Спасибо, ветер, ветер, я с тобой. Город, снег. Вместе с песней оставил свою боль. Ветер унес мою жизнь в океан, И я с тобой, весeлый смех, Спасибо за ветер. В этом городе цвет, и свет фонарей, Всe готовит на подвиг, на войну. В этом месяце дождь ложится на снег, Грохот барабана рождает тишину. Пикник, "Истерика"
Я смерть готов без страха повстречать. Не лучше ль будет там, чем здесь, — как знать? Жизнь мне на срок дана. Верну охотно, Когда пора наступит возвращать. Омар Хайям, "Я смерть готов без страха повстречать..."
Это похоже на путешествие с помощью "Некрономикона" - только теперь не разум, а тело пролетает сквозь тревожную зелень человеческих судеб. Глаза слепит очередной выжигающей зрение вспышкой, и наконец движение прекращается - хотя Эдварду кажется, что они скорее увязли в чернильном нигде, точно в смоле. - Где это мы? - озадаченно вертит головой Чарльз; его дыхание свивается в морозные щупальца. - Не похоже на другой слой реальности. - Нет, это... другое, - Эдвард поднимает повыше лампу, и смутные тени испуганно отскакивают от дрожащего света, - кажется, это место, откуда приходит всякая межпространственная дрянь, вроде шогготов. Держись рядом, Чарльз. Эти твари боятся только света. - Тогда, очевидно, нам придётся поторопиться, - хмурится Рид, крепче хватаясь за руку, - масло не бесконечно. Ты знаешь дорогу? - Нет. Но это не важно. Она зовёт... Рид не уточняет, кто - и так всё ясно. Он внимательно смотрит по сторонам и внезапно понимает: здесь его дар работает - в отличие от снов и изнанки реальности. В истинном зрении вокруг них корчатся в иступленной пляске бесконечные светящиеся знаки, складывающиеся в проходы - но, видимо, не те, что нужно, раз Эдвард их пропускает. Чарльз не уверен, видит ли тот пути так же, как и он, или его попросту тянет в нужном направлении, как на незримом поводке... Впрочем, эти мысли довольно быстро испаряются, оставляя только монотонный шаг. Пирс неутомимо движется вперёд, и Рид не знает, сколько прошло времени: секунда? Несколько минут? Вечность? То, что засело глубоко внутри ледяной иглой, шепчет призрачным голосом: это место вне времени, вне пространства... если захотеть, то можно оказаться когда и где угодно. Возможно, при других обстоятельствах Чарльз бы рискнул проверить... но его личный якорь - Эдвард. Искатель истины, лучшая Ищейка Левиафана идет на зов Тайной Дочери так легко и уверенно, точно возвращается к себе домой. Чарльз вверяет ему свои жизнь и предназначение, не раздумывая. С каждым вдохом, с каждым шагом он всё больше чувствует себя живым. Настоящим. Поступающим правильно... ...вот только по лицу Эдварда бегут непрошеные слёзы, и это режет острее косы старухи-смерти. - Эдвард, - Чарльз тихо зовёт того по имени, и дыхание складывается в шелест степной травы, - Эдвард... - Сможешь ли ты простить меня, Чарльз? - в голосе Пирса слышно горькое отчаяние, мертвенность петли для висельника. - Я ведь веду нас обоих на смерть... и это я уговорил тебя на неё. - В этом нет твоей вины, - зелёные глаза Рида по-кошачьи мерцают в рассеянном свете лампы, - когда я наконец понял, зачем ты пришёл за мной в Окмонт, я уже знал, чем всё закончится. - И всё равно согласился... зачем? - Я злился на ван дер Берга, - тихо произносит Чарльз, - я ненавидел его за непрестанные утверждения о том, что цикл так или иначе будет завершён... но потом встретил тебя и понял - это действительно судьба. И знаешь, что? - Что? (сколько же в этом усталом взгляде мудрости) (как глубоко это вечное море в зелёных глазах) - Я рад, что несу бремя не в одиночестве. Что