Gangstas

После шестичасового перелета самолёт, наконец-то, приземляется, и Намджун, сев в поджидающий его роллс, приказывает шоферу не медлить. Шофер сразу берет курс к месту проживания Чимина, а альфа в очередной раз рычит в трубку на грозящегося прилететь следом, если он обидит омегу, Мо. Намджун мог бы поспать в пути, хотя бы немного сбросить накопившуюся усталость, но неумолкающие в голове голоса не дали сомкнуть глаз. Как бы он ни придумывал монолог, ни готовил речь к встрече с Чимином, он уверен, что увидит его, и все забудет. Устав воевать с самим собой, Намджун решает разбираться прямо на месте. Автомобиль паркуется за квартал, не доезжая до пятиэтажного дома, где живет омега. Время — девять утра, по данным, которые для него собрал его помощник, Чимин нигде не работает, и Намджун рассчитывает поймать его дома. Он выходит из автомобиля и в сопровождении своих телохранителей и помощника идет по пустующей в такую рань улице к дому. По словам помощника, омега живет один и очень редко покидает квартиру. Намджун оставляет своих людей на первом этаже и вместе с помощником поднимается на третий. Пару секунд постояв у двери, он кивает мужчине, а сам отходит, понимая, что если Чимин увидит его в глазок, то дверь не откроет. Помощник стучит в дверь, но в ответ тишина. Он стучит громче, и Намджун слышит копошение за дверью, а потом голос, который заставляет зверя встрепенуться. — Кто вы? — Санэпидемстанция, на вас поступила жалоба от соседей ниже, — докладывает мужчина и приближает к глазку заранее состряпанное удостоверение. Ключ в замке поворачивается, омега открывает дверь и, почувствовав так хорошо знакомый запах, моментально пытается ее захлопнуть, но Намджун оказывается проворнее, он плечом толкает дверь вместе с чуть не отлетевшим в сторону Чимином и, оставив помощника на лестничной площадке, закрывает ее за собой. — Ну здравствуй, — смотрит альфа на одетого в пижамные штаны и покрытую пятнами футболку парня. Чимин лохматый, его длинные, отливающие золотом волосы закрывают глаза, под которыми расплываются круги, он будто не спит сутками и выглядит настолько вымотанным, что сердце Намджуна, не подчиняющееся рассудку, болезненно сжимается. — Намджун, — выдыхает пришедший в себя Чимин и, резко дернув на себя выдвижной шкафчик тумбочки в коридоре, достает свой любимый нож. — Сбежал, не попрощался, а теперь ножом мне угрожаешь, разбиваешь мне сердце, — достает пистолет из-за пояса альфа и, накручивая на него глушитель, медленно подходит ближе. У Чимина кровь отливает от лица, он чувствует, как она дышит ему в затылок, и пятится назад. — Пожалуйста, не надо, — еле двигает губами, смотрит с мольбой, но Намджун в его глазах только усталость видит. — Ты серьезно думаешь, что я тебя убью? Что я могу тебе навредить? — восклицает альфа, все его спокойствие мигом улетучивается. Он кладет пистолет на тумбочку и, подойдя ближе, останавливается напротив. — Это для тебя, если ты решишь и последнюю грань перейти, — кивает на оружие. — Я не наказывать тебя приехал, а поговорить. — Я верну тебе деньги, — убирает нож Чимин и выдыхает. — Я потратил только небольшую часть, но я верну, — второпях говорит омега. — Уходи, пожалуйста, оставь мне счет, я все переведу, — подходит вплотную к Намджуну, вынуждая того двигаться к двери. — Уходи. — Мне плевать на деньги, — врастает в пол альфа, и омега упирается в мощную грудь. Чимин гонит его из дома, но в то же время задыхается от запаха, бегает глазами по воротнику пиджака, еле сдерживаясь, чтобы не приблизиться, зарыться в него лицом. Опора Чимину сейчас жизненно необходима, он ее не ждал, привык все на себе таскать и в этот раз бы справился, но Намджун стоит напротив, в его глазах нет злости, одни вопросы, и пусть ни на один из них омега не готов ответить, он жаждет почувствовать эти руки вокруг себя. Намджун смотрит сверху вниз, сам еле сдерживается, чтобы не прижать к себе мелкого пацана, который сильно сбросил вес, он хочет провести по впалым щекам, дотронуться до острых скул, утонуть в его нежности, без которой все эти ночи прокляты. — А зачем ты приехал? — тихо спрашивает Чимин, нервно поглядывая на дверь позади себя. — За тобой, — говорит альфа и, не удержавшись, проводит пальцами по его щеке. — Вернись ко мне. — Ты с ума сошел? У меня новая жизнь, небольшой бизнес, да, на твои деньги, но я купил голые стены и сделал из него один из лучших клубов города. Я не собираюсь бросать все только потому, что тебе снова захотелось со мной поиграть, — отступает омега, еле сдерживаясь, чтобы не повысить голос. Хочется вцепиться в воротник его идеально выглаженной рубашки, кричать об их последнем разговоре, спросить, зачем прогонял, если не отпустил, зачем вскрывает только затянувшиеся корочкой раны. — В доме кто-то еще есть? — альфа замечает, что омега все время говорит тихо и пытается его выставить за порог, но Чимин отрицательно мотает головой. — Откроешь себе клуб в Амахо, если это твоя мечта. Начнешь новую жизнь в Амахо. Я без тебя не уеду. — Послушай, если