Душа Дракона

– Уходите, уходите! Вам не стоит здесь больше оставаться. Они беспрекословно повиновались ей, высадив осторожно из седла коленями на пожухлую траву, запрыгнув обратно на лошадей, изможденные и не спавшие несколько дней, боявшиеся ее, каждого шороха и запаха, исходившего отовсюду рядом с ней. Ей казалось, что весь мир изнывал, накрытый страхом, поэтому она поспешила как можно быстрее остаться с ним наедине, с драконом, не покидавшим подбадривающими мыслями ни на миг, и вот задуманное сбылось. – Почему Высшие создавали кольца? Эльфы? Зачем? – Не знаю, Мое Сокровище, возможно, они искали свет? Знания? Как я золото и загадки? Я не уверен даже есть ли у них души, как у тебя, у… – … тебя?! – дракон ехидно по-тихому замолк, на миг задумавшись над девичьим вопросом в мыслях и продолжив: – Я думаю, они как ноты, Лиа. Бессильны творить музыку жизни, но являются ее составными частями, и в безвыходности ищут то, чего не даровал им Всевышний. Скрывшиеся почти сразу в зарослях эльфы дали ей понять, что она гораздо ближе к цели продолжительного пути, чем думалось. Продолговатая, безразмерная длиной тень исполинской башни нагромождалась на лес, кольцом окружавший ее, словно вычертив свинцом отражаемого неба в лужах многочисленных канав на обочинах ведущую к ее широкому основанию дорогу, которую продавили совсем недавно огромные зубчатые колеса. – Я не вижу, как мы войдем, мне не взлететь на такую высоту. – Я думаю, Лиа, думаю. Ты тоже не замечаешь, что можно было бы использовать как лестницу или сжечь для ее подобия? Она подалась вперед, взмыв над землей и слегка воспламенив погубленную зимней погодой растительность под летним неустанным дождем, который сейчас почти не ощущался. Зелень глаз заскользила по ровным выбоинам в массивном складе твердыни настолько высокой, что в какой-то момент в девичьей шее, запрокинутой неуклюже и наскоро к спине, что-то гулко хрустнуло. – Нет, эти стены... – ... они неприступны. – Подлечу ближе. Ей совсем не было видно вершины, но это была она, дракон узнал ее из видения, как и говорил раньше, и каркающие стаи воронов на голых безлиственных деревьях будто бы в доказательство этому слетели поочередно черными облаками к пику башни у серого замершего неба, что занавешен был ватой из дождевых, гремящих почти неслышным громом оледеневших туч. – Сколько дней мы уже в пути? Неужели близки к желаемому, Смауг? – Дай подумать. Что там слева вверху? Да, ты права, не то. Это загадка – четыре, восемь, пятнадцать, шестнадцать… Помнишь те заросли, что спалила дотла? Двадцать три... – Ты опять смеешься надо мной, ящерица? Приподнятое настроение, значит… – улыбнувшись, на что дракон и рассчитывал, она приблизилась к лестнице у входа и внушающим трепет закрытым воротам. – Сбился со счета, ну. Последняя цифра оставалась… Улыбайся, улыбайся, я люблю твою улыбку, хоть и не вижу ее. От нее будто день становится светлее… – … и дождь не моросит? Я не вижу, не знаю, Смауг. Грохоча и задвигавшись вперед, массивные каменные врата, открывшись, заставили ее оцепенеть на миг от испуга, таким широким жестом поселив в сердце обратные ощущения закрывающейся от нее надежды. – Он ждет нас? – От мудрейшего из Высших, как поминал его Саурон в мыслях, стоило ожидать подобного. – Тогда… Поспешим, пока оба еще не стали воспоминанием. Бесшумно проникнув в затхлое, окутанное мраком помещение, ей пришлось воспламениться правой рукой, чтобы осветить путь в затянутом паутиной коридоре, занесенном клубами пожелтевшей пыли. По бокам взгляду открылись выдолбленные в стенах ровные каналы широких проемов, незримо уходившие вверх в густую пыльными клубами мглу. Внизу каждой из них лежали искореженные ржавые сферы сброшенных лифтовых кабин вперемешку с частями погнутых витиеватых