Глава 26
30 мая 2023 г. в 09:32
Открыв дверь и обнаружив с другой стороны Арми, Тим испытывает странное чувство дежавю. Прошло почти шесть месяцев, но память о том, как Арми появился на пороге дома его родителей, навсегда останется в его мозгу. Но если тогда, в первый раз он увидел панику и любовь в глазах напротив, теперь видит только всполохи боли и гнева. Разница настолько разительна, что он на мгновение забывает, как составлять слова в предложения.
— Значит, ты все-таки жив? — ноздри раздуваются от ярости, а глаза сузились в два ледяных лезвия.
Ему не дают возможности ответить, Арми лишь фыркает и протискивается в квартиру, меряя гостиную большими шагами, прежде чем снова повернуться к нему лицом, скрестив руки на груди. Тим медленно закрывает дверь и тяжело сглатывает, готовясь к неизбежному. Он знал, что не сможет вечно избегать Арми, но подготовиться к последствиям предстоящего разговора так и не смог.
Когда его виноватые, полные страха глаза встречаются с нетерпеливым взглядом Арми, он пытается придумать, что сказать, чтобы не усугубить ситуацию. Но мозг полностью отключается, и все, на чем он может сосредоточиться, это тот факт, что Арми впервые за несколько месяцев стоит так близко от него, и выглядит он охренительно хорошо. Даже кипя от злости, он по-прежнему остается самым привлекательным мужчиной, которого он когда-либо видел. И этот факт ничуть не помогает ему в нынешней ситуации.
После, кажется, вечности молчания и сверления друг друга взглядами, громкий голос Арми эхом разносится по квартире. — Где ты, черт возьми, был?! — он делает паузу всего в две секунды, прежде чем продолжить свою тираду, явно не ожидая ответа. — Ты совсем головой поехал?! Потерял сознание, сбежал, как только я вышел из комнаты, а потом полностью исчез на шесть месяцев?! Какого хрена, Тимми?!
Арми, по-видимому, изо всех сил старается терпеливо дождаться какого-то ответа, но когда Тим лишь продолжает открывать-закрывать рот, словно рыба выброшенная на берег, он не выдерживает и продолжает. — И потом, после того, как от тебя не было ни слова, даже после всех моих бесчисленных сообщений и звонков, я должен узнавать от Полин, что ты снова в городе?! И это был ты на спектакле! Не отнекивайся!
Полин. Конечно. Кто бы сомневался, что именно она может сдать его. После того, как несколько месяцев назад она устроила ему взбучку, Тим сдался и рассказал, что не общается сейчас с Арми. Она не настаивала на деталях, за что он был ей благодарен, но попросила его не пускать все на самотек, а попытаться разобраться, как бы сложно это ни казалось. Затем, когда она позвонила вчера, она казалась более чем заинтересованной в том, чтобы он пошел на спектакль, сказав: «Будет здорово увидеть его снова, даже если сейчас дела обстоят не очень». Должно быть, она позвонила Арми, когда не смогла дозвониться до него после спектакля.
Он снова настраивается на тираду Арми на полуслове. — …просто уйти и ничего не сказать?! Серьезно, Тимми, что с тобой не так?! — Арми перестает ходить взад-вперед и поворачивается, чтобы снова встретиться с ним взглядом.
Наступает пауза, прежде чем он, наконец, обретает голос. — Мне жаль, — это самое жалкое, что он мог сказать, но, к сожалению, это все, что смог выдать его разум в данный момент.
Праведный гнев, который вспыхивает на лице Арми, говорит ему, что это определенно не то, что он ожидал услышать. — Ты, блять, издеваешься?! Это все, что ты хочешь сказать?! Нет, черт возьми, после всего, через что мы прошли, я заслуживаю большего, чем это дерьмовое извинение.
Тим опускает взгляд в пол, не в силах смотреть Арми в глаза. — Ты прав, заслуживаешь. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем все это, — он останавливается, не зная, что еще сказать.
Арми выжидает мгновение, прежде чем разочарованно фыркнуть. — И? Даже не попытаешься объясниться?