ты не пришел оторвать мне голову и тебе не нужны деньги, то прошу, уходи, — идет к двери Чимин и хватается за ручку. — Ты не слышал, что я сказал? — поворачивается к нему Намджун. — Я хотел оторвать тебе голову, а до этого я хотел заставить тебя страдать, хотел показать тебе, что значит обворовать лидера Левиафана, но я хотел этого пару секунд из этих одиннадцати месяцев без тебя, все остальные секунды, минуты и часы я скучал. Я без тебя не уйду, или ты сейчас оденешься и мы поедем в аэропорт, или я перекину тебя через плечо и мы опять же поедем в аэропорт. — Я не хочу, — приоткрывает входную дверь омега, виснет на ручке, стараясь продержаться до конца, не сдаться змею-искусителю, который сейчас обвивается вокруг него, а потом вновь безжалостно выставит за порог, только в этот раз все по-другому. В этот раз Чимин принимает решения не только за себя. — Я не поеду обратно в Амахо, я больше не буду твоей игрушкой. Я начал новую жизнь и мне… — омега умолкает, а Намджун слышит детский плач из комнаты в глубине коридора. Сперва альфа думает, что ему показалось, но плач нарастает. — Ты сказал, ты один дома, — возвращает внимание к побледневшему Чимину. Омега прикрывает входную дверь, проходит мимо Намджуна и срывается в комнату, где уже надрывается от плача ребенок. Растерянный Намджун пару секунд топчется в коридоре, а потом идет следом. Когда альфа приоткрывает дверь, он видит ходящего по комнате Чимина, который прижимает к груди малыша в ползунках и напевает ему песню The Night We Met. Намджун прислоняется плечом к стене и, не отрывая глаз, смотрит на него. Тысячу мыслей галопом проносятся в голове, но ни одна из них Намджуну не нравится. Чимин видит альфу, но продолжает успокаивать малыша, который, засунув в рот кулак и положив голову на его плечо, сопит. Омега аккуратно кладет задремавшего ребенка в кроватку и продолжает ее качать, чтобы он не проснулся. Намджун подходит ближе, Чимин шипит, что он его разбудит, но альфа заглядывает в кроватку и пару секунд с интересом рассматривает ребенка. Покачав пару минут кроватку, Чимин хватает Намджуна за руку и, выведя его в коридор, прикрывает за собой дверь: — Уходи, пожалуйста. — А то меня его отец прибьет? — кивает в сторону спальни Намджун. — Намджун, прошу, я рядом с тобой задыхался, и я только начал дышать. У меня есть любимый альфа, есть сын, оставь меня, — слезно молит его омега. — Ты меня за идиота держишь? — вжимает его в стену Намджун, впивается испытывающим взглядом в глаза. — Это мой ребенок, — не спрашивает, не сомневается, утверждает, у Чимина пол под ногами рябью идет. — Что ты несешь? — восклицает омега, и квартиру вновь оглушает пронзительный детский плач. Чимин срывается в спальню, вновь берет ребенка на руки и пытается успокоить. В этот раз малыш никак не угомонится, чуть ли не задыхается от слез. Намджун подходит со спины и просит дать ему убивающегося ребенка. Чимин сперва отказывается, но раскрасневшийся малыш уже хрипит, и омега передает его альфе. Намджун, который сам растил Аарона, сразу же прижимает его к себе и нежно похлопывает по его спине, малыш умолкает. — Говорю же, мой сын, — усмехается альфа, продолжая успокаивать ребенка. — Он мой запах чувствует, тянется, и зверь у него сильный, весь в отца. Собери все необходимое для полета. — Это не твой сын! — уже тихо говорит Чимин и тяжело опускается на постель. — Это мой сын. — Не заставляй меня злиться, — касается губами темечка ребенка альфа. — Он чувствует моего зверя и пугается, когда я злюсь, просто возьми все, что малышу необходимо в дороге. У нас будет много времени поговорить. — Отдай мне моего ребенка и уйди уже из моей жизни, не нужно было меня искать, — вновь подходит к нему омега. — Зачем ты вообще меня искал? — Если ты не поедешь со мной, — кладет уснувшего ребенка в кроватку Намджун. — Я заберу своего сына, и ни одна сила в мире тебе его не вернет. — Ты не посмеешь, — дрожащим голосом говорит Чимин. — Хочешь проверить? — наступает Намджун. — Ты скрыл от меня моего сына! — Ты мне угрожаешь? — Нет, я имею право, — цокает языком альфа. — Проведем тест на отцовство, раз уж ты упираешься, мне этот тест не нужен, я знаю, что он мой сын, докажем все, как надо, и я заберу своего ребенка. Можешь потом жить свободно, вот только сможешь ли? — Не смей, — шипит Чимин, который от одной мысли, что его могут разлучить с малышом, готов выгрызть альфе лицо. — Разве не правильнее будет, что ребенок останется с отцом, который может обеспечить ему будущее, чем с тем, кто до этого момента выживал за счет украденных денег, на котором висит убийство, который… — Ты не лучше! — А ты докажешь? — скалится альфа. — С моими связями и деньгами я даже нимб могу себе на голову водрузить и объявить себя святым. Собирайся, поговорим в пути, нам многое надо обсудить, и если ты открыт к диалогу, я давить на тебя не собираюсь, — он идет наружу, чтобы дать указания своим людям, а Чимин обреченно открывает дверцу шкафа и, достав спортивную сумку, складывает в нее детские вещи.

