***
— Что с лицом? — Намджун подходит к стоящему в подземной парковке у автомобиля Мо. — Упал. — На Аарона? — Он, значит, уже доложил, — цокает языком младший. — Почему ты набросился на него? — наступает Намджун. — Он ведь младше, он ребёнок, а ты взрослый человек, ты лидер, в конце концов. Что это за поведение? — Он обидел моего друга, — старается не смотреть в глаза Намджуна Мо, но первый отчетливо чувствует, как закипает альфа. — Аарон твой брат, а кто тебе Чимин? — уже спокойнее спрашивает Намджун. — И потом, с чего ты взял, что я бы не защитил Чимина, если бы его обидели? — Ты его обидел! — восклицает Мо и садится на капот своего бмв. — Пойми уже, что ты не ангела защищаешь. — Чимин не заслуживает подобного отношения. — Влюбился все-таки, — усмехается Намджун. — При всем моем уважении… — подскакивает на ноги Мо. — И на меня с кулаками набросишься? — нотки стали в голосе Намджуна усмиряют его пыл. — Чтобы помирились с Аароном, и больше такого не было. — Я мириться не буду, более того, пусть мне на глаза не показывается, иначе я за себя не отвечаю, — сплевывает Мо и идет к лифту. — Мо! — кричит ему вслед Намджун. — Кениль, я с тобой разговариваю! Альфа даже не оборачивается. Намджун, простояв пару минут, идет обратно к бентли. Он о Чимине не забывает ни на секунду, и забыть не дают. Омега не звонит, не пишет, не ищет встреч, и Намджун убеждается, что тот, значит, сам был не против уже вырваться на свободу. Намджун все равно ждет, даже несмотря на то, что Чимин решил воспользоваться самым дешевым способом, сочинив байку про любовь. После встречи с Мо Намджун едет в клуб и, позвав брата за собой, заходит в комнату для персонала. — Думаю, ты знаешь, зачем я пришел, — прислоняется к стене с руками в карманах брюк старший. — Твое поведение вышло за все рамки. — Ты серьёзно будешь меня отчитывать из-за омеги, с которым спишь? — вскипает Аарон. — Что ты делал в моей квартире, зная, что меня нет? Зачем ты вообще заходишь в мою спальню и общаешься с моим омегой? — спрашивает Намджун. — Да я трахал его на той же кровати… — Аарон, не сумев удержать равновесие от удара в челюсть, падает на пол. — Ты ударил меня! — кричит альфа. — Ты ударил меня из-за пацана, который не умеет любить, но прекрасно умеет пользоваться! Он даже тобой пользуется! — Научись уважать людей, — за шкирку тянет его наверх Намджун. — И близко к Чимину не подходи, потому что так отделаю, что ходить не сможешь. — Ты вместо того, чтобы говорить с уродцем, который мне лицо разбил, на меня напираешь? — кричит раскрасневшийся Аарон. — Его зовут Кениль, — встряхивает брата Намджун. — Я виноват, что ты вырос таким мудаком, но я могу это исправить, — отталкивает альфу и встает на ноги. — С этого момента у тебя нет клуба. Я забираю все твои спорткары, блокирую карты и оставляю только квартиру. Я хотел дать тебе образование, но ты не захотел, а теперь, будь добр, зарабатывай, как тебе угодно, и живи. Слезь уже с моей шеи и покажи, на что ты способен. — Ты с ума сошел? — кричит ему вслед Аарон, голос которого дрожит. — Намджун, ты не можешь так со мной поступить! — брат, громко хлопнув дверью, оставляет его одного.***
— Ну как, помогает? — останавливается рядом с готовящимся стрелять Чонгуком Сайко. Из тарелкозапускателя вылетает тарелка, и Чонгук поднимает ружье. — Знаешь, я бы по омегам пошел, а не вот это вот все, — вздыхает Хосок и идет за направляющимся к скамейке Чонгуком. — Я так выпускаю пар. — Тебе трахаться надо, а не стрельбой пар выпускать. — Я не хочу. После того, как я побыл с Юнги в его течку, я точно уверен, что это дохлый номер. Меня никто, кроме него, не интересует, и заниматься сексом хоть с мистером вселенной мне не поможет. — Как хорошо, что я так ни на ком не помешан, — прислоняется к спинке скамьи Сайко и жмурится от бьющего по глазам солнечного света. — Разве? — поворачивается к нему Чонгук. — Не сомневайся. Только скажи мне, как ты понял, что это любовь? Я спросил у Намджуна, но он меня послал. — Ты сам это поймешь, — поднимает прислоненное к скамье ружье Чонгук и встает на ноги. — Тут нет правил или инструкций, ты просто просыпаешься в один день и понимаешь, что задыхаешься, и задохнешься, если не увидишь, не услышишь, весточки не получишь. — Ну, я не задыхаюсь, но чешусь. Это считается? — догоняет его хохочущий Хосок.***
