Душа Дракона

Зимнее солнце, закутавшееся в облака, невыносимо теплое и приветливое в те редкие моменты своего появления, словно и не знающее о зимней прохладе, в этот день ясное как никогда, заботливо грело полуденным зноем остановившихся у очередной реки путников, хотя ей, одолеваемой напряженными мыслями, и казалось это подозрительным. – Ненадолго мне почудилось, что я почти вспомнила их. – Родителей? – Да. Они словно пытаются сказать мне что-то, донести важное и потерянное в памяти. Мысли дракона также примешивались к ее тревоге, бурлили всполохами предостережений: – Может, что тебе все же стоит повернуть… – Смауг!!! – он оборвал свою фразу в ее сознании, когда она улыбнулась вышедшему первым из лесной чащи младшему из братьев, обдумывая собственные опасения и ответив родному ей голосу мыслями. – Вот скажи Лиа, как так? Дождь постоянно, а на небе ни облачка! Диву даюсь, что нас не смыло или не затопило во сне, – гном одарил ее широкой улыбкой с серебрящейся в лучах солнца щетиной, сбросив громко на землю кучу хвороста, отчего на ту упал и ее взгляд. – И почва совсем сухая, смотри, Кили. Ты прав. – Не знаю, что и думать. У нас ни капли с неба не упало, пока вдвоем с Фили в потемках топтались. – Чудно, наверно зима такая просто выдалась. – А вдруг это его… рук дело?! – Смауга? Он дракон все еще, без тела, не неси чепухи! Как руки лучше скажи? Дай взгляну? – взгляд зеленых глаз указал на обмотанные ею кисти кареглазого, и тот подскочил к ней, протянув обе широкие с грязными перевязями ладони, не в силах услышать, как девичий разум заговорил с сознанием, задумавшимся над сказанным с подачи гнома: – Сегодня мне так не хотелось просыпаться, я бы могла быть с тобой так вечно, Смауг. Ты смеешься? Я чувствую, да… Считаешь, это глупо? Пораненные прошлой схваткой девичьи кисти бережно держали лист лопуха, но, поддавшись предчувствию, задрожали и, словно в попытке успокоиться, принялись рвать зелень листа до тонких паутиной прожилок, когда дракон наконец уронил долгожданные слова, чуть опережая кареглазого, а ее взгляд закользил по гномьим рукам, как и пальцы. – Я радуюсь тебе. Солнцу. Вам двоим. Мне бы просто хотелось лучшей доли для тебя, чем сон. – Да все как по маслу, которым ты их натерла, принцесса. Я ж гном – заживет! – Что за принцесса еще? – И это слова убийцы и монстра?! Я не узнаю тебя, ящер... – Так... дракон, девушка... Будто в сказках, знаешь такие? – Кили почти пригнулся, опав темными волосами на измасленные ее пальцами руки в попытке посмотреть в девичьи глаза и убедится в истинности того, что она ответит на такой пустяковый вопрос, отчего ей пришлось толкнуть его в грудь плечом, улыбнувшись наперекор мрачной серьезности фразы, сказанной драконом: – Убийца? Монстр… теперь твой черед смеяться? Страх и время могли бы сделать тебя такой... Нет. Не верь мне. Все как в тумане. Я будто забыл что-то очень важное о нас. Помню Отца и его шепот на темном наречии заклятий, но запамятовал остальное бесценное... Ты вольна обвинять меня, в чем пожелаешь. Даже в смерти от твоих рук, лежащей на драконьей совести... Если, конечно, та есть у меня, как и душа. – Все вот обсмеять надо, Кили... Знаешь, я бы не беспокоилась насчет дождя – иногда его как будто и нет совсем. – Ты говоришь, словно сдался. Я не позволю тебе этого, – перенимая у столь близкого к ней разума, сумрак мыслей его сильнее сгустил возглас младшего: – Ну да, как той ящерицы, что прячется в тебе. – Кили!!! Скажи лучше, почему Фили иногда такой… замкнутый, что ли? – Извини, извини… Лиа!!! – кареглазый демонстративно выпучил глаза, чтобы, казалось, даже насекомые под ногами поняли, к кому он обращается и кому предназначались эти слова, что задело невеселого дракона еще больнее. – Но что ты можешь, Мое Сокровище? Ты слаба, не духом, но телом, хоть и блестишь на солнце, которое