Этот прекрасный мир ненавидит нас

Последнее, что Шото помнил – это как отец ударил его ногой по голове, а после темнота. Такая густая, без единого проблеска света, как и сейчас. Дышать было трудно, но понять почему именно, не удавалось. До слуха доносились вскрики, но они тут же тонули, словно он был под толщей воды. Стараясь вспомнить хоть малейшую мелочь, чувствовал, что в висках как будто застряли иглы, причиняя мучительную боль. Не думать, не думать. Попробовав пошевелить ногой, он понял, что не чувствует её от слова совсем. Так же было и с руками, лишь только пальцы шевелились, отдавая жгучими молниями к самой шее. При этом словно отрезвив всё тело разом, ведь резко пришло осознание того, что он висит в воздухе, лишь сталь на кистях рук и голенях ног крепко въедается в сами кости, сжимая. Повязка на глазах давила и воняла чем-то кислым. Совсем рядом звенели цепи, ударяясь друг об друга. Чей-то надрывный крик заставил душу похолодеть. Голос казался знакомым. Цепи вновь и вновь звенели, шум и визги в голове смешались в ужасную кашу. Шея зудела, то ли от пота, то ли от кровоточащих царапин на ней. Голова буквально разрывалась от этого всего, хотелось тишины. И она наступила. Стало настолько тихо, что было слышно даже собственное едва заметное дыхание. Грудь сдавливали ремни, которые были как будто из железа, стремящиеся переломать все рёбра. В памяти яркими картинками начали вспыхивать воспоминания о теле матери, о сгоревшей до тла сестре. Всё происходило так быстро, что даже не верилось в то, что это правда. Вновь послышался сдавленный крик, наполненный дикой болью, и Шото зарыдал от осознания. Кричал Бакуго, его альфа. В нос тут же ударил аромат яблок, смешанных с приятной кровью, который был наполнен ненавистью. Запах собственной алой жидкости загудел в мозгу, вытесняя яблоки. Забившись в истерике и начиная мычать изо всех сил, потому как открыть рот не получалось, губы были запечатаны магией молчания, принц надеялся, что всё внимание обратят на него. Оставят Кацуки в покое, но с его глаз просто сорвали грязную повязку и то, что он увидел, заставило проблеваться желудочным кисло-горьким соком. Альфа был прочно привязан к пыточному столу, дерево которого краснело от новой крови. На бёдрах его виднелось свежое поджаренное мясо вместо кожи, грудь испещрена огромными гематомами с узором цепей, вмятины свидетельствовали о том, что несколько рёбер переломаны в кашу. Пальцы кровили от пронзивших их насквозь пятимиллиметровых толщиной игл. Воняло, воняло, как же воняло. Почему все, кого он любит, страдают? Почему он вдруг решил, что сможет всё исправить? Почему и зачем вообще пошёл в треклятый Мирин? На что надеялся? На то, что отец придёт в себя? На благосклонность с его стороны? Какой же он тупой, тупой, как Бакуго и повторял изо дня в день. К горлу вновь подступила тошнота, лицо обжигали собственные горячие слёзы. — Это твоё наказание, Шото. О чём говорит этот человек? Кто это? Наказание? За что? За желание обрести справедливость? За мечты о мирной жизни? Надрывно дыша, он заметил, что из-за оков магия ему неподвластна, но при этом она ранит его изнутри. Кровавые льдинки прорезаются сквозь голую кожу, принося уйму боли и ещё больше страданий. Впервые добровольное желание использовать огонь отозвалось муравьями под кожей лица. Шрам горел изнутри, дым застрял в горле и его пришлось откашливать вместе с запёкшейся кровью. Обессиленно выдохнув, принц посмотрел на Бакуго, который едва дышал, у которого слиплись глаза от крови на ресницах. Ранений на лице не было, это могло значить только то, что альфа плакал кровью от боли. Шото всхлипывал, не выдерживая и вновь начиная реветь, крепко стискивая челюсть. Всё тело саднило, словно