Юнги нравится новое место работы. Коллектив встречает его радушно, помогает освоиться, и омега понемногу вливается. Пока ему дают легкие задания, позволяя адаптироваться, но Юнги, которого уже назвали «генератором идей», сам просит больше работы. Он придумывает посты, ведет социальные сети клиента и стоит над головой дизайнера, пока продукт абсолютно не готов. Сегодня вечером вернувшийся после работы Юнги находит дома папу, которого впустила охрана. Омега бросается на шею мужчины, и после долгих объятий они приступают к готовке ужина. — Я думал, ты уже не приедешь, — помешивает рис в кастрюльке Юнги. — Как я мог не приехать к своему сыну, — убирает чистую посуду в шкаф Илан. — Я до последнего ждал, что ты одумаешься, вспомнишь о папе и вернешься домой, но мое сердце больше не выдержало. Как только я въехал в Амахо, прошлое накрыло меня с головой. Будто я никогда и не уезжал из этой дыры. — Зря ты так, Амахо сильно изменился, процветает. — А ты живешь в дыре. — Это не дыра, это мой дом, — хмурится Юнги, — и когда я заработаю побольше денег, я сделаю капитальный ремонт и беседку на лужайке поставлю. — Ты неисправим, — перекладывает в миску салат Илан. — Ты всегда любил чем-то заниматься, и я рад, что ты работаешь и тебе нравится, но Юнги, ты наследник огромного состояния, зачем тебе торчать здесь? — Здесь мой дом. — И Чонгук, — ядовито говорит Илан. — И Чонгук, — спокойно повторяет Юнги. — После того, как он забыл о тебе на целых восемь лет, после того, что он сделал на твоей свадьбе, ты все еще смеешь… — Если ты хочешь, чтобы мы продолжили общаться, то не будешь вспоминать прошлое, — отрезает Юнги. — Я хочу для тебя только самого лучшего, — опускается на табурет Илан. — Поэтому ты солгал мне про смс Чонгуку? Сказал, что послал ему фото, а я потом убивался, что мой альфа так и не приехал, не спас меня, — шипит омега, смотря на побледневшего папу. — Мы уже проходили через это, и в этот раз я сам буду выбирать себе лучшее, а не тебя слушать, — в дверь стучат, и Юнги, отбросив ножик, которым нарезал помидоры, идет ее открывать. На пороге стоит Чонгук, и Юнги жалеет, что все-таки не вырыл яму. Стоять напротив того, следы чьих ладоней до сих пор горят клеймом на коже — пытка не из легких. Он заглядывает за Чонгука, бегает глазами по выцветшей траве, но на брата смотреть не может. У Юнги даже кончики ушей покраснели, и пожалевший его альфа первым делает шаг, чтобы убрать созданную им же неловкость между ними. — Привет, — говорит Чонгук, смотря на омегу. — Привет, — прячет глаза смущенный Юнги. — Я тебе звонил, ты ни разу не перезвонил, — смотрит на покрасневшего парня с улыбкой Чонгук и кивает топчущимся за ним телохранителям. Те возвращаются в автомобили. — Папа приехал, — впустив альфу в дом, закрывает за ним дверь Юнги. Омега возвращается на кухню, Чонгук идет за ним. Он здоровается с Иланом, который смеряет его недобрым взглядом и возвращается к салату. — Останься поужинать, — просит Юнги брата и вновь тянется за ножиком. — Не думаю, что это хорошая идея, — заявляет Илан. — Я не сяду за стол с человеком, который убил моего отца. Юнги со стуком опускает нож на дощечку и тянется за водой. Омега меж двух огней, он прекрасно понимает папу, но также он прекрасно помнит попытки деда убить Чонгука и его роль в смерти До, не говоря уже о том, как Абель относился к самому Юнги. Отныне, если выбирать, то Юнги всегда будет выбирать Чонгука. — Я сам не горю желанием, я зашел пригласить на ужин Юнги, но понимаю, что он давно не видел папу и… — говорит альфа. — Я пойду! — перебивает его омега. — Юнги! — восклицает Илан. — Твой папа только приехал! — И уже весь мой мозг съел, — убирает стол Юнги. — Вернусь и посидим, а на пока мне достаточно твоих слов. Подожди меня минут десять, я переоденусь, — просит Чонгука омега, и тот кивает. Илан убирает салат в холодильник и, налив себе чаю, опускается на табуретку, Чонгук так и стоит, прислонившись к косяку двери и пристально смотрит на омегу. — Скажи мне честно, ты любил моего отца? — спрашивает Илана альфа. — Что за вопрос? — фыркает омега. — Тем не менее ты на него ответить не можешь. — Любил, конечно, но тебя я не переношу. Ты моему сыну жизнь сломал. Ты, как пиявка, в него вцепился и жить не даешь. Посмотри, во что ты его превратил, где он живет. — Он умный, трудоспособный, бесстрашный, — цедит сквозь зубы Чонгук. — Он создал уют из голых стен, я ничем ему не помогаю, всё, что ты пьешь и будешь есть здесь, куплено на заработанные им деньги. Ты бы в него больше верил. — Не тебе меня учить, — рычит Илан. — Ты лишил моего сына шанса на счастье. — Мне твоя симпатия не нужна, но я люблю твоего сына, и лучше тебе принять это. Если хочешь нянчить внуков, будь со мной милее, потому что даже Юнги ты уже раздражаешь. — Я готов, — выбегает в коридор одетый в горчичного цвета блузку и черные скинни Юнги. Губы омеги покрыты бесцветным