Тим сжимает челюсть и поднимает глаза, беспомощно вглядываясь в жесткий взгляд напротив. — Ты решишь, что я сумасшедший…
Арми недоверчиво прищуривается, опускает руки, до этого скрещенные на груди, и делает шаг ближе к нему, понижая голос до опасно низкого рокота. — Безумнее, чем мой лучший друг, внезапно избегающий меня в течение шести месяцев без видимой причины сразу после эмоциональной речи о том, как много я для него значу? — он делает паузу, а в глазах сконцентрировано мучения месяцев, в течение которых он задавался вопросом, что же сделал не так. — Испытай меня.
Глубоко вздохнув, Тимми ненадолго закрывает глаза. У него больше нет сил сражаться, и Арми заслуживает знать правду. Если он больше никогда с ним не заговорит, то, по крайней мере, над ним не будет висеть груз вины, как сейчас. Он открывает глаза, встречает выжидающий взгляд Арми и медленно кивает.
Он устраивается на диване, Арми с минуту колеблется, прежде чем сесть на другой конец, повернувшись к нему лицом. Вся его поза говорит о сильнейшем напряжении, но он хотя бы больше не кричит на Тима, так что можно считать это прогрессом.
— Хорошо, если я расскажу тебе все, ты должен дать мне договорить, прежде чем сам что-то скажешь. И ты должен понимать, что это не про тебя. Мне просто… мне нужно было время, чтобы во всем разобраться, — он бросает взгляд на Арми, который просто сжимает челюсти и коротко кивает, показывая, что можно продолжать.
Он делает глубокий вдох, пытаясь успокоить стадо африканских носорогов, топчущихся в хаотичном танце на его кишках. — Так… Ты помнишь ту ночь, когда я произнес речь в Остине, верно? Что ж, когда я проснулся на следующее утро — в первый раз, когда это случилось — между нами все было не совсем так, — он видит, как Арми в замешательстве хмурит брови, но молчит, как его и просили.
Следующие двадцать минут он рассказывает все, что произошло, параллельно следя за выражением лица Арми, чтобы вовремя оценить, когда стоит опустить детали, чтобы не свести его с ума окончательно. К чести Арми, он прерывает его только раз, чтобы попросить кое-что прояснить, но в остальном терпеливо слушает, пока Тимми рассказывает ему все о своем пребывании в альтернативной вселенной, где они были счастливы в браке.
— И после того, как мы заснули в ночь нашей годовщины, я снова проснулся в номере отеля в Остине, и время, видимо, снова отмоталось на два месяца назад, или же все это был сумасшедший сон, я даже не знаю. Но это было очень реально. И ты… мы были счастливы. А потом я понял, что вернулся сюда, где ты все еще женат на Элизабет и счастлив с ней, и мы никогда не станем больше, чем хорошими друзьями. И после всего… Я просто не знал, как вернуться в эту реальность. Поэтому… я сбежал. Я просто не знал, что еще сделать, — он делает долгий протяжный вдох, закрывая глаза и готовясь к тому, что Арми наорет на него, назовет мерзким психом, или же просто молча встанет и уйдет, не оглянувшись.
Просидев несколько долгих мучительных секунд в тишине, он все же открывает глаза и рискует бросить быстрый взгляд на Арми. Тот с непроницаемым лицом смотрит на свои крепко сцепленные руки на коленях. Когда проходит еще несколько секунд, а Арми по-прежнему ничего не говорит, он больше не выдерживает.
— Арми? Пожалуйста, скажи что-нибудь, — он чувствует, как к горлу подкатывает тошнота от волнения, наблюдая, как Арми просто сидит неподвижно.
Мысли скачут со скоростью тысяча миль в час, и он уже в шаге от полномасштабной паники, когда голос Арми наконец прорезает напряженную тишину. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты рассказал мне все это полгода назад.
Тим замирает, совершенно не понимая, как реагировать на это заявление. Он не слышит того гнева, который был в голосе Арми еще несколько минут назад, но не может понять, какая эмоция пришла ему на смену. — Я… — он останавливается, мучаясь чувством вины за свою трусость. — Я не был готов. Я только что провел два месяца, будучи твоим мужем, будучи счастливее, чем когда-либо в своей жизни, и я просто… я не мог смириться с тем, что буду видеть тебя и знать, кем мы могли бы быть, если бы… ну, если бы все было по-другому, — тихий вздох срывается с его губ, и он упирается взглядом в свои колени, не зная, что делать теперь, когда Арми знает о его чувствах.