ты идёшь к Тайной Дочери вместе со мной. С тобой мне больше не страшно сделать правильный выбор. Эдвард судорожно всхлипывает. Слова о том, насколько он благодарен, насколько сильно любит его в эти секунды (эта любовь страшнее смерти, пронзая собой всё его существо), застревают разъедающим глотку комом. Но Чарльз понимает и так, успокаивающе чертит большим пальцем кружок на руке Пирса в безмолвном: я рядом, я с тобой, и я всё тебе простил. Слёзы не долетают до пола, с тихим шипением растворяясь в темноте, и Чарльз почти видит эти отметки горя и тоски, вместо путевых камней обозначающие пройденное ими. Вот только никому больше не придётся идти по этой же дороге... потому что никого и не останется... - Это здесь, - наконец произносит Пирс, незряче касаясь одного из проходов, - но я не... - Позволь мне, - пальцы Чарльза скользят по слепо шарящей в воздухе ладони, направляя, - я буду твоими глазами. Эдвард кивает, расслабляясь, и Рид прижимается крепче, точно пытаясь слиться в одно целое. Он уверенно направляет чужую ладонь, пока под ней не вспыхивает знак, похожий на дверную ручку. - Чувствуешь? - Да. Что-то... пульсирует... совсем рядом. - Теперь зажми, - Чарльз слегка надавливает на пальцы Эдварда, - и поверни. - Как дверную ручку? - Как дверную ручку. - Хорошо бы эта дверь открывалась от себя, а не на себя, - слабо улыбается Пирс, послушно касаясь нетерпеливо мерцающего знака. Тот внезапно горячит ладонь, проникает ядовитой змеей под кожу - и Эдвард видит тот самый рисунок: странные белёсые следы от когтей. - Путь открыт, - хрипло произносит Пирс, - теперь можно не жалеть огня. Лампа вспыхивает белым прожекторным снопом - и они оба проваливаются в пространственную червоточину. В пещере, как и прежде, мрачно и пусто. Каменные своды, покрытые мерзкой слизью, уходят ввысь, скалятся острым частоколом сталактитов и сталагмитов. В центре, словно безобразные статуи всеведущих мойр, всё так же стоят три постамента - неумолимые. Алчущие. Три судьбы, три линии дороги... Постойте. Разве крайний справа не выглядел... иначе? Рид хмурится: тот постамент, что показал ему дорогу в Бостон, сломан: по нему пробежала трещина, расколовшая камень надвое - точно в него ударила молния. Этот путь теперь закрыт, вкрадчиво шепчут духи моря, больше тебе не сбежать от выбора, Провидец. Сегодня черёд умирать... вот только кому? Тебе - или всему человечеству? - И... какой из них какой? - Эдвард озадаченно смотрит на три каменных столба, слегка морща лоб. - Ты знаешь, что за ними скрыто? - Да, знаю... Гляди. Рид протягивает вперёд руку. - Тот, что слева, - машет Чарльз в сторону одного из ответвлений, - станет новым циклом, если мы отдадим ему печать и пожертвуем собой в качестве платы. Тот, что посередине - откроет нам путь вперёд... - ...а третий закрыт, потому что ты ушёл им в прошлый раз, - заключает Эдвард, подходя ближе и вглядываясь в сумрак, - так что нам остаётся только два пути. - Правильно. Они оба молчат, слушая взволнованное сердцебиение друг друга и звонкие шлепки капель, падающих с потолка. - Мы ведь уже решили, верно? - наконец тихо произносит Чарльз, неуверенно поводя плечами. - Мы ведь так далеко зашли... и какая разница, если нам всё равно не суждено выйти отсюда. Эдвард тяжело вздыхает. - Да... - он невольно касается груди (Чарльз помнит - там тот страшный шрам над сердцем). - Мир рано или поздно сожрёт себя войнами, и я не уверен, стоит ли спасать тех, кто с таким усердием пытается убить себе подобных. Все эти ядовитые газы, бомбы, новое оружие... столько сломанных