***
Интервью проходит отлично, и Юнги, наконец-то, получает так горячо им желаемое предложение о работе. Омега выйдет работать на новое место с первого числа в качестве проект менеджера. Юнги сразу же увольняется из кафе и оставшиеся до работы восемь дней решает заняться домом и рекламой. Сегодня с утра он записал несколько сториз, как рекламу присланного ему еще два дня назад бьюти-бокса, и одну сториз от себя с просьбой навестить приют животных в Амахо, а не покупать их в зоомагазинах. После этого Юнги прибрался в доме и поехал в магазин за продуктами. Весь день омега проводит в одиночестве, потому что Чимин постоянно пропадает в Ракун, а Тэхен пишет, что зайдет завтра, так как едет с кошками на прививки, а потом его позвал Лэй. Ближе к вечеру Юнги чувствует, что ему нехорошо. Он ложится на диван, надеясь, что спазмы отпустят, но они становятся только сильнее. Омега еле поднимается с дивана и, дойдя до аптечки, судорожно ищет таблетки, которыми закупился в тот же день, когда понял, что скоро течка. Он наспех проглатывает нужную дозу и, завернувшись в плед, снова валится на диван. Минуты идут, но Юнги только хуже. С момента, как у него началась первая течка, он пьет лекарства, которые не совсем снимают симптомы, но позволяют ему хотя бы передвигаться и уменьшают желание, но сейчас они не работают. Юнги тошнит, холодный и липкий пот стягивает кожу, он мечется по дивану в поисках позы, которая бы облегчила его состояние и, дотянувшись до телефона, набирает Тэхена. — У меня течка, и мои таблетки не помогают. Я не в состоянии идти в аптеку, прошу тебя, найди что-нибудь помощнее, или я сейчас умру, — умоляет друга Юнги, и тот обещает, что все сделает. Тэхен консультируется со своим врачом и, купив прописанные им лекарства, несется к дому друга. Юнги совсем плох, его лихорадит, как от высокой температуры, а его бледные губы сливаются с лицом. — Мне все хуже и хуже, — ноет омега. — Никакого облегчения, хотя я горсть выпил. Я не переживу эту ночь. — Не паникуй, — размешивает в воде порошок Тэхен, — мой врач сказал, что выпьешь это и будешь как огурчик. Ты, кстати, потрясающе пахнешь, никогда такой запах не встречал. — Оставь любезности, дай уже мне эту отраву, — стонет Юнги и, взяв стакан, залпом осушает содержимое. Через полчаса Юнги засыпает, а Тэхен, решив, что ему полегчало, возвращается домой. Юнги видит брата во сне. У Чонгука красные глаза, вокруг него языки пламени, но Юнги липнет к нему, видит, как покрывается волдырями кожа, которую касается огонь, но продолжает о него тереться, стонет его имя и раздвигает ноги, моля подарить ему избавление. Стоит ему почувствовать тяжесть тела брата на себе и его ладони, сжимающие бедра, как омега кончает. Он просыпается в полночь от ощущения мясорубки в животе и мокрых штанов на ковре на полу, на который свалился с дивана. Рука по-прежнему сжимает член, и он один в квартире. — Не помогло, — отвечает он на смс Тэхена и видит, как друг перезванивает. — Мне жаль это говорить, но не поможет, — вздыхает Тэхен. — Я снова переговорил со своим врачом, он сказал, что если омега носит метку выбранного им альфы, то течка пройдет мучительно. Тебе надо терпеть. — Я постараюсь, — сам себе не верит Юнги и сбрасывает звонок. Перед глазами Чонгук, на бедрах горят следы его ладоней, словно это был не сон. Юнги скребётся ногтями о пол и воет от бессилия. Самоудовлетворение не помогает, пожар все больше разгорается, а помутневший разум истошно вопит, требуя своего альфу. Решив, что горячий душ хотя бы немного снимет спазмы, Юнги с трудом поднимается на ноги, но сразу же падает на пол, потеряв сознание.***