***

— Детского сидения нет, я не знал, что у меня есть ребенок, — смотрит Намджун на сидящего рядом с ним в машине Чимина и малыша в его руках, который играет с погремушкой. — Как его зовут? — Ниньо. — Ты назвал моего сына малышом? — смеется альфа и просит дать ему ребенка. Для Намджуна последние два часа прошли, как в тумане, даже держа в руках одетого в желтый мягкий комбинезон ребенка, он все никак не мог отделаться от мысли, что все это сон, самый лучший, который ему снился, и он обязательно проснется, чтобы склеить разбитое на сотню осколков сердце. От таких снов лучше не просыпаться вовсе. Но это не сон, потому что малыш в его руках сопит, Намджун касается губами его щек, втягивает в себя этот ни с чем не сравнимый, присущий именно младенцам запах и чувствует, как его титановый каркас, не выдерживая нежности, гнется. Намджун никогда не думал об отцовстве, всегда все вопросы, касающиеся семьи, на потом оставлял, но откуда он знал, что держать в руках сына, которого ему подарил тот, кому он отдал свое сердце, — это чистое счастье, которое ни за какие деньги не купишь. Как он мог заблуждаться, думая, что придет время, он выберет похожего на него по характеру омегу, создаст с ним семью и детей заведет. Это было возможным и даже сработало бы, но до того момента, как он встретил Чимина, как позволил ему расцвести в его сердце цветами, которыми Санта Муэрте венок украшает. До того момента, как он взял в руки их общего сына, узнал себя в его глазах, Чимина в носике и пухлых губах, поручил своему зверю охранять и оберегать хоть ценой жизни. Как же он ошибался, думая, что настоящую семью можно спланировать, что все можно расписать по пунктам и ставить перед выполненными галочки. Пак Чимин ворвался в его жизнь с легким ветерком на залитой солнцем улице Амахо, взмахнул ресницами, и пала первая крепость. Никакие планы над ней не властны, она приходит в самый неожиданный момент, часто через все круги ада проводит, но если выстоять, не сломаться, пойти до конца, она такое счастье на голову обрушивает, что Намджун прямо сейчас в салоне люксового автомобиля слышит, как биты сердца уши закладывают. Роллс подъезжает прямо к самолету, и Намджун, передав сумку омеги помощнику, помогает Чимину подняться на борт. Ниньо первый час в полете безостановочно плачет от заложенных ушей, а потом, наевшись, наконец-то засыпает. Чимин устало опускается в кресло напротив читающего что-то на планшете Намджуна и просит себе сока. — Поешь лучше, ты ведь не завтракал, — отрывает глаза от экрана Намджун. — Я не хочу. — Ты давно себя в зеркале видел? Ты сильно похудел. — Я смотрю за ребенком, Ниньо беспокойный малыш, — улыбается Чимин. — Пока я был беременный, я везде бегал, все успевал, я за почти пять месяцев и клуб запустил, но после родов пришлось нанять человека, я не могу оставлять малыша пока. — Я счастлив, что ты его родил, но я хочу узнать, почему ты не сказал мне? Ты уже в Амахо знал, что беременный? — Я узнал о беременности после отъезда, но даже если бы я узнал в Амахо, я бы тебе ничего не сказал, потому что ты бы спокойно заявил, что он не твой, — выпаливает Чимин. — Я, наверное, заслужил такое отношение, — опускает глаза альфа. Чимин еще в Кальдроне подозревал о беременности, но проверять отказывался. Прибыв в нынешнюю страну проживания, омега первым делом поехал в больницу. Чимин ни на секунду не сомневался, что оставит ребенка. Ниньо стал для Чимина спасением от одиночества, новым смыслом, семьей, которой у него никогда не было, и частичкой того, кто навеки останется в сердце омеги. Он распределил деньги на два счета, большую часть положил в банк на имя сына, а остальное потратил на клуб и оставил им на проживание. Чимин ждал Намджуна в первый месяц, вздрагивал от любого шума, увидев на дороге его любимые марки автомобилей, инстинктивно прятался, но месяцы сменяли друг друга, от альфы новостей не было. Омега не сомневался, что его даже не ищут, ну или ищут, чтобы деньги вернуть. Он скучал по друзьям, но боялся связаться, потому что, учитывая, что он был в положении, а о реакции Намджуна только предполагал, он не хотел подвергать ребенка опасности. — Я не знаю, что я делаю в этом самолете, зачем нам все это, — теребит подол футболки Чимин. — Если ты думаешь, что я буду с тобой только потому, что у нас общий ребёнок, ты заблуждаешься. — У тебя проблемы с памятью? — хмурится альфа. — Я хотел тебя забрать еще до того, как узнал о ребенке. — Зачем? — Потому что… — умолкает, набирается сил, а Чимин ждет. — Потому что понял, что не могу без тебя. Я люблю тебя. — Мне рассмеяться в ответ на твои чувства? — на самом деле Чимин не знает, как сдерживает готовящиеся брызнуть из глаз слезы. — Что ты знаешь о любви? — Ничего не знаю, — честно отвечает Намджун, — поэтому и не понимал, что это она. А что знаешь ты? — Многое, — горько усмехается Чимин и опускает глаза, пытаясь успокоиться и продолжить разговор без дрожи в голосе. — Мне было пять лет, когда я впервые встретил альфу, которого потом полюбил. Мы с Амином вечно были одни против всего мира, он работал, а я смотрел за домом. Одним прекрасным днем я пошел в магазин за молоком, а там стоял он, — кусает губы Чимин, старается глотнуть побольше воздуха. — Он набрал мне пакет вкусностей и даже денег не взял. — Что было потом? — Намджун внимательно слушает. — Спустя пару