судеб... - Думаешь, оно того не стоит? - Думаю, что надо дать моим друзьям упокоиться с миром, а всем остальным - не позволить сойти с ума окончательно. Чарльз кивает, показывая, что услышал - а затем осторожно кладёт руки на чужое, заросшее бородой лицо. (эта тьма в глазах так печальна и безжалостна) (и её уже не рассеет свет) - Знаешь... наверное, ты прав. Но прежде чем мы пойдём... я хотел бы кое-что. - Да, Чарльз? - Поцелуй меня, - тихо просит Рид, - на удачу. Эдвард притягивает к себе Чарльза: ласково взъерошивает волосы, легонько касается губами лба и щёк, прежде чем впиться отчаянным голодным поцелуем. Так горько. Так сладко. Тёплый запах Чарльза смешивается с запахами соли, тины и сырости на камнях, вызывая странное чувство... дома. Словно они наконец пришли туда, где их ждали так долго. Где наконец завершатся все земные тревоги. Эдвард целует до нехватки воздуха в лёгких, прежде чем отстраниться. Проводит большим пальцем по краешку чужих тонких губ. - Что бы ни случилось - я с тобой, Чарльз. До конца. - До конца, - эхом вторит ему Рид. Он достаёт из рюкзака хищно сверкающую печать и заносит над углублением в пьедестале. Слова глухо падают на пол, как головы под ударом палача. - Я выбираю уничтожение и завершаю цикл. Раз. - Пусть всё погибнет. Два. - Я принимаю свою судьбу в отличие от своих трусливых предшественников. Три. - Я иду, Тайная Дочь, - шепчет Рид и вставляет золотую печать в раковину пьедестала. Щупальца оживают и втягиваются в каменный монолит. Плита с изображением Великого Спящего с грохотом поднимается, пропуская Его детей. Чарльз шагает вперёд легко, не оглядываясь назад, не сомневаясь - ведь рядом тенью скользит Пирс, крепко держа за руку, и древние духи шепчут, смеясь, увлекая за собой в открытый океан: наконец-то! наконец-то пришли те, кто готов исполнить предназначение! мёртвым недолго осталось ждать... Лёгкие заполняет морская вода, царапая горечью солёных струй - но они оба всё ещё дышат, представая перед гигантским силуэтом, тянущимся к ним щупальцами в собственническом жесте. - Тайная Дочь, - выдыхает Рид, бледный от охватившего душу восторга и дикого ужаса. - Ктулла, - вторит ему не менее испуганный Пирс, отчаянно сжимая чужую руку. Щупальца гладят по лицам, скользят по телам, изучая, притягивая чуть ближе; в движениях чувствуется мягкая, до дрожи отвратительная уверенность матери, держащей в объятиях своего ребёнка. - Наконец-то, - Её голос одновременно пронзителен и низок, напоминая торчащий в боку стилет, - наконец-то. Долго же вы добирались, смертные. - Другие не смогли... раньше. - Другие не были вами. Что же вы принесли мне, дети снов Моего отца? - Себя, - нервно сглатывает Пирс, - свою кровь. Свою душу. - Себя, - подхватывает Рид, - своё семя. Своё сердце. - Кровь - это жизнь, - нараспев говорит Тайная Дочь, и звуки Её голоса полосуют их сущности незримыми когтями, - семя - это жизнь. Столько циклов сменило друг друга... но звёзды наконец-то сошлись. Начнём же. Чарльз хочет сказать: мы же не знаем, что делать... ...и тут он наконец понимает: вот к чему был тот сон. Всё то же самое - магический круг. Пробирающее до дрожи пение. Эдвард, просящий довериться... Это ключ. Мы и есть ключ - и замок, который нужно открыть. Теперь я знаю, как. Чарльз не успевает сказать хоть что-то, как чувствует прикосновение к губам. В глазах Эдварда он видит понимание. - Готов? - яростно шепчет Пирс. - Готов принять меня? - Готов. (всегда) Проснувшееся желание зажигает огонь в венах. Сущность Рида нервно дрожит студенистым комком, когда Чарльз вгрызается зубами в запястья