механизмов и бесчисленные намотанные на них и друг на друга перерезанные тросы и разъединенные цепи, по виду, когда-то давно тянувшие обрушенное наверх. – Он сам ищет встречи? Но кто тогда все это сделал? – Не знаю. Но убежден, что это ловушка. Ему нужно Единое. Подумай, Лиа, сейчас есть шанс повернуть назад, отступиться... – Нам обоим известно, что я отвечу. Так что не нуди и попытайся придумать, как нам забраться к нему. – Безумная! Я с тобой, главное, не бойся. Я ощущаю, как колотится твое сердце. Ты общалась с одним из них, бесплотным и злым. Погубила другого. Этот не станет преградой, веришь? Мы… Его озвучивавшимся в ее голове мыслям помешала ожившая вдруг поодаль единственная из всех целая, не разбитая сферическая камера лифтового механизма, не распространявшая золотистую пыль ржавчины. – Если это ловушка… Что, если он сбросит… или… – Драконья сила расплавит любое из этих хитроумных приспособлений, и ему не скинуть вниз ту, что способна летать. – Поверю на слово. Но какая же глупая смерть это будет, если… – Заходи! Дракон явно нервничал, неприкрыто накрывая девичий разум тенями раздумий, постоянно напоминая о чем-то и спрашивая, когда круглая часть лифтовой камеры, являющаяся дверью, грузно навалилась перед ней на проем входа с потолка. Запершись на причудливые узором вороньи крылья и клювы замочных стальных конструкций, гигантская сфера дернулась и, маслянисто переливаясь, пришла в движение, дребезжа, пропустив в себя цепи противовеса, поднимающего пассажирку вверх и ощутимо набирая скорость при этом. – Как красиво. Эти механизмы создал он? – Вполне вероятно. И как иронично. Ты поднимаешься в кованой сфере к тому, кто обязан вознести тебя, при этом обладающую силами огненной, еще выше. Мир – замкнутые сферы жизней. Не так ли? – Прекрасные, Смауг, сферы. Прекрасные! Образы птиц под грохот подъемного механизма где-то наверху словно начали клевать цепи, щелкая по ним зубьями шестерней. Лифт, взрокотал вибрацией, которую ощутила ее культя, чуть дотронувшись до поднявшегося пола, и начал восхождение, пожирая движением стальные тросы и прокручивая сферу комнаты отдельно от поверхности, над которой она, покачиваясь, парила, продрогшая от сквозняка, развивавшего от набранной скорости рыжие пряди. – О чем мне просить его? Подсказывай, что сможешь, ладно? – Будь ты обычной, Лиа, я бы сообщил тебе бесполезное в общении с ним «не дай ему заговорить тебя»… Но ведь ты необычна. – Я не представляю даже, зачем мы здесь, но ты меня успокоил. – Как и я. Но у тебя есть то, что нужно ему. Уверен, он обнаружит своими намерениями и поступками наш дальнейший путь. – Он не окончится тут? – Я бы так же, как и ты, хотел этого… но… Не знаю. Не видел в помыслах Саурона ничего об обитающем тут и черных заклятиях, что могли бы помочь нам стать ближе. – Но он как... Гэндальф? Не человек? И должен... – Да. Знать. Хоть что-то. Надо направить его слова в нужное русло смысла. – И как я... – Эмоции. Он подвержен яду людских переживаний, используем это. – Он силен? Дракон замолчал, не находясь, что ответить, когда лифт, покосившись, потерял ускорение движения и стал затормаживаться, и она, вновь чиркнув перевязанной конечностью, будто ощутила холод стального пола, бросив на него взгляд и заметив на нем странные свежие разводы, показавшиеся багровыми от редких вспышек света. На мгновение ей стало плохо, по глазам прокатились мутные зеленью разводы сжатых воздухом клубов пламени, принося обоим сознаниям образы занавешенной дождем столь знакомой пары, где женщина в черном негромко рассуждала о чем-то столь близком им со стариком, словно поглощенным каменным массивом узорчатого утеса. – Почему ты позволяешь страдать им? – Облегчаю их участь, ты ведь знаешь это, любовь моя. – А что если