блеском, глаза тонко подведены карандашом, а в ушах поблескивают камушки. На дворе ранняя весна, Юнги натягивает на себя подаренную Тэхеном кожанку, а пропустивший его вперед Чонгук глаз от него отвести не может. Неудивительно, что Чонгука никогда никто больше не привлекал, потому что самый красивый, самый желанный и самый любимый почти с рождения жил в его доме. Альфа усаживает омегу на переднее сиденье своего гелендвагена, а сам садится за руль. — Куда поедем? — спрашивает Юнги, пока Чонгук выезжает со двора. — Я, честно говоря, умираю с голоду, недавно с работы пришел и не ел еще. — Поедем в самое вкусное место, — улыбается ему Чонгук. — Как тебе работа? Нравится? — Очень, — воодушевляется Юнги. — Отличный коллектив, и я каждый день узнаю что-то новое. — Поражаюсь тебе и горжусь тобой. Все-таки ты наш, потому что делать деньги из всего — это черта Чонов, — смеется альфа. Автомобиль альфы и его сопровождения останавливаются перед маленьким семейным мексиканским рестораном, мимо которого Юнги несколько раз проходил, но не заходил. Ресторан с пятнадцатью столиками держит пара, омега сам наряду с официантами обслуживает, а альфа заведует на кухне. Хозяева — друзья Лэя, и впервые Чонгук поел здесь с семьей и остался в восторге. Юнги недоволен, что ресторан пустой, но Чонгук объясняет, что это вынужденные меры в целях безопасности. Они вкусно кушают, Юнги рассказывает про офис и проекты, Чонгук с удовольствием его слушает. На десерт Юнги заказывает тако из вафель, начиненные кремом, двумя видами мороженого, сливками и сезонными фруктами, но доесть его не в состоянии. — Спасибо тебе, — бурчит Юнги, отпив кофе. Омега понимает, что совсем игнорировать тот факт, что они вместе провели его течку, нельзя. — Не за что, — Чонгук прекрасно знает за что. Внезапно спокойная музыка, льющаяся из колонок, сменяется на ритмичную, и Юнги начинает пританцовывать на месте. — Хочешь танцевать? — спрашивает Чонгук и протягивает ему руку. Юнги мешкает пару секунд и вкладывает руку в его ладонь. Альфа выводит его на середину, прижимает к себе и начинает двигаться под музыку. — Помнишь, ты брал меня на руки, и мы танцевали, когда ужинали у дяди Чичо, — кружится Юнги, отступает на пару шагов и вновь оказывается в объятиях альфы. — Ты был коротышкой, вот и приходилось с тобой так танцевать, — вновь ловит отдаляющегося омегу Чонгук. — Зато сейчас я высокий, — прислоняется лицом к его груди выдохшийся Юнги. — Ну да, сейчас ты мне до плеча достаешь, — усмехается альфа и, не удержавшись целует его в макушку. Они больше не двигаются под музыку, так и стоят посередине зала, обнявшись, игнорируя весь мир за пределами их объятий, словно ничего плохого между ними никогда и не было.***
На «ничейную» землю Хосок и Мо въезжают без каких-либо препятствий. В этой части Кальдрона собрались не принадлежащие каким-либо территориям люди, многие из которых объединились в банды и промышляют мелкой наркоторговлей и грабежом. Ни одна из банд за столько лет не смогла установить единоличный контроль, и постоянные разборки и убийства уже давно стали нормой для местного населения. Разваливающиеся дома, отсутствие какой-либо инфраструктуры и смерть, которая гуляет по улицам, напоминают альфам Амахо, которое они видели в детстве. Жуткое место, приехав в которое, сразу хочется уехать и забыть. Звери приехали в составе сорока вооруженных человек, Хосок требует не выбиваться из кортежа, внимательно следит за улицами, но дурное предчувствие его не покидает. Первые две встречи с самыми крупными бандами проходят хорошо, они сразу дают согласие на объединение, более того, утверждают, что ждали приглашения. По-быстрому поев в небольшой забегаловке у дороги, парни выдвигаются дальше, на третью встречу. Хосок должен поговорить еще с тремя главарями. Мо это место выбивает из колеи, его тошнит от пахнущего уличными кострами воздуха, такое ощущение, что этот запах забился в ноздри, и, даже вернувшись в Амахо, он продолжит его чувствовать. Подъехав к месту обитания третьей банды, главарь которой Малкольм — давний знакомый парней, Хосок высылает своих людей, чтобы предупредить его о разговоре, и нервно постукивает пальцами по рулю, смотря на одноэтажную постройку с треугольной крышей, в которой скрылись двое его парней. Проходит десять минут, парни не возвращаются. Хосок приказывает вооружиться и готовиться к штурму, как им на встречу выходит сам Малкольм и разводит руки для объятий. Хосок с Мо идут к альфе. — Сколько лет, сколько зим, — обнимает альф Малкольм. — Сайко, я думал, ты забыл про нас. — Где мои парни? — опускает любезности Хосок, а