***
После школы Чонгук с друзьями пропадает в тренажёрном зале, где парни занимаются смешанными боевыми искусствами. Намджун подает большие надежды, поэтому тренер обучает его бесплатно. Намджун планирует участвовать в боях без правил, где можно хорошо заработать, и поэтому по полной выкладывается на тренировках. Банда «Зверей» за два года разрослась и включает в себя почти всех мальчишек четырех крупных улиц района. Парни следят за порядком на территориях, защищают своих от нападений соседних банд и вместе решают свои проблемы, понимая, что взрослым не до этого. Юнги пошел в первый класс, и как бы Чонгук ни обещал себе, что омега ему не брат и он за ним следить не будет, он теперь сам часто забирает его после уроков или посылает своих парней. Отношения с Юнги, может, и наладились, Чонгук принял тот факт, что у него есть очень надоедливый брат, но с Иланом все по-прежнему. Чонгук не грубит и не скандалит, но с омегой почти не разговаривает. — И он мной восхищался, — рассказывает семенящий впереди омежка, пока Чонгук, водрузив на спину его рюкзак, идет позади. — Никто так хорошо стишок не рассказал. — Как же ты любишь себя хвалить, — закатывает глаза альфа. — Ты не гордишься мной? — оборачивается к нему расстроенный Юнги. — Да мне плевать, — в доказательство сплевывает под ноги Чонгук. — А ты, делая что-то, делай это для себя, а не чтобы кто-то гордился. — Что-то плохое случилось? — хмурит бровки омега. — С чего ты взял? — Когда что-то случается, ты злишься на меня, — обиженно говорит младший. — Я не злюсь на тебя, — старается звучать мягче альфа. — Тогда ты посмотришь со мной мультик? — с надеждой спрашивает ребёнок. — Не наглей! — Чонгук придерживает дверь, чтобы омега прошел в дом, и слышит крики отца и Илана. Он бросает рюкзак на пол и, подхватив на руки Юнги, вновь идет на улицу. — Куда мы идем? — обнимает его за шею омежка. — Покушаем у дяди Бима. — Ура! — хлопает в ладоши малыш. — Я хочу картошку! Много жареной картошки. — Если ты будешь кушать столько жареной картошки, то, когда ты вырастешь, твое лицо будет похоже на плохо прожаренную тортилью. — Неправда, я буду самым красивым омегой в мире, — хмурится ребенок. — Ну это вряд ли, потому что самый красивый омега в мире будет моим омегой, — усмехается Чонгук и опускает Юнги на тротуар. В первый год совместной жизни Илана и До единственной причиной, по которой они могли поругаться, был Чонгук. Теперь пара ругается по любому поводу, и До стал часто пропадать на работе. Чонгук, который постоянно на улицах, не совсем понимает, в чем основная причина разлада в отношениях отца и его омеги, и старается не вмешиваться. Сегодня До забежал домой на пару минут переодеться, но вот уже как полчаса стоит посередине гостиной и слушает недовольства мужа. — Хьюго обещал тебе новый дом и охрану, но не сделал, и мне было бы плевать, но мой сын растет… — Он и мой сын! — перебивает его До. — Тогда объясни мне, почему ты молчаливо терпишь выходки своего босса? — подходит ближе Илан. — Почему ты не требуешь у него то, что тебе причитается? Ты сутками пашешь, первым появляешься на всех горячих точках, а об тебя ноги вытирают! — Ты многое не понимаешь, а я слишком занят, чтобы объяснять тебе… — Я сам из картеля! — кричит Илан. — Мой отец из торгаша превратился в одного из самых влиятельных людей Обрадо! Знаешь, почему? Потому что он требовал то, что ему причитается, а не сидел и не ждал, когда его босс до него снизойдет! — Я рад за твоего отца, — натягивает куртку альфа, — но будь добр, не вмешивайся в мои дела с картелем. — И это все? — догоняет идущего к выходу До со слезами на глазах Илан. — И вот так вот заканчивается каждый наш диалог! — Это монолог, впрочем, как и всегда, потому что ты не слушаешь, — поворачивается к нему альфа. — Я обещал тебе и нашим детям безопасность, я ее обеспечу, только перестань давить на меня, — уже мягко говорит До. — Мы сделали ремонт, наш холодильник забит едой, у нас есть то, о чем большая часть этого долбанного города и не мечтает, но будет еще больше, прояви терпение.***
