***
Рик ждал нас в номере Кости. — Привет Рик! — радостно с порога улыбнулся Грэм и хлопнул Рика по ладони. — Как дела, бро? — Отлично, Грэм, — Рик улыбнулся, а Ковбой уже двинулся к Косте, что-то строчащему в своем ноутбуке, и так от души хлопнул того по плечу, что не отличающийся крепким сложением парень чуть не свалился со стула. — Привет, Костя, как дела? — на этом мои знания русского закончились, так что, о чем они там болтали друг с другом, я не знаю. — Костя, закрывай компьютер, бери свои игрушки и пошли, — скомандовал Рик, направляясь к дверям. — В больницу, босс? — спросил он уже у меня и, увидев мой кивок, открыл дверь.***
Никогда не любил больницы — как большинство редко болеющих людей я чувствовал себя там чертовски неуютно и даже неловко. Томас лежал в большой светлой палате, обвитый проводами, окруженный какими-то пищащими и сигналящими аппаратами. Я вгляделся в его бледное лицо, пытаясь понять, как сильно он изменился. По-моему в палате было душновато, по крайней мере мне, почему-то, на минуту стало трудно дышать. — Держись, парень, — тихо шепнул я, легонько сжав его прохладную, безвольную руку. Ковбой чуть тронул меня за плечо, уводя из палаты: — Пойдем, надо еще с охранниками поговорить. — Ну, первые дни ребята приходили. Друзья. — Охранник, молодой парень, чуть испуганно смотрел на нас. — Потом им запретили — ох и шуму было. Потом только сеньор Эскурра, сеньора и младшая сеньора Эскурра. — Друзья все вместе приходили? — спросил я. — Нет, чаще по одному, а если и несколько, то по очереди — у нас тут с этим строго, — он нахмурился, очевидно, демонстрируя насколько тут все строго. — И что они делали? — Ну, разговаривали с молодым сеньором. Бабы поплакать приходили. — Все? — уточнил я на всякий случай. — Да нет, молодая сеньора плакала, — лицо охранника сморщилось от жалости. — Потом приходила такая блонда, как из журнала, разодетая вся такая, только собачки в сумке не хватало. — Я нашел в планшете фото Мии и показал охраннику. — Она самая, фифа эта, — он радостно закивал, — все приговаривала «как же так, Томми, ты же обещал…». — Больше ничего не говорила? — с нажимом проговорил я. — Не-а. Вроде больше ничего. — Кто еще плакал? — А, ну это… рыжая такая. Фух, ураган, а не девка — шуму столько от нее, что врач чуть не выгнал. — Она одна приходила? — Сначала с парнем — богатейчик такой, светленький. Потом одна пришла и тоже плакала, говорила, что-то типа: «Прости, Томми, это я во всем виновата». — Взглянув на фото Мариссы, он тоже кивнул. — Больше никто ничего не говорил? — Не, или не помню. А, еще девица какая-то пробиться пыталась. Ее в списках не было, вот мы ее и не пропустили сначала. — Поняв, что сболтнул лишнего, парень закашлялся, отворачиваясь. Я продолжал сверлить его взглядом. — Ну, это… мы ее не пустили — в списках же не было, — виновато проговорил он. — А потом Хуан, мой напарник, отошел, а я буквально на минутку, ну… отлить… Вернулся — а она в палате. Чего-то там плачет. Но ничего не говорила. Мы ее тут же вытурили и пригрозили полицию вызвать, если еще сунется. Больше не было ее. — А как она выглядела? — спросил я помягче. — Ну, брюнеточка такая, где-то с сеньором Томасом ровесница, шустренькая, зырки бегают. Ну…вот. Я наугад решил показать фото Пилар и оказался прав — охранник тут же опознал ее. Больше нам тут делать нечего — Рик сам справится с расстановкой людей и дежурствами. Разговор с врачом ничего нового не принёс, так что мы с Грэмом, взяв копию записей врачей, пошли к выходу. Едва выйдя из больницы, мы наткнулись на парочку, и я сразу узнал Мариссу и Пабло. — Сеньор Густаво! Какая встреча! — тут же вскричала Марисса. — Вы что тут делаете? Вы Томаса проведать приехали? Или еще зачем-нибудь? — Здравствуйте Марисса, Пабло, — вежливо и спокойно ответил я. — Вы тоже к