Тэхен не может уснуть. Он уже в который раз идет на кухню за водой и, решив, что так не пойдет, звонит Хосоку. — У меня в Амахо нет врачей, но мне срочно нужен врач для омег, а ты можешь поднять любого, — говорит мужу омега. — Прошу тебя, найди его, пусть едет к дому Юнги, я тоже туда поеду. — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает альфа. — У меня к тебе просьба, уважай решение Юнги и не говори Чонгуку, что у его омеги течка. — Оу, сегодня в Амахо сгорит один дом, — присвистывает альфа. — Я же попросил! — Хорошо, — коротко отвечает Хосок и следом набирает помощника. Через полчаса Тэхен стоит у кровати, на которую они с доктором уложили Юнги. Юнги не в себе, он бредит, мечется, то плачет, то улыбается. Такое ощущение, что он видит то, чего они не видят. Тэхену от его состояния страшно. — Ему может помочь только одно средство, но оно очень опасное, — поворачивается к нему врач. — Сам омега не в состоянии принять решение, а вы, как я понимаю, не член его семьи, чтобы это сделать. — Что за средство? И почему ему настолько плохо? — спрашивает Тэхен. — Я вижу у него укус на ключицах, его зверь уже выбрал своего, и омегу выбрал альфа, — повторяет слова предыдущего врача доктор. — Такое бывает очень редко, но это именно тот случай, когда у пары очень сильная связь. Тут все бессильны. Или вы должны позвать его альфу, или можно вколоть ему лекарство, но у него побочный эффект, были случаи, когда после уколов течка прекращалась навсегда. — Нет! — выпаливает Тэхен. — Этого точно не надо. — Тогда я могу идти, — собирает вещи врач. — Мне жаль паренька, это очень больно и тяжело, но если он продержится сорок восемь часов, то потом будет легче, и ему помогут его обычные лекарства. Тэхен пишет Хосоку, что останется с Юнги, и садится на кровать. Омега его все больше пугает, он периодически широко распахивает глаза, зовет брата и вновь отключается. Тэхен два раза с трудом меняет промокшую насквозь одежду и чуть ли не плачет от беспомощности. В три часа ночи Юнги сползает с постели и просит воду, Тэхен идет на кухню, а когда возвращается, находит обнаженного друга, сидящем на полу в душе под водой. — Я умираю, — плачет Юнги. — Я больше не могу. Позови Чонгука, пожалуйста, пусть он придет. — Ты же не в себе, ты потом убьешь меня, — садится на корточки рядом с душевой Тэхен.***
Чонгуку не спится. Зверь в нем напряженный, не может найти покоя и не позволяет даже задремать. Альфа встает с постели и, подойдя к окну, распахивает его, вслушивается в тишину, которую ничто не нарушает. Он смотрит во двор, по которому гуляют собаки, и, решив уже не ложиться, одевается и идет вниз. Чонгук гладит подбежавших к нему любимцев и тянется за зазвонившим телефоном. В четыре утра его могут побеспокоить только по очень важному делу, поэтому, увидев на экране мобильного номер одного из приставленных к Юнги охранников, альфа сразу принимает звонок. — Что случилось? — нервно спрашивает Чонгук. — Вы просили обо всем докладывать, так вот супруг господина Сайко приходил, с ним был еще один омега, судя по чемоданчику, врач. — Хорошо, — Чонгук сбрасывает звонок и идет к стоящему прямо у ворот джипу. Забрав у охраны ключи, он взбирается на сидение и уже в пути набирает брата. — Что с Юнги? Почему твой там среди ночи ошивается? — выпаливает альфа, стоит Хосоку ответить. — Эээээээ… — Хосок, блять. — Заболел. Не слышу тебя, заезжаю в тоннель, — вешает трубку Сайко. — Хосок! «Срочно уходи оттуда, Чонгук едет», — получает Тэхен смс от мужа и, настроив воду для Юнги, идет к автомобилю. Только омега в него садится, как перед домом паркуются несколько автомобилей, и из джипа выходит Чонгук. Тэхен приказывает шоферу выдвигаться и мысленно посылает другу поддержку. Чонгуку и входить в дом не надо, чтобы понять, чем именно заболел Юнги. В Чонгуке будто все поры раскрываются, он жадно вдыхает умопомрачительный запах, только каждый вдох вместо облегчения муку приносит. Он замирает у двери на пару секунд, а потом, толкнув ее, заходит в коридор и чуть не задыхается от запаха граната, который моментально пробуждает и так редко дремлющее рядом с братом желание и выводит его на абсолютно новый, животный уровень. Каждый шаг — это с трудом