Мо все поглядывает в сторону постройки. — Мы их пивом угостили, проходите внутрь, на улице холодно, — приглашает альф Малкольм. Хосок кивает, но глубокая морщина на лбу не разглаживается. Они уже подходят к железным дверям, за которыми скрывается Малкольм, как Хосок, услышав выстрел, кричит «снайпер» и толкает Мо на землю. Двое идущих позади парней падают скошенными пулей, железная дверь оказывается закрыта изнутри — Малкольм оставляет альф на открытой местности. — Прячьтесь за автомобилями, они стреляют из домов слева, — кричит Хосок своим людям и продолжает хаотично стрелять по окнам. Бронированные автомобили окружают альф, защищая от пуль, Хосок садится за руль одного из них, приказывает Мо продолжать палить по окнам и прикрывать и, нажав на газ, несется в сторону дома, в котором, минимум, двое стрелков. — Этот психопат протаранил дом! — смотрит на снесшего стену автомобилем Хосока Мо. Хосок, всадив пули в снайперов, пытается выехать из-под обломков. Мо, поняв, что по-другому этот град из пуль не остановить, сам взбирается за руль второго джипа и планирует лично расквитаться со снайпером во второй постройке. — Не прекращать огонь, — кричит он своим людям. Далеко отъехать Мо не удается, эти снайперы оказываются умнее предыдущих и стреляют по колесам. Джип заносит, и, наехав на булыжник, автомобиль переворачивается. Хосок видит перевёрнутую машину и, плюнув на попытку выехать, пешком бежит к выползшему из машины с залитым кровью лицом другу. Мо ползет в сторону своих людей и, оглянувшись, видит, как взрывается бензобак джипа, в который попала пуля. Он перестает двигаться и сидит на земле, стеклянным взглядом уставившись на пожирающий железо огонь. — Уходи оттуда, Мо, — кричит Хосок, который не может подобраться ближе к сидящему в эпицентре перестрелки другу. Мо ничего не слышит и не видит, кроме огня. Он, как завороженный, смотрит на языки пламени, облизывающие железо, и даже двинуться от страха не в состоянии. Мо не на «ничейной» земле, он не слышит голос друга, который не в состоянии прорваться в вакуум, в котором альфа сидит на лестнице их старого дома, и, услышав хлопок, чувствует, как кожа сползает с лица, заставляя даже от легкого дуновения ветерка корчиться от боли. Запах собственной горелой плоти забивается в легкие, и из губ слетает так уже никогда не достигшее адресата «папа». — Мо! — надрывает голосовые связки Хосок и, воспользовавшись тем, что его люди открывают автоматную очередь по постройке, бежит к другу, валит его на землю и охает от резкой боли, пронзившей плечо. — Не бойся, малыш, — Хосоку больно, кровь пропитала рубашку насквозь, но он не отпускает младшего и продолжает крепко обнимать. — Я тебя огню не отдам, все хорошо, — и Мо, словно проснувшись ото сна, обнимает его в ответ и, подняв руку к лицу, в ужасе смотрит на красную ладонь. — Ты ранен, — выпаливает Мо. — Сайко ранен! — кричит людям. — Срочно машину мне, ему надо в больницу. — Сперва добьем этих ублюдков, — морщится Хосок. — Потом больница. — Снайперов добили, босс, — докладывает подошедший помощник. — Мы не знаем, сколько человек с Малкольмом внутри, нужно позвать подкрепление. — Окружите, никого не выпускайте. Раненых везите за мной. Довезу Сайко до больницы и вернусь, — помогает Хосоку взобраться на сиденье автомобиля Мо. — Тебе самому врач нужен, — усмехается Хосок и мирно сидит, пока Мо туго перевязывает его плечо. — Только не отключайся, — садится за руль альфа. — Да я как огурчик, — просит сигарету Хосок. Мо срывается с места в сопровождении еще двух автомобилей, в которых раненые, и набирает Чонгука.***
— Выезжаем в Кордову, поговорим с Минсоком, — объявляет Чонгук сидящим в его кабинете Намджуну, Сокджину и Шивону и отвлекается на входящий от Мо. — Наконец-то вышли на связь, — нажимает кнопку спикерфона Чонгук. — Ну как вы там… — Срочно пришли подкрепление, Малкольм на нас напал, есть убитые и раненые. Пусть меня встречают врачи у границы, Хосок поймал пулю. — Что ты говоришь? Ты как? — подскакивает на ноги Чонгук, а Намджун моментально тянется за телефоном. — Жив. — Ты ранен? — подходит к телефону Сокджин. — Это была западня, шлите людей, — кричит Мо и сбрасывает звонок. Альфы моментально высылают к границе врачей и сами выезжают. Через час они видят изрешечённые два джипа, и медики сразу приступают к своим обязанностям. Хосока перекладывают на носилки, а Мо, которого нервное напряжение отпустило только, когда он довез брата, из машины вываливается прямо в руки Чонгука. — Ты ранен? Ты весь в крови, — подходит к ним Сокджин, в глазах которого читается беспокойство. — Все хорошо, просто