Томасу? — А как мы туда попадем, если нас не пускают? — зло воскликнул Пабло, и я вспомнил, что охранник упоминал о запрете на посещение друзей. — Вам приходить запретили? — спросил я. — Да! — грустно ответила Марисса. — Сказали, что мы мешаем ему. Но это же не так! Мы его навещали, я уверена, ему нравилось, — в глазах застыли слезы. — Ему нужна наша поддержка! Да и нам как-то легче, когда мы его видим, — она всхлипнула. — Не плачь. — Пабло обнял свою девушку за плечи. — Мы хотя бы первые дни его смогли увидеть. — Да, Лухан так расстроилась, что ее не пустили. Представляете, Маркос с Лухан только прилетели, а нам в тот день и запретили визиты, они так и не увидели Томаса. — Одна слезинка покатилась по ее щеке, и она резко смахнула ее. — Это врач запретил? — решил уточнить я. — Если бы, — выдохнул сквозь зубы Пабло, — это Федерико так решил, отец Томаса. — А вы откуда узнали? — Марисса ворвалась в кабинет главврача и закатила такой скандал, — он улыбнулся с ноткой гордости. — Вот он и признался. — А может вы нам можете помочь? — встряла Марисса, и ее глаза заблистали надеждой. — Поговорите с ним. — Сеньорита Марисса, я тут — лицо частное, и я не врач. Я не могу влиять на ход лечения, — я развел руками. — А сейчас простите, нам надо идти. Но, думаю, мы еще увидимся. Был рад встрече.***
— Ну что? — спросил я, как только мы расположились в креслах моего гостиничного номера. — Что скажешь? И, кстати, что стало с твоим испанским? Помню, когда мы допрашивали того наркобарона лет пять назад, я таких трудностей у тебя не замечал, — не удержался я от саркастической ремарки. — Ну, — он добродушно улыбнулся, — я подумал: ты со своим испанским уже засветился, так что побуду-ка я туповатым американцем-телохранителем, ни фига не понимающим по-испански, которого не стоит принимать всерьез — вдруг пригодится? — Пожалуй, — согласился я. — Посмотрим, где мы это сможем использовать. Грэм задумчиво почесал макушку и пригубил пива. — Давай, наверное, подобьем все факты, которые у нас с тобой есть, а потом уже займемся измышлениями. Я начну, а ты будешь поправлять и добавлять. Я кивнул и принялся слушать. — Итак, начнем с семьи Эскурра. Я пробил главу семьи, и он поразительно законопослушен, ну для миллионера, конечно. Никаких серьезных нарушений, серых схем — да даже я, задавшись целью, нашел бы максимум на пару лет тюрьмы. — Я присвистнул. — Короче, такой весь правильный богатей. В биографии ничего интересного: родился, унаследовал, возглавил. Но изначально его семья была просто богатой. Взлет начался после того, как он женился на Элене Сальгадо. Вот ее отец, Рауль Сальгадо — это интересный тип. — Продолжай, до этого мои ребята еще не докопались. — Ну что ж, — Грэм устроился поудобнее, — этот Рауль Сальгадо родился в довольно небогатой семье, осиротел в семнадцать лет и через год, продав родительский домик, махнул в Африку на алмазные копи. Вернулся лет через десять с огромным богатством. Что он там делал неизвестно, но готов заложить свой стетсон, что у него руки по локоть в крови — сам знаешь, что там творилось в те годы. — Я кивнул, подтверждая его размышления. — Вернувшись, он окрутил единственную дочку одного миллионера. Ее отец, кстати, как-то очень быстро и подозрительно окочурился, а наш герой продолжил богатеть. Долго рассказывать не буду, но вся его история имеет кучу белых пятен, подозрительных случайностей — короче, с этим чуваком лучше было не связываться в те годы. Сейчас он один из самых богатых людей в Латинской Америке. Несколько лет назад он отошел от дел, всем занимается муж его единственной дочери, то бишь Федерико Эскурра. Кстати, твой Томас гораздо богаче отца — именно он является единственным наследником всех богатств Сальгадо. И еще, старик, по слухам, скоро должен кони двинуть, так что нам нужно