Душа Дракона

– Погоди, ты же говорила нам, что он в той стороне никогда не бывал. Так откуда знает дорогу? – Мы видели ее. Смауг видел. Мне сложно разобрать мысли, даже просто находиться между их разумами, когда они общаются, соприкоснись я только с кольцом. – Тогда точно, на старую дорогу через лес лезть не стоит, пройдем по краю. Нам тогда хватило, второй раз туда соваться что-то нет желания. Ведь она на самом его нижнем конце, так? Крепость? – Именно, Фили. Сереброглазый улыбнулся ей ямочками на щеках в ответ, что тут же пропали, только его догнал голос брата из седла рядом: – Эх! У меня там были еще планы… – Не убежит твой рыжий план никуда, забудь пока об этом. На мгновение ей показалось, что речь зашла о ней, и она, опередив мысли дракона, задала вопрос обоим гномам: – О чем вы? – Да у младшего там одна история с остроухой, все надеется вернуться. Она кивнула Фили, увернувшись от руки попытавшегося достать его Кили, и, скача между ними, пустила лошадь галопом, убирая алые прядки, попадавшие от ветра в рот. Черная полоса преследовала их: неотступная, массивная и уродливая провалами и мрачными гримасами изогнутых древ и растительности, мертво свисавшей с ломающихся иногда на их глазах гнилых крон, источавших сырой противный запах. Бесконечная, пропадающая за горизонтом, стелящаяся верно по правую руку путеводная нить Лихолесья, знакомого братьям по прошлому походу, который они детально описывали в редких привалах первую неделю. День пролетал за днем, разбиваясь в ночь о корявые верхушки лысых часто стволов, выгибая луну полумесяцем стелющимися по ночному небу тучами, темными, жадно пожирающими звезды, словно в попытках насытить их светом тварей, прячущихся в жуткой глуши леса, куда они, редко останавливаясь, заходили собрать хвороста. Гномы некоторое время опасливо говорили с ней и не расспрашивали поначалу, стесняясь будто дракона внутри и опасаясь, хоть и рассказывали о себе, решив и честно ей однажды высказав, что той и так все известно. Сон троих был тревожен первыми сумерками от недоверия и таинственности. – Ты извини меня, что так сильно ударил тогда… когда похитили… Мы же… – … совсем не знали тебя, Лиа. Фили прав. – Я сама себя не знаю. Ничего. Больше, чем я забыла, вам выбить из головы не удастся. – Мне вот что интересно. Он ведь хочет вернуть кольцо? Создавший его. Ты отдашь, если он сделает то, что ты попросишь? – Нет, конечно. Это глупо, Кили. Он поработит все живое. Все мои… наши желания перестанут чего-то стоить, если это случится. Мы обманем его… Попытаемся… – Но ведь он знает, что вы задумали. Смауг читает его мысли, а он видит ваши лживые планы. – Мы держим путь в его черную крепость под страхом смерти, чтобы обнаружить серьезность намерений. Всего-навсего по большему счету. Да и какая у нас альтернатива? Единственный обладающий секретом создания колец власти хранит, возможно, способ спасти… душу дракона. Сохранить ту. Отведя глаза от все еще озадаченного серебряного взгляда Фили и щелкнув пальцами, она разожгла собранный в кучу хворост новым костерком, осветив ночлег очередного наступившего вечера, зреющего незаметно в ночь. – Хей-хей, осторожно. Не то опять спалишь всю одежду. Это, конечно, заманчиво, но другой-то у нас нет. Кстати, а зачем ты сожгла тогда трость того старика у ворот Дейла? – Да… и зачем Фили пыталась поце… – Да замолчи ты! Не отвечай ему. Я и так знаю, зачем, ну, думаю, что знаю. – Я должна была предотвратить смерти, а твоя говорливость иногда несет в себе так нужные спасительные идеи, Кили. Радиус – чтобы что-то поджечь, мне нужно быть близко, точнее, огню, мною созданному, не вплотную, правда. Поэтому пришлось запустить палку бедного старика, чтобы достать огнем до крыш. А