Боковым зрением он видит, как Арми медленно кивает, видит, как тот проводит рукой по волосам, и слышит его глубокий вдох. Вот оно.
— Ну, если бы ты остался и просто поговорил со мной, возможно, ты спас бы нас обоих от нескольких месяцев душевных терзаний.
Слова растекаются по его мозгу, как патока, густые и медленные, и он никак не может расшифровать их значение. Он моргает, чувствуя, как все вокруг словно замедляется, и поворачивает голову к Арми, натыкаясь на его спокойный задумчивый взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
Арми нервно потирает ладони о джинсы, прежде чем снова заговорить. — Помнишь, я сказал, что хочу кое о чем поговорить с тобой, прежде чем ты улетишь из Остина? — Тим неуверенно кивает, задаваясь вопросом, куда, черт возьми, он клонит. — Ну, если бы ты не сбежал, ты бы знал, что все это гораздо менее односторонне, чем ты думаешь.
Время останавливается, когда слова доходят до его сознания. Он вспоминает, что Лука сказал ему в другом мире — то, что Арми не решился действовать в соответствии со своими чувствами в этой жизни, не означает, что этих чувств у него не было. Тим убедил себя, что на самом деле это не имеет значения, потому что реальность такова, что Арми был счастлив с Лиз в этой жизни, и какие бы чувства он ни испытывал к нему, это ничего не меняло. Но, похоже, все не совсем так.
Он ничего не говорит, даже не знает, что сказать, поэтому просто ждет, пока Арми не продолжит. — Ладно, послушай, я не буду больше притворяться, что не чувствовал этого странного притяжения к тебе, это сумасшедшее желание быть рядом все время. Я почувствовал это в ту же минуту, когда мы встретились, и… черт, это напугало меня до чертиков. Я даже не до конца понимал, что это, но часть меня уже знала, что это не было только платоническим. Но… — Арми делает паузу, глубоко вздыхает и опускает взгляд в пол. — Я боялся того, что это значит, не был готов к последствиям, как моя жизнь может измениться, если я признаю все то, что, как я чувствовал, происходит между нами. Поэтому принял решение сложить все это в коробочку и закопать поглубже, оставляя лишь безопасную дружбу. И это работало, долгое время. У нас же все было хорошо, лучше, чем хорошо. Наша дружба стала очень дорога мне и я не мог рисковать похерить все это.
Глаза Тимми закрываются при этих словах. А теперь, получается, он тот, кто испортил все. — Но потом, когда ты произнес ту речь… — его глаза распахиваются, встречаясь с пронзительным взглядом Арми. — Это было так прекрасно, то, что ты сказал. И в тот момент я уже не мог отрицать того, что и так знал все это время — я был… есть влюблен в тебя.
Тим забывает, как дышать, когда услышанное эхом отдается в его ушах. Арми влюблен в него. Здесь, в этом мире, где у них никогда не было настоящего шанса. Он чувствует, как глаза начинает пощипывать, провоцируя слезные железы, а дыхание сбивается на прерывистое, когда он пытается понять, что все это означает.
— И я не был уверен, но, учитывая характер твоей речи, подозревал, что ты чувствуешь то же самое. Поэтому, в то утро, я пришел к тебе, чтобы поговорить, в надежде, что мы сможем открыто все обсудить и вместе попытаемся подумать, что нам делать дальше с нашей ситуацией. Но… ты сбежал.
Грудь Тимми болезненно сжимается от осознания того, что его трусость так дорого обошлась им обоим. Если бы он просто доверился Арми настолько, чтобы рассказать ему все, возможно, они могли бы быть вместе все это время.
Но затем в его сознании всплывает образ – Арми с ослепительной улыбкой обнимает Элизабет и наклоняется, чтобы сладко поцеловать ее, за мгновение до того, как он подошел поговорить с ним после награждения. Он застывает, когда внезапно вспоминает, почему решил не реализовывать свой план по признанию в своих чувствах Арми той ночью. Он и Элизабет счастливы вместе в этой жизни. И несмотря на то, что Арми, похоже, готов ответить ему взаимностью, Тим уже видел к каким разрушительным последствиям это может привести для его семейной жизни, и не может рисковать, чтобы и здесь произошло подобное.
Глубоко вздохнув, он готовится к самому сложному, что когда-либо ему приходилось делать, — отпустить Арми.