лет мы вновь встретились, опять в магазине, и он заступился за меня. — Ты был очень красивым еще тогда, — улыбается Намджун. — Всех, кого я встречал после, я сравнивал с ним, — не зацикливается Чимин и продолжает: — Я часто ходил на кладбище к его папе, разговаривал с ним, думая, что так буду ближе к его сыну. Я даже навещал его могилу на день мертвых. В школе я учился с его братом в одном классе, и когда он передавал мне фрукты и бутерброды, я запирался в туалете и плакал от счастья. Потом я стал встречаться с его братом, с десятком других альф, но его место так никто и не занял, а для меня в его сердце места не было, — горько улыбается. — Но однажды я вновь обрел надежду. Я был счастлив, не когда он заплатил за меня и вытащил с аукциона, а когда на мой рассказ, почему я убил Усока, он сказал, что верит. Правда, потом моя надежда лопнула, как мыльный пузырь, потому что на мое признание в любви он рассмеялся. — Значит, мне не казалось, значит, тот маленький омежка был ты, — тянется к внутреннему карману пиджака Намджун и, достав портмоне, что-то в нем ищет. — Это твое? — протягивает омеге резинку для волос, и Чимин больше не сдерживается, прикрывает ладонью рот и поворачивается к иллюминатору. Намджун поднимается со своего кресла и, сев рядом, притягивает его к себе и крепко обнимает. Чимин прячет лицо на его груди, и только вздрагивающие плечи выдают то, что омега плачет. Если новость о ребенке сделала Намджуна счастливым, то подтвержденные подозрения о том, что они с Чимином выбрали друг друга еще в детстве, заставляют зверя в нем ликовать. Он любит его, и любовь Намджуна взаимна. — Я люблю тебя не пятнадцать лет, а всего как полтора года, но я всегда хранил в себе образ того ребенка, рядом с которым пробуждался мой зверь, — поглаживает его волосы Намджун. — Ты моя судьба, Пак Чимин, и больше я тебя не отпущу. Я знаю, что натворил много плохого, но и ты не святой. Давай попробуем заново, сотрем наше прошлое и напишем новое будущее. Я готов это сделать. — Тебя словно подменили, — отстраняется Чимин. — Сегодня ты сказал больше слов, чем за все наше время знакомства. Сейчас для меня самое главное — это благополучие Ниньо, со всем остальным мы разберемся позже. — Я понимаю, — садится на свое место альфа. — Пока тебе нужно отдохнуть. Было бы замечательно, если бы ты попробовал поспать, потому что, как только мы прилетим, твои друзья сразу же прибегут. Прилетев на Кальдрон, Намджун приказывает шоферу ехать к Лэю и начинает давать распоряжения по телефону, чтобы в особняк привезли все нужное малышу и в первую очередь кроватку. Пока особняк не будет готов, омега побудет с Лэем. Чимин отнекивается, утверждая, что и сам со всем справится, но Намджун даже слушать отказывается. Лэй только недавно вернулся с кофепития с Шивоном, как ему докладывают о Намджуне. Омега ошибся, первое свидание с Шивоном стало не только не последним, но и открыло им череду прекрасных встреч. Сейчас Лэй хотя бы один раз в день видится с альфой, постоянно с ним на связи и чувствует себя влюбленным мальчишкой. Как оказалось, у них с Шивоном много общего. Альфа никогда не уделял время личной жизни, растил племянников и занимался семейным бизнесом, а Лэй ставил на ноги сыновей и уже всерьез решил, что его личная жизнь закончена. С момента знакомства с Шивоном он стал по-другому относиться к себе, и в полной мере осознал значение фразы «не важно сколько тебе лет по паспорту, важно, сколько тебе в душе». Лэй идет к дверям встречать внезапно решившего навестить его старшего сына и замирает на месте, увидев в его руках ребенка и топчущегося позади невысокого роста омегу. — Это Ниньо, — объявляет Намджун, — мой сын. Лэй судорожно ловит ртом воздух, а потом сразу тянется за тихо наблюдающим за всем ребёнком и, прижав его к себе, идет к дивану. Стоять на ногах в таком состоянии не получается. — Мой первый внук, мой самый любимый, — легонько целует ребенка в лоб Лэй, пока гости занимают места. Чимин смущается, прячет взгляд, а Лэй убаюкивает ребенка. — Ты Санта Муэрте? — спрашивает омега, пока Ниньо играет с пуговицами на его блузке. Чимин кивает. — Не представляешь, как я хотел с тобой познакомиться, — восклицает омега. — И теперь ты пришел ко мне с лучшим подарком. Чимин не успевает ответить, как входная дверь распахивается, и в дом вбегает Мо. Альфа, которому уже доложили о приезде лучшего друга, подходит к Чимину и, не дав тому открыть рот, обнимает. — Не прощу, — шепчет Мо, не выпуская омегу, под взгляды Намджуна и Лэя. — Прости, — целует его в щеку Чимин. — Я не мог по-другому. Мо отвлекается на писк со стороны папы и в шоке смотрит на ребенка. — Это… — Твой племянник, — с гордостью заявляет Намджун. — Ебанный в рот… ай, — ловит прилетевшую в него от папы подушечку. — Не матерись при ребенке! — шипит Лэй. — Это же маленький Санта Муэрте, — подходит к дивану Мо и нагибается к ребенку. — Это волк, он альфа, — поправляет его Намджун. — Он точно в папу, такой же красивый, — Мо опускается на пол у ног Лэя и щекочет пузо ребенка. — Дядя Мо научит тебя всех одной левой укладывать. Отдохнуть у Чимина не получается, потому что весть распространяется со скоростью света, и уже через полчаса омегу обнимают визжащие друзья, которые пугают ребенка, и его приходится долго успокаивать. — Он такой крошечный, — играет с его пальчиками Тэхен. — Со