рассудок их слишком родной? И помутится. Это так неподъемно для каждого из них. – Пускай. Возможно, от этого им станет легче. – Столь мало времени, но сколь бесконечен лабиринт несбыточных судеб и воспоминаний. Радужное вокруг себя марево масляных ламп возвратило ее с мрачными мыслями в чувство, пробивая птицеобразные узоры металла мягким светом и причудливыми тенями сплетаясь у нее под тем, что осталось от ног, опадая ей на лицо и редко открывая виды застрявших лифтовых кабин то где-то близко или совсем далеко в темноте. От неимоверной высоты, выхватываемой светилами из полутьмы, к горлу подкатила тошнота и закружило голову, а тело стало придавливать к полу. По совету дракона, заметившего это, зеленые глаза начали завороженно следить, как зубья хитроумного механизма, громко гудя, пощелкивая и проглатывая в пасти языки тросов, цепляются за глазницы, клювы, крылья и тела металлических птиц, собранных в конструкции сферы. – Мне страшно, Смауг, что, если они, она говорила о нашей смерти? – Они… Мы не знаем кто они – чье-то воспоминание, забытое и от того пустое. И не думай о тех словах Владычицы Карас Галадона, что вселяют смертный страх в сердце, думай о тех, что зарождают в нем жизнь надежды. – Забытое – значит пустое? Ведь это не так?! Если я... они правы… и я потеряю рассудок в битве с ним... Как Король-под-Горой. Обещай что... – Молчи. Не хочу слышать ничего об этом и читать в твоих мыслях. О гноме, которого свели с ума страхом назгулы и нашли эльфы Лориэна... О твоей гибели... Об этих двоих… Ты справишься, веришь мне? Справишься. Да и виноваты ли назгулы? По-моему, Торин уже был безумен. – Верю, Смауг. Ты стал таким мягкотелым. – Малодушным! Да, Мое Сокровище. Моя дракониха. Она улыбнулась, ладонями растирая ноги у культей, попытавшись прогнать воспоминания о короле Эребора, когда лифт наконец остановился и сетчатая вороньими узорами часть сферы, звучно вздрогнув, поднялась перед ней, заезжая на потолок, а напротив распахнулись узкие высокие створы дверей, показавших за собой тотчас тревожное дрожание пламени бесконечных свечей, как ей показалось, из покрытой стальными бликами птичьих узоров клетки лифта. В нос ударил запах масла и жженой окислившейся бумаги. – Редкие по силе гости, но не равные тебе по могуществу оказывались у этих старых стен, Вестница Дождя. Еще меньшее число тех я приглашал под их покровительство. Путники, ищущие встречи с мудрым магом, два разума в едином хрупкостью теле, я приветствую вас... – Сколько лицемерия, страха и злобы в его голосе, эта твердыня пропиталась ими! – Смауг! Это он, Смауг... Я видела этот шар... – Только из какого он видения. У этого совсем нет слепящих бликов. Медленно скользнув парением в комнату на отдаленное звучание доброго и благородного голоса, который совсем не пугал, на удивление, она отметила как двери за ней неслышно закрылись, запустив, будто по цепи, ту же реакцию еще трех замеченных ею входов. Изумление и неприятие накрыли ее с головой, когда в свете, распространяемым широкими зеркалами, у стен, уходивших в бесконечность к скрытому во тьме потолку, которого, казалось, не существовало, ей удалось различить и чуть не вскрикнуть от находки – каменный, выросший из изрубленного дуговыми символами пола, постамент с наполненной живой, рвущейся горизонтальными облаками тьмы сферой из видения. Словно из обоих видений. – Я знаю, что это. Видимо, так они общаются. Палантиры, видящие камни, связанные с подобными им, созданными в древности. Но куда он ведет, к какому из них?! Кто владеет вторым, кто та женщина в черном и старик, если не твои родители? – Я… сбита с толку. Мы должны использовать его? Может, так узнаем? – Хотел бы я дать тебе ответ... Думаю, это опасно, представь, какой силой они обладают, если