автомобиль перевернулся, — говорит Мо и, держась за Чонгука, идет к скорой. — У тебя может быть внутреннее кровотечение, надо все проверить, — не отходит от него Сокджин. — Да я в порядке, — отмахивается Мо и опускается на землю. Мо перекладывают на каталку, осматривают раны приехавших с ним парней, и Намджун выезжает обратно на ничейную землю, вместе со своими людьми. Оказав первую помощь на месте, альф перевозят в больницу в центре города. Хосоку повезло, пуля его просто задела, и, придя в себя, альфа первым делом спрашивает про Мо. Мо продезинфицировали раны и перевязали, поэтому, узнав, что Хосок пришел в себя, он забегает в его палату и, сев на койку, кладет голову на его живот. Чонгук и Омарион так и стоят у стены, и второй, сжав губы, смотрит на то, как обнимает брата Хосок. Сокджин испугался. Он, услышав взволнованный голос Мо, сразу понял, что случилось что-то ужасное, но он рад, что Мо сам позвонил, потому что если бы звонил Хосок, Сокджин за эти пары секунд поседел бы. Он понятия не имеет, почему так сильно стал переживать за пацана, и даже сейчас злится на себя, что не может побороть порыв подойти обнять его. Мо ребенок, несмотря на кровь на его руках, и звери к нему так же относятся, оберегают того, кто оберегает их. Сокджин тоже хочет оберегать. Есть в этом дерзком пацане что-то, что сильно притягивает Омариона, а что это именно — он пока разгадать не может. Сокджин обещает себе, что в следующий раз поедет с ним и глаз с него не спустит. Залитое кровью лицо альфы он точно долго не забудет. — Ты испугался огня, — поглаживает голову Мо Сайко. — А я испугался, что ты умом тронулся. — Я выполз из авто, когда оно перевернулось, это потом оно взорвалось, — бурчит Мо. — Если бы с тобой что-то случилось, то папа бы от меня отказался, — смеется Хосок.— Кстати, надеюсь, вы ему ничего не сказали? — смотрит на друзей. — Нет, я знал, что ты взбесишься, а еще я подумал, он испугается, не услышав твой голос, так что теперь можешь сам ему позвонить. И мужу мы твоему не звонили, — говорит вернувшийся с выполненным заданием из «ничейной» земли Намджун. — Да ему и не нужно, ему плевать, — усмехается Хосок и набирает Лэя. Омега, который по голосу сына сразу понимает, что случилось что-то плохое, сразу выезжает в больницу. Только увидев сидящего на койке с перевязанным плечом альфу, Лэй выдыхает и обнимает его. Закончив обниматься, Лэй утирает слезы, а потом, дав ему легкую пощечину, просит себе воды. — А вы куда смотрели? — кричит прямо в палате на потупивших глаза альф Лэй. — Вы мне двух сыновей чуть не угробили, — прижимает к себе прибежавшего в палату Мо. Сокджину очень хочется улыбаться, но он не уверен, что тоже не получит от Лэя, если улыбнется. Шивон предлагает Лэю спуститься в кафе вниз и выпить чай с травами, и омега, грозясь вернуться, подает ему руку. — Мне кажется, или твой дядя подкатывает к моему папе? — хмуро смотрит на Омариона Хосок. — Тебе кажется, — улыбается Сокджин. — Это хорошо, иначе ему не жить. Пока Лэй с Шивоном ждут чай, омега пишет Тэхену смс. «Неважно, какие у вас отношения, но ты должен знать, что твой муж ранен и он в центральной больнице». Тэхен не отвечает, а Лэй возвращается к беседе с Шивоном.***
Тэхен скучает. Даже рисование не помогает, потому что со всех холстов на него смотрит Хосок. Уже вторые сутки от Хосока нет вестей, и омегу бесит, что альфа о нем не вспоминает. Писать первым Тэхен и не собирается, поэтому, достав из холодильника пакет с морковкой, он включает третий сезон любимого сериала и, обняв кошек, приступает к просмотру. Тэхена отвлекает от экрана планшета входящее сообщение от Лэя, и сердце пропускает удар. Замерший на диване с телефоном в руках омега чувствует, как в комнате разом испаряется весь кислород, и слышит скулеж своего задыхающегося зверя. Ему не сразу удается подняться с дивана, Тэхён, путаясь в конечностях, доходит до коридора и, натянув на себя висящую в прихожей куртку мужа, набирает шофера. Всю дорогу до больницы он еле сдерживается, чтобы не плакать, нюхает запах альфы, идущий от куртки, и продолжает молиться, чтобы с Хосоком все было хорошо. Тэхен упустил момент, когда Чон Хосок перестал быть его ненавистным мужем по контракту и превратился в того, от упоминания чьего имени у него сердце в груди в пляс пускается. Сейчас оно будто даже не бьется. Через двадцать минут Тэхен вбегает в холл больницы и, узнав, где лежит его муж, поднимается наверх. Омега видит топчущихся вооруженных людей в конце коридора и идет к ним. Альфы, нахмурившись, смотрят на парня в пижаме с принтом сердца, у которого глаза и рот, и еле