все реже и реже я вижу твоими глазами. – У него… знаешь, я не тот, кто должен рассказать его историю. Может, когда-нибудь он сам… Да не дуйся ты, Лиа! Скажи лучше откуда, кстати, взяла-то эту гадость? Мы же совсем без лекарств были… – Смауг вспомнил старый орочий... – Ясно все, зачем спросил... Молчи, а то уже дурно. Не верится, ну честное слово, не верится, ну, – гномы лечат орочьими снадобьями раны по подсказке дракона, заключенного в хрупкой девушке, под неустанным дождем! Этому никогда не наступит конец? Странно и удивительно, но, отвоевав Эребор, пройдя от Синих гор до самой Одинокой Горы и дальше, это путешествие не закончилось. Иногда, просыпаясь, не могу этому поверить. И оно все жутче и чуднее, чем дальше мы с братом оказываемся… Будто это просто сон. Этот мир – сказка, я сплю, Лиа? – Буду считать, что ты сказал спасибо, кареглазый. Мне вообще иногда не хочется просыпаться. Не дергайся, повязки потуже затяну, сползли совсем. И что ты там руками все время делаешь? – девичье лицо приняло лукавое выражение, скрыв как за маской драконий шепот, заставлявший сердце колотиться от тревоги чаще. – Ты молчишь. Я разозлил тебя... Прости. Твой покорный слуга не оставит тебя, Лиа. Я слышу твое, отныне драконье, сердце. – Я верю, Смауг. – Все тебе расскажи! Некоторые мужские дела женщинам лучше не знать... Принцесса!!! Хохот младшего оглушил ее, и не только по этой причине она, смеясь вместе с ним, попыталась нагнать подзатыльником патлатую макушку в отместку за шуточную кличку, которую Кили по знакомой ей привычке теперь основательно введет в обиход, но вот звон далеких голосов возвратил ей здравость суждений, почти обернувшись паникой. – Эльфы?! – Что? О чем ты, Лиа? Эльфы? – карий взгляд перекинулся огнем на обернувшегося к ним Фили, который до этого только слушал миг назад вернувшись, но вот и заговорил. – Да погоди, где? Я не вижу. Сумбур переполоха, проскочивший в вопросительном восклицании ее голоса, передался даже старшему. Он, услышав упоминание о тех, кто, судя по его лицу, не часто нес с собой благие намерения, подошел к парочке, принявшись, как и они разглядывать ближайший холм. – Идут сюда. За камни! Фили! Кили! – За камнями нас увидят!!! – Да одежду за камни и все с себя, быстрее! – Что? – Лиа, зачем одежду? Всю причем?! – она почти расхохоталась от реакции обоих гномов, даже Смауг отметил, что настолько широко распахнутых глаз у братье он еще не видел. – Быстрее Фили, пока они за холмом... До леса нам не успеть добежать. Быстрые тонкие руки, откидывая прочь новый изувеченный лист лопуха, сбросили одежду, оголяя женское тело и пряча ту за парой валунов, наполненный укоризной взгляд зеленых глаз стал подталкивать братьев сделать то же самое. Сереброглазый отчетливо помрачнел от резких и непонятных действий, но успокоение женскому сердцу принесло согласие младшего, хоть тот и начал препираться, заставив понервничать дракона: – Нет, я слышал, конечно, от женщин предложения большего. Но чтоб так и сразу! – Кили, не привирай тут. Подачки скорее. Предложенец, тоже мне. Лиа, зачем нам? – Да кто бы говорил. Когда усы растил, стыдно было с тобой рядом находиться! – Чего? Это мне предъявляет безбородый гном без единой косы? – Вы опять начинаете? Эльфы за пригорком. Снимайте все, иначе останетесь с пеплом на руках, а не с одежкой. И хотя бы шепотом ругайтесь... бараны. Ну, скорее. Чего я там не видела?! – Может, и не видела! И вообще. Он первый начал. – Кили... Поторапливайтесь, лошадей в перелеске они не заметят, а вот нас троих, если так и будем тут стоять… – Я начинаю их ненавидеть. Они явно получили безумство их дяди, в каком-то ином качестве. – Просто еще совсем молоды, Смауг. Лишь момент, и после того, как гномы, попрятав оружие и одежду за камнями, густо покраснели в лице, завидев юркий оценивающий взгляд