способны проникать в твой… наш разум без палантира, что же тогда… – … я – Саруман Белый. Обойдя постамент с темным шаром, на нее взирал пепельно-седой волосами старик, прервавший четкое направление мысли дракона. Он, опершись обеими руками на деревянный черный, словно обработанная горелая кость, посох с белоснежной жемчужиной мутной сферы на набалдашнике, с пышными бровями и крючковатым носом взирал карими глазами на нее, высматривая что-то иное. – Итак, зачем ты пришла ко мне, юная дочь? Как и он. Вы ведь оба не знаете, о чем спросить мудрейшего в этих землях. Может, почему погибли родители? Неужели он не открыл страшной тайны. Как твое имя, ты не представилась? – Нет, Саруман, я задам этот вопрос другим, если выйдет. Ты и так знаешь, что меня зовут Лиа и я здесь не за смертью. Мы пришли за жизнью, – дракон начал лихорадочно складывать мысли в слова, которые, как они и договорились с ней, она повторяла, озираясь пугливо вокруг. – Ты просишь о самом ценном даре во вселенной, отдав из своих рук собственный. Наивно полагать, что тебя наградят им повторно. Только Высшим это может быть доступно. – Я прошу не для себя. У тебя, того, кто знает ответы... Одного из них. Владычица Карас Галадона показывала тебе будущее... Курумо?! – Слишком много тайн открылось пред тобой, вы стоите на краю их бездны... – старик ушел от ответа, опустив взгляд на черную сферу перед собой, и, подняв брови, красноречиво замолчал. – Я… видела будущее. И мне нечего терять. А тебе? Ты видел? Она показывала его тебе? От него ты бежишь? В попытке защититься создал что-то презренное и мерзопакостное. Знаниям о тебе мы обязаны тому, с кем ты говоришь через шар у груди. Эта сфера забвения поработила тебя, сколько уже ты открываешь порче сознание? Интересно, как трудно скрывать истинность мыслей от Темного Властелина через видящие камни, тебе хватает сил, он научил тебя темному заклятию? – Смертные бегут от прошлого, бессмертные от будущего. Силу кольца нельзя игнорировать, простаки, силу самого Саурона. Лишь присоединиться к нему, с вами или без вас, это будет мудро... Старик теперь не отводил от нее пристального заинтересованного взгляда, сползая медленно руками под рукавами по посоху от островерхих концов вершины и делаясь то чуть мрачнее и суровее в выражении лица морщинами между сводимых бровей, то расточительно-нахальнее и вычурнее ухмылкой. Вскоре ей начало казаться в напуганном воображении, что у мага и вовсе не существует на самом деле эмоций на лице, что он – восковая престарелая фигура, только и двигающая губами в потустороннем живом сиянии множества мающихся пламенем свечей. – Это безумие. – У каждого своя дорога, смертная. – Но ее доступно изменить, помоги нам! – Так беспечно и девственно ты просишь о том, чем напугана вместе с ним. Ты знаешь, каков бывает приговор, если усомнится? – маг с карими глазами обескуражил вопросом не только ее, но и драконьи мысли, слово вернув что-то очень важное, но забытое в сознание и столкнув с проторенной дороги уговоров, что заставило Смауга начать уговоры заново: – От чего ты схоронился в этой башне? Что ты такое, трепещущий хранитель судеб, посланный свыше, запертый взращиваемым страхом старик в твердыне, олицетворяющей его? Освободись! – Чтобы света стало больше, его стоит приумножать в зеркалах. Посмотри на свое отражение, Лиа. Приумножила ли ты свет собственной души внутри зеркал разума, что отражают зверя? Думаешь, из-за таких, как я, миру грозит забвение? Нет! Из-за таких, как ты, дракон... Как ты... смертная! – Так преумножь свет Высшего, о котором говоришь, разбей зеркала безумия, в которых разумом скорбишь о себе. Чего ты боишься? Будущего, что она поведала тебе? – Это будущее погибло, когда родились вы на дне Долгого озера. Сгинуло вместе