***
— Зачем ты приехал? Вдруг Хосок зайдет? — подходит к передающему прислуге коробку с пирожными Шивону Лэй. — Я еду на работу, решил увидеть тебя, чтобы день начался хорошо, — улыбается ему альфа, — а ты так нехорошо меня встречаешь. Как маленький боксер поживает? — подходит Шивон к дивану, на котором лежит Ниньо, пока Чимин меняет ему подгузник. — Он меня бросает, — грустнеет Лэй. — Намджун закончил обустраивать дом и забирает у меня моего цыпленочка. — Вы можете навещать его в любое время, — тепло улыбается омеге Чимин. — Я очень вам благодарен за помощь, но я не хочу больше вас обременять. — Ты и не обременял! — восклицает Лэй. — Ты все делал сам, и вы с Ниньо скрашивали мои одинокие дни. — Посидите с ним, я пойду вещи собирать, — кутает в тонкое одеяльце ребенка Чимин и идет к лестнице. — Может, все же скажем твоим сыновьям, что мы встречаемся? — опускается на диван рядом с Лэем Шивон. — Мы взрослые люди, и мне не нравится, что мы прячем наши отношения, будто мы делаем что-то плохое. — Я пока не готов, они тоже, — опускает глаза Лэй. — Когда придет время, я сам им все расскажу, а ты не нервируй меня лишний раз и не беги впереди паровоза. — Я скучаю по тебе, я не хочу раз в неделю ужинать с тобой, я хочу видеть тебя чаще, хочу отвезти на остров, показать тебе мою конюшню, но не могу, — грустно говорит Шивон. — Всему свое время, — накрывает ладонью его руку Лэй. — Будь терпеливее. Чимин заканчивает складывать вещи в небольшой чемоданчик, привезенный Мо, и садится на постель. Сегодня вечером они с Ниньо переезжают в купленный Намджуном сразу после войны для себя дом в Амахо, потому что омега отказался уезжать далеко от друзей и Лэя, к которому привязался. Чимин никак не может определиться с тем, что и как будет делать дальше, и главное, что ждать от Намджуна. Уставший от обуревающих его дум, Чимин снова все оставляет на «завтра» и, прихватив носочки малыша, идет вниз. — Не обращай внимания на меня, — наливает Чимину чай Лэй. — Да, я буду скучать, но я рад, что у вас с Ниньо будет свой дом, и Намджун не позволит никому вам навредить. — Только он сам может, — грустная улыбка трогает губы Чимина. — О чем ты? — сводит брови на переносице Лэй. — Он угрожал отобрать у меня ребенка, собственно, поэтому я и поехал в аэропорт. — Он с дуба рухнул! — восклицает Лэй. — Клянусь, я ему за такое язык оторву. Никто не смеет разлучать папу и ребенка! — Никогда не видел тебя таким, — усмехается Шивон. — А ты попробуй у меня детей забрать, и я тебе покажу, каким могу быть, — сверкает глазами Лэй, и альфа отодвигается. После обеда Чимин получает сообщение от Намджуна, который извиняется, что никак не вырвется, но обещает приехать к восьми. — Ты бы просто прислал машину, и мы бы уехали, тебе не нужно самому приезжать, оставлять работу, — пишет ему омега. — Я сам хочу. Вечером Намджун, как и обещал, приезжает сам и, взяв вещи, под голос причитающего Лэя идет на выход. Всю дорогу до особняка альфа играет с сыном, а Чимин за ними наблюдает. Намджун скромно назвал новое жилище домом, но Чимин, стоя во дворе, с восторгом смотрит на двухэтажный особняк с садом и бассейном. Восторг увеличивается в разы, когда омега заходит внутрь и рассматривает богатое убранство, но настроение сразу же сменяется грустью, потому что Чимина снова накрывает противное чувство того, что это не его место и он сюда не вписывается. Отогнав плохие мысли, он идет следом за альфой на второй этаж и ждет, пока тот, удерживая в руках малыша, открывает дверь. — Это твой дом, если что-то не понравится, можешь все поменять. Вот и его комната, — Намджун укладывает заснувшего в пути Ниньо в кроватку, а Чимин с нескрываемым восхищением смотрит на отделанную в цвете слоновой кости с элементами яркого желтого цвета большую детскую комнату. — Он все равно будет спать со мной, — бурчит омега, косясь только на одну кроватку в детской. — Сейчас да, но как подрастет — переедет сюда. В твоей спальне тоже есть кроватка для него, никто вас не разлучит, — улыбается Намджун. — Никто, кроме тебя, и не может, — не