сладкими щечками, — добавляет смеющийся Юнги и поворачивается к другу: — Как ты мог скрыть от нас такое? — От отца скрыл, от вас и подавно, — отвечает за Чимина Намджун. Ближе к вечеру в особняк приезжают Чонгук и Сайко. — Как его зовут? — спрашивает Хосок Намджуна, пока ребенок, вцепившись в его мизинец, пускает пузыри. — Ниньо. — Малыш? — переспрашивает удивленный альфа, и Намджун кивает. — Оригинальнее ничего не придумали? — еле сдерживается, чтобы не расхохотаться, Хосок. — А как бы ты своего назвал? — Сайко три, Сайко четыре, Сайко пять… Тэхен прыскает, а альфы предлагают Хосоку читать больше книг. На ужин, который в срочном порядке организует Лэй в честь нового члена семьи, приезжает и Омарион с семьей. Тэхен весь вечер замечает знаки внимания, оказываемые мужу со стороны Фея, но решает на этом не зацикливаться. — Многое поменялось с моего отъезда? — подходит к заскучавшему за столом омеге Чимин. — Да, вроде, все по-старому, — пожимает плечами Тэхен. — Уверен? — щурится Чимин. — А ты давно знаешь, что Рапунцель на твоего запал? — кивает в сторону улыбающегося Хосоку Фея. — Ты тоже заметил? — хмурится Тэхен, понимая, что не одному ему это кажется, а значит, и правда между этими двумя что-то происходит. — Тут только слепой не заметит. Фей передает бокал Хосоку, а Тэхен вилку чуть ли не гнет под столом. — Пару дней назад я почувствовал на нем запах, который чувствую и сейчас, — нагибается к Чимину Тэхен. — Надеюсь, что все не так, как кажется, потому что пусть у нас и ненормальные отношения, но я требую к себе уважения. Нам осталось изображать этот брак один месяц, потом может гулять, с кем хочет и как хочет, — с трудом договаривает омега, у которого от нервов челюсть сводит. На самом деле Тэхен ревнует. От одной мысли, что Хосоку может нравиться Фей — холодеет нутро. Все спокойствие и уверенность под натиском ревности испаряются, оставляют омегу наедине со страхом потерять того, кто ему никогда и не принадлежал. Чимин замечает резкую смену настроения друга, корит себя за неуместные выводы и просит не придумывать того, чего, может, и нет. Юнги сюсюкается с ребенком, который отказывается спать, а сидящий рядом Чонгук шутит, что он лысый. — Он же ребенок, и он не лысый, просто волос мало, — смеется Юнги. — Ты что, волосатым родился? — Ага, волосы в хвост были убраны, — воспользовавшись моментом, целует его в нос альфа. — Выбирай дату свадьбы, и начнем готовиться, чем быстрее, тем лучше, потому что я очень хочу жить с тобой и я тоже хочу такого мелкого, — серьезно добавляет. — Попридержи коней, — смеется Юнги. — Я еще не решил, хочу ли я сейчас ребенка или нет. Омега прогуливается с ребенком по гостиной, а Чонгук с них глаз не сводит, чувствует, как неведомая доселе теплота его сердце окутывает. Когда-то Юнги будет нянчиться и с их сыном, с двумя, с тремя, чем больше, тем лучше, потому что находить в каждом из них частичку любимого — новая доза счастья для альфы. Чимин устал, он еле на ногах стоит, и до сих пор не может поверить в то, что он в семье, что все собрались из-за него, его так тепло приняли, а сейчас они играют с Ниньо, обсуждают, какие подарки ему подарят. Потерявший грань между реальностью и иллюзией омега оставляет малыша на попечение дедушки, просит его извинить и поднимается в ванную на втором этаже. Чимин запирает дверь изнутри и, открыв воду, поднимает глаза к зеркалу, из которого на него смотрит бледный и вымотанный омега. — Не верь, не устраивайся, сказок не бывает, не с тобой, — шепчет он своему отражению и вздрагивает от стука в дверь. Чимин, услышав, что это Юнги, открывает дверь и впускает друга внутрь. — Ну чего ты? — смотрит на него Юнги. — Почему у тебя такой вид, будто ты сейчас разревешься? — И не думаю, — бурчит Чимин. — Просто все так странно, неправильно, не по моему сценарию, и это выбивает меня из колеи. — А что было по твоему сценарию? — хмурится Юнги. — Я должен был растить ребенка в одиночестве и никогда не возвращаться в Кальдрон, — говорит Чимин, прислоняясь к выложенной кафелем стене. — Но все вышло совсем по-другому. Я всегда мечтал о семье, ты знаешь, что я вечно одинокий, сам по себе, и я боялся, что мой сын будет таким же, как и я. Я думал, и у него не будет никого, с кем бы он мог делить радость или свои плохие дни. А сейчас я вижу, что даже если меня не будет, у Ниньо есть столько дядь, дедушка, отец. У него есть семья. — Самое главное, что у него есть ты, — хлопает друга по плечу Юнги. — Вы будете прекрасными родителями. Не знаю, что и как будет у вас дальше, но он сделал первый шаг, остальное за тобой. Чимин кивает и, выпроводив друга, умывается холодной водой, решив вернуться вниз. Даже пара минут без Ниньо мучительна. Когда он выходит из ванной, он сталкивается с Намджуном. — Я их сейчас прогоню, Лэй сам накормит и уложит ребенка, ему уже привезли все необходимое. А ты пойдешь спать, — объявляет альфа. — Я не могу спать без него, — улыбается ему Чимин. — Значит, он будет спать с тобой. Я приеду завтра и надеюсь найти тебя отдохнувшим. — Хорошо, — бурчит Чимин и пару минут оба молчат, а потом омега вновь поднимает глаза: — Как все будет? Что мы будем делать? Притворимся, что ничего не было? — Ты можешь мне довериться? Омега несмело кивает, а Намджун, нагнувшись, оставляет легкий поцелуй на его губах. — Отдыхай, набирайся сил, а остальным займусь я.