— Дыши, — бьет локтем в бок Хосока Чонгук и кивает в сторону двух омег, идущих к автомобилю на обочине. — Не могу, — кладет руку на грудь Хосок, не отрывая глаз, следит за красивым омегой его же возраста, который тянется к дверце автомобиля. Парень не торопится открывать дверь, медленно оборачивается к альфам, и красивая улыбка медленно расползается на кукольном личике. Хосок чувствует, как пульсирует зажатое меж ребер сердце, и прислоняется к ограде, чтобы на ногах устоять. Омега скрывается в автомобиле, а Хосок, отобрав у друга сигарету, затягивается. — Думаешь, тебе с ним что-то светит? — чешет голову Чонгук. — Он сын Хьюго, с такими, как мы, водиться вряд ли будет. — Он мне улыбнулся, о чем ты говоришь? — восклицает Хосок. — Я его тень уже месяц, все время о нем думаю, и он обязательно будет моим омегой, вот увидишь. Хосок и Луи — звучит же. — Ты не просто психопат, ты еще и романтик, — смеется Чонгук. — Я просто влюблен, — вздыхает Хосок. — Ладно, Ромео, пошли к Намджуну, поможем, — хлопает его по плечу Чон и идет к воротам. По пути к мастерской Намджуна альфы заходят на автомойку, где работает Мо, и, немного поболтав с ним, двигаются дальше. Намджун арендовал контейнер для морских перевозок на обочине, который оборудовал под свою автомастерскую. Намджун, который с детства любил копаться в автомобилях, пусть уже и непригодных для пользования, неплохо в них разбирается. Он некоторое время провёл в мастерской в центре, где за символическую плату и черную работу следил за работой главного мастера. Клиентов у альфы из-за его возраста почти нет, но Намджун не унывает — именно в этой мастерской он тайно продает ворованные запчасти, которые добывает не только в Амахо, но и на соседних территориях. Аарону через год в школу, Намджун хочет хорошо одеть ребёнка и купить все необходимое. — Сейчас уже осень и прохладно, но к лету тебе надо менять место, — проходит внутрь Чонгук. — Это железо под солнцем будет нагреваться, и все мы превратимся в курочек гриль. — Неужели ты думаешь, что я за такой долгий срок хоть немного на ноги не встану и так и буду торчать тут? — откладывает в сторону болгарку Намджун и тянется за тряпкой, чтоб вытереть пот со лба. — Рад это слышать, — поглядывает на дверь Чонгук. — Хосок побежал за лимонадом и буррито, и я не хочу рядом с ним говорить, ты знаешь, что стоит нам в чем-то не согласиться, он думает, что у нас конфликт, а потом сильно переживает. — Знаю, — садится на ящик из-под пива Намджун и прикуривает. — Я тебя слушаю. — Я хотел сказать, что рад, что ты не думаешь тут застревать и чинить корыта, — опускается рядом Чонгук. — Я начал бояться, что… — Что я превращусь в одного из наших соседей, осяду тут, буду зарабатывать в день пару купюр на кастрюлю чили и все? — перебивает его усмехающийся Намджун. — Деньги нужны, потому что мне нужно кормить себя и брата, но я всё так же хочу большего и хочу что-то поменять, правда, пока не знаю, с чего начать. — Отец представит меня картелю через два года, и я буду настаивать, чтобы и вы были представлены, — говорит Чонгук. — Я не могу столько ждать, мне уже четырнадцать, — собирает ноги под себя Намджун. — Есть одно дело в конце недели, — понижает тон альфа. — Парни из картеля, с которыми я общаюсь, обещали взять меня с собой. Это будет моим посвящением. — Ты ведь будешь осторожным? — с беспокойством спрашивает Чон. — Ты же знаешь, у меня нет вариантов, — улыбается Ким. — Если со мной что-то случится, Аарон останется один, а я этого допустить не могу. — Еда, — входит внутрь Хосок, размахивая пакетами, и замирает. — Обо мне, что ли, говорили? — Ну конечно, — смеется Чонгук и, достав из переданного ему пакета буррито, разворачивает. — Короче, у меня есть идея, — подтаскивает к парням старое пыльное сидение от автомобиля Хосок и плюхается на него. — Я хочу завтра утром купить цветы. Я даже деньги скопил, посчитал, и ровно пять роз смогу купить. Подарю их Луи. — Он этим веником тебя отстегает, — хохочет Намджун. — Или это скорее сделает его охрана, — смеется Чонгук. — Да ну, парни, вы же должны меня поддержать, я очерчиваю территорию, показываю всем и конкретно Луи, что он мой омега, — обиженно говорит Хосок. — Ты и словом с ним ни разу не обмолвился, только и твердишь, что он твой омега, — отпивает лимонада Намджун. — Ну нравится он мне. — Ладно, — хлопает его по плечу Намджун. — Не раскисай, подаришь ты ему завтра цветы, а мне теперь придется тащиться на первый урок из-за тебя. — Мне охрана не нужна! — щетинится Хосок. — Мы просто для поддержания твоего духа, — успокаивает его Чонгук.***
