаю, что ты знаешь, но советую не отвлекаться ни на секунду, ты наш враг. — Даёшь советы своему врагу? — принц задумчиво провёл пальцами по рукоятке материнского меча. — Намекаю, что убью без малейших колебаний, — Бакуго оскалился, алые глаза сверкнули огнём на их глубине. Тодороки буквально заставил себя не смотреть в эти глаза, угрюмо взирая на приближающийся дворец. Он был в разы меньше, чем тот, в котором была проведена большая часть жизни. Белый камень краснел под закатными лучами солнца, переливаясь, словно драгоценный алмаз. — Каччан, я тогда домой побегу, мама ждёт, — веснушчатый неловко улыбнулся, оглядывая фигуру принца и вдыхая его запах, от которого мурашки против воли бежали по коже. — До встречи. — Вали уже, тупой Деку. Около ворот стража даже не шелохнулась, пропуская их, отчего Шото удивлённо приподнял брови, вызывая ухмылку на губах у охотника. Около парадного входа кружилась в танце девушка, её чёрные волосы волнами струились по телу. Белоснежное лёгкое платье делало фигуру волшебной и хрупкой, Фуюми бы оно понравилось. Она не останавливалась, плавно танцуя только под ей известную мелодию, словно неизвестные юноши и вовсе не тревожили её спокойствие. — Дочь нашего правителя. Объяснение было весьма уместным, и перед тем как окончательно скрыться в стенах дворца, маг ещё раз взглянул на неё, но принцесса больше не танцевала, провожая их задумчивым взглядом чёрных, словно сама бездна, глаз. Проходя всё дальше, он отметил про себя, что у того, кто занимался украшением этого дворца, есть вкус и единение с понятием красоты. Не слишком вычурно, не слишком просто. Белые цвета гармонировали с нежными синими, различные статуэтки как нельзя дополняли образ. Красивые горшки с цветами и растениями делали атмосферу более живой и приятной. Вспоминались тёмные мрачные стены собственного дома, непрекращающееся золото, дорогие картины и холод. Кацуки внимательно следил за реакцией альфы рядом, даже не понимая зачем это делает, но отчасти был весьма рад и горд тем, что видел. Мирин не Сидерия. И это заметно даже по тому, как легко их пропустили внутрь. Теперь он ждал только одного, но заметив приближающуюся фигуру, понял, что ожидание уже не нужно. Невысокие каблучки громко цокали, эхом раздаваясь по всему дворцу. Тодороки удивлённо наблюдал за тем, как женщина приближается к ним. Длинное, фиолетовых оттенков, платье струилось по её стройным ногам. На весьма не хрупких плечах была белая накидка из меха. Женщина смотрела прямо ему в глаза, ухмыляясь и наконец останавливаясь прямо перед ним. Некоторое время она ждала хоть какой-нибудь реакции, но не получив её, заговорила первая. — Я единственный правитель этих земель, а ты, должно быть, Тодороки Шото, принц Сидерии, верно? Гетерохромный только кивнул, разом забывая все правила этикета. Женщина? Правитель? Что за бред? Колкий взгляд Бакуго со стороны подсыпал напряжения. — Да, Ваше Величество, простите мне мою наглость, — прижав руку к груди и поклонившись, он едва заметно выдохнул, стараясь собрать все мысли воедино и не выдать бессвязную речь. — Что задумал твой король? Шото чувствовал... дрожь? Она словно знала всё наперёд, светло-синие глаза сверкали чем-то неизвестным, несходящая с лица ухмылка наводила неопределённый ужас. Пришлось таки громко выдохнуть, не отводя взгляда в сторону. — Нападение, он желает уничтожить любую жизнь на этой земле. — И зачем ты пришёл? Думаешь, что мы не сможем дать отпор? Недооцениваешь? Желаешь умереть? Или твоё присутствие здесь, это уже начало войны? Вопросы градом сыпались на него, а запах омеги виноградной лозой скручивал всё тело. — Я хочу помочь. — Докажи, что это истинное твоё намерение. Доказать? Об этом он не думал, неужели действительно так глуп? Посмотрев на меч матери, Тодороки достал его из ножен, крепко перехватывая и замечая как Кацуки сделал так же. Такое недоверие полоснуло по сердцу. — Избавлю себя от левой руки в знак того, что мои намерения чисты. — Правую. Сама душа дрогнула от этого стального требования, в сознании уже появились образы того, как белоснежный ковёр будет залит его кровью. Закусив нижнюю губу, он взял оружие в левую руку, сдерживая дрожь. Мама, мама... Закрыв свои глаза, Шото замахнулся мечом, который отдавал морозом по всему телу вдвое сильнее, словно чувствуя, что что-то не так.