с Гэндальфом Серым. – Но ты ведь все еще веришь в него и напуган им? Ты сражался за добро, обрушивал башни Дол Гулдура... – … всего-навсего делал вид... – … но не укрылся от трепета, что заставил тебя сломать собственные механизмы подъема на вершину?! Дракон перебивал старика ее голосом и напирал, как она поняла, на того, в чьей обители они находились, одним и тем же вопросом. Саруман же раз от раза ловко уходил от них, сбавляя темп речи, уклончиво меняя тему обсуждения или почти шепча и обнажая правдивость стремлений Смауга, слышавшего участившееся сердцебиение в девичьей груди от внушительного нарастающего гудения дребезжащих дрожанием зеркал, но вот начал поддаваться злобе и тревоге. – Дракон твердит тебе еще одну отгадку, что нашел, страдая бестелесной тенью. Изуродованный оковами логики, проклятый искать везде ошибки и параллели, тянущийся к загадкам, что являются ничем иным, как отгадками, ты – чудовище Черного Врага, не заслуживающее ее великодушия и милосердия. Чем ты отплатил ей... Взгляни... Вы оба заблуждаетесь, я хочу убедить вас – бороться с судьбой бесполезно! Услышьте мудрейшего! – Это был мой выбор... – На который толкнул тебя, его... Порочный круг загадок, что вам не разорвать никогда. Вы пришли ко мне, не зная ответов, задавая вопросы, беспомощный зверь, прирученный любовью красоты. Почему ты смотришь туда, во тьму потолка над тобой, раз за разом, Лиа? Знаешь, если слишком долго наслаждаться ее безмятежностью... – ... можно влюбиться? – Пустая болтовня, для этого вы тут? Или стершая с лица Средиземья Гэндальфа Серого решила, что одолеет и меня исподтишка, ударив в спину? – Это Саурон внушил тебе, старик, страх передо мной? Высший, подвергнувшийся влиянию темной воли подобного тебе, но не равного по силе, почему ты сопротивляешься доброте? Мы пришли с миром, но ты молчишь обо всем, что могло бы нам помочь. – Все это слова дракона, я узнаю их, смертной, как ты, не дано столь грязно отзываться о тех, кому послана твоя короткая жизнь в услужение. Неожиданными и, она могла побиться об заклад, следя за седовласым старцем, верными домыслами дракон рассыпался в ее сознании мыслями, складывая лабиринты из догадок и известных им троим сведений в сложносочиненные предложения, которые ей, поначалу малость сбившейся, удавалось успеть проговаривать. Следя за нитью беседы, в ней теплилась надежда не позволить Смаугу упустить самого главного – сути, которая дракона, поддавшегося привязанности к рассуждениям из-за дара убеждения, будто волновала все меньше и меньше. – Ты говоришь не с человеком сейчас. И не с драконом. Ты трепещешь потерявшими действие магии речами перед неведомым тебе существом. Что ты видел в Зеркале Карас Галадона когда-то давно? – То, чего не будет, никогда. Нет! Я докажу вам... Себе... – Что она показала тебе? Почему ты обезумел от страха подниматься на вершину башни? – Ты веришь каждому ее слову? – карие глаза широко распахнулись, одолеваемые, как и разум за ними, ненавистью, а дракон окликнул мысленно ее отвернуться от испепеляющего взгляда, дабы выказать старику большее неуважение. – А ты нет? – Кто показывает будущее владычице Карас Галадона? – Тот… кто способен его изменить? Пустое. Всего лишь эльф! Не чета Высшим, на которых ты посягаешь, – фокус удался. Старик перешел на крик, а зеленые глаза заметили, как отражение в зеркалах стало дрожать, когда дракон продолжил: – Таких, как ты, что жаждут власти и господства над жизнями? – Лишь пытающихся спасти вас, смертных, от самих себя. – Помоги мне спасти его душу! Даже Саурон был убедительнее в Дол Гулдуре. – Как ты смеешь?! Мне надоела ваша дерзость! Нечто – великодушное дитя Эру полюбила бездушный механизм селекции смерти. Душераздирающее зрелище! Я разобью ваши глупые мечты на