Хосок свою, как кажется друзьям, бредовую мысль не оставил. Утром альфа заявился во двор школы с букетом из белых роз. — Даже рубашку напялил, — смеется Мо, поглядывая на нервничающего друга. — Это папа заставил, сказал, что негоже к омеге в худи явиться, — пытается совладать с собой Хосок. — Расслабься, ты сильно напряжен, — говорит Намджун, поглядывая на паркующийся у ворот внедорожник Хьюго. — Если ты будешь так нервничать, ты ему и слова сказать не сможешь. Луи выходит из машины, поправляет бледно-голубой кардиган и в окружении двух охранников идет к школе. — С Богом, — толкает в спину Хосока Намджун. — С Дьяволом, — кивает Чонгук. Хосок прижимает к груди завернутые в газету розы и двигается к идущему ко входу в школу омеге. — Луи, — окликает его альфа и останавливается в пяти шагах, сканируемый взглядом охранников. — Это тебе, — несмело протягивает букет омеге. Луи пару секунд в удивлении смотрит то на парня, то на розы, а потом берет букет. — Спасибо, — подносит к носу бутоны омега, не замечая, как от счастья вспыхивают звезды на дне зрачков Хосока, — но мне не нужны цветы от нищеброда. Луи расслабляет пальцы, и букет падает под ноги. Газета раскрывается, рассыпав цветы под ногами парней, и одна за другой гаснут только вспыхнувшие звезды в глазах Хосока. Луи выпустил из рук не просто букет. Он разжал пальцы и отпустил альфу, который секунду назад был на седьмом небе от счастья, а теперь лежит лицом на бетонном крыльце школы. — Может, я и нищеброд, — с трудом совладав с голосом, говорит Хосок, — а ты высокомерная тварь. Намджун, Чонгук и Мо сразу подлетают к другу, но это не спасает Хосока, которого, схватив за шкирку, с силой толкают вниз с лестницы. Мо подбегает к другу, а Хосок вновь подрывается встать, но, охнув от боли, прижимает к груди руку и касается лбом ступеньки. Кулак Намджуна замирает в воздухе, стоит ему увидеть, как один из охранников целится пистолетом в Чонгука. — Убери пушку, — шипит Чонгук, приближаясь, пока дуло не касается его лба. — Кто ты без нее? — Мне и с ней хорошо, — гогочет альфа. — Сами его мозги с лестницы уберете, — обращается к двум другим подросткам. — Я сын До, если ты спустишь курок, мой отец разделает тебя и скормит твоей семье, — у Чонгука колени дрожат от страха, но он продолжает напирать. — Он правда сын До? — спрашивает второго охранник, держащий пистолет, и тот кивает. — Еще раз подойдете к молодому господину, даже твой отец вас не спасет, — выплевывает слова альфа и убирает оружие. Мужчины вместе с Луи скрываются в школе, а Хосок, прижимая к себе руку, продолжает стонать от боли и биться лбом о ступеньки. — Что с тобой? — опускается рядом Намджун. — Кажется, я при падении руку сломал, — чуть ли не теряет сознание от боли Хосок. Чонгук сразу тянется за мобильным. — Отец сейчас пришлет машину, поедем в больницу, — пытается приободрить друга Чон. — Больше никогда не подарю никому цветы, — дрожащими губами говорит Хосок и смотрит на стоптанные бутоны на бетонном полу. — Отныне их место только на могильных плитах. Намджун, несмотря на крики Хосока, своей курткой обездвиживает его руку и помогает другу дойти до ворот. Через полтора часа Намджун, Чонгук и Мо стоят в коридоре больницы, наблюдая сквозь стекло за тем, как внимательно слушает врача до этого плачущий Лэй. Хосок сидит на койке с загипсованной рукой мрачнее тучи и взгляда с пола не поднимает. Альфа не думает о Луи и его поступке, ему стыдно, что он стал причиной слез папы и заставил его пешком бежать до больницы. — Вот же мрази, — нервно ходит туда-сюда Намджун. — Это не они мрази, а тот омега, — цокает языком прислонившийся к стене Чонгук. Парни провожают Хосока и Лэя до дома и сидят со своим раненым другом на кухне, пока омега наспех готовит обед. Альфы не хотели оставаться и быть обузой для Лэя, но омега настоял. — Я виноват, я забылся, не надо было разрешать тебе подходить к нему, — причитает Лэй. — Папа, перестань, — бурчит Хосок. — Откуда ты знал. Я сам не знал, я думал, он хороший. — Ты только не думай, что все такие, — отходит от плиты Лэй и подходит к сыну. — Поверь мне, есть в мире омега, который будет любить тебя любого, и в первую очередь за то, что у тебя в груди. — Я не хочу больше, — уводит взгляд Хосок. — И