сохраняемый баланс между тем, чтобы, снося все двери и стены, до Юнги дорваться или прибить себя к полу и во имя их любви дальше не двигаться. Чонгук полюбил Юнги с его первого обиженного взгляда, с двух слов «ты плохой», любил будто бы еще до рождения, только его ждал. Это потом братская любовь переросла в нечто большее, нечто, что распирает его изнутри и заставляет каждого встречного омегу быть безликим, потому что Чонгук, кроме Юнги, никого не видит. Чонгук, кроме Юнги, никого не хочет. Когда-то давно он силой вытащил себя из постели, оставив течного омегу, позволил зверю изгрызть свои внутренности, но и пальцем к нему не прикоснулся, потому что у него с Юнги не просто желание, а любовь. Как он поступит сейчас, что будет, когда он пересечет порог комнаты — альфа не представляет, но по рыку в своей голове за брата боится. Он минует коридор, но Юнги в гостиной нет. Судя по беспорядку в комнате — это длится давно. Чонгук толкает дверь спальни, но и она пустая, альфа уже собирается звать брата, как слышит шум воды и подходит к ванной. — Чонгук, — доносится глухой голос изнутри, и альфа забывает про всю нежность, не рассчитывает силу и дверь чуть с петель не слетает. Он смотрит на сидящего на полу под водой голого омегу, чувствует, как распрямляются скукоженные органы, и зверь вопит, стремясь дотянуться до своего. — Чонгук, — тянет к нему руки Юнги, у которого при виде брата глаза блестят. — Чонгук, — повторяет, в альфе одна за другой цепи слетают. Чонгук оказывается до этого и понятия не имел, что можно вот так сильно желать человека. Это не желание — это чистый голод, и Чонгук знает, что только плоть его брата может его утолить. Он выключает воду, хватает полотенце и, укутав Юнги в него, переносит на руках в спальню. — Тихо, маленький, я же здесь, — шепчет он, пока Юнги скребется о его рубашку, тянется, трется. Альфа укладывает его на постель, сдерживается, ни на секунду не забывает, что перед ним непроходимый барьер — и это истинное желание Юнги. Сейчас омега ничего не стыдится, он уже сбросил с себя полотенце, взобрался на него абсолютно обнаженным и тянется к ремню его брюк, нетерпеливо шепчет «быстрее», но Чонгук знает, что это течка, что сущность взяла верх над разумом, а настоящий Юнги даже поцеловать его не позволит. Он ловит его руки, уже расстегнувшие ремень на брюках, и подносит к губам. Целует по одному пальцы, ладони, не выпускает, потому что омега сразу его раздеть пытается. Если и пытать Эль Диабло, то только так, потому что это невыносимо, потому что он уже о полной капитуляции объявить готов. Его омега в его руках, он обнаженный, сам ноги разводит, приглашает, а Чонгук зубы о зубы трет, так сильно пальцы в кулаки сжимает, что кажется, под ногтями кожа лопается. — Чонгук, пожалуйста, — молит омега, которого старшему пришлось вжимать в постель, чтобы он перестал свои руки вырывать. — Почему? Ты не хочешь меня? — у Юнги от обиды глаза блестят. Ему намного лучше, он одним присутствием Чонгука насыщается, но все равно пытается его раздеть, а альфа не позволяет. — Почему? — обиженно тянет омега и трется бедрами о его твердый член, покрывает поцелуями его лицо, тянет на себя. — Ты же тоже хочешь, я это вижу, умоляю, помоги мне. — Ты не представляешь, как хочу, — выдыхает Чонгук, не дает двинуться, — это желание меня на куски рвет, — вжимает его лицом в свою грудь, лишь бы на эти алые губы не смотреть, не желать язычок поймать, не задушить его собой. — Я бы тебя так трахнул, что у тебя бы ноги не соединялись. Я безумно хочу тебя, — выпаливает в ухо, прикусывает мочку, — хочу, чтобы ты кричал от удовольствия, хочу исследовать все твое тело языком, каждый его миллиметр, — Юнги замирает, внимательно слушает. Каждое слово Чонгука по коже огненной лавой проходится. — Я никогда никого так сильно не хотел, никогда никто не вызывал во мне такого дикого желания. Я хочу тебя целовать, пока не начнешь