осколки подлинных надежд, принесшая мне в руки ключи от Средиземья. У дракона нет души, Лиа, и никогда не было, не будет, он обманул тебя, и во имя этого обмана ты умрешь. – Нет... Души? Все это время она, парившая напротив старика и повторявшая фразу за фразой, что выпутывались из встрепенувшихся мыслей дракона, уставая все больше и больше, сонливая и измученная, оказалась не готова к неожиданному смыслу последней услышанной фразы. – Я не... Ссутулившийся старик расправил быстрым движением плечи, гулко вдохнул воздуха, и над каменным постаментом в нее пролетел, словно высеченный из посоха огромный огненный ком, по направлению которого из выемки выкатилась черная, наполненная густым темным туманом сфера. Пламя охватило девичье тело, ударив то с неимоверной силой о стену, отразившись множеством солнц в зеркалах и потушив все свечи, лишь она упала на четвереньки, заволакиваемая огненным торнадо. Но атаковавший все еще слышал ее голос, ставший заметно глубже и звонче. – … не верю тебе. – Выпусти меня, Лиа. На этот раз ведь ты... – болью и ненавистью занявшейся во всем ее существе, она не дала дракону додумать, перекрыв его мысли словами своих: – ... не буду тебе перечить. Будь моим гневом, дракон! – Я верю тебе, Лиа! Седовласого нисколько не смутила сказанная будто самой себе фраза девчонки, приникшей к полу на некоторое время, но вот из-за каменной кромки постамента, на которой остановилась сфера, вкатившись обратно в выемку, показалось объятое вихрем пламени лицо с закрытыми глазами. – Гори! Гори в моем пламени, смертная! – У меня есть... Ей было забавно наблюдать глазами, ставшими ярко-янтарными, которые открыл за нее дракон, за тем, как выражение лица Сарумана Белого переходит изменчивостью от холодной отрешенности и надменности к ярости и ужасу. С подсказки Смауга ей оказались ясны мысли, зиждущиеся в седой голове о том, что освещающий каменный своды огонь был уже иной природы, да и маг напуган тем, что она отнимает у него единственную связь с Темным Властелином – палантир. – … душа!!! Поверив, что задуманное драконом сработает, ее серебристая огнем ладонь направилась к нашедшей выемку в столе сфере, на что старик радостью для них ответил тем же движением, убрав правую руку с посоха. Каждый из двоих остановился над палантиром правой кистью и в этот момент она, как и дракон, разглядела на безымянном пальце Сарумана долгожданную находку. – Смауг! – Я вижу его, Лиа, кольцо… на нем вороны, шестерни, цепи. Девичьи глаза еще ярче вспыхнули порубленным тонкими одинокими линиями зрачков янтарем, выдав обладателю искомой отгадки хитроумный план, и старик тут же, оскалившись, выставил перед собой набалдашник посоха, будто пытаясь продавить острыми вершинами на нем и жемчугом сферы невидимую преграду перед собой. Ей явственно и молниеносно ударила по всему телу неведомая тяжесть, вдавливая и разливая по мышцам мешающие дыханию спазмы. – Что мне делать, Смауг? Что это? – Он пытается поднять тебя! Сопротивляйся, схватись за посох, а я… огня, надо больше огня… – Но если я или он отпустим его?! – Он не отпустит, в посохе часть его силы, а ты… Отпустишь – и потеряем то, зачем пришли – его могущество, – мысли драконьего крика словно прибавили тяжести мышцам по всему телу и весу, который она ощутила левой рукой, поймав гладкую поверхность посоха и начав подыматься. Сцепившейся с морщинистыми пальцами старика, в лицо ей, отчетливый и холодный, ударил невидимый барьер, окруживший мага. По прозрачным граням, шипя и клокоча, поползли языки пламени, которому будто мешало что-то незримое. На мгновение ей стало заметно, как карие глаза сверкнули и, скривив брови, старик яростно вскрикнул, обрушив тишину и стянув драконье пламя к женскому телу, но лишь на миг. Свист и расходящиеся