Пирса (о боже, как же ему этого хотелось; как вкусна свежая кровь из жил - гораздо лучше, чем пить из стакана). Щупальца Тайной Дочери вокруг жадно снуют, свиваясь в кольца и разворачиваясь обратно, пробуя на вкус темно-багровую в зеленоватом мерцании жидкость. Люди чувствуют: Ей нравится. Нравится ощущать горячие струи крови; нравится чувствовать в своих объятиях слабые человеческие тела, охваченные вкуснейшими ужасом и экстазом. Древние духи вклиниваются в общие мысли восторженным хором, заполняющим каждую клеточку их обоих: Чарльз задыхается от невозможности сдерживать эмоции, цепляясь узкими бледными пальцами за плечи Эдварда, пока тот одержимо вылизывает чужой рот, кривящийся в гримасе желания. На языке оседает морская соль вперемешку с горячими каплями крови Пирса - убийственный коктейль; в опустевшем разуме набатом ревёт гул обезумевших сущностей. Чарльз бы умер от разрыва сердца, если бы мог. Но он может только не отрывать глаз от фантомных и реальных склизких щупалец, вторгающихся в их тела, жадно присасывающихся к коже, точно к редчайшему лакомству... проникающих в жалобно открытый рот, в беззащитный задний проход, заставляя биться в конвульсиях от накрывающего чувства правильности происходящего. - Позволь... мне, - рычит Пирс, и Чарльз на всякий случай кивает, не очень понимая, к кому же тот обращается, - дай... Осознание приходит, когда щупальца неохотно выскальзывают из Рида. Он протестующе всхлипывает - но тут же затыкается, чувствуя внутри себя Эдварда. - Да! В этот раз Пирс не щадит, горячечно толкаясь внутрь и вгрызаясь в ключицы острыми зубами - щупальца тут же присасываются к меткам, смывая кровь в пародии на поцелуй, и этого много. Слишком много. Всего слишком много. Под грохот чужих песнопений Чарльз кончает, мелко трясясь в объятиях Эдварда, пока щупальца Тайной Дочери любовно обвивают их. Вспышка удовольствия - короткая и яростная молния - открывает потайные уголки разума Чарльза, и он наконец видит в собственной голове свернувшийся драгоценной чёрной жемчужиной сгусток космической тьмы - Семя Спящего. Древние сущности тянутся ледяными призрачными пальцами к Нему, вынимают из искореженного разума Рида и бережно уносят. Темно-зеленые щупальца снова приходят в движение, утягивая мужчин к гигантскому клюву, и Чарльз понимает: это конец. Выпущенный Ею яд милосердно отключает все пять чувств, но Рид успевает дотянуться до разума Пирса в последнем усилии. Прощай. Острые челюсти с хрустом перемалывают оба тела, разрывая плоть на кровоточащие лохмотья; Тайная Дочь довольно вздрагивает, принимая человеческие дары. - Наконец-то. Время пришло, - восклицает Ктулла, вздымая щупальца в торжественном жесте, - поднимись же, море! Дай Семени прорасти! И море пляшет вместе с ней - танцует, неудержимое, восторженно ревёт; освобождённые волны срываются с цепей - чтобы вгрызться в сушу солёными зубами. В нескольких милях от Коверсайдского пляжа начинает расти и шириться водоворот. В этот день на рыбном рынке в Шеллс подозрительно тихо; полицейские недоуменно переглядывются, передавая друг другу вечернюю вахту. - Где все? - растерянно вопрошает молоденький паренёк (видимо, в первый раз на задании). - Куда подевались иннсмутцы? - Пёс их знает, - бурчит командир патруля, старый вояка-сержант, - эти рыбомордые всегда были себе на уме. Надо сообщить капитану. Не дай Кэй, случится какой переполох. - А вот кто-то остался, - замечает другой полицейский, - спешит, как на похороны лучшего друга... Эй, ты! Полиция Окмонта! Застигнутый врасплох иннсмутец испуганно вздрагивает, роняя