сдерживается Чимин. — Прости мне те слова, я вспылил, — тихо говорит альфа. — Моя спальня последняя по коридору, я не собираюсь тебе мешать или осложнять твою жизнь, но я собираюсь убедить тебя в том, что мои намерения чисты и мои чувства к тебе не просто слова. — Тебе придется очень постараться, — смотрит на нарисованный на стене корабль с желтыми парусами Чимин. — Пусть это будет и сложный путь, но я на него встану, — подходит со спины альфа. — Пока он спит, пойдем, я познакомлю тебя с его няней, я лично выбирал его из пятнадцати претендентов, если он тебе не понравится, мы еще поищем. Няней Ниньо оказывается сорокапятилетний приятный омега Маури, который уже семнадцать лет смотрит за детьми. Чимину мужчина нравится, но он планирует еще посмотреть на него в работе. Оставшуюся часть вечера Чимин занимается распределением вещей Ниньо, потом кормит его и передает отцу, который особняк так и не покидает. Закончив с делами, омега забирает у Намджуна капризничающего Ниньо и, уложив его спать в своей спальне, сам готовится ко сну. Он долго не может уснуть из-за того, что возбужденный столькими событиями за день мозг отказывается отключиться. Чимин ворочается на постели и прислушивается к шагам в коридоре, пытаясь узнать, когда Намджун пойдет спать, и сам засыпает в процессе.***
Следующий день проходит весело, Чимин с утра вместе с Маури и Ниньо ходит по магазинам, потом приходят Тэхен и Юнги, и омега отдыхает, пока окруженный вниманием ребенок его не беспокоит. Выпроводив друзей, Чимин только собирается в душ, как в дверь входит Аарон. Прекрасное настроение мгновенно улетучивается, и омега сразу готовится обороняться, но Аарон удивляет, он подходит к нему и тихо просит показать ребенка. Чимин провожает Аарона наверх, где няня укладывает Ниньо, и, взяв его на руки, передает альфе. — Я и подумать не мог… — осекается альфа. — Что я буду достойным родить твоему брату сына? — язвит Чимин. — Нет, что у вас все так серьезно. Он такой красивый, — поднимает малыша над головой альфа под обеспокоенный взгляд его папы. — Не бойся, я не уроню своего племянника, — Аарон омегу успокаивает, а сам боится ненароком навредить ребенку. Он аккуратно опускает его в кроватку и легонько щипает выглядывающий из-под задравшейся футболочки животик. Ниньо кряхтит и пытается поймать его руку, Аарон сдается и, нагнувшись, пару раз целует его в щечки. — Он такой круглый, — смеется альфа, пока парни спускаются вниз. Чимин для приличия предлагает Аарону кофе, и тот, к его сожалению, не отказывается. — Я хочу извиниться за то, что натворил, — звучит искренне присевший на диван напротив омеги Аарон. — Я до последнего не хотел воспринимать тебя, как пару Намджуна, потому что всегда считал, что ты мой. Я даже сейчас так считаю, но признаю поражение. — Ты эгоист, Аарон, — грустно улыбается ему Чимин. — Я никогда тебе и не был нужен, может, только в самом детстве у тебя была ко мне симпатия, а все, что ты делал потом, — это только, чтобы доказать, что ты лучше Намджуна. Ты так и не захотел принять то, что я всегда любил твоего брата. Тебе нужно чем-то заняться, найти любимое дело, тогда вместо зависти к брату твое время будет посвящено чему-то новому. — С чего ты взял, что я ему завидую? — возмущается Аарон. — Меня просто бесит, что он выбрал тебя, выбрал того, кто с самого детства был со мной. — Это я выбрал, — наливает ему кофе омега. — Меня нельзя выбрать. Найди себе занятие, повзрослей уже, и, поверь мне, тогда твоя жизнь резко поменяется, и в лучшую сторону. — С этим будет сложно, — кривит рот Аарон. — Не знаю, слышал ли ты, но мой дорогой братец забрал у меня все из-за того, что случилось в той квартире. — В смысле? — Он лишил меня всего, кроме квартиры. Я даже сюда приехал на машине друга. — Для тебя это самое жестокое наказание, — не скрывает улыбки Чимин. — И да, я знаю, что заслужил, но теперь все хорошо, он нашел тебя, у вас сын, а он все равно ни в какую не возвращает мне клуб, — жалуется альфа. — Так ты просить приехал? — приподнимает брови омега. — И это тоже, — вздыхает