омега мне никакой не нужен, я не буду покупать любовь. — Ты и не будешь! — накрывает ладонью его руку папа. — Она сама к тебе придет, примет тебя таким, какой ты есть. Я очень не хочу, чтобы ты закрылся в себе или перестал верить в любовь. — Лучше так, — твердо говорит Чонгук, — чем получать потом дулом в лицо, а что еще хуже, знать, что ее можно купить. — Запрещаю вам так думать! — ставит перед парнями миски с супом омега, в которые сам же крошит кукурузные лепешки. — Каждый из вас обязательно встретит того, кто вас полюбит. — А меня кто-то полюбит? — смотрит в свою миску Мо. — Конечно, мой мальчик, — целует его в лоб Лэй. — У тебя огромное сердце, не заметить его невозможно. А теперь ешьте.***
Чонгук приходит домой до отца, боясь с ним столкнуться внизу, и сразу идет к себе. Стоит альфе завалиться на кровать, как в комнату вбегает Юнги с рюкзаком, который чуть ли не такого размера, как и сам омега, и, разложив книжки на полу, садится на потертый коврик у кровати. — У тебя же есть своя комната, почему ты вечно торчишь здесь? — вздыхает альфа и, повернувшись на живот, смотрит вниз, на возящегося с учебниками омегу. — Мне скучно одному, — как ни в чем не бывало заявляет Юнги. — Знаешь, ты непробиваемый, — улыбается Чонгук и, дотянувшись до головы ребенка, ерошит темные волосы. — Как машина отца? — выводит слова в тетрадке омега. — Почти, — смеется альфа. — Я тебя гоню, я тебе грублю, а ты все равно тащишься за мной и будто ни одно мое слово не замечаешь. — Потому что я тебя люблю, — бурчит ребенок. — Дурак ты, вот почему, — язвит Чонгук и отворачивается, чтобы скрыть улыбку. Чонгук вдевает в уши наушники и, уже забыв, что на полу рядом копошится брат, во всю подпевает местному рэперу. Внезапно дверь распахивается и на пороге показывается отец. — Юнги, иди к себе, мне нужно поговорить с твоим братом, — строго говорит мужчина и терпеливо ждет, пока омежка нехотя собирает учебники в рюкзак. Юнги, оглядываясь на брата, идет к себе, и тот ему улыбается, прекрасно зная, что ребенок, которому пора бы уже привыкнуть к вечным скандалам Чонгука с отцом, сильно переживает. Улыбкой Чонгук показывает Юнги, что не о чем беспокоиться и все будет хорошо. Омега ему верит. — Я тебя слушаю, — подходит к кровати До и опускается на нее. — Ты меня не слушаешь, — садится Чонгук и убирает телефон, — но да, Хосок хотел подарить Луи цветы, но эта мразь натравила на него своих шавок… — Хосок идиот! — восклицает отец. — Такой же, как и ты и как самый старший, но умом не развитый Намджун! — Не оскорбляй моих друзей! — зло говорит подросток. — Я устал от них, — массирует виски кончиками пальцев До. — Ты вечно попадаешь в передряги и большей частью из-за них, а я вместо того, чтобы решать свои дела, должен возиться с кучкой детей, возомнивших себя мушкетерами. — Отец, мы ничего плохого не сделали! — Ты мой сын и твои проблемы мои проблемы, но решать их проблемы — я больше не намерен, — серьезно говорит мужчина. — Луи — сын Хьюго, бросаясь на его людей с кулаками, ты бы мог подумать, что это отразится на моей работе? Луи твой будущий босс, ты продолжишь мое дело, и это то, как ты себя рекомендуешь? Так ты думаешь получить уважение Хьюго? — Они приставили пушку к голове парня, который просто подарил ему цветы! — срывается на крик Чонгук. — Плевать! — встает на ноги До. — Это было последнее предупреждение, еще раз я получу звонок о ваших проблемах, то я сделаю так, что они и на шаг к тебе не приблизятся. — Не переживай, не получишь! Я сам буду способен решать свои проблемы, с картелем в том числе, — твердо говорит Чонгук. До уходит, а Чонгук со злостью швыряет в сторону подушку и смотрит на вставшего на пороге со своим любимым плюшевым Снорлаксом в руках Юнги. — Я посплю у тебя… — Пошел вон, — рычит альфа, и омега, прикусив верхнюю губу, чтобы не расплакаться, выходит за дверь. Чонгуку паршиво, но не от слов отца, которые никоим образом его отношения с друзьями не поменяют, а от того, что снова обидел ребенка. Чонгук не хотел кричать на Юнги, но злость на отца прямо пропорциональна злости на Илана и, следовательно, на Юнги. Он натягивает на себя толстовку и, открыв окошко, взбирается на крохотный подоконник. Звёзд на небе не видно, прохладный ночной воздух очищает легкие, но жаль, не унимает бурлящую