на землю нехитрые пожитки. Он таращится на патруль блеклыми рыбьими глазами - а затем пускается вскачь. - Стой! Стой, дрох тебя побери! - Я ничего не сделал, - истошно кричит иннсмутец, не сбавляя, однако, скорость, - и я очень спешу! - Милтон, Эклз - взять его! - командует сержант. - У вас самые быстрые ноги. Пошёл, пошёл! - Есть, сэр! Иннсмутцу не удаётся уйти далеко - выстрел под ноги заставляет притормозить, в то время как двое полицейских набрасывются сзади, деловито надевая наручники. - Я ни в чём не виноват! - Это ты скажешь капитану, когда будешь объяснять, какого дроха ты так резво бежал. - Вы не понимаете! - иннсмутца бьёт крупная дрожь, и конвоирующие его патрульные видят, как глаза навыкате чуть не выскакивают из орбит. - Эбернот Блэквуд был прав... Сегодня мэйр выйдет из берегов... и Древние покажут Свой лик... - Что за чушь ты несёшь, рыбомордый? - сержант презрительно кривится. - На небе нет ни единого признака бури! - Море благословило нас... и мы слышали слово... нас всех зовёт океан. Почти все уже ушли... только я опоздал, я навещал своих родных на кладбище. Отпустите меня, ради мэйр, ради Кэя! Дайте мне уйти под воду к братьям! - Сдаётся мне, этот психический, - бормочет один из патрульных. - Но, сэр... может быть, он прав, - неуверенно произносит недавний курсант, - за сегодняшний день мы не видели ни одного иннсмутца. Как будто бы все... просто исчезли! - Не мели чепуху, Эллиот, - фыркает сержант, - верить всякому вздору от проходимцев... сразу видно, что ты желторотый птенец, только что прибывший из Академии. Это наверняка дело рук ТОДа. Тащите его в участок, парни. Там разберёмся, что к чему. - Нет! Не надо! Отпустите меня, отпустите меня! Иннсмутец вопит так истошно, что конвоиры растерянно переглядываются, мешкая. - Сэр, может быть... - Это приказ! - Уже поздно, - внезапно тихо произносит иннсмутец с остекленевшим взглядом, - всё кончено. Мэйр восстало. Скоро оно будет здесь. - Да заткнешься ли... - Смотрите! - испуганно вздрагивает молоденький патрульный, тыча пальцем вперёд. - Мэйр! Сержант задирает голову. - Твою же мать, - ошарашенно произносит он. А в следующую секунду их всех сбивает с ног гигантская волна. Море жадно вгрызается в сушу, смакуя каждую пядь земли. Людские крики тонут в победном рёве стихии, вырвавшейся из плена. Волны насмешливо танцуют на городских костях, играют обломками деревьев, вырывая с корнем столетние дубы; за считанные минуты Окмонт скрывается под толщей воды - от неё нигде не спрятаться, не убежать от смерти, и тысячи трупов качаются белыми щепками на помутневшей от грязи и крови морской глади. Из воды высовываются щупальца. - Это твоё - питайся, - ласково говорит Тайная Дочь, укачивая в объятиях дрожащий комок тьмы, - тебе понадобятся силы, чтобы добраться до Р'льеха, Посланец. Чернильный сгусток нерешительно касается ближайшего трупа - и с громким чмоканьем втягивает мертвеца в себя, мгновенно становясь больше. Распробовав, он нетерпеливо тянется к следующему... На останки города льётся мертвенный свет заходящего алого солнца. Магический круг осыпается белыми искрами и постепенно потухает. Сара тяжело дышит, восстанавливая дыхание. - Получилось, - Оракул оседает на землю, но её вовремя подхватывает капитан Фицрой, - они попали туда, куда нужно. - Ты это видишь? - Я это знаю, - голос Сары слаб, но твёрд. - Ищейка упрям, - задумчиво произносит Джеймс, поддерживая Оракула и усаживая ту на каменный выступ, - а Провидец не так прост. Они смогут исполнить предназначение? - Да, - уверенно кивает Сара, одержимо сверкая