***
Чан давно не чувствовал себя таким счастливым. Его идеальное утро плавно переходило в идеальный день, Чародейки пока успешно справлялись со злом, стратегического йогурта из запасов хватило на двоих, а в окно заглядывали нежные лучи весеннего солнца. Они подсвечивали светлые волосы Уджина как нимб, и Чан не уставал поражаться своему везению: встретить в чужой стране человека, за которым стоило бы мчаться даже на другую планету. Чан знал, что они не те, кого общество называло соулмейтами — когда он впервые увидел Уджина, он замер, ошеломленный, с отчаянной надеждой вглядываясь в его глаза. Из оцепенения его вывел голос одногруппника — он тогда был еще первокурсником, приехавшим по обмену в Корею. Тогда он почувствовал себя ужасно неловко, поняв, что Уджин уже с минуту переминается с ноги на ногу и пытается представиться новому ученику. В панике растеряв все корейские слова, которые он так старательно учил перед поездкой, Чан торопливо выпалил на английском «Привет, я Крис, мне восемнадцать» и получил в ответ самую красивую улыбку на свете. С тех пор прошло уже много времени, но Уджин иногда до сих пор поддразнивает Чана, пищит «Хэллоу, Бан Крису имнида, эйтин еаз олд» и улыбается ярко и лучисто, как в тот самый первый день, когда забрал сердце первокурсника Криса, приехавшего в Корею на полгода. Через полгода не вернул, поэтому Крису, уже на тот момент Чанни, пришлось остаться насовсем, снимать с ним, своим лучшим другом, квартиру, и разбираться в различиях жареного риса с кимчи и того же, но с яйцом. Не сказать, чтобы он жаловался. — Эй, ты чего застыл? — это Уджин заметил, что на него смотрят, протянул руку и пощекотал Чана под подбородком. Нежность. Чан испытывал невероятную, разрывающую на части нежность и одновременно чувство абсолютного спокойствия, как будто пока он рядом с Ким Уджином в мире не может произойти абсолютно ничего плохого. «Я скажу ему, сколько можно скрывать, я просто ему скажу» набатом билась у него в висках мысль, пока Уджин ждал ответа, слегка вздернув бровь. Чан закрыл глаза, и будто с обрыва в пропасть, решился — Хён, я… — но резкая трель звонка ворвалась в небольшой мирок комнаты, будто звук будильника в сон о полетах, когда тебе шесть, и утром надо в школу. — Ой, прости, подожди, пожалуйста! — виновато посмотрел на него Уджин, и вытащил из кармана мобильник. — Что такое, Чанбин-а? Чан не вслушивался в разговор, он глубоко дышал, уговаривая себя успокоиться. Нежность, согревающая его изнутри, ушла так же мгновенно, как и пришла, переплавившись в раздражение на Чанбина, корейский язык, понятие времени и сотовую связь в целом. — Чанбин говорит, что Феликс решил улучшать свой «коресский» за наш счет, и приглашает всех на вписку к себе. Пойдем? — оторвался, наконец, от телефона Уджин. — Да я как раз хотел сказать, что что-то мы слишком долго валяемся, неплохо бы и размяться! — с фальшивым энтузиазмом воскликнул Чан, и даже сделал несколько энергичных потягиваний. — Так что конечно, пойдем. Хотя бы чтобы открутить Чанбину его излишне разговорчивую голову, — намного тише добавил он. — Что?.. — Не, это я не тебе, хён.***
Когда Чанбин открыл Уджину и Чану дверь в съемку Феликса, им по ушам резко ударили басы электронной музыки, а по глазам – толпа народа разной степени трезвости и раздетости. - Это что за казантип? – ошеломленно поинтересовался Чан. – В жизни не поверю, что Феликс знает столько студентов. Чанбин в ответ только закатил глаза, уже явно смирившись с ситуацией. - Феликс и не знает. Он позвал Сынмина со своего потока, тот - кучу еще каких-то первокурсников, а они – Минхо и Хёнджина со второго. Эти двое привели третьекурсников, у которых, как я понял, Хёнджин вчера на коленках сидел, и еще Минхо притащил какого-то придурка тайского, я так и не выяснил до сих пор, как его зовут, и если честно, не особо хочу, он явно отбитый. Минхо его уже два раза макал головой в унитаз. В общем, полный тибидохс, и это еще пока Джисон не явился и не начал караоке петь. Но вы, конечно, проходите, - заржал Чанбин, и удалился куда-то в сторону кухни. Даже невозмутимое обычно спокойствие Уджина заколебалось от разворачивающегося перед ними зрелища, но совершить тактическое отступление им помешал вынырнувший из разношерстной толпы Феликс, который радостно бросился обнимать их обоих. - Чанни-хён, Уджинни-хён! Проходите скорее! – радостно, хоть и с дикими ошибками залопотал он. - Привет, Феликс, - добродушно улыбнулся ему Уджин и потрепал по вытравленным в свежий блонд волосам. – Вообще, мы принесли пиво, но оно тебе тут, похоже, как капля в море. Феликс смущенно улыбнулся и кивнул. - Да, пришло немного больше людей, чем я ожидал, но ребята с Хёнджин-хёном с собой много чего принесли, так что все нормально, вроде. Ой, подождите, я вас кое с кем познакомлю! – он резко нырнул обратно в толпу, чтобы спустя несколько секунд появиться с багажом в виде растрепанного подростка с острыми скулами. - Нини, знакомься это Уджин-хён и Чан-хён с четвертого курса, - махнул он рукой в их сторону. – Хёны, а это Чонин, ему семнадцать. Он на подготовительные к английскому в универ ходит, мы друг другу помогаем. Подросток улыбнулся ребятам, демонстрируя совершенно очаровательные брекеты, и вежливо наклонил голову. - Приятно познакомиться. Я, на самом деле, не ожидал увидеть здесь кого-то, кроме ребят с первого курса, но публика тут… интересная. Чан не сдержал ответный смешок, подготовишка Чонини понравился ему сразу. - Мы с хёном уже много про это слышали, но я предлагаю все-таки пройти и узреть, так сказать, воочию. Феликс тут же спохватился, и замахал руками, как ветряная мельница. - Конечно-конечно, проходите! Захватите, пожалуйста, Чонини, пока я пиво на кухню отнесу, хорошо? – с этими словами он подхватил пакет из рук Уджина и исчез с ним за соседней дверью.