в альфе злость. Чонгука разрывает от ежечасного желания наконец-то чего-то добиться, стать в конце концов самостоятельным и доказать отцу, что он давно не ребенок и способен отвечать как за свои слова, так и за поступки. Но пока приходится терпеть. Дни сменяются месяцами, а особых изменений в своей жизни альфа так и не добился. Он отказывается слушать взрослых, даже Лэя, который твердит, что они пока дети и что у них все впереди. Они не дети. Дети не живут в вечном страхе не дойти до дома, не встречают почти каждое утро новостями об очередном убийстве и явно так рано не теряют друзей, соседей и одноклассников. Чонгук давно вырос, и плевать, что он сейчас застрял в теле тринадцатилетнего мальчугана, он не сдастся, он покажет всему Амахо, а возможно, всем шести территориям, что жить можно по-другому. Чонгук закрывает окно и, спрыгнув вниз, идет к шкафу с одеждой. На дне шкафа стопками лежат книги, которые он забрал из дома своего старого соседа после его смерти. В этих книгах говорится о прошлом, о некогда великих государствах, о законе и полиции, которая защищала граждан и выступала гарантией общества. Чонгук будет продолжать бороться, но он сделает всё, чтобы следующее поколение детей через такой ад не проходило. Следующим утром Юнги в школу ведет охранник, Чонгук из дома не выходит и даже школу пропускает. Он скидывает Намджуну смс, что зайдет после обеда, забирает завтрак в комнату и продолжает торчать у себя. Ближе к обеду Чонгук слышит доносящийся снизу обеспокоенный голос Илана и, кажется, голос плачущего Юнги. Альфа моментально срывается с постели и бежит вниз. Юнги стоит посередине кухни, у его ног лежит рюкзак, пиджачок мальчика чем-то испачкан, и он плачет навзрыд. Илан пытается стащить с него грязный пиджак, продолжая его ругать, но омега не дается и заливается слезами. — Что случилось? — стараясь звучать спокойно, обращается к мальчику подошедший Чонгук. — Не твое дело, — ревет Юнги. — Ты как с братом разговариваешь? — хмурится Илан. — Ему всё равно, он меня не любит, — воет омега. — Если я спрашиваю, значит, не все равно, — прислоняется к столешнице альфа, злясь, что Илан в комнате и он не может утешить омежку. — Я не хотел драться, — всхлипывает Юнги, — а Улис меня толкнул и вылил на меня свой йогурт. — А почему ты не хотел драться? — подходит ближе Чонгук. — И правильно делал, омегам не пристало драться, — строго говорит Илан. — Омегам пристало сдыхать на этих улицах! — кричит на него Чонгук и опускается на корточки перед ребенком. — Почему ты не дрался? — встряхивает он его за плечи, пугая. — Он альфа и он больше, — шмыгает носом Юнги. — Понятно, — поднимается на ноги Чонгук и идет к холодильнику. — Не плачь, переоденься, а завтра ты найдешь его в школе, — он достает бутылку йогурта из холодильника, — и выльешь это на него. — Я не разрешал тебе воспитывать моего сына, — недовольно говорит Илан. — Если он не сможет постоять за себя, то его сожрут, — внимательно смотрит на мужчину Чонгук. — Ты хочешь, чтобы твой сын рос, получая затрещины? Или хочешь, чтоб какой-то альфа завтра поступал с ним так же, как и твой бывший муж? — язвительно спрашивает подросток. — Не смей, — шипит Илан, но Чонгук теряет к нему интерес. — Юнги, плевать, альфа он или омега, — снова обращается к брату мальчик, — вылей на него этот йогурт. — А если он меня ударит? — всхлипывая, спрашивает омега. — Ты ударишь его в ответ, — твердо говорит Чонгук. — Я боюсь. — Тебе нечего бояться, он ударит тебя один раз, а я его десять, — улыбается Чонгук. — Хорошо? Ребёнок несмело кивает. Чонгук уходит к Намджуну, а Илан загоняет сына в ванную комнату. Юнги плохо спал и всю ночь во сне дрался с Улисом. Утром разбитый омега даже от завтрака отказался и по пути в школу молча смотрел в окно отцовского автомобиля. Юнги страшно. Он очень боится удара, но он не может разочаровать Чонгука, не может позволить ему усомниться в нем. Он крепче прижимает к себе бутылочку с йогуртом и твердыми шагами идет в конец коридора, где толпятся его одноклассники, в том числе и Улис. Юнги выльет на него йогурт, и даже если альфа его изобьет, Чонгук будет им гордиться. За пару шагов до парня Юнги откручивает крышку и уже поднимает бутылку, как потупивший взгляд Улис прямо перед всеми бурчит: — Извини. Я прошу прощения за