девушки, скользящий по их телам, огненная сфера, немо полыхнув, распростерлась над ними куполом, врезаясь краями в землю, а создавшая ее схватила изумленных гномов за руки. Оба предприняли попытки воспротивиться ей словами, но она, вспрыснув и запретив таким жестом им продолжать, вошла в воду, что расступилась легкой рябью от блестящей материи купола и женских лодыжек. Всего несколько юрких шагов в оцепенении, и братья, оказавшись глубоко на дне с беспредельно распахнутыми глазами, будто забыв обо всем, стали наблюдать вместе с ней, как лупоглазые рыбы любознательно просовываются сквозь купол, как поникли растоптанные гномьими стопами водоросли на склизком, обезвоженном вдруг иле. – Держи руку старшего крепче, Лиа. Сила того, что на его пальце, позволит сделать магию ненадолго безопасной для плоти и жизни, но, к сожалению, не для всего остального. Вам должно хватить времени. – Я очень надеюсь на это, Смауг. Откуда здесь эльфы? И почему столь разные по виду? – Лихолесские и лориэнские, что подозрительно. Очередная загадка! Но вам точно не стоит высовываться. Схватив бережно руку светловолосого, она сжала ее крепко, как смогла, боясь не выполнить указания дракона подобающе, зажмурившись на миг оттого, как тряпичная повязка на руках его брата сгорает, вспыхнув и осыпавшись пеплом, нанеся тому еще пару болезненных ожогов на пальцы и широкую улыбку на неунывающее лицо. Но больше всего ее и младшего удивило выражение лица Фили, что, внезапно напрягшись, отвел от обоих взгляд. Ей было заметно лишь, как карие глаза Кили посмотрели старшему в пах и младший, разрываемый новой шуткой, судя по осчастливленному еще более лицу, открыл рот, дабы что-то сказать. Но она остановила его, прикрыв рукой растянутые ухмылкой губы и колкую щетину вокруг них, почувствовав, как обильно потеет в другой ее кисти ладонь сереброглазого, и тот учащенно дышит, смотря в одну точку и подкидывая выбрасываемым воздухом сырые от пота косы усов, склонив голову. Голос эльфийки, что подошла к воде совсем рядом с ними, но все же была никому из них не видна, отвлек ее от происходящего, заставляя затихнуть напрочь и прислушаться к драконьим мыслям. – Леди Тауриэль, мы оставили повозку, как было приказано послами из Лориэна. Зачем нам втроем прочесывать с одним из них местность так далеко от дома? – Я не вправе доверять им. Хоть и выполняю приказ самого лихолесского короля. Мне известны те, кого мы ищем, эти гномы не в первый раз попадают в передрягу, но теперь у них имеется что-то гораздо ценнее давних исполнившихся иллюзий вернуть родной дом… И дождь говорит о том, что они где-то рядом. Несколько отрядов ищут их. Могла ли я не быть в их числе? Риторический вопрос. Ох и духота. Повезло, что водопой рядом. Настолько в природе зла со временем всеми грязными тварями возвращаться из небытия. Поэтому я хочу сама проследить за всем этим, быть в курсе событий. – Сильные слова… – … жаль, не мои, но я верю в них. Идем, нам стоит поторопиться, и, может, мы найдем то, что ищем. – Почему я понимаю их, Смауг, ведь это... – Синдарин, да. Родство мыслей и близость наших сознаний – вот цена за сосуществование со мной. Ты не рада? – Удивлена. Уходят? Ты спас нас опять, дракон, мои поздравления! Кивком головы она подала братьям знак двигаться к берегу, забыв уже о необычном поведении Фили, который, завидев спасительный девичий жест, вырвал из ее руки вспотевшую ладонь, обрушив на троицу толщу холодной воды зимней реки, зашипевшей и мимолетно нагревшейся от взбудораженных тел и истаявшей вмиг магической сферы. – Скотины. Откуда только эти эльфы взялись? Ну вот, теперь все мокрые. – Фили, что за спешка?! Не беда, Кили, ты же знаешь… – Знаю. А вот другое для меня новость! Прям со дна неведения! Похоже, братишка влюбился в принцессу? Только как же быть с драконом? Ну, дела! Так вот чем вы вдвоем