его старательно избивали несколько часов подряд. Возможно, это так и было. Всё происходящее словно бесконечный сон, сплошной кошмар. Пытки над Бакуго повторялись вновь и вновь, его руки прижигали раскалённой сталью. Бёдра поджигали раз за разом, мясо почернело. Иглы из пальцев вытаскивали и вместо этого вырывали по одному ногтю каждых десять минут. Шото считал, сходил с ума. Когда неизвестный вновь взял в руки цепь, когда Кацуки только хрипел, потому как голос давно сорвался, принц закричал, разрывая губы, заключённые под магией, до крови. Но несмотря на это продолжая громко, надрывно кричать. Бессвязно умолять о прекращении этих пыток, широко раскрытыми глазами наблюдая за тем, как мужчина в чёрных одеяниях, которые прилипли к телу из-за крови, опускает звякнувшую цепь. Альфа перед ним наконец-то теряет сознание, которое удерживали одним лишь заклинанием. И Шото чувствует совсем маленькое облегчение, затем выхаркивая кровь от сильного удара в солнечное сплетение. Перед глазами сплошное помутнение, кажется, будто что-то хрустнуло внутри. Его голое тело начинают мелко изрезать ужасно острым небольшим ножом и это не так уж и больно, потому он терпит, терпит. В голове шумит и всё болит, окружающий мир становится хуже самого Ада. Когда порезы начинают кровоточить, его обливают ледяной водой. Так маг думает несколько секунд. А затем всё тело начинает неистово жечь, боль въедается до самих костей, прожигая мышцы. Маленькие резцы расходятся, становясь больше, кровь сочится из них, словно сок из спелой сливы. Хочется потерять сознание, но что-то сильное не даёт это сделать. Боль превышает все свои пределы, возможно ли кричать ещё громче, чем до этого? Оказывается, возможно. Шото плачет, раздирает горло в кровь криками, жидкость не испаряется, впитываясь в открытые раны и принося новые, всё сильнейшие волны боли. Всё становится однотонным и таким противным. Кругом лишь она, такая ненавистная, такая ужасная, сковывающая, устрашающая. Он боялся её с малых лет, но сейчас она окружает его плотным кольцом, поглощает в свои владения всё тело. Сумасшедшая боль, боль, боль. Глаза краснеют от непрекращающихся слёз, уголки губ рвутся от сильных криков. А затем слышится тихий щелчок и всё прекращается, принц в состоянии только слабо вдохнуть, с шоком не чувствуя и капли болезненных ощущений. Да только предчувствие, что сейчас случится нечто ужасное, не покидает. И оно не заставляет долго ждать своего исполнения. Раскалённой тонкой иглой на груди начинают вырезать какой-то иероглиф, но маг не понимает и даже не старается понять. Хочется умереть, лишь бы не чувствовать всего этого ужаса, лишь бы не видеть до сих пор бессознательное тело дорогого альфы. Вонь сгорающей кожи словно вживается в сам мозг и Тодороки блюёт, кровью и желчью, более нечем. Ослабевшим телом нельзя пошевелить даже немного, веки дрожат, сковывающие стальные ремни не дают нормально дышать. Сделать полный вдох просто невозможно. Игла проходится по нежной коже живота и хочется выть, что он и делает, вновь начиная плакать. Ощущение, словно глаза сейчас лопнут, не покидает. А затем незнакомец отбрасывает иглу и отходит, начиная читать неизвестное заклинание на обоих альф сразу. Принц пытается вслушаться, чтобы разобрать хотя бы слово, но это настолько тяжело из-за сильных волн боли, что удаётся только закрыть глаза и наконец-то провалиться во тьму. Он не знает сколько продолжались эти изощрённые пытки, изо дня в день или из часа в час, но их исцеляли так, чтобы оставались шрамы, и вновь начинали всё заново, по кругу. Шото уже не помнит даже собственное имя, только боль, Шото уже не помнит, что за альфа страдает вместе с ним, только боль. А затем неожиданно всё прекращается, раздаются