вчерашнее. Альфа отбирает у растерявшегося омеги бутылку и под шокированные взгляды своих одноклассников выливает ее содержимое на свою голову. Все оставшиеся два урока проходят, как в тумане, Юнги постоянно смотрит на часы, ему не терпится рассказать брату о своей маленькой победе. Счастью омеги нет предела, когда он, выбежав из школы, вместо охранника отца видит пришедшего за ним Чонгука. — И вылил его на свою голову, — впопыхах рассказывает Юнги брату, пока они идут домой. — Он меня испугался! Я еще вчера его поругал, сказал, что он похож на чупакабру. Он, видимо, струсил, пока я к нему шел. Я был очень зол. — Конечно, — улыбается Чонгук. — Боятся не всегда кулаков, он почувствовал в тебе силу и сам сдался. Ты молодец, горжусь, что ты все-таки пошел отомстить. — Ты мной гордишься? — светится от счастья омега и просится на руки. — Еще бы не гордиться, — надевает на себя его рюкзак Чонгук и поднимает мальчика на руки. — Помни, ни пол, ни размеры противника не важны, важна твоя уверенность в себе. Покажешь им страх один раз, и всю жизнь тобой будут помыкать. Таков закон улиц. Вчера вечером Чонгук поймал играющего на улице Улиса и просто сказал ему пару слов. Больше его брата задирать в школе не будут.Два года спустя.
— Я же положил тебе бутерброд и фрукты, зачем тебе второй, — не понимая, смотрит на заворачивающего в тортилью сыр Аарона Намджун. Аарон в этом году пошел в первый класс, Намджун сам собирает ему завтрак и сам ведет его в школу. Чинаэ теперь дома появляется раз в месяц. Омега, вроде, съехался с каким-то альфой и живет у него. — Это для Чимини, — заворачивает лепешку в фольгу ребенок. — Уверен, твоему Чимини кладут еду, тебе не обязательно таскать ему бутерброд. — Не кладут, — убирает бутерброд в рюкзак маленький альфа. — Он ничего не ест на переменах, говорит, что не хочет, но когда я кушаю, он смотрит. — Понятно, — надевает на ребенка курточку Намджун и идет к холодильнику. — Тогда и Чимини полагается яблоко, — закидывает яблоко в рюкзак братика альфа и, взяв его за руку, идет на выход. Намджун оставляет ребенка у входа в школу, а сам отправляется на работу. Как и всегда, Чимин ждет своего единственного друга на крыльце. Чимин до последнего не думал, что сможет пойти в школу в этом году. У них с братом дела были плохи, Амин получил травму спины на работе, поэтому выходит не на полную смену. С деньгами совсем туго. Всё лето омеги питались сладким чаем с лепешками, кукурузой и жареным луком, в который только «по праздникам» они разбивали яйцо. От и так худенького малыша остались кожа да кости, а из-за болезненного цвета лица в школе его называют «Санта Муэрте» (Святая Смерть). Но в один из вечеров Амин пришел домой с новеньким рюкзаком, забитым канцелярскими принадлежностями, и синим костюмчиком, заявив, что Чимин пойдет в школу. Ребенку неважно, откуда такие щедрые подарки, главное, что у него красивые обновки и он сможет ходить в школу. Только теперь Амин стал часто задерживаться на работе, и Чимину приходится самому придумывать, что покушать, и одному ходить в школу, которая в часе езды от их дома. Чимин мог бы стоять и у ворот в школу, но он боится. Омега помнит альфу, который купил ему конфеты, и, впервые увидев его, ведущего под ручку Аарона, чуть не захлебнулся от восторга. Намджун — так зовут доброго альфу из магазина, и Чимин каждое утро, стоя на крыльце, исподтишка наблюдает за ним, провожающим брата. С той встречи в магазине он ни разу с ним не разговаривал, близко не стоял, но втайне обожает его и мечтает когда-то отблагодарить за конфеты. — Долго ждал? — подбегает к нему Аарон. — Нет, — врет Чимин, и мальчики идут внутрь. — А твой брат придет за тобой? — Ты каждый день спрашиваешь, — смеется Аарон. — Конечно придет, я же один до дома не дойду. Хочешь, мы и тебя провожать будем? Намджун добрый. — Нет, — выпаливает омега. — За мной придут, — снова врет. — Кстати, он дал яблоко для тебя, — шарит в рюкзаке альфа. — Для меня? — моментально заливается краской Чимин. — Да, сказал, передай Чимини. — Он сказал мое имя? — широко распахнув глаза, смотрит на друга омежка. — Чего ты так удивляешься? — не понимает Аарон. — Просто, — прижимает яблоко к груди Чимин, решая его никогда не есть. — Твой брат герой. — Он такой, — с гордостью заявляет маленький альфа. — Мой герой, — тихо добавляет омежка.***