по ночам караул разбавляете?! – Закрой рот, Кили! Задумавшийся о чем-то светловолосый при этих словах, словно вытолкнувших его из забытья, кинул в брата поднятую одежду, порывом ветра улетевшую в воду, приходя в необычайную ярость, которую ей, как она мигом отметила, не доводилось еще наблюдать никогда. Косоусый даже успел отдернуть плечо от ее, призванного успокоить всклокоченный нрав, прикосновения руки. – Фили, все в порядке? – Да. Просто... оставь меня ненадолго одного. – Кили, ну ты чего?! – Да я пошутил. Фили! Все мокрое теперь из-за тебя… Просто странно вы себя ведете. Тогда у костра вспышки всякие, шушуканья, теперь вот за руки держитесь, а что было с ним на дне, ты видела? Рассказать, отчего такое бывает? Я так-то не слепой. – Уверена, это не то, что ты подумал. – Конечно, нет. Мне и думать-то нельзя. Младший же... Надоели… Эм… Лиа. Одежду подсушишь? Ей оставалось лишь улыбнуться ему в ответ и шепотом остановить неразборчивое ворчание, перемежающееся треском отрываемой новой ленты материи из ненужной теперь им, пущенной на перевязи рубашки. – Он не сказал брату про кольцо? – Неужели мы ошиблись, Смауг? Я. Отдав Фили эту магию. – Магия тут бессильна. Поверь, Лиа. Даже драконье сердце видит. – Не надо. Я... поняла. Только вот. Не знаю. И что мне делать-то теперь? – Уходить. Вечер на пороге дня. Да и эльфы могут возвратиться. Перевязывай младшего, и в седла. Синяя туча ночи, сгрудившись мелкими островками белых перьев дня, незаметно покрасневшая в закате, затянула лазурь неба над Лихолесьем, когда она ощутила молчавший до этого момента драконий голос вновь, подтверждавший то, чему отказывалась сама верить, стараясь не придавать значения тому, что слышала уже несколько минут, раздумывая, как поступить. – Я говорил. Он одержим обладать тобой. Нагнал вновь. Сегодня будто все дороги дождем ведут в одно место. Вам нужно уходить, Лиа. Подымай братьев... Что ты... Что ты задумала? Нет. Нет. Не думай об этом, слышишь? Это безумие… пустая и опасная затея. Ты понимаешь это? Прокрадываясь по-тихому около спящих братьев, она подала тому, от кого так сноровисто бежала, знак блеском полыхнувшего огнем по ладони серебра в наступивших сумерках, четко различив коренастую фигуру в темноте, погаснув пламенем по руке и указав пропавшим отблеском находившемуся достаточно далеко от нее гному место новой встречи. – Хочешь найти спасение в столь простых и грязных вещах? Ты для него не жизнь, понимаешь? Ты вещь для него! Ты делаешь это назло мне? – Я сделаю задуманное для тебя. Я… стыдно, противно. Я – вещь. Да. Может, и для тебя? Но не назло. Ты ведь этого хотел? Чтобы я была самостоятельна, обладая твоей мощью, сильна не только духом? Но и сердцем. Драконьим, как ты и говорил. Почувствуй меня, как тогда в его покоях. Лучшего времени не найти, дабы выторговать у него помощь после всего, что было на днях. Пока братья... Пока мы все в относительной безопасности. – Это не выход, Лиа. – Я хочу прекратить эти смерти. Мы чуть не погибли от одного назгула. А там их будет девять. И эльфы. А он способен помочь нам. Я вижу других гномов с ним, преданных и готовых сражаться. Пусть такой ценой, неважно. Другого пути я не вижу, как и ты, что-то доказать себе, тебе, ему. Быть может, у него тоже драконье сердце, и я достучусь до него? – Можешь остановиться!!! Тебе не обуздать поселившуюся в нем ненависть и жажду обладать тобой... в полной мере, слышишь, никогда. Я боюсь... – За него? – За тебя! Она мысленно умоляла дракона остановиться в уговорах, бесшумно подлетев во мраке к стоящей в ночи одинокой фигуре, когда тот, понуро обвиваясь у ее сознания мыслями, покорно затих, раздираемый своими и девичьими доводами «за» и «против». – Спасительница Эребора сама идет ко мне в руки, к королю, от которого пыталась сбежать. А где эти сопляки? С ними все хорошо? Он