поцелуй Фили. Я запуталась, не знала, что делать, мощь внутри меня и эта сила… Ты извини меня тоже. – Говорливость! Кили, считай это комплиментом. Значит квиты, Лиа. Я тогда так и решил, только что с этим делать, не знал. Думал, он тебя контролирует, но почему не убивает тогда? Не верю, не укладывается в голове, что ты помогаешь ему. Зачем? Он сам просит? Чудовище молит о пощаде? – Какой он вообще? Мы ведь так и не увидели вживую. – Кили, я первый спросил. Чего перебиваешь? Останавливая разгорающийся спор между братьями и не поняв вопроса темноволосого, ей показалась приятной мысль описать дракона гномам вслух, да и затихший предмет беседы прислушался в томительном ожидании мыслями: – В смысле, на вид? У него янтарные глаза. – Это мы заметили. Особенно старший. – Он словно из темного золота, продолговатая величественная голова с широкими узорчатыми изгибами короны рогов. Добрый, ласковый голос и горячее сердце с одинокой душой. – Когда-то горячее, Лиа… но не с одиночеством наедине теперь. Дракон, взбудораженный льстивым описанием, добавил собой приятности в ее сознание, наконец решив проследить за беседой неприкрыто. Все эти дни он больше молчал, общаясь с ней в основном образами, и она не в силах была снять его расстройство, причиной которого было ее состояние. – Глупости. У драконов нет души, вот это и удивляет. Как ее можно спасти тогда? – Да, тут я бы спорить с младшим не стал, хоть и хочется… Руки, руки убери. Кили, щас по лбу получишь! – Ну же, возрази им, Мое Сокровище. Они повторяют сказанное тебе драконьими мыслями, это ли не доказательство их правдивости? Моей правдивости? – Я готова на все, чтобы доказать обратное. В этом вы нам и помогаете, – она проговорила фразу монотонно и вслух, для него и для них, и, как поняла, поняли ее не все. – Что? – Забудьте. – Кили хотел сказать, что ты так о нем отзываешься, с такой… – Чего смотришь? Слово забыл? Или старшему обронить такое боязно? – С любовью? Неловкое молчание – и взрыв хохота всех четверых вплелся в потрескивание костра, охватив весельем даже дракона в глубине ее сознания, что выдал выразительный смешок, туже перед сном обвивая мысли обоих, радостный ее задору, что был искренностью подтверждения пойманной каждым из собеседников сути вопроса Фили. – Пора на боковую, Лиа, твой черед прикинуться караульным. Фили вчера был… – Да ложитесь уж. Я сегодня что-то не хочу тоже. Постерегу вас. До сих пор не могу опомниться оттого, что мы опять ввязались в переделку. Как будто всего этого и быть не должно. Я от дяди мог многого ожидать, но… Мы ошиблись? И теперь здесь. – Фили, не забивай голову. Что ты мог? Это не ваша вина. Уверен, что не хочешь спать? Я готова… – Уверен. Выбор сделан. Хотя бы такой. От каждого холодного утра ей будто становилось хуже, усталость и слабость осаждали тело, хоть и покидали изредка, если та не использовала драконью магию. Но эта заря и все последующие приносили еще более ощутимое недомогание, неминуемо напоминающее о себе даже тем, что крохотная ящерица, умостившаяся на серебре ее ладони погреться на рассвете, вызывала боль в пальцах и запястье малейшими движениями. Стараясь не обращать на это внимания, она скрывала мучения от молчаливой позолоты разума, распуская над гномами мерцающий огненный купол, защищавший от внезапного ливня и гроз, разжигая костры и поджаривая пойманную ими опасную и не очень дичь. Всем четверым казалось, что дождь не кончался еще ни разу, пока небо было над их головами. Он преследовал их неотступно, разматываясь пряжами невесомой мороси с невидимых, иногда еле заметных катушек облаков или вываливаясь косыми простынями густого потока из синих туч, необъяснимо оставляя почти все вокруг сухим. Охотились