скрывают улыбки. Тэхен влетает в палату и, пытаясь отдышаться, смотрит на воркующего с проверяющим его врачом-омегой мужа. — Жив, улыбаешься, флиртуешь, значит, могу идти, — выпаливает Тэхен, хватаясь за ручку дверцы, чтобы устоять на ногах, потому что альфа жив и рыдать теперь хочется от счастья. Хосок подрывается с места и, охнув, под ругательства врача опускается на койку. — Не уходи, — просит альфа и, разглядывая его наряд, улыбается. — У меня дежавю. Подойди. — Я думал, ты непробиваем, а тебя ранили, — вешает куртку на спинку стула омега и, кивнув выходящему из палаты врачу, подходит к койке. — Пулевое? Хосок кивает. — Больно? — мнется Тэхен прежде, чем спросить. — Как увидел тебя, все прошло. — Хосок! — кусает губы, чтобы не улыбаться, Тэхен. — Почему я узнаю последним? — Я не думал, что тебе это интересно, а радовать тебя не хотелось, — берет его руку в свою альфа. — Я не чудовище. — А мне жалость не нужна. — Я не жалею, я просто испугался. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Да, у нас не брак, а черт-те что, но я переживаю, — звучит искренним омега. — Все хорошо, — улыбается Хосок и тянет на себя. — Только тахикардия замучила. — Я позову врача, — обеспокоенно говорит Тэхен. — Может, мне просто кажется. Послушаешь? — предлагает альфа. Тэхен подается вперед и, положив голову на его грудь, слушает. Все беспокойства, страх, паника сразу отпускают. Тэхен мог бы вечно вот так вот лежать на его груди и чувствовать полное спокойствие, а Хосок не соврал, стоило увидеть омегу, и плечо даже ныть перестало. Поднявшийся проверить сына Лэй удивленно смотрит на топчущихся у двери Чонгука и Намджуна. — Вы что, охрана? Чего не заходите? — спрашивает омега. — Нельзя, — кивает на окошко Намджун, и Лэй, заглянув внутрь, видит лежащего на груди Хосока Тэхена. — Ну, тогда и мне нельзя. В день выписки Хосока к альфе приезжает вся его семья. Тэхен, который молчит все время, пока муж собирается, только у автомобиля Лэя, не выдержав, подходит к нему: — Я не понял, ты куда собираешься? — К папе, — прислоняется к багажнику Хосок. — У тебя есть свой дом, — злится омега. — Думаю, я могу подать тебе пульт и стакан воды. — Думал, не предложишь, — смеется Хосок и, несмотря на недовольство Лэя, который настаивает, чтобы сын, пока полностью не оправится, оставался с ним, садится в ламборгини своего омеги.***
Хосок порывается на работу уже следующим утром, и сколько бы Тэхен ни просил его остаться, альфа уходит. Тэхен убирает подушку и одеяло с дивана, на котором провел ночь альфа, и едет к Юнги. Вечером Хосок шлет смс, чтобы омега приехал в ресторан. Они ужинают там же, где ели с Тэсоном, Тэхен заказывает себе огромный десерт и предлагает его поделить. Хосок не задает вопросы про прошлое, не лезет в душу, они говорят обо всем и домой приезжают вместе. — Ты ничего себе не покупаешь, — говорит после душа альфа тискающему кошек Тэхену. — Мне ничего не нужно. — Это странно, учитывая твои… — Что? — Я думал, ты любишь шмотки. — Если настаиваешь, гони карту, завтра я ее опустошу, — протягивает ладонь омега. — Поцелуешь, отдам. — Совсем обалдел. — Просто так мы ничего не делаем. — Обойдусь, — фыркает Тэхен. — Дай контракт с половиной имущества мне, и поцелую, карта не нужна. — Обойдешься. Тэхен смотрит сериал, а Хосок дремлет рядом. Омега не дергается, когда альфа кладет голову на его колени, якобы чтобы лучше видеть экран планшета в его руке. Досмотрев серию, Тэхен поднимается идти спать, но Хосок тянет его обратно и, мягко усадив на себя, обнимает. — Немножечко, — просит альфа, уткнувшись лицом в его плечо, а Тэхен закатывает глаза, но не двигается. Утром в гостиной Тэхена ждет огромный букет белых лилий с карточкой, на которой написано: «Белые розы я тебе никогда не подарю, но все остальные буду дарить каждый день». Тэхен улыбается и ставит цветы в вазу. Начиная с того дня, он каждое утро получает свежие цветы и записочки. Тэхену кажется, что его свидания с мужем только начались. Они редко едят дома, после работы Хосок или сам его забирает, или Тэхен подъезжает, потом они смотрят кино, играют в игры и с каждым разом они все ближе. Теперь лежать в обнимку норма, поцелуй в затылок обязательно, и если Хосок уезжает на другую территорию, то они весь день переписываются. Альфа сам рвется домой. Друзья шутят, что его держат за яйца, ведь вместо отдыха со всеми он бежит к Тэхену, а Лэй, узнав, что Хосок впервые подарил какому-то омеге цветы, начал посещать детские магазины. Вчера после душа Хосок копался в холодильнике в одних спортивных штанах, а Тэхен глаз с его спины увести не мог. Все в его