взрывы немыслимой силы, земля под головой мелко осыпается. Но Тодороки не реагирует, ему уже всё равно, лишь бы умереть поскорее. Но смерть не приходит. Прибегает взволнованный Мидория и принц внимательно взглядывается в веснушки на его лице, как-то отстранённо считая их количество вслух. Омега что-то спрашивает, за ним приходит ещё двое людей, но какая вообще разница? Сознание не уходит лишь из-за привычки и слишком долгого влияния пагубных заклинаний. Ему вливают в рот какое-то зелье, ужасно синего цвета, и он безвольно всё проглатывает. Его берут на руки и куда-то несут, но всё происходит словно не с ним, как будто он лишь сторонний наблюдатель, не более. Медленно поворачивая голову в другую сторону от тела в доспехах, принц видит, что Мидория тащит кого-то на спине, стараясь не упустить и бежать при этом так быстро, как только возможно. Узнавание бьёт под дых. Что-то мягкое скользит по всему телу и хочется уснуть, но он упрямо держится в сознании, глухо произнося только одно: Кацуки. Они бегут по каким-то подземным туннелям, взрывы не стихают, а при дальнейшем поднятии наружу и вовсе становятся всё громче, переливаясь криками и лязгом стали. Кто-то кричит атакующие заклинания, кто-то орёт, убегая как можно дальше. Свет солнца, резанувший ножом по глазам, вызывает лёгкое желание облегчённо выдохнуть, но ледяной маг не позволяет себе этого. Со временем чувствуя, как тело вновь слушается его, хотя теперь это кажется чем-то странным. А они всё бегут, скрываясь в поле высокой пшеницы. Тодороки вслушивается в шум, надеясь на то, что страдания, заполонившие всё вокруг – выдумка. Но нет. Чужие крики и стоны дрожат в голове, и впервые он рад, что эта боль принадлежит не ему с Бакуго. А после становится на удивление более-менее тихо, и человек, который нёс его на руках, мягко опускает на землю. Так же делает и Мидория с альфой на своей спине, который, оказывается, пришёл в себя. Изуку тут же начинает носится около них, что-то бормотать, совсем мягко касаясь их тел, а девушка и человек в доспехах взволнованно переглядываются между собой, сохраняя молчание. Омега садится около них и начинает читать что-то тёплое и испугаться просто не получается, магия от его ладоней светится нежным зелёным цветом, впитываясь в кожу. Шото наблюдает и поражённо чувствует, как раны удивительно быстро заживают. Вот только шрамы никуда не пропадают, становясь ненавистным отпечатком. После девушка с карими глазами так же произносит несколько слов и альфы засыпают, неосознанно сжимая руки друг друга. Просыпаться от ругани было удивительно и желанно, потому Тодороки тут же открывает свои разноцветные глаза и наблюдает за тем, как Бакуго едва не кидается на Мидорию, который смотрит слишком серьёзно, сжимая свои кулаки. Вопрос о том, что происходит, срывается с губ быстрее, чем он успевает его даже понять. — Этот урод хочет, чтобы мы бежали, — Кацуки зло выплёвывает эти слова, раздражённо цыкая и складывая руки на покрытой шрамами от цепей груди. — Зачем? — Это самый тупой вопрос, который ты вообще мог задать, двумордый, — охотник на удивление лишь выдыхает и поворачивается к нему спиной. — Тодороки-кун, идёт война, — веснушчатый садится на колени перед ним, — твой брат, Нацуо-кун сдержал своё слово и напал на Мирин, наша королева была готова и, — стараясь лишить голос дрожи, — она его убила, а затем войска нашей страны пошли войной на Сидерию, уничтожая её в пыль. Король Энджи уже, должно быть, тоже мёртв. И королева изо всех сил желает убить весь ваш род, потому я и прошу вас обоих бежать, желательно в тот волшебный лес, там никто даже не осмелится и не додумается вас искать, — омега выдыхает, касаясь своей ладонью щеки принца. — Вы должны, обязаны