глянуть на его завещание — мотив прямо в руки просится. — Ты прав, нам надо проработать все версии, — кивнул я. — Слушай, Дж… а ну да, Густаво, — быстро поправил сам себя Грэм, — мы работаем над одним делом. Мы вместе. Поэтому давай быть честными друг с другом. — Конечно. — Я, признаться, был несколько удивлён его словами. — Тогда скажи, что у тебя с этой девочкой, Лаурой? Я вздохнул и глотнул виски. — Да рассказывать, в принципе, нечего. Я познакомился с Лаурой, Томасом и их друзьями, когда был на операции в Аргентине. — А, это когда ты лейтенанта Коломбо изображал тут? — он хитро сощурил глаза. — Я правда все узнал постфактум. — Я предпочитаю сравнение с Пуаро, он мне как-то ближе, — буркнул я. — Ну расскажи, что тебе известно — интересно, что вы узнали, и до чего дошли анализом, — мне действительно было интересно. — Было бы чего анализировать, — он махнул рукой. — Ну смотри, — начал он, отхлебнув пива, — один чмыре-хакер, вообразивший о себе невесть что, связывается с террористической группой и начинает угрожать вам бомбами. При этом он шифруется так, что его не вычислили разве что сирийские спецслужбы, — он презрительно улыбнулся. — Затем он с компанией прибывает на курорт, где самоубивается, как потом выяснит следствие, — он дважды изобразил в воздухе «кавычки» и выразительно дернул бровью. — Тут нарисовываешься ты, мой дорогой друг, и начинаешь так называемое расследование, а перед этим происходит эпохальное событие — потепление отношений между вами и аргентинцами. А чуть позже около всех бомб появляются ваши саперы и быстренько их обезвреживают. Думаю, картина ясна, как летнее небо над Ютой, — он отсалютовал мне бутылкой. — Да, — задумчиво протянул я, но тут же напрягся. — Постой, вы знали где бомбы и молчали? — я буквально шипел, а Грэм сморщился, будто увидел что-то очень неприятное. — Политика… грязная баба… сам знаешь. Они ждали, пока ваши обратятся за помощью. Я чуть не выругался вслух — как же я презираю всех этих чинуш, для которых человеческие жизни лишь статистика или «приемлемые потери». — Ненавижу политиканов, — я посмотрел ему в глаза. — Ведь ваши могли намекнуть хотя бы, — я старался говорить спокойно. — Они намекнули, — его глаза потускнели. — Ваше начальство знало, что мы знаем, но, очевидно, рассчитывали на тебя и не захотели быть обязанными. Я откинулся в кресле и закрыл глаза. — Вот поэтому я больше не на этой гребаной службе Ее гр… Ее Величества, — я выдохнул и резко заставил себя успокоиться, а Грэм грустно смотрел на меня, видимо, желая что-то спросить, но промолчал. — Ладно, возвращаясь к ребятам… Я плеснул себе еще скотча и постарался кратко обрисовать всю историю взаимоотношений Гвидо и его друзей. — Да, гаденыш, — протянул Ковбой, и тут же вскинулся, словно что-то вспомнив: — Слушай, тебе не кажется странным, что к Томасу перестали пускать его друзей? — протянул Грэм. — Насколько я знаю, многие считают, что навещать коматозников полезно, а друганы у него вроде нормальные ребята. — Да, и еще мне показалось, что Федерико что-то не договаривает. — Ага, папаша явно темнит и что-то скрывает — я тоже это заметил. — Он потянулся за новой бутылкой пива. — Причем, первые несколько дней всех пускают, а потом — бац — и нельзя. Интересно, что произошло в это время? — он задумчиво потер подбородок. — Да, кроме приезда Маркоса и Лухан, мы пока про другие события не знаем, — я замолчал. Что-то шевельнулось у меня мыслях. — Подожди, Маркос — медик! И, думаю, чертовски хороший. — Плачь моя Алабама! — воскликнул Грэм. — То есть, всех друзей пускали, но как только на горизонте появился чувак с медицинским образованием, тут же всем проход закрыли? — Ну, мы не знаем наверняка, что еще происходило, но версия интересная, — протянул я. — Что же врач мог такого заметить? Что скрывает Эскурра?