***

В среду утром у Тэхена начинается течка, лидеры Кальдрона теряют Хосока на неделю. Через неделю альфа появляется на совещании сильно похудевшим, с темными кругами под глазами от недосыпа, но безумно счастливым. Чонгук понимающе хлопает друга по плечу, Омарион напевает песню про то, что скоро они потеряют и второго соратника, потому что Намджун сейчас большую часть времени проводит дома и нянчится с Ниньо, к которому даже отцу надо стоять в очереди. Хосок матерится и, вытянув ноги, вызывает секретаря. Альфа требует себе двойной эспрессо и засыпает, его не дождавшись. Кальдрону уже почти год, но ситуация в стране не нормализуется, а только ухудшается. В городах постоянно вспыхивают мятежи, люди протестуют против жестких методов Левиафана, требуют свободные выборы, а лидеры продолжают сажать всех за решётку, нарушают свободу слова и право собраний. Полиция и армия подчиняются лидерам, жесткую дисциплину в системе контролируют Хищники. Из положительных изменений — это поддержка и развитие государством мелкого и среднего бизнеса, налаживание судебной системы, бесплатные медицинские услуги. Чонгук настолько боится переворота или вмешательства со стороны, что на корню душит любое проявление. СМИ полностью подчиняются Левиафану, а неугодные принудительно закрываются.

***

Сегодня Лэй с трудом выставил Чимина из дома и, посадив его в ламборгини Тэхена, отправил отдыхать с друзьями и перестать трястись над Ниньо. Лэй кормит малыша, который в процессе же засыпает и только тянется за телефоном ответить наконец-то убивающемуся с утра Шивону, как в дом влетает Мо. — Тихо, — шипит Лэй сыну, косясь на посапывающего внука в люльке на диване и тащит его в сторону кухни. — Почему он вечно спит? — прыгает на стол Мо и свешивает ноги. — Как ни приду, он дрыхнет, и поиграть с ним не могу. — Потому что он младенец, они только едят и спят. — Блин, я тоже так хочу. — Я тебе еду подогрею, — открывает холодильник омега. — Ночью пришло вдохновение, я мясной пирог пек, а Чимин сварил рис и чили. — Я не буду кушать, — спрыгивает со стола Мо и подходит к мужчине. — Я пришел с тобой поговорить. — Ну хорошо, — пожимает плечами Лэй и, достав два стакана, ставит на стол графин с лимонадом. — Слушаю. — Я даже не знаю, как начать, — мнется Мо. — Если я спрошу Сайко, он меня не поймет, да я сам этот пиздец не понимаю. Ай! — пищит от того, что Лэй больно щипает его за плечо. — Говори уже! Ты меня пугаешь. — Ну типа есть парень, мужчина, я хочу его убить. — Что? — в ужасе смотрит на него Лэй. — Нет, плохая идея, забудь, — идет к двери Мо. — Мо! — бежит за ним Лэй, — а ну вернись, — уже тихо пробегая мимо малыша. — Правда, забудь, — отмахивается Мо. — Потом поговорим, — целует его в щеку альфа и уходит, оставив расстроенного мужчину одного. Чертов Омарион, заебал. Мо места себе не находит, и пусть ссадины и синяки уже зажили, но воспоминание о поцелуе никуда не уходит, и каждый раз ему хочется отрезать свои губы, потому что он чувствует на них чужие. Альфа прислоняется к автомобилю и закуривает. Нет человека, нет проблемы. Может, ему и правда убить Омариона, но сперва отрезать его отвратительный язык, который он засунул в его рот. Омарион ходит, как ни в чем не бывало, сидит на совещаниях, делает свою работу, так же с ухмылкой здоровается — Мо представляет, как с него кожу живьем сдирает.