глазами, - это ясно, как день. Нам осталось только дождаться... Культисты возбуждённо перешептываются, шурша балахонами. Этан осторожно оглядывается (не заметил ли кто?), прежде чем схватить за руку Мари: - Пойдёмте. - Зачем? - недоумённо произносит Колден, не давая сдвинуть себя с места. - Все остальные будут ждать здесь. - Да, разумеется, - шепчет Брэдли, - но у монолитов мы сможем увидеть больше. Ну же, Мари. Разве вам не любопытно посмотреть на Великую Бурю вблизи? Мари колеблется - это видно по её фарфоровому лицу, по которому пробегает лёгкая рябь сомнений. Этан ждёт, молча молясь об успехе. - Наверное, вы правы, - наконец произносит Колден, и Брэдли облегчённо вздыхает, - там действительно будет лучше видно. Но как же остальные? - Я не думаю, что наше присутствие настолько важно для церемонии, - Этан осторожно увлекает спутницу к одному из выходов, - своё дело мы сделали, а где встречаться с судьбой - выбор каждого. Мари отрешённо кивает, позволяя вести себя по лабиринту коридоров. Брэдли рад, что та не сопротивляется - и всё же сердце сжимается от боли: прежняя Колден не дала бы обмануть себя так легко. Она бы прочитала намерения ещё на подходе - отважная умница Мари, не испугавшаяся доктора Фуллера и его цепных псов, с лёту понимавшая, кто есть кто на этом проклятом острове... Этан осторожно поддерживает её за локоть, продираясь сквозь закоулки пещер. - Сейчас направо, - слабо улыбается Мари, - неужто вы забыли? - Виноват, - спохватывается Брэдли, - конечно же, вы правы. Нам действительно в ту сторону. Эта лёгкая улыбка вскрывает незажившие раны - о, Эдвард, предатель, ты ведь мог её спасти, моё солнце, мою Мари... почему же ты опоздал? Кто не позволил найти её, прежде чем поиздеваться над трупом? Кто захотел, чтобы она превратилась в фарфоровую куклу, марионетку, тень себя прежней? Слёзы не капают - они все были пролиты до настигшего и самого Брэдли проклятия - Этан только с силой втягивает носом воздух, шагая навстречу морскому бризу: он никому не позволит осквернить её тело. Только не в этот раз. Сон не сбудется. - Кажется, мы почти на месте, - Колден указывает на очередной поворот, - мне слышится морской прибой. - Вот и отлично, мы даже ничего не пропустили, - отзывается Этан, - давайте руку, Мари... Каменные ступени крошатся под ногами. Брэдли поддаётся порыву - и поднимает на руки протестующую Колден. - Этан, дорогой, я и сама могла бы... - Послушайте, Мари, мне вовсе не жалко себя, - терпеливо объясняет Брэдли, - зато мне не хотелось бы, чтобы вы переломали все кости на этом уступе. - Но вам же наверняка... - ...тяжело? Нисколько, вы как птичка, - Этан знает: даже если бы это было неправдой, он бы всё равно поступил точно так же, - только держитесь крепче. - Вот так? - Мари обхватывает руками шею Брэдли и прижимается ближе. - Достаточно крепко? - Вы отлично держитесь, дорогая. Брэдли аккуратно несёт Мари, стараясь смотреть себе под ноги - он не желает выпустить из рук своё сокровище. Колден отчаянно цепляется за бывшего констебля, пока тот поднимается по древним ступеням, и Этану хочется растянуть восхождение на вечность... но лестница, увы, всё же заканчивается выдолбленной морем площадкой. Ну, точно веду к алтарю, невесело усмехается Брэдли, вот только Мари мне не невеста... да и алтарь - жертвенный... - Всё в порядке? - Колден смотрит на него, и светлые глаза полны беспокойства. - Кажется, вы волнуетесь. Этан осторожно опускает Мари на землю. - Ну, полагаю, что только избранные не волнуются перед встречей с судьбой, - пожимает плечами Брэдли, - ведь они