устало и тяжело сел перед ней на груду плоских камней, сняв широкую пышную мехом шубу и бросая ту на землю, когда женское пламя разожглось перед ним в небольшом, собранном гномом в ожидании, костре. – Я слежу за ними. Будь спокоен. Они ведь твое главное богатство. – Я спокоен как никогда. Наследники Дурина и предатели своей крови в накладе не останутся… Только поймаю обоих – из палат в Синих Горах не высунутся до самой моей смерти. Грусть и отрешенность пробежала по иссиня-черным в темноте глазам гнома, но ей все равно удалось увидеть, что злобы в лице Торина Дубощита нет, лишь обида и любовь. – Я видела, как погиб один из... – Бифур. Да. Ты стоишь дорого. С каждой жизнью все дороже и дороже. – Я здесь, чтобы просить тебя… Давай положим конец смертям, закончим бессмысленную погоню. Ты поможешь мне, если я отдам тебе все, что имею? Хватит пустых слов, Король-под-Горой, прими решение. Прими и пообещай мне то, что исполнишь его. Тогда я вся твоя! – драконьи мольбы вновь занялись в мыслях, заставив зеленые глаза на миг покинуть взглядом гнома. – Ты не умеешь врать, смертная. Он... гном, если не просчитает тебя, то... Он обманет. Как обычно, ты слишком доверчива. – Дай мне… закончить начатое, Смауг. Может, на этот раз все будет наоборот. Я смогу уговорить его, чтобы остановился в своем безумии и помог. Представлю, что это ты. И. Синие глаза Торина загорелись яростным огнем, он страстно улыбнулся ей, поднимаясь с камней и опуская сложенные ранее на груди руки по швам. – И каков же будет залог твоей платы за мое повиновение? Она набросилась на него первой, словно хищница, встречая упругий язык собственным в ответ на сказанное им и затушив костер взмахом руки в надежде, что никто не увидит ее постыдно слабого шага, как ей казалось самой, и как подтверждали смутные мысли дракона. Королевская страсть гномьих рук быстро возобладала над ней, срывая одежды суровыми пальцами, почти кусая ее верхнюю губу своими колкими от усов, он уже скользил липким сладким жаром желаний по ее вискам и щекам, облизывая их томно и резво, изнуряя неугомонными засосами. Оттого ей были незаметны быстрые движения, избавившие короля и девичье тело от последних одежд. Он, падая перед ней на колени, потянул ее, запутавшуюся в приятности прикосновений, вниз, на мягкость меховой накидки шубы, схватив за запястья, а она, словно проснувшись на миг, обхватила проступившие мозаикой литых мышц бока ногами, внутренней стороной бедер ощутив неумолимый жар внизу живота. Дыша громко ртом, словно обжигаясь раз за разом от засасывающих поцелуев, она отправила в сознание призыв быть с ней сейчас тому, кто отчего-то спрятался в мыслях, представляя, как и обещала что это он, дракон, с ней, но не во сне, а тут – наяву. Сильные руки, яркими мгновениями потискав упругие груди, опустились обе по ее животу, настигнув неожиданно приятными и дерзкими прикосновениями у живой влаги в паху. Там до нее король дотронулся поначалу осторожно, будто опасаясь живительного сока магии, что источает посланная только ему, только его, но раскрепостившись моментом, становился с каждой секундой яростнее любовью касаний и объятий. Она чуть вскрикнула, не сдержавшись и привстав со слегка затекших, согнутых в коленях ног, что лежали на массивных гномьих бедрах. Синие глаза синхронно чувственным губам строптиво улыбнулись ей, отстранившись на секунду, радуясь разгаданному жесту женского блаженства и тому, отчего поток алых прядей обрушился на гномьи лопатки внезапно, так сильно и порывисто. Горячие мокрые пальцы, выскользнув из пламени между ними, бережно собрали рыжее с шеи, стягивая в хвост, с которого мужские ноздри ловили только-только манящий аромат, и который гном забросил себе на левое плечо, а ей оставалось лишь подниматься руками по королевским предплечьям, впиваясь ногтями в двигающиеся ниже