втроем, на скорость, весело и задорно бегая по перелескам и холмам в моменты привалов, но обычно стрелы Кили оказывались сноровистее пламени и мечей брата, да и тот пользовался часто тем, что трава прятала не вышедших ростом гномов почти по шею. Им попадались скрытые зарослями обмелевшие речушки и озера с родниками, мутно изможденные дождем, в которых бледная луна стылой ночи, преследовавшая их отражением, напоминала набрать запасы воды, и частенько искупаться молило борющееся с измученным одеялом густых облаков, не появляющееся будто вовсе солнце, следовавшее за ними по пятам, прикрытое сырыми синяками тающих лодок на небосводе. Под драконьим неусыпным слепым взором она сжигала сонмы туч мошкары и комарья, кусающихся до крови, когда гномы вели лошадей вброд по берегам распластанных, вонючей прелостью пропахших болот, жаля нестерпимо ноги незамеченной крапивой и обнаруживая звериные тропки в кустарниках и траве. – Да иди спать, Фили. К нам тут не подступиться, утес единственный, похоже, среди холмов, на него не забраться так быстро, день пути сюда, не меньше. Хоть одну ночь всем уснуть удастся. И зачем нам веревка, Фили? Тащить-то мне ее. – Да погоди, костер потушу. Веревку не трогай – никогда не знаешь, что случится, вдруг опять лодку в темноте надо будет на другом берегу ловить. Лиа… ты еще не спишь? – Нет. Но собиралась. Вспомнил, что важное спросить? Веревка нам вроде не понадобится, если ты о ней. – Веревка… Нет. Наверное, не важное особо. Ты… Вы не думали, что Гэндальф был хорошим, в смысле, ну, чем-то большим, с благими намерениями в поступках? Не человеком, кем-то, кого послал сам Ауле или даже… – Тогда почему он бездействовал? Покидал вас, по вашим же словам? Допустил все это. Ведь если ты прав, выходит те, кому вы молитесь, оставили вас? И вас и меня. Им все равно, раз позволяют гибнуть живому вокруг? Возможно, поэтому внутри, неосознанно, мы действуем сами, пытаясь что-то изменить вопреки или во имя. – Это его слова? – Нет. Это мои мысли. Ты, предположительно, вообще общаешься с трупом. Смауг не помнит, что точно произошло, откуда знает магию, которой воспользовался. Слишком темная? А может, наоборот? Как и обстоятельства ее применения. Я не знаю. И он тоже. – Вот вы опять за свое, Фили. Еще нырните вдвоем на дно Долгого озера, как Бофур, чтоб основательно умом тронуться, – Кили нарочито уперся руками в бока, злобно переводя взгляд с нее на старшего. – Я бы не стала и вам не советую. – Ты… Вы ведь знаете, что там? – Снова нет, Фили. И я, и он, мы боимся того, что там. Это как темное прошлое: его стоит забыть, нет смысла ворошить. – А если там ответы? – братья перешли с шепота почти на крик, произнеся синхронно будто бы решающий вопрос, от которого костер затрепетал пламенем. – А если нет? – она ответила вопросом на вопрос, не удивившись тому, что Смауг произнес его, как и гномы свой, одновременно с ней, но в мыслях. – Тогда мы все обречены… – Всего-то искать свой собственный путь в жизни, Фили. Как было до, как будет после. Давай спать уже. Вас к ночи тянет на какие то жуткие темы болтать. Гномы все такие? – Нет. Только Фили. У него это… от мамки передалось… Ой, чего? Скажешь, не так? – Угу. А у тебя привычка руки-в-боки упирать. И щас кто-то еще получит по ним неслабо! Спи уже. Балабол. – Почему ты стал так мало говорить со мной, Смауг? Почему если и думаем, то только о сложных вещах: жизни, судьбе, смерти. Почему не поговорить о чем то… – Простом? Продолжишь, и я в сотый раз напомню о нашей разнице. О том кто я, кто ты. И что ты с собой делаешь, лелея пустую надежду. Не сложись все с нами так, ты бы по-прежнему льстила себе, что я твоя обезумевшая совесть. Но была бы жи… – Льстила? Что-то с этим словом