— Уверен, ты понимаешь после того, что я рассказал тебе о своем опыте в другом мире, что я чувствую то же, что и ты. Конечно, я влюблен в тебя. Влюблен с того дня, как мы встретились. Но… — он делает паузу, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, и смаргивает подступающие слезы. — Это ведь не имеет большого значения, да? Я видел, как ты смотрел на Элизабет той ночью в Остине. Вы, ребята, счастливы здесь. И я не хочу быть причиной распада твоей семьи. Не после того, как я увидел, насколько ужасно тебе пришлось в другом мире. Я не могу рисковать, чтобы это повторилось.
Он закрывает глаза, кровь, пульсирующая в ушах, погружает в ощущение, что он тонет, придавленный тоннами воды, и он изо всех сил старается удержаться достаточно, чтобы дождаться, когда Арми уйдет, и уже тогда рассыпаться и погрязнуть в жалости к себе. Последнее, что он ожидает услышать, — это усмешку.
— Ты такой идиот, ты в курсе?
Он резко вскидывает голову. — Что? — он знает, что Арми зол на него за все месяцы игнора, но никогда не думал, что тот будет настолько жесток, чтобы смеяться над его болью.
— Я развожусь, придурок! Ты бы знал это, если бы удосужился ответить хоть на один мой звонок, — его тон в основном дразнящий, но в нем сложно не расслышать и долю упрека, из-за чего снова царапает чувство вины за свою трусость.
Ему требуется несколько секунд, чтобы до него дошел смысл слов Арми, как будто они были на иностранном языке, и ему нужно было время перевести их во что-то понятное. Когда слово «развод» наконец проходит обработку, весь воздух разом покидает легкие.
Его взгляд падает на руки Арми, покоящиеся на коленях. На левой нет кольца, а татуировка выглядит более блеклой, чем обычно. Когда его взгляд снова поднимается вверх, чтобы встретиться со взглядом Арми, то видит в нем тихую печаль, которую не замечал раньше. Последние несколько месяцев он был так занят собственными страданиями, что совершенно забил на то, что происходило с Арми в это время. А произошло, видимо, немало.
— Арми, мне… мне так жаль. Я не знаю, что сказать. Что случилось? — он пытается проглотить вину за то, что его не было рядом, когда он явно нуждался в нем.
Вместо того, чтобы сразу ответить, Арми отталкивается от дивана и делает несколько шагов, чтобы выглянуть в окно, молча наблюдая за городской суетой внизу.
— Забавно, когда ты влюбляешься в кого-то и женишься в 23 года, ты думаешь, что это будет длиться вечно. Но по факту ты еще столько не знаешь о себе в таком юном возрасте. Так много вы не знаете друг о друге. Когда-то мы с Лиз отлично подходили друг другу. Но в 23 нельзя знать, что так будет всегда. Мы медленно дрейфовали в противоположных направлениях в течение долгого времени и просто не замечали этого, или же не стремились замечать. Мы нашли некий распорядок, который устраивал нас обоих и который мы не подвергали сомнению. До тебя.
Арми отворачивается от окна, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я никогда не мог предположить, что кто-то войдет в мою жизнь и бросит вызов всем моим представлениям о том, что значит быть счастливым, быть любимым. И я долго сопротивлялся, убеждал себя, что не стоит рушить брак, в который я так много вкладывался. Но когда я услышал твою речь, я осознал все, что рискую потерять вместе с тобой. И это впервые заставило меня задуматься, что не так в моем браке.
Тимми пытается сохранить ровное дыхание, что не так просто, учитывая, как его сердце бухает о грудную клетку. Арми проходит к кухонной зоне, рассеянно вычерчивая узоры на захламленной нераспечатанными письмами стойке, которая служит Тиму и рабочим и обеденным столом. — Мы стали ссориться. Много. По поводу и без. Она никогда прямо не обвиняла меня ни в чем, но я знаю, что после Остина она видела, что что-то изменилось. Я стал отдаляться, и какое-то время она пыталась сократить постоянно увеличивающуюся пропасть между нами. Но мое сердце было уже не там, и я не знал, как вновь стать тем человеком, которого она хотела видеть во мне.