бежать, если хотите выжить. Шото сглатывает вязкую слюну. Отец... мёртв? Вот так просто? И Нацуо тоже... Горечь – единственное, что он сейчас чувствует. — Бегите, пожалуйста, Тодороки-кун, хоть ты послушай меня, — зелёные глаза с мольбой взирают на него, и маг кивает. — Почему ты помогаешь мне? — заговорить получается легко и даже горло не болит, но он говорит всё равно тихо. — Каждый заслуживает в этом мире жизни, и ты тем более, ведь всё, что свалилось на твои плечи – совершенно несправедливо, — Изуку хочет сказать что-то ещё, но совсем рядом раздаются чьи-то голоса и он сжимает губы. Бакуго смотрит на это и собирается идти в бой, ведь это явно не доброжелатели. — Каччан, уходите! — Я что, по-твоему, пёс трусливый? От альфы разит раздражением и злостью, принц подымается на ноги, хватая лежащую сумку рядом в руку и подходя к нему. Где-то на периферии сознания раздаётся глупая мысль о том, что ходить и ощущать ноги очень здорово. — Нет, ты мой лучший друг, которым я восхищаюсь! — Мидория тоже злится, кричит на альфу. — Поэтому хватай Тодороки-куна и валите подальше! Бакуго поражённо приподнимает брови, Деку впервые так зло орёт на него. И не остаётся ничего, кроме как, чёрт возьми, послушать его и взять холодную руку в свою шершавую от шрамов и сорваться с места в противоположном направлении. Шото крепче перехватывает чужую ладонь в свою и старается бежать на пределе своих возможностей, слыша звуки сражения позади, но не оглядываясь. Ощущая, как крылья словно появляются за спиной. Свобода, о которой он уже даже и не думал, вот она, бьёт тёплым ветром в лицо, окутывает ароматами пшеницы и цветов. — Тупица. Это заставляет совсем немного улыбнуться и мягко посмотреть в сторону бегущего рядом альфы, сжать его ладонь чуть сильнее. Они не останавливаются ни на миг до самого леса, после пробираясь в его гущу. Уже давно стемнело и передвигаться было опасно, но останавливаться нельзя. Страх подгонял двигаться только вперёд. Игнорируя боль и ломоту во всём теле – бывало и хуже. Но относительному спокойствию приходит быстрый конец, на их пути застывает большая, огромная кошка. Шото понимает это по ярко-жёлтым радужкам и вертикальным зрачкам, а ещё по длинному хвосту, который волшебно сверкает красным, предупреждая о том, что она уже готова их сожрать. Бакуго напрягается всем телом, собирая всю свою магию в ладонях, которые от этого невыносимо болят, но всё же не прекращает. Другого оружия у них нет. А, по словам Деку, тупой двумордый ещё не может пользоваться магией из-за того, что её долгое время блокировали. Приходится терпеть и бросится в атаку первым. Но животное перед ним совсем не глупо и отскакивает от взрыва, тут же резко прыгая на него с другой стороны. Он успевает только слегка отойти и острые когти вонзаются в его плоть, расцарапывая грудь. Не сдержав вскрик, Кацуки начинает без остановки использовать свои взрывы, чтобы кошка не могла подойти ближе. Но всё кажется безнадёжным, когда она бросается на Тодороки. Принц словно забывает как двигаться и просто стоит, поражённый. А затем так резко теряет сознание, что совсем не видит вспыхнувшего голубого пламени. От которого животное тут же шипит и убегает подальше. Кацуки, отравленный ядом с её когтей, падает на колени, лихорадка уже начала своё действие. Перед глазами у него плывёт так, что он не может даже разобрать лица их спасителя. Или убийцы. Сознание покидает его. На этот раз просыпаться было странно, тянущая боль в области затылка сразу же заставляет нахмуриться, и Шото кладёт правую руку себе на лоб. Надеясь, что от её прохлады станет легче. Он приподнимается с тёплой постели, садясь и опуская ступни на мягкий ковёр из меха. Осматривается и совершенно ничего не