***
— Я слишком накручиваю себя по этому поводу? Азирафаэль правда уже понятия не имеет. Он чувствует себя беспомощным, как никогда прежде. Миссис Каттлер, сидящая на диване в подсобке книжного магазина, смотрит на него, как на очаровательного идиота. — Ты идиот. И она явно настроена не сдерживать себя и выражать мнение весьма прямо. Азирафаэль встретил ее несколько лет назад, когда она вошла в его магазин с любопытством на лице и сразу же начала изучать всё вокруг. Ангел, как всегда, не был в восторге от покупателей, посягающих на его драгоценное имущество, и, как и много раз прежде, начал разрабатывать стратегию, чтобы выдворить посетительницу, желательно безвозвратно, как можно скорее, с минимальным моральным и физическим уроном. Миссис Каттлер, тем не менее, сильно отличалась от других покупателей, как быстро выяснил Азирафаэль. Она надевала перчатки каждый раз, когда приходила — идея трогать книги голыми руками являлась кощунством для неё. У миссис Каттлер никогда не хватало смелости приобрести себе что-нибудь из ассортимента, казалось бы, она просто счастлива восхищаться книгами, и — самая важная часть, с точки зрения ангела, — у нее всегда были в сумочке вкусные домашние печенья, которыми она любила делиться. Как Азирафаэль мог устоять? Даже сейчас, когда ангел делится с ней своими переживаниями, он грызет одно из них, и вкус грецкого ореха и корицы создаёт волшебное сочетание на его языке. Он подумал, что мнение со стороны может оказаться полезным, и, прежде чем даже осознал, что происходит, уже начал рассказывать, описывая всё в деталях. — Как ты можешь быть таким непроницательным? — Она недоверчиво качает головой. — Ты даже хуже моего внука: этот дурачок как-то умудрился не заметить, что встречался с девушкой целых три месяца. Азирафаэль фыркает: — Так что я упустил? Она вздыхает так тяжко, как будто несёт вес всего мира на своих плечах. — Полагаю, мы говорим о твоём друге? — спрашивает она. — О том джентльмене в солнцезащитных очках, которого я видела несколько раз? Азирафаэль кивает, подтверждая. Вначале Кроули был очень озадачен необычной благосклонностью ангела к одной из «покупательниц», но после того, как увидел, как миссис Каттлер ругает молодого человека за то, что он осмелился дышать на редкое издание Чарльза Диккенса; несколько раз назвала его «шутом» и, в конце концов, вытолкала из магазина с ужасающе хмурым видом, демон никогда больше не задавал вопросов. — Вся эта путаница на самом деле довольно проста, — заявляет миссис Каттлер. — Детский сад, если точнее. Конечно, на более высоком уровне, но всё же… Азирафаэль хмурится. Он не уверен, что может уследить за её мыслью. — Что ты имеешь в виду? — В детском саду я разделила с подругой такие дружеские браслеты, — говорит она с мягкой улыбкой на губах. — Амулет на них был разбит на две части, и только когда мы были вместе, это обретало смысл. Азирафаэль заинтриговано спрашивает: — Так ты думаешь, это то, чего Кроули добивается? Браслеты дружбы? Что ж, из всех вариантов, которые ангел успел перебрать в голове за последние несколько недель, этот кажется достаточно простым и безвредным. Даже по-своему милым, если быть честным. Миссис Каттлер, однако, усмехается: — Больше, чем дружбы — любви. — Откуда ты знаешь? — Потому что у меня есть глаза, — настаивает она. — Я не так уж и часто видела твоего Кроули, но этого хватило. Это, — указывает она на ленту, обернутую вокруг запястья Азирафаэля, — чёрт возьми, заявление. Азирафаэль морщит лоб в недоумении, совершенно уверенный, что сейчас он страдал бы от неприятной головной боли, если бы был человеком. — Я не понимаю… Выражение лица миссис Каттлер мечется между раздражением и сочувствием: — Тогда как насчет того, чтобы ответить на мой вопрос? — спрашивает она. — Почему ты сам продолжаешь носить браслет с его именем? Азирафаэль смотрит на запястье, имя Кроули все ещё искрится ярко и немного