не так. Скорее бы уже стереть все границы непонимания. – Я бы молился об этом, знай только, что поможет. Но. Мне даже некому. Я бы хотел говорить с тобой о каждой мысли в потерянной тобой памяти, связанной с уютом и теплом. Но они были чужими для меня, когда оставались целыми, чужие и сейчас – разрушенные и потерянные. Они никогда не станут мне родными. Закружившись в водовороте сновидений, мир иллюзий на этот раз строился слишком медленно, как ей показалось, оттого, что оба брата, согревая ее теплом, лежали с обеих сторон, обступая ту словно его драконьими объятиями с разрастающимися зелеными холмами, озером и тополями, медленно и размеренно становящимися такими реальными лишь сновидениями. И оттого так обидно было быть разбуженной в момент первоначальной, наконец, воссозданной их со Смаугом сознаниями красоты, пахнущей липами и приникшими к воде гроздьями цветов каштана. – Фили, слышишь? Мечи? Лиа, проснись. – Что за жуткие крики? – Это не крики, Фили. Это визжат слуги Саурона, – поднявшись и протиснувшись между их плечами, она зеленью взгляда и драконьими мыслями устремилась выследить каждый источник разбудивших ее и гномов звуков, отчего даже опрометчиво бросила необдуманную фразу. – Саурона? Это кольцо… его? Братья с животным, первородным словно ужасом в сонных лицах переглянулись, открыв было рты выказать словами большее удивление и тревогу, но звуки схватки вдали под сводами утеса отвлекли их, как и переполох защебетавших на деревьях разбуженных птиц. – Там что, Торин? Я узнаю дядин голос, Кили. Темень – глаз выколи. – Нам повезло, старший, что они оказались ближе к ним, чем к нам. – Лиа, ты видишь, что там происходит? – Мы должны помочь, Фили! – кареглазый двинулся, но ухватившая в темноте запястье младшего рука брата остановила его, ударившись о девичье предплечье. – Ты был бы прав, но в иных обстоятельствах. Поставить все под удар, братец, не лучшая помощь никому из нас, тем более мы теперь знаем, с кем имеем дело. – Они уходят. Его прислужники. Кажется, все целы, но мне тоже сложно что-то разглядеть. С Торином их шестеро, гномов. Я их всех помню у врат Эребора, тогда, – как могла, она привнесла спокойствие в движения, мысли и голоса братьев, однако задев все же Фили за живое. – Больше он никому не доверяет. Логично. Даже собственные племянники предали его. Серебряные глаза сурово опустились взглядом, но старший ухватил отпущенную только руку брата уже на своем плече, попытавшегося унять его совесть. Ей стало ответно совестно и стыдно, как и гномам рядом с ней, но дракон поощрял ее разумную мысль о том, что не стоит говорить об одном из окружавших Торина, что упал замертво, когда назгулы, все восемь, отступали во тьму Лихолесья, встретив огонь зажженных факелов по материи балахонов и поняв, что ошиблись целью. По словам Смауга, их должно быть девять, но как они ни пытались зеленью ее глаз высмотреть еще одного, у них не вышло побороть тьму сумерек, и это не сулило ничего хорошего. – Фили, Кили. На лошадей. Собираемся и уходим. Про сон придется забыть на ближайший день. Саурон, зная, что с ним играют и, обнаружив нас в Дейле, тогда, через кольцо, послал назгулов, как называет их Смауг, рыскать по тропам нашего отхода в попытке вернуть Единое силой. Поторопимся, опередим, и в Дол Гулдуре сопротивления почти не встретим. – Чем больше ты говоришь, тем больше нас с Кили пугает будущее. Уже даже не тем, что будет, а тем, с кем предстоит столкнуться. Как, скажи, сражаться с… – Успокойся. Его сила еще не настолько велика. Со мной вы в безопасности, но ваша помощь мне как никогда необходима. Единственное, о чем я жалею – безумие вашего дяди не даст нам помочь ему… и тем, кто плечом к плечу с ним преследует нас.