понимает. На противоположной кровати лежит Бакуго, весь в бинтах, от него несёт травами и чем-то едким, от этих запахов хочется чихнуть. И принц не может сдержать этот порыв, тихонько чихая. Только после этого обращая внимание на тень у камина. Человек раскачивается в кресле и смотрит на блики пламени, затем медленно поворачиваясь в его сторону и вставая. Он берёт со стола подготовленную кружку с лечебным снадобьем и протягивает молчащему магу, который брать предложенное не спешит. — Пей. Мужчина прижимает тёплый предмет к его щеке и не остаётся ничего, кроме как послушаться и понюхать содержимое. Острый запах чего-то уж очень вонючего принуждает крепко ухватится за кружку, чтобы не выпустить её из рук. — Не нюхай, а пей. Как малому ребёнку говорит, Тодороки на это опять хмурится и наконец начинает глотать тёплую жидкость, которая, к радости, совершенно без вкуса. Вопрос о том, что это за напиток, тухнет так же быстро, как и появляется. И зарождается совершенно другой. — Как тебя зовут? — после жидкости горло приятно теплеет, и в затылке боль даже затихает, отчего хочется говорить. — Даби, — мужчина более даже не смотрит на юношу, убирая кружку и возвращаясь в кресло, не собираясь более говорить ни о чём. А вот Шото хмурится, снова. И привстает с кровати, направляясь к нему, останавливаясь буквально в метре и вглядываясь в лицо, которое самую малость пугает. Но вот глаза... — Что за чушь? Это прозвище? А настоящее имя не скажешь? Даби молча берёт книгу со стола и начинает листать страницы, внимательно вчитываясь в строчки и совсем не обращая внимания на мага, который самую малость начинает злиться. Непонимание бурлит в нём. — Почему ты нам помогаешь? Очередная попытка с треском проваливается, мужчина молчит и читает книгу. Бакуго сзади тихо посапывает, и Тодороки пытается вновь. — Что с ним? — не ожидая хоть какого-нибудь ответа, он садится прямо на ковёр перед камином, снизу рассматривая голубые глаза. — Рёбра сломаны, яд успел нанести вред желудку, сотрясение. Удивлённо оглядываясь в сторону Кацуки, хочет спросить самое важное, но его перебивают, лишая этой возможности. — Жить будет. Спрашивать что-то ещё не хочется, словно заранее прекрасно понимая, что ответа не последует. Потому подымается с ковра и начинает ходить по небольшой комнате, оглядывая абсолютно всё, что в ней было. Множество книг и редких растений вызывают желание их потрогать, что принц и делает, бережно беря одну из книжек и удивлённо не чувствуя даже малейший слой пыли. Чистюля какой. На страницах написано о редких хищных тварях и способах их убить. Отвратительно как-то. Захлопывая книгу и ставя её на место, он возвращается на ковёр перед камином, начиная рассматривать огонь, который принуждает вспоминать совершенно всё самое ужасное. Как он вообще выжил после стольких пыток? В порядке ли Мидория? Надо же, он остался совершенно один. Семьи больше нет. И хоть они никогда не были особо счастливы, в груди всё равно как-то давит. Шото любил маму, Фуюми, Нацуо. Очень любил. За мыслями о семье невольно вспоминаются слова брата о Тойе. Интересно, жив ли он? Но лишь один голос Энджи, прозвучавший в голове, даёт понять – навряд ли. — Почему ты помогаешь нам? И опять никакого ответа. Даби встаёт с кресла, положив книгу тихо на стол, и уходит в другое помещение. Тодороки борется с любопытством несколько секунд и всё же вскакивает следом, обнаруживая, что там находится кухня. За окнами начинается рассвет, а ещё заметно, что они в самой глубине волшебного леса, что невольно вызывает дрожь. Мужчина начинает промывать рис, после мелко нарезая помидоры. И Шото вздыхает, садясь за столом и наблюдая. Почему-то от незнакомца разит чем-то... родным. Ему хочется доверять.