кнуты огненных всполохов взревели, хлеща стены, плавя подсвечники, сжигая рамы и разбивая стекла зеркал, закрутившихся жидким бисером в вырвавшемся на свободу огненном торнадо. – Ты хотел подражать ему, поэтому сковал его? Это, свое кольцо? Какими словами и мыслями посредством его черной магии ты наполнил его? То, что носил втайне. Какую силу вложил? – Всю что смог, что знал, всю силу, которая сейчас обрушится на вас. По велению Высшего, что вместе с ней, ускоряясь, начал подниматься над каменным столом, с которого скатился черный шар, в ее тело, оголившееся от сожженной одежды, начали впиваться стекла зеркал, царапая и рассекая кожу, впаиваясь серебряными в ту блестящими лужицами. Она протяжно вскрикнула, не в силах терпеть беспощадную боль, но Саруман лишь улыбнулся, показательно отмечая победу. – Не отпускай его, Лиа, не отпускай! Мы выдавим, выжжем из ран металл и стекла, только не отпускай. Вершина башни – его слабое место. Там мы сломаем его. Ей впервые за долгое время захотелось сказать «нет», отбросить распухающую в теле боль, забыть о ранах, число которых увеличивалось с каждой секундой, но именно в тот момент она поняла, как дорог ей тот, что просит не сдаваться. Рванувшись безумным полетом ввысь, осветив заревом огненного вихря ночь темной башни и сбросив с лица старика маску радости, мигом сменившуюся ужасом и отчаянием, она собрала в сознании всю волю, оставшуюся еще где-то внутри. – Ты возжелал опередить его? Опередить Саурона? – Я хотел спасти этот мир, освободить Средиземье от тирании и тьмы, нависшей над ним. – Тогда помоги нам, дай своей силы! Укажи путь! И мы уничтожим его, спасшись, мы, – я и Смауг... Клянемся драконьими сердцами! Правая ладонь проскользнула к незримой завесе щита, защищавшего старика, слегка выдавив блеск надписи на ободке Единого у самых карих глаз, но тот, резко отвернувшись, следил за тем, как в ее ноги и спину просачиваются стеклянные слезы, тая под кожей, отрывающейся, словно драконья чешуя. Щупальца пламени, обезумевшие от пытки, наносимой создательнице, выпрыгивая из проворачивающегося в лабиринте сводов башни огненного вихря, заползали драконьими когтями и хвостами по стенам быстрее, срывая проржавевшие старые конструкции, пронизывая выгорающую мгновенно древесину и сбрасывая вниз неожиданно обнаруженные сферы сгнивших лифтовых камер, что, срываясь, гремя и искря лопающимися канатами тросов, расплавленных на концах, закрутившись и сгибаясь узорами от осколков, принялись разбиваться о стены. – Глупцы, вы ищете защиты и ответов не в той башне! Дракон смотрит на загадку, но не видит ее обратную сторону. – Отгадку? Тогда где, где та башня, что мы видели... Ты видел?! – Вы хотите знать, что я видел? Я поведаю вам! Я видел, как сорвусь с вершины надо мной, с крепости, в которой жил, не боясь так долго умереть. Но теперь… Вы найдете ее. Темная башня, разрушенная множество десятилетий назад до основания. – До основания? Пробиваясь сквозь сферы падающих лифтовых камер, распоясывающихся из зевов креплений шнурами и тросами, низвергнутых огнем, стихия, бесконтрольно приобретая на ее глазах очертания воронов, расплавляя перенятые у раскаленного добела металла узоры и пугала старика все новыми и новыми столкновениями своих собственных механизмов. Волна огня будто догоняла его огненными птицами, стремительно снующими по вытянувшимся от скорости дорогам стен. – Рядом с ней бушует пламя, чрево которого породило черной волей Единое в твоей ладони. – Так это... Вспотевшее девичье лицо от страха высоты у самой вершины, которая, разверзнувшись, обрушила толщу дождевой воды, тут же испарившейся о бушующее пламя, зажмурилось, сомкнув на мгновение веки на янтаре глаз от шума, рвущего все мироздание вокруг. Они втроем произнесли забытое