внешности идеально, эти перекатывающиеся мышцы, в меру подкачанные руки, тигр с разинутой пастью на спине. Тэхену так хотелось прикоснуться к скалящемуся зверю, что он не сдержался, и пока Хосок выбирал, из чего сделать бутер, приложил ладонь к его спине и провел по зловещей морде. Альфа замер, ничего не сказал, не повернулся. Тэхену кажется, он даже не дышал. Смутившийся омега убрал руку, а Хосок, развернувшись, вжал его в стойку. — Не делай так, если не идешь дальше, а то мне понравилось, — прошептал ему в ухо Хосок и как ни в чем не бывало пошел в гостиную. — Оденься! — крикнул ему в спину поздно опомнившийся Тэхен и, прихватив сырную нарезку и бутылку вина, ушел в спальню. Хосок вместе с планшетом пить ему в одиночестве не дал. До той кошмарной ночи в Хилтон Тэхен был только с Раулем. Секс со своей первой любовью ему понравился, но он точно не был таким, каким ему его описывали дружки или он читал в романах. Не было никаких звезд, взрывающихся в голове, или ощущения полной эйфории. После предательства Рауля и ночи в Хилтон, которую помнило только тело, омега никого к себе близко не подпускал, он окончательно потерял доверие к альфам и решил, что у него никогда не будет отношений. Теперь же Тэхен каждый день думает о Хосоке, о том, каково это оказаться в его руках, почувствовать его ласки и самому его ими одарить. Ему даже сны с Хосоком снятся, после которых приходится сбрасывать возбуждение самому. Первое время омега гнал от себя эти мысли, а сейчас сам о ночи с ним мечтает и представляет, как подолгу они будут целоваться. Тэхен больше не отрицает, он хочет своего мужа, и только страх не дает ему пойти дальше. Для Хосока ночи с Тэхеном пытка, он, будто вечно голодный зверь, смотрит на самую сочную вырезку на витрине, но прикоснуться не может. Омега красив, притягателен и сексуален — Хосок хочет его постоянно и удивляется, как до сих пор ни одни его брюки не лопнули. Хосок ни в ком утешения не ищет, заменить его не пытается, так и капает слюной на пол, но напирать боится. Он видит желание в глазах Тэхена, но не понимает, почему тот не делает шаг.***
Сегодня адвокат Хосока принес контракт, который альфа поручил подготовить для омеги. Плевать, что у них особо не сложилось, если Тэхен настолько сильно хочет этот клочок бумаги, Хосок ему его подарит. Альфа, еще раз пройдясь по пунктам, просит закинуть его в автомобиль, планируя вечером передать Тэхену для подписи, и возвращается к делам. Как назло, из-за дел в Ракун Хосок возвращается домой за полночь. Он, сняв верхнюю одежду и взяв контракт, идет в спальню, но омега спит. Хосок кладет контракт на тумбочку и, посмотрев пару минут на сладко спящего Тэхена, не сдержавшись, ложится рядом. Тэхён, почувствовав обнявшие его руки, просыпается, но не отдаляется и не сбрасывает их с себя, а наоборот поворачивается к альфе лицом. — Я думал, ты уже не придешь, — сонно бурчит омега. — Я скучал, — приближается губами к его лбу Хосок, но Тэхен тянется к губам. Хосок долго не думает, нежно касается его губ, отстраняется и вновь приближается. Он углубляет поцелуй, а Тэхен, обвив руками его шею, позволяет ему уложить его на лопатки и забывается в долгом и сладком поцелуе. Вот, наверное, что испытывают герои любимых книжек Тэхена, впервые касаясь губ любимых. Нет, звезды все еще не взрываются, но от тепла, затапливающего омегу изнутри, не хочется открывать глаза, не хочется, чтобы это заканчивалось. Желание моментально кипятит кровь, зверь в Хосоке скребется, требует еще, и альфа, чувствуя, что не сможет остановиться, прерывает поцелуй. Тэхен моментально смущается, и Хосок видит обиду в его глазах. — Я боюсь, что не смогу остановиться, — оправдывается альфа. — Тогда не останавливайся. Хосок замирает на пару секунд, не видит на дне зрачков того страха, с которым столкнулся в брачную ночь, напротив, замечает, как блестят его глаза, и вновь впивается в желанные губы. Просто поцелуи, легкие прикосновения, а у Хосока по всей коже разрядами тока бьет. Хосок никогда ранее такого не испытывал, даже не думал, что только поцелуи с одним конкретным человеком уже поднимут его на вершину удовольствия. Все, кто был до, остаются в уже кажущемся далеком прошлом, один поцелуй, и он забывает вкус других губ, тех, кто к нему касался, кого касался он сам. Он целует того, к кому у него безумная тяга, и сейчас тот огонь, вспыхнувший пару месяцев назад под «Призрак оперы», разгорается с огромной силой, Хосок в нем сгореть не против. Он целует нежно, старается не срываться, но Тэхен сам нетерпеливый, забирается руками под его футболку, поднимает ладони к груди, царапает