точно знают, что их ждёт. - Но мы же тоже... знаем? - неуверенно говорит Мари. Знаем. Только от этого не легче. - Я бы не был так уверен, дорогая Мари. Мы знаем, что ждёт мир в целом... но не знаем, что ждёт именно нас с вами. Вдруг это будет что-то особенное? - Я никогда не думала об этом, - признаётся Колден, - но я рада, что вы увели меня из святилища. Только посмотрите, какой красивый вид! - Да, - медленно произносит Этан, - вид действительно прекрасен. Море окрасилось в багровые тона, под стать человеческой крови - как в том самом злополучном сне. Брэдли судорожно вздыхает и берёт Мари за руки. - Вам ведь холодно, - оправдывается он в ответ на приподнятую бровь, - ладони совсем ледяные. - Может быть, разумнее обнять? - тихо смеётся Колден, отчего Этан заливается румянцем. - Тогда будет тепло всей мне, а не только моим рукам. - Как всегда, вы - образец практичности, дорогая. Брэдли несмело обнимает Мари. Та укладывает голову ему на плечо, и весь мир для Этана сосредотачивается в хрупком теле, укрывающемся от порывов ветра у него в руках. Бывший констебль осторожно гладит девушку по светлым волосам. Мёртвое сердце отчаянно трепещет в груди, точно живое. Сон не сбудется - он, Этан Брэдли, этого не допустит... - Кажется, началось, - вдруг произносит Мари, дрожа в объятиях, - чувствуете? Этан мрачно кивает: разгневанные волны достают до самого края площадки, и на границе общего разума разгорается дикое пламя безумия. Пора. - Я ведь не зря привёл вас сюда, Мари, - хрипло шепчет Брэдли, - я видел один и тот же сон... все после призыва сходят с ума и пытаются убить друг друга, пожирая живьём. Но я не хочу такого конца для вас. Мы уйдём достойно, рука об руку... море поглотит нас и станет нашим последним - общим - домом. Вы согласны, Мари? - Согласна ли я быть с вами даже в посмертии? - печально улыбается Колден. - Милый Этан... Вы всегда так заботились обо мне. Любили меня. Вы боялись, что я откажу вам? Но как бы я могла, если сама люблю - всем человеческим, что осталось во мне? - Так значит, вы... - Да. Я согласна. - Как муж и жена? - Как муж и жена. Губы Мари синие от холода - Этан согревает их последними крохами тепла, оставшемся в нём самом. Брэдли не в силах разорвать поцелуй, первый и последний в их жизни, катящейся к дьяволу на всех парах; Мари крепко обвивает его шею, и он несёт Колден к обрыву, как на брачное ложе. - Я люблю вас, Этан, - шепчет Мари, когда бывший констебль застывает у кромки обрыва, - и я рада, что повстречала вас. - Без вас я бы давно пропал, Мари, - Брэдли ласково касается губами лба и щёк, - я рад, что вы со мной до конца. Море укрывает обоих от мирских бед, утягивая на дно водоворотом. Этан не отпускает Мари до последнего вздоха. ...Посланец спешит на всех парах; по дороге к нему присоединяется Левиафан. - Я покажу, как сократить путь. Следуй за мной, - говорит Древний, и сгусток тьмы послушно скользит за ним в открывшийся портал, - силы понадобятся для другого. Циклопические стены Р'льеха уже вышли из воды, сияя собственным тусклым светом; Посланец мгновенно устремляется к той самой гробнице, на которой зияет трещина, и ударяет со всей силы по камню. - Разведи в стороны плиты, - замечает подобравшийся ближе Левиафан, - так будет проще. Семя понятливо булькает - и протискивается в трещину... ...а затем взрывается осколками тьмы, разрушая каменную крышку. Из недров гробницы высовывается аморфная зелёная масса, и Левиафан тянется к ней щупальцами в приветственном жесте. - Ну, здравствуй, Ктулху. Добро пожаловать в этот мир... теперь он снова будет наш.