— Я сходил с ума, не имея возможности связаться с тобой. Я пытался поговорить с Брайаном, но он отказался давать мне какую-либо информацию. То же самое было с твоими родителями, Полин, я даже писал Уиллу. Но все безуспешно. Так что, когда Лиз с детьми уехала на неделю в Техас, чтобы разобраться с пекарнями, я прыгнул на ближайший рейс до Лондона с призрачной надеждой найти тебя самому.
— Ты что?! — Тим пытается игнорировать, как высоко прозвучал его голос. — Не могу поверить, что ты это сделал.
Арми хмыкает и прислоняется поясницей к стойке. — Да уж, но особой пользы это мне не принесло. Я понятия не имел, где ты и как с тобой связаться. Я пытался пойти на студию, но так как все было засекречено, они даже не подтвердили, что ты вообще снимаешься в фильме. Я обошел и обзвонил все отели в городе, и ни в одном из них ты не числился. А так как ты не отвечал на мои звонки, я не знал, что еще можно попробовать. Я провел там десять дней, прежде чем до меня дошло, что ты явно не хочешь, чтобы тебя нашли, и улетел обратно в Лос-Анджелес.
У Тимми голова идет кругом от этой информации. Оглядываясь назад, он вспоминает шквал звонков и сообщений, который последовал примерно через месяц после того, как он приехал в Лондон. И теперь, зная, на что Арми пошел, чтобы найти его, зная, что он был совсем рядом, он чувствует, что его вот-вот вырвет. — О боже, Арми, мне так…
Арми поднимает руку, чтобы прервать бессвязное извинение. — Просто… не надо, ладно. Позволь мне закончить, — Тимми закрывает рот и кивает, наблюдая, как тот опускает руку и продолжает.
— Когда я вернулся, мы с Лиз почти не разговаривали несколько дней. Я понимал, что она расстроена тем, что я улетел, не сказав ей, но более того, она просто стала замкнутой и отчужденной. Мы больше не ссорились, просто вообще не общались, разве только когда дело касалось детей. У нас не было секса еще до Остина, и однажды ночью, примерно через шесть недель после моего возвращения из Лондона, она призналась мне, что у нее был роман. С одним из поставщиков для пекарни. Она сказала, что дело было не в сексе, а в том, что он слушал ее, то, чего она не получала от меня уже долгое время. Конечно же, я был потрясен и обижен на нее, но… если быть честным, я не имел право винить ее. Возможно, я не изменял физически, но, если честно, мысленно уже какое-то время я был совсем не с ней. Я даже не осознавал этого, пока все не обезумело после Остина.
Арми делает глубокий вдох, на минуту отводя взгляд в сторону коридора, прежде чем вернуться. — В общем, у нас был долгий разговор о том, чего мы хотим для себя и для детей. Решение о разводе было совместным. Мы уже все обсудили, кто что и сколько получает. Больше всего времени ушло на то, чтобы согласовать порядок опеки, который устроил бы обоих. Когда я уезжаю на съемки, они будут у нее, но если съемки длятся больше месяца, она должна привезти их ко мне хотя бы раз на полные выходные, и видеосвязь ежедневно. А в свободное время я беру детей к себе, а она сможет поехать в Даллас, чтобы проверить пекарню. И… увидеть Дэйва. Ну а когда мы оба в Лос-Анджелесе, то будем стараться делить время по возможности поровну, главное сохраняя для детей нормальный распорядок. Все уже подготовлено, мы просто ждем, когда я вернусь в Лос-Анджелес, чтобы официально подать заявление.
Тимми в ошеломленном молчании наблюдает, как Арми опускает подбородок на грудь и глубоко вздыхает, по-видимому, заканчивая пересказывать события последних нескольких месяцев своей жизни. Разум разрывается в тысячах разных направлений, пытаясь усвоить всю информацию, которую Арми выложил ему за последние пять минут. Начиная с того факта, что тот летал искать его в Лондоне, до его развода с Лиз, и что именно она была тем, кто изменил. Ни в каких возможных сценариях он не мог даже предположить такого поворота их разговора.
Он выжидает несколько секунд, сомневаясь, что в данной ситуации будет правильно сказать. Наконец, задает самый безопасный вопрос, какой только может придумать. — А дети? Как они отреагировали?
На лице Арми появляется намек на улыбку. — У них все хорошо, учитывая все обстоятельства. Форд еще слишком маленький, чтобы действительно понимать, что происходит, ну а Харпер, я думаю, восприняла все довольно неплохо. Парочка истерик, но в целом все намного лучше, чем я ожидал. Это действительно значительно упростило процесс.