задыхаться, и трахать так глубоко, чтобы ты чувствовал мое желание каждой своей клеточкой, — просовывает руку между ними и обхватывает его член пальцами. — Но я не могу, пока ты сам не позволишь, — целует влажные губы альфа. — А сейчас это не ты, это твой зверь, который сводит с ума моего, и если я не сорвусь, я поставлю себе памятник в центре Амахо, потому что ты даже не представляешь, каково это, держать тебя в руках и не перейти черту, — он ласкает омегу, а тот сам толкается в его ладонь, упивается его голосом, продолжает постанывать и кончает. — Я будто горю, — хнычет отдышавшийся Юнги и вновь забирается на него. Он седлает альфу, задевает его твердый член — Чонгук в пепел превращается. Альфа сжимает в кулаках простыни, рвет их, лишь бы не впиться, лишь бы не схватить его за молочные бедра и, повалив на постель, не засадить до упора. Юнги такой красивый, его глаза окутаны пеленой похоти, капли пота скользят по влажному телу, и Чонгук, подавшись вперед, их слизывает. Он скользит ладонями по его спине вниз, разводит его ягодицы. Юнги откидывается назад, Чонгук размазывает меж ягодиц обильно выделяющуюся смазку и проталкивает в него палец. — Ты такой узкий, такой горячий, ты убиваешь меня, — хрипит альфа. — Пожалуйста, — приближается к его лицу омега, — возьми меня, я сам хочу, умоляю, — трется, кусает его губы до вкуса крови, мстит за пытку. Чонгук проталкивает в него еще два пальца, и омега, глухо застонав, начинает на них насаживаться. Юнги трахает себя его пальцами и продолжает молить о члене, но Чонгук не сдается. Он обматывает зверя цепями, о которые тот свою кровь оставляет, не позволяет вырваться. Даже на пике своего разврата омега напоминает ангела. Он, откинув голову назад, кусает свои губы, позволяет Чонгуку вылизывать свою шею и снова кончает. Юнги лежит распятым на простынях, его голова свешивается с кровати вниз, а Чонгук покрывает поцелуями его живот, пробует на вкус. Юнги обхватывает его руками, притягивает к себе и долго и сладко целует. Альфа чувствует, как рука омеги проскальзывает в его брюки, обхватывает пульсирующий член, и видит восторг на дне глаз брата. — Хочу его в себе, — порывается приподняться Юнги, но Чонгук давит на грудь, не позволяет. — Не отказывай мне, пожалуйста, дай попробовать хотя бы. Юнги одурманен похотью, она в нем вместо крови носится. Он бьет кулаком его по груди и, продолжая сжимать в руке его член, облизывается. Чонгук от его похоти и разврата в шоке, он буквально на пару секунд любуется этим огнем, вспыхнувшим на дне его глаз, как чувствует его большой палец на головке. — Так тебе нравится? — с самым невинным видом спрашивает омега, и альфа подается бедрами вперед, потом еще, упускает момент, когда Юнги скользит вниз, и в последний момент, вжав его в простыни, твердо говорит: — Нет. Юнги бьется, ругается, просит, Чонгук вдавливает его лицом в подушку и, покусывая белоснежную спину, молит успокоиться. Чонгук сам на пике, член болезненно ноет, ему кажется, что еще немного, и он от никак не находящего выход возбуждения лопнет, но отдаться желанию не рискует. Когда течка закончится, Юнги его возненавидит, но его ненависть все равно отвращение Чонгука к самому себе не переплюнет. Юнги рядом с ним даже в глаза не смотрит, прикосновений боится, и альфа не хочет из-за течки ломать эту хрупкую связь, установившуюся между ними. Лучше он себя сломает. Юнги выбирается из-под него, расстёгивает мокрую рубашку и, покрывая поцелуями его грудь и живот, вновь возвращается к члену. У Юнги колени сводит от желания почувствовать его в себе, он продолжает облизывать губы, Чонгук продолжает умирать. Зверь требует свое, уговаривает плюнуть на все принципы и трахать омегу, пока он не отключится. Чонгук не знает, с кем ему справляться: с омегой, который сам его уже одними взглядами трахнул, или со слетевшим с катушек зверем, который до плоти дорваться пытается. Он вновь разворачивает Юнги