сверхъестественно на свету. Сначала ангел всерьез задумывался о том, чтобы положить его обратно в коробку, но каждый раз, когда он даже смутно думал об этом, его разум захватывали довольно живые воспоминания о прикосновении Кроули, когда тот оборачивал ленту вокруг руки Азирафаэля, о его нежной улыбке, когда он смотрел на браслет, как будто не мог представить ничего более подходящего. И каждый раз после этого, когда Кроули замечал ангела, все еще носящего браслет, уголки его рта на секунду приподнимались вверх, выдавая радость. Поэтому в конце концов Азирафаэль так и не смог его снять. Потому что он не хотел, чтобы эта улыбка исчезла. И потому что это казалось настолько правильным, насколько странным оказалось прозрение. — Я так и подумала, — вмешивается в его размышления миссис Каттлер. Кажется, ей не нужен устный ответ на ее вопрос, поскольку она видит всё, что ей нужно знать, на лице Азирафаэля. — И я могу заверить тебя, что твой Кроули чувствует то же самое. Его Кроули. Азирафаэль признаёт, что это звучит очень соблазнительно. — Просто подумай, что ты чувствуешь, когда видишь, как Кроули носит на себе твоё имя, — убеждает она. Что он чувствует? Азирафаэль морщит лоб, когда перед глазами в воображении предстаёт несколько картин. С тех пор, как Кроули надел этот браслет на себя, он сделал все возможное, чтобы украшение оставалось на виду у всех. Закатанные рукава, футболки, куртки: что угодно, лишь бы не препятствовало обзору. Он выставляет украшение на показ с удовольствием. И с гордостью. И, возможно, не только потому, что это подарок, но и потому, что имя Азирафаэля выгравировано на нём. А Азирафаэль… Ну, он потратил так много времени, чтобы выяснить, каковы могут быть намерения демона в отношении всего этого, что ни разу не задумался, что же чувствует он сам. Его имя — как подтверждение их с Кроули связи всё это время. Или как заявление, вроде тех, что люди, кажется, делают с давних времён. С памятными подарками. И печатями. И парой колец, разделённых между двумя людьми в браке… И… — Он выбрал твоё имя, — подчеркивает миссис Каттлер. — Он выбрал тебя. Ох.***
ОХ.***
Не то чтобы Азирафаэль никогда не думал о таком. Он думал. Много, если быть честным. Но что бы он мог сделать? Его смутили его собственные эмоции, странные реакции тела. Ему не нужно было дышать, ему не нужен был пульс, но это не мешало его организму заставлять сердце дико подпрыгивать в груди, то же время как его дыхание часто прерывалось в присутствии Кроули. И это происходило так часто в последние несколько недель с тех пор, как появились браслеты. Видеть один из них на Кроули — так близко и интимно — и ощущать, насколько демон счастлив его носить, было волнительно для Азирафаэля. Запредельно волнительно. Вот почему, в конце концов, он подсознательно решил сосредоточиться на причинах, игнорируя то, что выбивает из колеи, то, что уже происходит. Он убедил себя, что ничего нет. Что Кроули не чувствует того же самого, просто не может, так как его сущность связана с Адом; что их стороны не одобрили бы этого, и даже что Кроули мог бы погибнуть в результате. Но поскольку Азирафаэль сидит здесь, прямо сейчас, с недоеденным печеньем в руке, а миссис Каттлер все еще смотрит на него, как на очаровательного идиота, он вдруг отчётливо осознаёт, что именно влечёт за собой апокалипсис-который-не-случился: он всё изменил. Возможности, которые Азирафаэль не рассматривал. По привычке. Из страха. Из-за неуверенности. Ох, ну конечно.***