Все, что Тим может сделать, это кивнуть в ответ. Это огромное облегчение знать, что с детьми все в порядке, и что Арми и Элизабет, по-видимому, расстаются в дружеских отношениях. Учитывая то, что он увидел в другом мире, он очень благодарен Лиз за ее адекватность в этом.
Он все еще пытается придумать, что сказать, когда Арми внезапно отталкивается от столешницы и снова подходит к окну. Живот спазмом скручивает, когда он думает о том, сколько боли Арми, должно быть, пережил за все эти месяцы, а он был слишком обеспокоен своим разбитым сердцем, чтобы быть рядом. В первую очередь они друзья, но в последнее время Тим больше соответствовал званию полного мудака.
Когда Арми больше ничего не говорит, кажется, целую вечность, Тимми наконец поднимается с дивана и нерешительно направляется к нему. Он колеблется несколько секунд, прежде чем поднять руку и аккуратно сжать его плечо. — Мне очень жаль, Арми. Я был таким эгоистом, думал только о своих переживаниях, не подозревая, что тебе тоже может быть не просто. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем это.
Мышцы под его рукой ненадолго напрягаются, прежде чем снова расслабиться, и он наблюдает, как Арми поворачивает голову, ровно настолько, чтобы Тимми мог видеть его серьезный профиль на фоне утреннего солнца. — Ты чертовски прав.
Внезапная резкость в голосе застает его врасплох, и он делает шаг назад, опуская руку с плеча. Но прежде чем он успевает отступить еще дальше, Арми поворачивается и хватает его за руку, притягивая назад. — Но… — он делает паузу, слегка потирая большим пальцем внутреннюю сторону запястья. — Теперь, когда я знаю, что тебе пришлось пережить, я не могу винить тебя. Я бы, наверное, поступил так же.
Еще пауза, Арми встает прямо перед ним, их руки все еще сцеплены. — На самом деле нет, я, вероятнее всего, нажрался бы и по-крупному публично опозорился, после чего меня бы занесли в черный список или что-то в этом роде, так что, учитывая все обстоятельства, ты справился со всем очень даже хорошо. И да, я был обижен и зол, и я бы хотел, чтобы ты рассказал мне все это раньше, но… я могу понять, почему ты этого не сделал.
Неподъемный груз, который не давал ему нормально дышать в течение нескольких месяцев, наконец спадает с его груди, когда он чувствует, как Арми заключает его в крепкие объятия, в которые он с радостью падает. Ощущение того, как Арми снова полностью окружает его после столького времени, опьяняет. Он не осознавал, как изголодался по его прикосновениям, пока, наконец, не смог снова ощутить их вкус.
Они остаются в таком положении в течение, кажется, часов, крепко прижимаясь друг к другу, деля всю боль на двоих и вместе начиная процесс исцеления. Когда он чувствует, что наконец-то может дышать, не разваливаясь на куски, Тим медленно отстраняется, чтобы посмотреть в глаза Арми. Там четко читается уязвимость, которую он видел только в редкие моменты, когда они делились друг с другом чем-то глубоким и личным, о чем никому другому не рассказывали. Он не уверен, что это значит в данный момент, но когда рука Арми поднимается и мягко убирает выбившийся локон ему за ухо, а губы дергаются в малейшем намеке на улыбку, у него перехватывает дыхание.
Каждая клеточка его существа кричит, чтобы он просто приподнялся и поцеловал его, чтобы вернуть все то, что, как он думал, потерял навсегда, вернувшись в эту жизнь. Но другой голос в его голове, который он так же не может игнорировать, говорит ему, что это не тот Арми, который был ему супругом в течение тех коротких двух месяцев. И после всего, через что они оба прошли, он понятия не имеет, чего хочет этот Арми.
Тимми откашливается и делает небольшой шаг назад, переводя взгляд на грудь Арми, куда-то в сторону солнечного сплетения. — Так э-э… что все это значит для нас?
— Честно? Я не знаю. Я действительно не думал так далеко вперед. Я даже не был уверен, что ты когда-нибудь снова заговоришь со мной, так что не строил каких-то грандиозных планов.