драконом название, верную догадку, найденную им в потемках мыслей и названную магом, когда над ними показался потолок, раскрывшийся треугольными разномастными формами – со звоном повисшими на цепях фрагментами огромного люка. Капли пота на ее лбу и переносице испарились от приветливой, хоть и пасмурной прохлады небес, потеряв тепло связи с магией дракона в девичьем теле, лишь только кокон огня стал гаснуть вокруг нее. – … Барад-Дур! – Барад-Дур! – Бесполезно, это бесполезно. – Мне не добраться, не успеть туда без твоей помощи? Ответь! – Будущее предопределено. Вам не справиться, вы не сможете, как и я, сколько бы нитей, ведущих вверх, я не рвал, сколько металла не обрушивал, я здесь, на вершине. Из карих глаз старика брызнули слезы, когда поверхность вершины башни, окруженная четырьмя широкими пластинами шпилей, сошлась швами люка вновь по велению движений его посоха, который она, наконец, отпустила, еле успев остановиться полетом. – Ты хочешь облегчить свою участь, Саруман Белый, хочешь изменить судьбу, Курумо? Отдай мне его, сотворенную тобой мерзость перед Всевышним, придай смысла и отрекись от темной магии скованного кольца! Помоги мне, прошу тебя, Курумо, помоги нам, Саруман! – Мне так жаль... Маг, опять ссутулившись, подошел к ней, протянув трясущуюся правую руку, на безымянном пальце которой блестело кольцо с цепями по ободку, продетыми в шестерни, и многочисленными фигурами воронов. – ... так жаль этот мир... Левой рукой она, коснувшись руки старца, решилась снять протянутую драгоценность, вытирая из-под носа брызнувшую кровь правой, ощутив, как пальцы, уколовшиеся об узоры на кольце, начинает жутко щипать и жечь. Вернувшийся изумрудный взгляд с ужасом под девичий вопль стал завороженно наблюдать, как ее ладонь, а затем кисть сжигают, развеивая в пепел кожу, языки пламени узорчатых воронов, что вместе с цепями и шестернями раскалились докрасна. – Лиа, ближе к Единому, к серебру ладони, Лиа... Оно ускоряет действие драконьей силы в тебе, оно убьет тебя! Сфера, создай сферу, как у подножия Одинокой Горы тогда!!! – Так жаль... вас двоих, что мир обрек на страдания... – Лиа, Единым, усмири его Единым!!! Слишком поздно огненный купол накрыл ее с головы до пят, а зелень глаз сменилась вновь на янтарь, вытолкнув закрытого барьером слез и собственного бессилия старика, когда в синеющие вены, засветившиеся словно огненные молнии, влились лучистые разветвленные ленты магии, от запястья к локтю и предплечью полопалась кожа и плоть, а отвалившиеся один за одним тонкие пальцы тут же рассыпались на ветру. Ей синхронно с ее новым криком отняло безжалостным порывом от тела усохшую в уголь левую руку от плеча, когда заплаканные девичьи глаза распознали видение, которое было так им знакомо: над окровавленным серебром ладони принялось закручиваться кольцо из цепей, шестерней и воронов. – Нет, Лиа... – Мир не изменится, никогда не изменится... Саруман Белый, уронив посох, мокрыми глазами наблюдал, как драгоценность над единственной теперь ладонью парящей в сфере безногой юной девушки закручивается все сильнее, расползаясь из себя яркими радугами, заполняющими пламенный кокон. – Да поможет вам Эру. Вы безумцы, как и я. Ее ослепил оглушающей вспышкой, перемежающейся с чужим, будто неженским, не ее криком, взрыв, и напоследок, уносимая в сон страданием и усталостью, она видела, как немыслимо быстро отдаляется огненный хвост сферы от башни, как пропадает, падая в сырую простыню туч, белая фигура старика, сброшенная с кромки вершины волной огня, что постепенно рассеивала облака. – Я обещал подарить тебе небо... Извини, что оно такое, Лиа. Ты мечтала о полете... Жаль, не я подарил тебе его... Но... Лети, Мое Сокровище, лети, Лиа. Я донесу тебя туда сам. Лиа... Ты... Лиа!