***

Вечером, застав в клубе Сайко, Мо решает попробовать с ним поговорить, объяснить, что не хочет видеть и слышать Омариона, и попросить отослать альфу из Амахо. Но каждый раз, когда он пытается открыть рот и произнести ненавистное имя, он залпом опустошает очередной стакан и вновь поворачивается к воркующим с ним омегам. — Нет, нет, вон с ним тусуйтесь, — снимает с колен только присевшего омегу Сайко. — Я занят. Мо прыскает, за ним все остальные. — Никогда не думал, что услышу такое от Сайко, — громко смеется один из постоянных гостей клуба, омега, с которым у Хосока когда-то давно была интрижка. — Сайко не изменился, — подмигивает Хосок, — просто у него больше ни на кого не встанет. — Даже если я сделаю так, — томно шепчет омега, медленно двигаясь под музыку. — Правда, без вариантов, я так и понял, что влюблен, ни на кого не встает, — разводит руками Хосок. Мо уже чуть ли по полу от смеха не катается и резко мрачнеет, заметив идущего к ним Омариона. — Этот чего приперся, — бурчит Мо, у которого мгновенно портится настроение и, допив виски, ждет, пока сидящий на нем омега вновь наполнит стакан. Омарион передает пиджак и, подойдя к столику, кивает парням. Он опускается в кресло напротив Мо, перекидывает ногу через ногу и, взяв сигару из поднесенной к нему сигарницы, нюхает, глаз от парня не отрывает. — Как дела? — двигает к Омариону стакан Сайко. — Бывало получше, — Сокджин сканирует взглядом ерзающего на Мо омегу, которому готов голову оторвать. Сокджин откровенно пялится на Мо, даже Сайко замечает, заставляет его смущаться. Мо плевать, он придерживает омегу за бедра, поглаживает и шепчет ему пошлости. Омарион ставит стакан на столик, боясь, что швырнет его в лапающего омегу Мо, которому бы сам череп раскроил, лишь бы не видеть, как он с кем-то сосется. Долбанный пацан, может, даже неосознанно, хотя точно нарочно после поцелуя доказывает Омариону, что ему неинтересно, а в альфе зверь азарта только просыпается, глаза кровью наливаются. — Что между вами двоими, чего вы так сильно друг друга не переносите? — внезапно спрашивает наблюдающий за парнями Сайко. — Просто кое-кто абсолютно не умеет вести себя в обществе старших, вы его не воспитали, — обводит пальцами ободок стакана Омарион. — Кое-кто слишком высокого мнения о себе, — парирует Мо. — А ну стоп, опять кулаками махаться будете? Я сам любитель подраться, но каждая ваша встреча — мордобой, — восклицает Хосок. — Вы что, омегу не поделили? Или ты считаешь моего парня недостойным твоего брата? — Куда тебя унесло, — фыркает Омарион. — Он просто мне не нравится, терпеть не могу таких, — поднимается на ноги Мо. — Даже пить в его обществе тошно, так что вы как хотите, а я буду гулять в другом месте, — он берет за руки двух омег и идет на выход под тяжелым взглядом Омариона. — Ещё раз ты ударишь его, то следующий спарринг будет со мной, — становится вмиг серьёзным Сайко. — Я не ударял его, мы дрались. Тебе не нужно так его защищать, он прекрасно умеет за себя постоять. — Да, но он уступает тебе в весе и в опыте. — Я хорошо отношусь к нему, — даже слишком умалчивает, — не думай, что я хочу ему навредить. — Вот и хорошо, — кивает Сайко и отказывается пить дальше, потому что его в кровати ждет Тэхен. Альфы сидят еще около получаса, каждый летает в своих мыслях, и Омарион, так и не сумев усмирить рвущегося за Мо зверя, просит его извинить. На выходе Сокджин узнает, что Мо уехал к себе, берет в баре бутылку виски и приказывает шоферу ехать к нему.

***

Квартира Мо на последнем этаже недавно отстроенного здания в центре в Амахо. Сокджин оставляет телохранителей с шофером и, поднявшись наверх, просит охрану Мо о визите не докладывать. Он показывает им бутылку с виски и, подмигнув, говорит «будем праздновать». Альфа проходит в темный коридор, ставит послужившую отличным прикрытием бутылку на тумбу в углу и идет к полоске света под дверью в спальню. Он легонько толкает дверь и, переступив порог, смотрит на лежащего на кровати обнаженного Мо, который пьет из бутылки, пока один из омег покрывает поцелуями его грудь, а второй танцует под музыку прямо на кровати. — Пошли вон, — громко говорит Омарион, и все трое вмиг оборачиваются к двери. — Я вам сказал, — повторяет Сокджин, смотря на ошарашенных омег, и достает из-за пояса пушку. Омеги, взвизгнув, впопыхах хватают разбросанную по полу одежду и бегут в коридор. — Какого хрена? — с трудом фокусирует на нем взгляд Мо, пока убежденный, что это разыгравшееся под алкогольными парами воображение. — Ты мне скажи, какого хрена, — делает к нему шаг Сокджин. — Какого хрена ты настолько туп, что не понимаешь, как у меня от тебя башню срывает. — Больной ублюдок, — наконец-то, Мо понимает, что это реальность, и, перегнувшись через кровать, выдергивает ящик тумбочки. Проследивший за ним Сокджин за мгновение до первой выпущенной в него пули успевает вылететь за дверь, по которой беспорядочно стреляет Мо. — Ты пальнул в меня, сукин сын, — кричит с той стороны Омарион и, воспользовавшись тишиной, появляется в проеме и стреляет в стену за изголовьем кровати. — Убирайся, — кричит в ответ Мо и продолжает стрелять. В квартиру забегают охранники, но Омарион выкрикивает им, что все в порядке. — Твоя прислуга прискакала, прикажешь меня выставить? У самого задницы не хватает? — обращается к Мо Омарион. — Пошли