Намджун теперь в картеле. Он за эти годы участвовал в нескольких заданиях, доказал свою лояльность, чем именно, даже друзьям не рассказывает и надеется приблизиться к Хьюго. Бои без правил пришлось бросить, потому что львиную долю его выигрыша забирал его куратор, а остальное уходило на восстановление после травм. Вместо контейнера Намджун теперь работает на территории огромной стоянки, где обслуживаются и остаются автомобили картеля. Правда, работает он под начальством тридцатилетнего альфы Мозеса, но к парню есть доверие, и он получает неплохой доход. Мо работает на Намджуна пока только мальчиком на побегушках, но и этого хватает, чтобы прокормить себя и дедушку. До в день, когда Чонгуку исполнилось пятнадцать, водил его на знакомство с Хьюго, как своего последователя, служащего делу картеля. Чонгук, конечно же, уперся и заставил отца взять с ними и Хосока, который пошел на такой шаг втайне от Лэя. Парни после той встречи день ходили в прострации. Во-первых, альфы, которым пришлось побывать в особняке главного, были под впечатлением от роскоши, скрытой за несколько метровыми бетонными стенами, а во-вторых, от самого диалога. Чонгук всегда знал, что будет в картеле, даже ждал этого, втайне восхищаясь отцом и его силой, но то, что он услышал в тот день, привело его в ужас. — Защищать любой ценой, — поглаживая подбородок усеянными кольцами пальцами, говорил Хьюго, потребовав оставить его и подростков наедине. — Скажу умри — умрете, скажу убей — убьете. Быть в картеле одно, быть моим человеком — другое. Твой отец — мой человек, и такой же лояльности я жду от его сына. Нарушите мое слово, поставите под сомнение мой приказ, не закроете собой меня или мою семью — пожалеете, что на свет родились. Если я захочу наказать До, я накажу вас всех. Так и с вами: если оплошаете вы, то поплатитесь семьями. Берите пример с До, будьте верными псами. Сперва вас будут обучать, а потом вы пройдете проверку. Всё остальное зависит именно от проверки. Слабаки мне не нужны, и только в знак уважения к твоему отцу, я разговариваю с вами лично. Возможно, в последний раз. Следующие полгода прошли в относительной тишине. Парни опять пропадали в спортивном зале, встречались после подработок и три раза в неделю проводили время с людьми Хьюго, которые обучали их стрельбе из огнестрельного оружия и самообороне. Помимо этого трое альф под руководством Намджуна, зверь в котором проснулся раньше всех, учились контролировать свое внутреннее я и разговаривать с ним. Задание от Хьюго пришло одним майским утром. Чонгук и Хосок вместе с двумя другими парнями под двадцать, где опытным был только один, должны были навестить барыгу на границе с Ракун и забрать у него украденный товар. До долго разговаривал с Чонгуком, просил его быть осторожным и извинялся, что никак не может с ним пойти, иначе Хьюго такого им не простит. Каждому из парней было выдано оружие, и хотя Чонгук не понял, зачем им четыре ствола, учитывая, что противник один и, по словам парней Хьюго, угрозы не представляет, но пистолет взял. Это была подстава. Хьюго знал, что их будут ждать, и устроил им борьбу за выживание. Парни оставили автомобиль через квартал и решили, что один постучит в дверь, а остальные трое подойдут к дому с разных сторон. Их ждали с пушками, и стреляющий был не один. Первый выстрел унес жизнь того, кто только собирался постучать в дверь. Стреляли из крупнокалиберного ружья, пуля, пройдя сквозь деревянную дверь, попала парню в шею. Отстреливающихся было трое мужчин, и альфы знали, что если вернутся без товара, то получат пулю от Хьюго, а Чонгук даже если выживет, то поплатится его отец, поэтому было решено бороться до последнего. Хосок и второй парень стреляли в окна, а Чонгук пытался пробраться к двери, на пороге которой остывал труп недавнего нового знакомого. Чонгук помнит, как выломал дверь плечом, как, задыхаясь от запаха пороха и шепча благодарности не перестающим стрелять товарищам, которые отвлекали стрелков, пробрался внутрь. Он помнит брызги крови на руках, как не сразу сообразил, что она не его, а того парня, которого он отодвинул с порога. Пока в Чонгука стреляли, он, сжавшись, сидел за барной стойкой и, воспользовавшись тем, что перелезший через окно Хосок отвлек