плеч будто каменные мускулы. Некоторое время гномьи пальцы, казалось, подробно зная секрет женского тела, терзали и щипали ее ягодицы, и приятная боль отзывалась в ложбинке между ними внизу спины, перерождаясь в щекотки. Пройдясь лобзанием по подбородку, он усилием свободной руки вернул её, усадив на место, схватив за шею, и вот в отрешенном вожделении усилившихся ласк она укусила его безотчетно для себя чуть ниже уха, когда он оказался в ней, сталью приятной неги пронзив в момент опавшие вновь на него девичьи бедра. Ей казалось, что он стонет, выравниваясь под ней в ритме равномерного движения, вновь схватив рыжий хвост и переплетя его в массивных пальцах, притягивая желанное лицо к губам и пробираясь к самому сердцу не только телом, но и горном гномьей души у ее груди. Она ответила тем же, почти достигнув вершины ощущений главенствующего сейчас тела над разумом, наездницей выгибаясь спиной в унисон проникновениям, мысленным и телесным, и подобно мужской руке стянув черную смоль кудрявых волос в косу меж тонких пальцев, хотя ей так трудно было соображать в настигшей ее эйфории радуг в глазах, что окрасили видимый мир в разные цвета: красный, синий, золотистый. – Смауг! Смауг. Ты... видишь? Мой мир с тобой. Он таков для тебя. Ты... Чувствуешь меня? Гномьи и женские пальцы сцепились, когда она, представив, что это стук драконьего сердца в груди мужчины, которого так страстно любила, которого обнимает за талию, а тот целует колкой щетиной в лоб, выправила сбитое от блаженства дыхание. Последние два слова произнеся вслух от переполнивших ее чувств в сознании и теле, еще большую радость принес ей не один голос, что прижимал ее к широкой груди, словно шепотом, но и второй, показавшийся у самых мыслей: – Я чувствую... Не покидай больше, прошу. Спасительница Эребора. – Я с тобой, Лиа! Мятежное, непреклонное драконье сердце. Огонь небольшого костра вспыхнул вновь, когда гном решился после недолгой паузы заговорить с ней первым. И это принесло ей обиду, будто перешедшую от короля вместе с его ласками, которая возникла оттого, что дракон оказался в очередной раз прав. – Одевайся, теперь я не отпущу тебя ни на шаг. И не хочу, чтобы другие видели твою нагую красоту – эта драгоценность принадлежит только Королю-под-Горой. – Ты не можешь так поступить со мной… Как же... обещание? – Не хочу ничего слушать. Я потерял слишком многое, не хочу потерять и тебя. Собирайся. – Ты… он был прав насчет тебя. Какая же я… – Кто был прав? Эти два молокососа? Кто-то из них… ты и с ними… – … безумец, нет. Фили и Кили тут ни… – Тогда кто? Куда ты все время спешишь убежать от меня? Тебе напомнить, кому ты обязана служить? – Под страхом смерти в землях Мордора я бы не дала тебе и намека. – Мордора... Вот каковы слова теперь посланницы свыше. Гласа тех, кому я обязан вырождению рода Дурина и скитанию вне родного дома немыслимо долгое столетие. Ты играешь со своим королем, тварь. Сильная рука ударила ее искоса по лицу, перстнями рассекая бровь и губу, а мужчина встал перед ней во весь рост, не успев одеться. – Он лишился рассудка напрочь. Это предел. Дай мне отплатить ему за то, что он сделал сейчас, Лиа. Не сдерживай меня. Позволь уберечь. – Нет, Смауг. Довольно. Теперь это мой долг – постоять за себя перед ним. Ты был прав, надо было… – … ты... Поторопись! Он. Лиа!!! Стальные пальцы, впившись в предплечья, уронили ее оземь, грудью на камни, на которых гном только сидел, с удивлением от осознания того, что ее ударили, она ощутила, как в живот врезались резкие, скручивающие тугими комками боли внутренности, удары безжалостных ног. – Ты истратила все запасы милосердия к тебе. Теперь некуда будет бежать. Я знаю, как приковать такую, как ты, к себе… я… не могу отпустить опять. Я облачу тебя в золото доспехов, закую в клетку, а твои запястья навсегда сожмут кандалы. Ты