спиной к себе и, несмотря на все его протесты, трахает его своими пальцами, покусывая плечи и заставляя выгибаться до хруста в позвонках. — Я еще хочу, — бурчит выдохшийся омега и отключается на его груди. Чонгук, воспользовавшись тем, что он спит, идет в душ, а потом до рассвета глаз не смыкает. Они так и лежат посередине разворошенной постели с переплетенными конечностями, один выдохшийся после ласк, второй — умирающий от их нехватки. Проснувшись утром, Юнги требует продолжения, а Чонгук, удовлетворив его не так, как тому хотелось бы, заказывает еду и, оставив омегу дремать, идет в гостиную звонить Хосоку. — Найди мне нормального врача, пусть что-то сделают, иначе я не выдержу, — говорит брату альфа. — Я прошел через ад ночью, еще одной такой ночи я не переживу. — Ищу, блин, — ругается Хосок. — Да засади ты ему. Чонгук бросает трубку. Чонгук с трудом кормит Юнги, который обнаженным сидит на его коленях в гостиной и за каждый проглоченный кусочек требует ласку. Посланный Хосоком врач приезжает в обед и находит измученного альфу и бодрого и счастливого омегу, который отказывается его отпускать. — Не хочу уколов, — вопит Юнги, пока Чонгук фиксирует его на своих коленях и шлепает по заднице, умоляя успокоиться. — Не надо уколов! Чонгук, пожалуйста, останься со мной, не уходи, я буду себя хорошо вести, обещаю, — слезно молит омега, но альфа не сдается. Он целует его в шею по линии роста волос и, пока врач делает укол, шепчет ему, как сильно его любит. Юнги засыпает на его руках. Чонгук аккуратно укладывает его в постель и, накрыв одеялом, возвращается к врачу. — Он скоро очнется, но будет вялым, и такого сильного желания не будет, пик он уже пережил, — говорит доктор. — Делайте ему уколы еще два дня. А вообще, молодой человек, если вы не в состоянии проводить со своим омегой его течку, то и пробовать его кровь не стоило. — Это не ваше дело, — угрюмо отвечает ему альфа и провожает до двери. Чонгук не уходит, он отменяет все дела и остается с Юнги еще два дня. Омега спит в его объятиях, ест только из его рук, альфа его купает, переодевает, и Юнги получает столько поцелуев, что губы распухают. На третий день Чонгук уезжает в Ракун, а Юнги остается на попечение Тэхена.***
Намджун знает, что Чимин вернулся в Амахо. Эти два дня он не ездил в особняк, хотя подолгу был в Ракун, и нарочно держит себя на расстоянии от омеги, пытаясь проанализировать их отношения и решить, что делать дальше. Отрицать свои чувства к нему Намджун больше и не пытается, но как начать заново строить отношения с тем, с кем они не совсем нормально начались, он не знает. Альфа задерживается в клубе после встречи с партнёрами и, заказав себе выпить, приказывает всем покинуть помещение. Так продолжаться не может. Если бы Намджун знал, что тогда на дороге под восторженные крики Мо, встретил омегу, которого его зверь выберет своим, то он бы сразу же его забрал, ухаживал бы, пригласил на свидание, но точно бы не покупал на аукционе, не выставлял между ними счет и не опошлял их отношения. Но ведь нет ничего такого в мире, что нельзя поменять. Намджун сам пример этому, стоит вспомнить, с чего они начинали и где оказались. Он попробует. Намджун сделает первый шаг. Он, так и не прикоснувшись к бокалу, рывком поднимается с кресла и идет на выход. Он поговорит с Чимином, предложит ему начать заново, потому что альфа уверен, что если они сделают шаг друг к другу, то все остальное можно будет понемногу решить. Намджун порвет с Заиром, заберет Чимина в Ракун, и они попробуют зажить, как нормальная пара, без этого прошлого, в котором слишком много грязи. Чимин выходит из душа и, одевшись, ложится на кровать, общаясь по телефону с Мо. Он обещает Мо позавтракать с ним завтра и только отключает связь, как, обернувшись, видит стоящего на пороге Аарона. — Как ты вошел? — присаживается на постели явно недовольный визитом незваного гостя омега. — Это ведь мой