вон, — орет на своих Мо, а Сокджин, услышав, что альфа перезаряжает пистолет, залетает в спальню и, не дав ему опомниться, валит его на постель. — Тихо, — шипит Сокджин, блокируя его конечности. — Нахрена ты так нажрался? — Твою рожу забыть хотел, — бьет его коленом в живот Мо и обмякает, почувствовав, как тошнота подкатывает к горлу. — Я не хочу тебе навредить, — шепчет Омарион, — я хочу сделать тебе хорошо. — Если исчезнешь из Кальдрона — мне будет очень хорошо, — приходит в себя Мо и вновь пытается спихнуть с себя тяжелого мужчину. — Ты не знаешь, что такое хорошо, а я могу тебе показать, — не может удержаться Сокджин и пропахшими железом и табаком пальцами проводит по губам парня. — Позволь мне. — Ты долбанный извращенец, — шипит Мо, чувствуя, как дергается член от его прикосновений, и отворачивается. — Слезь с меня. — Ты слишком пьян и не звучишь убедительно, — усмехается Омарион и, удерживая его руки, покусывает его челюсть, горло, спускается ниже. Мо даже в пьяном тумане в шоке от того, как тело реагирует на просто прикосновения, и хочется, чтобы Сокджин стал активнее. В то же время Мо даже себе в этом признаваться запрещает и вновь толкает его, готовится бить по лицу и опять оказывается вжатым лопатками в простыни. Сокджин будто бы опытный кукловод, и сейчас он дергает за невидимые нити, заставляя его тело подчиняться, а разум сжирает Мо, показывая картинки того, как он лежит голым под альфой и ему это нравится. Мо себя ненавидит, еще больше он ненавидит Сокджина, который точно что-то подмешал в его выпивку в клубе, иначе быть такого не может. Мо по омегам, ему всю жизнь нравились омеги, он помешан на Фее, тогда какого черта он чуть ли не готов кончить от того, что Сокджин его ягодицы мнет, покусывает ключицы. Долбанный Омарион нависает сверху, смотрит так, будто он перед ним лучшее творение человечества, и даже пьяный в стельку Мо чувствует, как этот взгляд под кожу пробирается. На него никогда так не смотрели, а смотрели по-разному — с любовью папа и братья, с нежностью Чимин, со страхом все враги, но больше всего с ненавистью, с отвращением, с жалостью и с испугом. Сокджин смотрит с восхищением, чистым и неприкрытым восторгом, от которого у Мо под животом все в узел сворачивается, и его растаскивает на сотни эмоций, из которых он четко распознает одну — хочется прижаться крепче, попросить не останавливаться, пусть делает, что хочет, лишь бы смотрел так. Мо его взгляду верит, сомнений не допускает. Он впервые в жизни на месте тех, кто без дефектов, тех, за кем не ползет тенью прозвище Монстр, и ему так хочется здесь остаться. В Мо ничего не изменилось, ожог на месте, раны так же в глаза бросаются, только Сокджин их не видит, что любящему внешняя оболочка, если любовь вглубь смотрит, скрытое от глаз разглядывает и о чужое огромное сердце греется. Сокджин попал, и пусть единственный путь быть к нему ближе — это, воспользовавшись его состоянием, сорвать пару поцелуев, Омарион их на сотни других не обменяет. Этот мальчик не просто сгорел в огне, он сам стал им, и именно пламя в его глазах душу Омариона встрепенуло, на его сердце его имя выжгло. В нем все прекрасно, каждый шрам, рубцы, пятна — все идеально, жаль, что Мо этого сам не видит, но пусть позволит, и Сокджин ему покажет, научит, откроет глаза и каждому, кто будет его потом монстром называть, собственноручно язык отрежет. А пока он снова целует, ломает чужую слабую оборону, врывается в его рот и душит напором. Мо выгибается, пока пальцы Омариона вокруг его члена скользят, он оттягивает крайнюю плоть, играет с головкой, и Мо почти не сопротивляется, предпочитает думать, что все еще не может вырваться. Сокджин водит ладонью по члену, Мо кладет подушку на лицо и, зажав зубами ткань, с глухим стоном бурно кончает. — Лицо закрывать я тебе запрещаю, — рывком убирает подушку Сокджин и, не дав ему открыть рот, впивается в губы с жестким поцелуем с привкусом железа. — Сука, — рычит Мо и валит его на спину, прекрасно осознавая, что ему просто уступили. — Ты больной, так нельзя. — Кто сказал нельзя? Почему нельзя? — Мо вновь в его власти, не в состоянии двинуться. — Все. Это неправильно, это ни в какие рамки не лезет, — отчаянно восклицает младший. — Чего ты хочешь? — приближается к лицу притихшего парня Омарион. — Будь честным перед собой, тогда ничто не страшно. Никто не сделает тебе так хорошо, как могу сделать я, и никто не встанет между нами, ни одна сила в мире, если только ты это примешь. — Да пошел ты, — ревёт, как раненый зверь, Мо. — Я не буду позориться перед своими братьями и всем Кальдроном, я просто пьян, а теперь убирайся, пока я не вызвал всю армию полуострова! — Которая подчиняется мне? — ухмыляется Сокджин и, встав на ноги, поправляет рубашку. — Если кто-то узнает о том, что здесь произошло… — О чем именно? — подходит к кровати Омарион. — О том, что ты кончил только от моих прикосновений или мы целовались? — Обо всем! Я клянусь, я не посмотрю на соглашение с братьями, я тебе сердце вырву! — швыряет светильник на пол Мо. — Я про свои любовные похождения не рассказываю, такую прелесть тем более в тайне держать буду, чужим ушам и глазам касаться не дам, но ты сам придешь ко мне, я тебе обещаю. Я подожду, — подмигивает ему Омарион и идёт к двери. *Название главы El Nino (перевод с исп. — «малыш, мальчик»)