станешь моей вовек, Спасительница Эребора. Моя любовь и богатство. – Используй кольцо. Сожги моим огнем. Глупая. Ну же. Что-нибудь… – Я буду любить тебя и такую. Любую. Любуясь на древний огонь зеленых глаз… На миг девичьи ладони загорелись синим пламенем, озарившим поднимающийся королевскими руками рядом с ней валун. Но уверенно готовой остановить происходящее, ей не удалось успеть даже перевернуться навстречу. Шокированные новой болью и ударами ног драконьи глаза, вспыхнув, яростно потонули в зеленое, совсем забыв ее сознанием о том, чтобы помешать задуманному Торином, и спрятавшись за веками. Жуткий треск заскрежетал в ушах, а брызги предательством магии ударили стылыми каплями по голени и бедрам правой ноги, отдаваясь безудержной мукой и заставив ее вскрикнуть от возвращающейся снова и снова боли, пульсирующей подобно настигающим ударам чуть ниже правого колена. Ей захотелось сказать гному что-либо, остановить, но голову безостановочно разрывали молнии страданий и нахлынувшего запредельного ужаса, растерзавшего все мысли в момент, когда, треща, сломана была ее левая лодыжка все с тем же хрустом и теплыми каплями по ногам. С каждым разом удары приходились вибрацией по земле все чаще, и треск совсем исчез, сменившись хлюпаньем плоти, яростным дыханием мужской ненависти и скоблящим звуком женских пальцев, что рыли землю в попытках уползти или, может, закопать в ней воспоминания и мысли, которые терялись и не спасли ее, боль, которую невозможно было превозмочь, от ног, которых она уже не чувствовала. – Животное. Беспощадное... Ты... Ты заплатишь за это! Я разорву тебя на части! На части! Король-под-Горой не слышал дракона, а ей так хотелось бы в этот момент обратного, в момент, когда гном продолжал, глухо вскрикивая, бить, не в состоянии услышать произнесенные ею мысленно последние слова, после которых сознание окончательно поблекло: – Прости, Смауг... Я не смогла. – Лиа! Тьма и невесомость, необъятный жар в теле и боль, закостеневшая в каждой мышце. Разноцветные пятна бредовых раздумий, что несли ей, словно нарочно, глухой звук удара и голоса извне, из мира, что оказался так жесток к ней. – По-моему, братец Балин, ты силу не рассчитал. – Обижаешь. Оторваться успеем. А он... Надеюсь, найдет путь назад к своему королевству сам. – Ты только посмотри… Что он сделал… Бледные облака озарили темную пустоту, расступившись акварелью мыслей, ей вдруг так захотелось вернуться обратно, на тот берег, к нему, к липам и каштанам. Синеву, плывущую перед взором, поглотили пыльные завесы, дождем заструившиеся из бесконечного проступившего неба над ней. Небо ли это, и где тополиный пух, что согреет? Свободное вечное падение в никуда. Но она была несказанно рада тому, что ощущала, что все еще могла ощущать. – Лиа. Лиа... Ты слышишь меня? Это я... Твой дракон. Твое драконье сердце. Не засыпай. – Кажется, они за тем холмом, Балин. – Неси осторожнее братец. И вы, двое, поторапливайтесь. Спрятали Торина, как просил? Не хватало, чтоб его обезумевшего нашли… чужаки… Что за невезение. – Смауг... Я… в темноте. Это конец? Туман перед ее взором, искажаемый разводами голосов, что приносили боль извне, обернулся вмиг золотистыми водопадами дождя, и она разглядела его за их движущейся прозрачной поверхностью, исполинского, взмахами крыльев прогибающего вертикально опадающую стихию, но он был тенью, не в силах пробиться к ней, когда завеса волной боли обрушилась на нее, словно разрывая тело на куски. – Нет. Нет. Мое Сокровище. Будь со мной! Спеши на голос разума. Подобная лопастям ветреной мельницы обманно зыбкая стена, распластавшаяся между ними, надвигалась снова, очередная, безбрежная и неумолимая, закрывшая целый мир с драконьей мечущейся тенью посередине, что атаковала преграду вспышками пламени, ударами хвоста и криками, со всех сторон смешивающимися