дом, — ухмыляется альфа и подходит к кровати. — Это дом твоего брата, — поднимается на ноги омега и идет к трюмо за резинкой для волос. — Мне точно не нужно твое разрешение, чтобы приходить. — Так зачем ты пришел? — собирает короткий хвостик на затылке Чимин, следя через зеркало за подошедшим к нему со спины Аароном. — Соскучился, — нюхает пропитанные запахом брата вперемешку с шампунем волосы альфа. — Я тебе пишу, ты не отвечаешь, вот и решил сам навестить, узнать, почему ты забыл старого друга. — Если я не отвечаю, значит, текст твоих смс-ок мне не нравится, — пробует обойти альфу Чимин, но тот не пропускает. — Да брось ты, — щетинится Аарон. — Так быстро ты бывших забываешь? — становится вплотную. — Он трахает лучше, чем я? — проводит костяшками по обнаженному горлу. — Я вообще-то соскучился, думал, погуляем, как и раньше, пообщаемся, а ты из себя снежного короля строишь. — Ты ведь знаешь, что одно мое движение, и из твоей глотки нож торчать будет? — мрачнеет Чимин. — Подвинься. — Знаю, ты ведь святая смерть, — напирает Аарон, — только святого в тебе ноль целых ноль десятых. Мой брат может обмануться, но я знаю, что за шлюха скрывается за этой оболочкой. — Почему, интересно, я упустил тот момент, когда ты превратился в такую тварь? — выплевывает слова ему в лицо омега. — Ну перестань, я же не со зла, я правда соскучился по нашим бешеным ночам, думал, ты быстрее надоешь Намджуну, а ты только располагаешься, — смягчает голос Аарон. — Ты знаешь, что ты у него даже не второй? — Если ты думаешь, что твои оскорбления меня задевают, то ошибаешься, у меня к таким, как ты, броня, так что уходи, ты меня утомил. — Я тебе еще тогда говорил, я думал, ты умнее, а ты оказываешься глупцом, — вздыхает Аарон. — Если ты думаешь, что после того, как мой братец наиграется, я приму тебя с распростёртыми объятиями — ты ошибаешься. Намджуну уже плевать на тебя, иначе где он, почему ты постоянно ночуешь один? Поехали ко мне, обещаю, тебе понравится, мне такой товар привезли, улетишь, — заставляет Чимина вжиматься в трюмо. — Во-первых, твой брат меня не бросит, — четко выговаривает слова омега, которого бесит каждое слово Аарона. Чимин устал от унижений и оскорблений, хочется оскорбить в ответ, и он себе не отказывает. — Если надо будет, то я сам его брошу, а пока он выкупил меня и обеспечивает всем, что я хочу, я этого делать не собираюсь. Во-вторых, мои услуги дорого стоят, а ты слишком мелкая рыбешка для меня. С чего мне трахаться с тем, у кого столько денег и связей, а сам он при этом из себя ничего не представляет. Ты явно проигрываешь брату, которому принадлежит весь Кальдрон, так что не обижайся, малыш, что я выбираю короля, а не его прислугу, и умерь свой аппетит. Намджун… — замечает стоящего на пороге альфу Чимин и вмиг бледнеет. — Я вам не помешал? — спрашивает Намджун, а Чимин его тяжелый взгляд еле выдерживает. Альфа мрачнее тучи, брови сведены на переносице, омега даже искорки света в черных глазах разглядеть не может. — Намджун, я… — поворачивается к нему Аарон. — Пошел вон, я с тобой потом поговорю, — даже не смотрит на него брат, и Аарон, как побитый щенок, покидает квартиру. — Ты слышал? — делает несмелый шаг к нему Чимин. — Я от злости так говорил, хотел, чтобы он ушел… — Верно, так и надо было делать, но говоря о нем, а не обо мне, — проходит в комнату альфа и останавливается напротив. — Значит, пока я плачу, ты будешь раздеваться? — Намджун… — Раздевайся. — Послушай меня, — Чимина душит обида и злость на свой длинный язык. — Я сказал раздевайся, — смотрит так, что в Чимине сосуды лопаются. — Я ведь плачу, я тебя полностью обеспечиваю, у тебя платиновая карта, так будь добр, отрабатывай. — Почему ты не веришь мне? — восклицает омега и подходит ближе. — Я с тобой не из-за денег. — А из-за чего? — становится впритык альфа, наблюдает за подрагивающими ресницами. — Почему ты со мной, если причина не в моих возможностях? — Потому