мужчин, выстрелил в одного из них, даже не целясь. Хосок, у которого закончились патроны, швырнул в перезаряжающего ружье мужчину стул, а потом добивал его бутылкой из-под пива, валяющейся до этого на полу. Добил. Чонгук дрожащими руками забирал сумки и уже не помнит, как они втроем добирались до автомобиля. Парни передали товар лично Хьюго и, не дослушав его похвалу, развернулись и покинули паб хозяина картеля. Стоило Хосоку и Чонгуку выйти на улицу, как они сразу же разошлись, потому что даже смотреть друг на друга было невыносимо. Хосок так и пошел к Намджуну с руками по локоть в потемневшей чужой крови. У друга он впервые в жизни попробовал пиво и до утра просидел в его гараже, уставившись на огонь. Намджун именно в тот вечер заявил, что отныне Хосок официально психопат, ведь нормальный человек не полезет в самое пекло Ада без патронов в магазине. — Там был Чонгук, — тихо говорит Хосок. — Я не мог не зайти. — Исчерпывающий ответ, — кивает Намджун и продолжает внимательно смотреть на друга. — Ты пытаешься меня успокоить, — не поднимая глаз от огня, бурчит Хосок, — я чувствую твоего зверя. — Пытаюсь, но у меня, судя по всему, ничего не получается, — садится ближе старший. — Твой зверь напуган, и я понимаю, каково тебе. — Ты никогда нам не говорил, но я знаю, что ты убивал, — тянется к бутылке Хосок. — Я убил руками. До сих пор чувствую его под своими ладонями. — Здесь все, как на войне, если бы ты не убил его, то сейчас мы бы оплакивали тебя. Я не должен напоминать тебе об этом, — говорит Намджун и встает за следующей бутылкой. Чонгук после Хьюго сразу отправился домой. До не нашел сил зайти к сыну, а попытка разборок с Хьюго привела к первому скандалу с боссом. — Мой сын чуть не погиб, — кричал на Хьюго испугавшийся за сына До. — Он не погиб, ты должен им гордиться, — не позволил своим людям вывести из помещения разошедшегося альфу Хьюго. — Ты не должен был так поступать с ним. Ты клялся мне, что вы узнавали и барыга будет один. — Зато теперь твой сын готов ко всему, — невозмутимо заявил Хьюго. — Почему я должен был делать ему уступки? Только потому, что ты столько лет мне служишь? Какое здесь ключевое слово? Правильно — служба. Так что убирайся и до завтра не показывайся мне на глаза. Чонгук, придя домой, молча поднялся к себе и, только упав лицом на свою кровать, отпустил себя, изо всех сил пытаясь расплакаться. Он чувствует, как собранные в глотке слезы душат его, но наружу даже слезинка не вырывается. Он бьет кулаками подушку, надеясь уже все-таки разрыдаться, позволить хоть какой-то части боли выйти из него слезами, но тщетно. Сколько бы альфа ни жмурился, из раза в раз проигрывая в голове картину того, как пули разрывают мягкую ткань, забирая жизнь человека, его слезы только собираются комом в горле, грозясь задушить его в своей боли. Жить в городе смерти, на одной улице с ней — терпимо. Жить с ней внутри себя — невыносимо. Чонгук впервые отнял чью-то жизнь, и пусть это была самооборона, того, что он убийца, это не отменяет. От мысли, что эта смерть всего лишь первая, у него нутро леденеет. Чонгук знал, что этот день наступит, всю жизнь верил только в одну истину — или ты, или тебя, но кровь, густой липкой жидкостью покрывающую ладони, видеть не перестает. Дверь со скрипом открывается, впуская внутрь Юнги, который, подойдя к кровати, сразу на нее залезает. — Не прогоняй меня, — просит омега и протягивает к нему руки. Юнги не знает, что произошло, но чувствует, что что-то ужасное. Он впервые видит брата настолько сломленным. Чонгук и не думал прогонять, он тянет его на себя и обнимает. Юнги для него сейчас не просто источник тепла, он сама невинность, первозданная чистота, свет, пробивающийся сквозь обломки старой, два часа назад обрушившейся жизни альфы. Омеге больно от того, как сильно он его сжимает, но он терпит эту боль, лишь бы хоть немного унять ту, которая из брата исходит, вокруг него клубится. Он видит, как альфа нуждается в нем, льнет к нему, поглаживает его спину, обещает, что никуда не уйдет. Они сидят на его кровати в обнимку минут двадцать, Юнги вкладывает в объятия всего себя, но старший всё равно дрожит и ни на секунду его из рук не выпускает. — Все будет хорошо, — шепчет мальчик. — Все будет по-другому, — говорит Чонгук, зарываясь лицом в родное плечо.