с внезапно неведомо откуда донесшимся до нее лязганьем клинков. – Фили! Уберите оружие. Вы оба. Времени в обрез. Нужны твои мечи, старший, пока она без сознания. – О, Махал, кто это сделал? Неужели… Он? Зачем она пошла к нему?! Где были вы? – Там же, где и вы. Ты знаешь, может… Хотела исправить что-то, как мы поняли... Нет смысла обсуждать это сейчас. – … и зачем мечи? Нет. Ты шутишь? Я… Я не смогу. – Руби! По-другому ее не спасти. Он раздробил все кости. Я не вижу целых. Пока без сознания, не чувствует боли. Хочешь ее смерти? Нет? Тогда… – Да что же... – Она совсем дитя, братец Двалин. Это ли не проклятие Короля-под-Горой – быть столь жестоким к своей любви? – Любви? Он просто безумен. Правую у колена, Фили. Давай. Левую чуть выше бери, над лодыжкой. Ей отчетливо послышалось хлюпанье, так знакомы были эти ноты голоса младшего, приносящие всегда смех. Оглушающий удар стальным звоном лезвия, скопившийся и возникший словно из каждой частицы мира, окружавшего ее, предательски раскрутил единое колесо завес боли перед глазами, за которыми стал слышен драконий крик, обладатель которого темным силуэтом становился на изогнутых поверхностях, несущих страдание, все более человечным по образу. – Она же как лучше хотела, зачем он так с ней, Фили? – Вам двоим, наследнички, известно что-то, чего не знаем мы? С каждой пройденной завесой дракон, что почти человек, был все ближе к ней, падая рядом, врезаясь в изгибающиеся сомкнутые струи песочного дождя, и она тянулась к нему раз за разом под новые удары лезвий боли, разрушающих хрупкий мир их иллюзий и окатывающих ее лихорадкой страдания с ног до головы. – Чуть выше лодыжки, говорю! Ничего они не скажут, Балин, языки проглотили от неожиданности. Горячие капли, упав на чувствительную кожу под коленями, вернули ей вдруг ощущение реальности, от этого показалось, что она ощутимо приблизилась к дракону во сне, к воздуху, которого не доставало наяву, и которой спасает, как и нечеткие сейчас грезы, в которых словно тонула в собственных зеленых мутных глазах, как в озере. – Надобно раны прижечь. Ну. Чего разнылись? Фили, неси огонь. О чем задумался? Потерял что? Кили, а ты тряпки какие. Куда ей надо-то было, Балин? – Дол Гулдур. Надеюсь, очнется до того, как натворивший все это спохватится, или мы не... – Приедем, братец. И никак иначе. И не вспоминай про тех, в черных балахонах, у нас на хвосте. – Зачем ей вообще в такое место вздумалось направиться? И откуда эльфы знали про повозку? Фили? Кили? Не к добру все это. – Дай мне руку, Лиа. Протяни, прошу. Мое Сокровище. Не покидай. Боль в унисон с потусторонним шипением внезапно врезалась раскаленными иглами в руки, пронзив сознание холодом воды, но нежданно принесла, наконец, облегчение, хоть у колен ее все еще отчаянно перетягивали жгуты яростных страданий. – Нет! Не смотри вниз. Смотри на меня, Лиа. Я с тобой. Слышишь? Как ты просила. Не отпущу. Не отдам. Бесчестно ее снова оттолкнуло чуть дальше от его человеческого теперь силуэта, ошпарило ледяными дорожками лезвий по ладоням, хлеща раскаленными плетьми по всему телу и все болезненней отдаваясь пульсацией к пугающе неестественным ощущениями ногам. – Не могу. Я больше... Смауг... Я... – Я люблю тебя! Словно парализованная, она увидела, как завеса, на миг оледенев и застыв неровными наплывами, разрушилась, растаяв продолговатыми осколками, разорвав пространство каплями боли, стянувшимися в лабиринты мириад звезд на непроглядно-черном смиренном небе. Чуткие теплые ладони коснулись ее рук. Такой желанный. Он обнял. Гладит по рыжим волосам, повиснув с ней в объятиях над отражением звездного неба в проявившейся из облаков глади кристального озера. – Я люблю тебя. Прости, что ждала... Что не верил... Сомневался... Почти потерял… Я... Почувствовал… Понял тебя всю. Я... – ... тоже... Люблю... Тебя.