что я люблю тебя, — выпаливает Чимин раньше, чем успевает подумать. — Я люблю тебя четырнадцать лет и восемь месяцев, — договаривает и слышит, как с треском расходится по швам его сердце, потому что Намджун смеется. Альфа сперва улыбается, а потом переходит на громкий смех, заставляя Чимина давиться своей любовью. — Я думал, ты сможешь придумать правдоподобный ответ, — усмехается Намджун. — Ты не веришь мне, — смаргивает непрошенные слезы Чимин. — Подумай, что делать, потому что если ты не собираешься давать мне то, за что я заплатил, то можешь снять всё, что есть на твоей карте, и собирать вещи, — идет к двери Намджун. Намджун прислоняется спиной к стенке уносящего его вниз лифта и прикрывает веки. Не получилось. Один, он уверен, единственный раз в жизни он влюбился, по-настоящему, до сердца, перекрывающего воздух в глотке, но не в того. Пак Чимин как был тем, кто шел на блеск, тем им и остался, и чем быстрее Намджун это остановит, тем лучше. Эти отношения сплошной фарс, и даже хорошо, что Намджуну не придется в них нырять. Любовь нужна бездельникам, а у него забот и дел по горло, он забудет омегу с золотистыми волосами, заменит его сотней других и не пожалеет.***
— Боюсь, мы бессильны здесь, — топчется перед большим дубовым столом в кабинете Муньеса его помощник. — Омарион официально отказался от сотрудничества, а наши соседи тянут время и не дают точного ответа. Таким ходом мы уже проиграли войну, так ее и не начав. — Нужно было душить их в зародыше, но мы были слишком самонадеянные, чтобы придавать серьезное значение каким-то ободранцам из Амахо, и в итоге теперь мы в тупике, — сметает со стола бумаги альфа. — Есть еще вариант, что мы согласимся присоединиться и получим должности в их государстве. — Конфедерация на такое не пойдет, Лео даже слушать не станет, — говорит Муньес. — Испокон веков Ла Тиерра и Конфедерация — один организм, мы не можем действовать отдельно. — Будем тогда ждать, что решит Конфедерация. Конфедерация себя долго ждать не заставляет. Вечером следующего дня Муньес получает данные о месте и времени, где будет Эль Диабло, и приказ его убрать. — Они передали, что, если убрать идейного вдохновителя, — Левиафан развалится, поэтому мы должны послать людей. Эль Диабло собирается навестить «ничейные» земли, — докладывает Муньесу помощник. — Мы не будем никого посылать, да и так больше риска быть обнаруженными до самого нападения. Мы будем очень щедры к местным, и они сами все сделают. Эль Диабло подохнет там же, где и его отец.***
— На «ничейной» земле мелкие банды, но я своим визитом хочу выказать им уважение и показать, что мы открыты для сотрудничества, — говорит сидящим в переговорной друзьям и партнерам Чонгук. — У меня, как назло, на следующей неделе слишком много встреч, и Минсок требует на разговор, поэтому я заскочу в «ничейную» землю по пути в Кордову, и все уже встретимся там. — Давай сделаем так, — перестает играть с ручкой Сайко. — Я съезжу на «ничейную» землю, ты знаешь, у меня там друзья, я и поговорю с бандами и к своим заскочу, а потом уже приеду в Кордову к своему любимому тестю. — Не парься, я думаю, что успею, — отказывается Чонгук. — Но зачем тебе торопиться, если я и так буду свободен, — не сдается Сайко. — Омарион с Намджуном будут в Ракун, ты разберешься с поставщиками, а я поеду на «ничейную» землю. — Я тоже! — поднимает руку счастливый, что наконец-то выедет на дело, Мо. — Я прикрою Сайко, если что. Он без меня никуда, — охает от больно сжавшего его плечо Хосока. — Хорошо, — усмехается Чонгук. — Только будьте осторожны.***