обнажённую кожу, и Хосок, стащив ее с себя, медленно его раздевает. Он покрывает поцелуями каждый миллиметр тела омеги, возвращается к губам, а Тэхён, который вначале заливался краской и был несмел, сам проявляет инициативу, трется о его пах и помогает расстегнуть брюки. Они лежат обнаженные в объятиях друг друга, слившись в одно целое в темной комнате, где единственный свидетель их ночи любви — заглядывающая в окно луна, но даже с ней Хосок бы не поделился. Хосок растягивает его долго, без резких движений, заставляет от нетерпения царапаться и ныть. Тэхен ерзает на мокрых от пота простынях, поглаживает его плечи и все ждет, когда же сознание забьет тревогу, когда уже его вновь накроет паникой и он сбежит, но ничего не происходит. Напротив, хочется ближе, больше, ни в коем случае не отстраняться, не выпускать. Тэхену слишком хорошо, настолько, что он начинает думать, что это сон. Не может тот, кого он искренне возненавидел при первой же встрече, так тонко играть на струнах его души, и за такой короткий период превратиться в того, к кому омега сам тянется. Когда Хосок толкается — Тэхен жмурится. Альфа целует его веки, шепчет нежности, медленно входит и, пока морщины на лице омеги не разглаживаются, не переходит на толчки. Спустя пару минут ноги Тэхена обвивают его талию, он сам притягивает альфу к себе и, впившись ногтями в его плечи, глухо стонет. Хосок трахает его под сладкое «еще» и сам умирает от того, насколько с Тэхеном хорошо, насколько с ним по-другому. Это по-другому застревает в горле комом, ноет под грудиной, врубается мигающими сиренами в голове, предупреждая, что так сильно, что опасно, что так близко, что любое расстояние и не выжить, но Хосок не из тех, кто отпускает, он этого омегу не потеряет. В его руках Тэхен про все забывает, про ночи слез, обиду, разрывающую грудь, укоризненные взгляды, плевки и ненависть в чужих глазах. В его глазах Тэхен божество, альфа восторга и не скрывает, а омега с каждой секундой, как его уверенность наполняет, чувствует. Так и должно быть между двумя, когда один другому раны поцелуями залечивает, а взамен бьющееся в такт со своим сердце забирает. Каждое прикосновение — пожар, каждый вздох — прощание с былой горечью, рык зверя — его выбор. Первые лучи солнца пробиваются в спальню, где на разворошенной постели лежат двое. Выдохшийся за ночь Тэхен сладко спит в его руках, а Хосок держит так, будто отберут. Телефон на тумбочке вибрирует, альфа нехотя за ним тянется. Чонгук пишет «срочно», и Хосок впервые в жизни хочет послать подальше весь Левиафан и даже самого Эль Диабло, лишь бы продолжить лежать с самым прекрасным созданием в мире, но долг зовет. Он оставляет легкий поцелуй на вишневых губах, которые терзал всю ночь, аккуратно накрывает омегу одеялом и покидает квартиру. Тэхен просыпается к полудню, он сладко потягивается и сразу хмурится от того, как ноет поясница и саднит задница. Омега сквозь сон улыбается, вспоминая ночь, и, повернувшись на бок, сразу грустнеет — Хосока нет. Это была потрясающая ночь, они не занимались сексом, они делились чем-то личным, и Тэхен чувствует такое счастье, что оно в него не умещается. Омега поднимается с постели и сразу идет в душ. Горячая вода — блаженство, Тэхен думает, что вечером обязательно примет душ с Хосоком. Никакого стеснения и раздумий, он больше не будет тратить время на отрицание своих чувств и полностью утонет в своем альфе. Накупавшись, он выходит в спальню и, проходя к гардеробной, замечает бумажную папку на тумбочке с фиолетовым бантиком сверху. Подарок. Обрадовавшийся вниманию альфы Тэхен подходит к тумбочке и, стащив ленточку, открывает папку. Он быстро пробегается глазами по первой странице, переворачивает и, дочитав, швыряет ее о стену. — Трахнул меня и заплатил контрактом, — опускается на кровать раздавленный свалившейся на плечи реальностью омега. Он обхватывает руками голову и даже не реагирует на взобравшегося на колени и требующего внимания Доса. Тэхену больно, его сердце, которое вчера ночью впервые по-новому забилось, почувствовало свое — сейчас вновь обмотано колючими проволоками. — Лучше бы это был сон, от него ведь можно проснуться, а от такой реальности мне не сбежать, — смаргивает непрошенные слезы и, рывком поднявшись с места, идет одеваться. Омега, схватив контракт, выбегает из квартиры и требует шофера отвезти его к мужу. Уже сидя в автомобиле, Тэхен обещает себе, что докажет Хосоку, что его так просто не сломать, но от обиды, что альфа подумал, что он ему отдается ради чего-то, — горло все равно дерет. *Amante o enemigo (перевод с исп. Любовник или враг)