Азирафаэль понятия не имеет, сколько прошло времени после того, как миссис Каттлер успокаивающе похлопала его по плечу, прошептала: «Удачи, мой друг», и в конце концов оставила его наедине с мыслями. Минута, наверное. Возможно, час. Азирафаэль действительно не знает. Его мозг слишком занят осмыслением моментов из прошлого и всех их упущенных возможностей, удивляясь, когда это началось, когда он, к сожалению, упустил очевидное. Всегда ли так было? Он вырвался из цепочки мыслей, когда внезапно заметил пару золотых глаз, изучающих его прямо напротив. — Ты там совсем потерялся в своих мыслях, ангел? — говорит Кроули мягко, когда садится на стул, который до него занимала миссис Каттлер — несколько минут назад? часов? дней? – перетащив его поближе к Азирафаэлю. Азирафаэль моргает. Честно говоря, он совершенно не заметил внезапного появления Кроули — тот обычно всегда так делает — и теперь чувствует себя пойманным. Азирафаэль ощущает жар на щеках, который, вполне вероятно, окрашивает их в красный цвет; и задается вопросом: случалось ли это когда-либо раньше? Если да, то, скорее всего, это происходило в компании демона. — Кроули, — шепчет Азирафаэль, теряясь в словах. Кроули, однако, кажется совершенно расслабленным, когда откидывается на спинку стула: — Как насчёт пирожных? — спрашивает он, как будто это совершенно нормальный день, а не момент великих прозрений. — Мне недавно посоветовали новую пекарню, расположенную неподалёку отсюда. Не мог не подумать о тебе. Кроули говорит небрежно, как обычно, но Азирафаэль внезапно замечает некую тяжесть в его тоне. Он не может не задаться вопросом, было ли это в нём раньше. — Мы могли бы сходить туда, — продолжает Кроули. — Посмотреть, есть ли у них что-нибудь стоящее. — Мне жаль, — резко выпаливает Азирафаэль, пресекая всё, что Кроули собирался сказать. — Мне так жаль. Кроули приподнимает бровь: — Насчет чего? — Я не понимал. — Не понимал чего? Вместо ответа Азирафаэль наклоняется вперед и мягко кладет одну руку на щёку демона, а другой скользит по браслету Кроули, кончиками пальцев чувствуя каждую букву своего имени. Кроули застывает на месте и долго смотрит на ангела, не говоря ни слова. Азирафаэль не в состоянии расшифровать его взгляд, даже не скрываемый за солнцезащитными очками, и довольно быстро начинает ёрзать в кресле, столкнувшись с таким пристальным вниманием. Но он заставляет себя не отступать, оставаться там, где он есть, и столкнуться с последствиями. И, как только Азирафаэль допускает мысль, что он — и миссис Каттлер — полностью неверно истолковали всю ситуацию, и уже начинает задумываться, что делать дальше, черты Кроули вдруг становятся невероятно нежными. — Долго же до тебя доходило, Азирафаэль, — говорит он с любящей улыбкой на губах. — Как можно быть таким умным и таким непроницательным? Азирафаэль прочищает горло: — В свою защиту могу сказать, что и ты мог выражать чувства яснее. Кроули закатывает глаза: — Как? — спрашивает он, хрипло смеясь. — Я уже начал подумывать о том, чтобы стукнуть тебя кувалдой по голове. Азирафаэль хмурится: — И чем бы помогла кувалда? Кроули просто усмехается и внезапно наклоняется, чтобы втянуть Азирафаэля в поцелуй. Его губы тёплые, осторожные и безупречные — именно такие, какими их представлял ангел — и в то же время настолько непредсказуемые и волнующие, что он начинает издавать звук, который никогда не слышал, даже не знал, что был в состоянии его воспроизвести. Как, черт возьми, Азирафаэль мог быть настолько невежественным, ведь у него могло быть всё это уже давно. — Я рад, что ты наконец понял это, — шепчет Кроули; их лица, вероятно, на расстоянии не более дюйма. Его горячее дыхание скользит по коже Азирафаэля, вызывая приятную дрожь по всему телу. Голова Азирафаэля всё ещё слишком кружится, чтобы формировать связные мысли, поэтому ему требуется мгновение, чтобы хрипло ответить: — Ну, миссис Каттлер мне в этом очень помогла. Кроули фыркает, его губы сжимают губы ангела в этом движении. — Та самая бабуля, которая постоянно разгоняет твоих покупателей? — криво ухмыляется он. — Ты должен отдать ей весь магазин в подарок. И когда Кроули еще раз целует Азирафаэля, на этот раз гораздо глубже, и их сущности переплетаются так тесно, что буквально становятся неделимыми, ангел невольно допускает мысль, что он и в самом деле мог бы это сделать.