Чимин опускается на кровать и, не отрываясь, смотрит на дверь, в которую вышел альфа. Значит, все кончено. Ему и сбегать не пришлось, Намджун сам его выставил, тут и думать не о чем. Чимин ничего не чувствует: ни обиды, ни разочарования, ни боли. Он такой опустошенный, что собственные мысли эхом в голове отдают. Чимин знал, он все это время понимал, что Намджун над его чувствами посмеется, и поэтому так долго молчал, но все равно не был готов к этому. Чимину разбивали лицо, марали его тело, плевали в душу, но сердце всегда было надежно защищено, оно всегда было в безопасности, потому что принадлежало только одному человеку. Этот человек десять минут назад разорвал его в клочья и заставил Чимина, давясь ошметками, проглотить свою любовь. Он вздрагивает на звонок и долго смотрит на экран телефона, думая, отвечать Мо или нет. Альфа звонок не сбрасывает, и Чимин снимает трубку. — Да, — старается звучать твердо омега. — Я подумал, и хочу, чтобы мы вместо завтрака поехали погулять, Фей же приехал, — у Мо отличное настроение, Чимин это по его голосу чувствует. — Ты меня слушаешь? Чимин не может и слова вымолвить, они все застревают в горле, и наружу только свист вырывается. — Что случилось? — сразу меняет интонацию Мо. — Ничего, правда, — пытается не разрыдаться проигрывающий себе битву омега. — Чимин. — Намджун меня отпустил. — То есть? — Аарон был здесь, облил меня грязью, — всхлипывает омега, — а я был зол на него, хотел его задеть, наговорил ему глупостей про его брата. Намджун все услышал. Неважно. Завтра поговорим, я не в состоянии, — вешает трубку Чимин. Мо пару секунд смотрит на потухший экран телефона, а потом, встав из-за стола, за который только сел, идет к припаркованному на обочине бмв. Долго искать Аарона не приходится, он находится в своем клубе, который показывает Фею. Омарион, который приехал за братом и ждет, пока шофер припаркуется, видит выскочившего из автомобиля у клуба Мо и, решив, что это связано с Феем, в окружении охраны быстрыми шагами идет за ним. Мо поднимается на второй этаж, его глаза налиты кровью, он никого не видит, сшибает по пути несчастного официанта и идет прямо вглубь ВИП-комнаты, где сидит Аарон. — Какие люди, — разводит руки Аарон, завидев Мо, но альфа подлетает к нему и с размаху бьет по лицу. Аарон сплевывает кровь и, набросившись на Мо, валит его на пол. Мо ловко уворачивается от ударов и, оседлав Аарона, продолжает его бить. — Ты подонок, я тебя предупреждал оставить его в покое, я говорил, что сломаю тебе лицо, — без остановки бьет его Мо и сам получает. Охрана парней пытается разнять альф, но безуспешно, они намертво вцепились друг в друга. Фей, прикрыв ладонью рот, в шоке вжимается в стену, а подошедший Омарион, схватив Мо за горло, рывком снимает его с альфы и с силой вжимает в себя. — Раунд, — кричит Омарион. — Остыньте! Сокджин приказывает своим людям проводить Фея в автомобиль. Аарон, держась за бока, запускает руку в ведерко со льдом. — Мудак, — смотрит он на Мо. — Мое лицо заживет, а ты так и останешься тем, кем детей пугают. Мой брат убьет тебя. — Мне похуй, беги, зови его, — вновь порывается наброситься на него Мо, но Омарион так его скрутил, что вырваться не получается. — Всех зови, прячься за спинами, как и всю жизнь, — кричит уже в след ковыляющему на выход в окружении охраны младшему Киму. Омарион отпускает альфу, и Мо, утирая кулаки о рубашку и размазывая кровь по лицу, идет вниз. Оказавшись на улице, он глубоко вдыхает ночной воздух, но не может надышаться. Напряжение не отпустило, он, со второго раза вынув сигарету из пачки, трясущимися пальцами подносит ее к губам. — Ты тоже хочешь? А то я не насытился, — поворачивается Мо к остановившемуся на тротуаре Омариону. — Хочу, — усмехается альфа, — но я за цивильный бой. У тебя отлично поставлен удар, но злоба не дает тебе концентрироваться на точечных ударах. Ты бьешь будто с целью убить, я бью, чтобы доставить максимальную боль. Приходи ко мне, и я тебя научу. — Обойдусь, — сплевывает под ноги Мо и идет к бмв, провожаемый пристальным взглядом Сокджина. — Признаюсь, я недооценил этого Мо, — улыбается севшему рядом на сидение брату Фей. — В нем что-то есть. — Забудь. Он мой. *Название главы — Прости, что люблю тебя (исп. lo siento te amo)