Он подавляет чувство вины, и заставляет себя задать вопрос, который потенциально может навсегда изменить его жизнь. Подняв руку, он кладет ее на грудь Арми, чувствуя сильное сердцебиение под ладонью. Он поднимает глаза и встречается с любимыми бездонными глазами напротив. Глубоко вздохнув, он пытается говорить ровным голосом, задавая единственный реальный вопрос, который имеет значение. — Чего ты хочешь?
Внезапный резкий смешок не помогает успокоить его и без того учащенное сердцебиение. — Господи, Тимми. Разве это не очевидно?
Надежда теплом растекается в его груди, и он на мгновение зависает на морщинках в уголках глаз Арми, когда тот весело улыбается ему. Но после всего, через что он прошел в обеих жизнях, он не может полагаться только на призрачную надежду. Он должен знать наверняка. — Мне нужно услышать, как ты это скажешь. Пожалуйста, — он смотрит Арми в глаза, надеясь, что тот поймет его.
Выражение лица Арми смягчается, когда он кончиками пальцев оглаживает его щеку. — Тебя. Я хочу тебя.
Непреодолимое чувство радости и облегчения должно быть написано на его лице, потому что из горла Арми вырывается еще один низкий смешок. — Я так понимаю, ты не возражаешь? — следующий смешок Тимми перехватывает своим ртом, наконец поддавшись потребности чувствовать губы Арми на своих после столь долгого лишения.
Удивленное мычание Арми перерастает в низкий стон, когда он отдается поцелую, охотно приоткрывая рот, когда Тимми проходится языком по его нижней губе в поисках входа. Щетина царапает его кожу, даря долгожданное жжение, на которое у него, похоже, зависимость, о которой он до этого не подозревал. Ощущение руки Арми, вплетающейся в его волосы и притягивающей ближе, разжигает пламя во всем теле.
Они продолжают жадно целоваться в течение нескольких долгих минут, прежде чем отчаянная потребность в воздухе не заставляет их разорвать поцелуй, прижавшись лбами друг к другу и тяжело дыша практически изо рта в рот. Когда дыхание, наконец, приходит в норму, Арми осыпает его лицо крошечными поцелуями, заставляя все тело искрить словно гигантский бенгальский огонек.
Они остаются так на долгие минуты, мерно дыша воздухом друг друга, наслаждаясь таким долгожданным контактом, и ни один не хочет разрывать эту связь. Когда Тим наконец заговорил, он даже не сразу узнает свой голос. — Во сколько тебе нужно быть в театре?
— Сегодня понедельник. Спектакля нет. Мне никуда не надо до завтрашнего вечера, — теплая вибрация воздуха у уха провоцирует мурашки, заставляющие волосы у корней приподняться.
Улыбка медленно расползается по его лицу, когда он понимает, что у него есть целые сутки с Арми наедине. — Хорошо.
Наклонившись, он хватает Арми за руку, его улыбка становится шире, когда он замечает такую же в ответ. Они смотрят друг другу в глаза, жар и желание ясны обоим, и, не говоря ни слова, Тимми начинает пятиться спиной вперед, увлекая за собой Арми.
Тот охотно идет за ним, немного хихикая, когда Тим врезается в журнальный столик, а после чуть не опрокидывает напольную лампу. Он разворачивается, решая остаток пути до спальни пройти без происшествий, и чувствует крепкие руки Арми сжимающие его бедра, пока они проходят оставшиеся пару метров по узкому коридору.
Когда они переступают порог спальни, Арми тут же разворачивает его к себе лицом и втягивает в голодный поцелуй. Краем глаза замечая, как тот начинает закрывать за ними дверь, Тимми колеблется и немного отстраняется. — Подожди.
Арми замирает, одной рукой сжимая его талию, а другую так и оставив на двери. Смотрит на него с беспокойством. — Что?
С трудом сглотнув, Тим пытается успокоиться. Он так долго убеждал себя, что у него никогда не будет этого в этой реальности, что ему трудно поверить, что это действительно происходит сейчас. — Ты абсолютно уверен, что хочешь этого?
Оба остаются совершенно неподвижными какое-то время и смотрят друг другу в глаза, устанавливая безмолвное взаимопонимание. Тимми чувствует горячую ладонь на своем бедре и слышит тихий щелчок закрывающейся за спиной двери — единственный ответ, который ему нужен.