Аарон. — У тебя есть на него влияние, ты можешь отнекиваться, но он точно к тебе прислушивается, прошу тебя, замолви за меня словечко. Я правда искренне сожалею о сделанном. — Намджун не тот альфа, которым можно манипулировать, ты это лучше меня знаешь, да и я не горю желанием просить его за тебя, — мрачнеет Чимин. — Просить и не нужно. Докажи ему действиями, что ты меняешься, займись чем-нибудь, хоть работу найди, и он обязательно пойдет тебе навстречу. — Я и работа? — восклицает Аарон. — Кем я буду работать? Официантом? — Прекрасная работа, и ты сильно ошибаешься, если думаешь, что тебя сразу возьмут им работать, — злится омега. — Пожалуйста, поговори с ним, — не отступает Аарон. — А я обещаю попробовать поработать. Послушаюсь тебя в этот раз. И еще, можно я буду иногда навещать пузатого? Чимин кивает и, проводив Аарона, поднимается в ванную. Высушив волосы, омега выходит из спальни, чтобы проверить, чем занят внизу Ниньо с няней, и видит поднимающегося наверх охранника. — Это вам, — передает мужчина ему небольшую коробочку. Чимин прямо в коридоре распаковывает коробку, и достав открытку с изображением Санта Муэрте, переворачивает и читает надпись: «Подойди к синему мазерати во дворе». Омега, усмехнувшись, возвращается в спальню и, сняв пижамный костюм, переодевается в джинсы и футболку. Он расчесывает отросшие платинового цвета волосы и, придав им пальцами объём, бежит вниз. Подойдя к мазерати, Чимин находит на лобовом стекле автомобиля конверт и, открыв его, достает очередную открытку: «Садись за руль и поезжай по маршруту, установленному навигатором». Чимин думает, стоит ли звонить Намджуну и спрашивать, что за игру он затеял, а потом все же решает не портить сюрприз и сыграть в эту становящейся интересной игру. Он возвращается в дом, предупреждает няню, что уходит, и, чмокнув Ниньо в лобик, идет к машине. Чимин следует по заранее установленному маршруту и паркуется перед бывшим клубом Аарона. Чимин перепроверяет маршрут и, убедившись, что автомобиль его точно привез сюда, выходит наружу. У дверей в бывшем месте работы омеги его уже поджидает помощник Намджуна, который провожает его внутрь. Чимин проходит в плохо освещаемое, как обычно, помещение клуба и идет к тому самому столику в углу, где больше года назад сидел Намджун. Клуб абсолютно пустой, из динамиков доносится спокойная музыка, а за столиком, постукивая по нему пальцами, сидит Ким Намджун. Увидев подошедшего Чимина, альфа встает на ноги и, передав ему меню, не позволяет сесть. — Ты же не думаешь, что я буду кормить тебя здесь, — улыбается Намджун. — Это небольшая остановочка до нашего ужина. — Ладно, я подыграю, — улыбается Чимин. — Могу я сесть? — Нет, — снова опускается на стул Намджун. — Спроси, что я хочу выпить. — Ты издеваешься? — хмурится омега. — Вспомни тот вечер здесь, когда ты впервые обратился ко мне, а потом пришел Аарон, — говорит Намджун. — Я зашел сюда за тобой в тот вечер, я хотел познакомиться, но ничего не вышло. Я хочу познакомиться заново, хочу начать сначала и очень хочу, чтобы ты мне помог. — Хорошо, — улыбается Чимин. — Что вы будете пить? — жеманно тянет омега, вспоминая свою работу здесь. — Виски. Чимин не успевает обернуться к бару, как на столе уже стоит бутылка виски и стаканы. — Выпей со мной, — отодвигает для него стул Намджун. — Я тогда за стол не садился, — не понимает омега. — Пожалуйста, я же сказал, мы начнем заново и по-другому. Чимин садится. — Меня зовут Намджун, я увидел тебя днем на улице, ты зашел сюда, а я так и не смог выбросить твой образ из головы, и вот наступила ночь, и я здесь, — говорит альфа. — Как романтично, — закатывает глаза Чимин. — Я могу и не романтично, — подается вперед Намджун, и Чимин уже жалеет о сказанном, потому что успевает уловить промелькнувший в глазах альфы и когда-то ставший привычным холод. — А меня Санта Муэрте зовут, — тянется за бутылкой омега и наливает альфе виски. — Покажи, как ты ухаживаешь за омегами, за теми, которых не покупаешь на аукционе. — Я впервые встретил омегу, за которым и правда хочется ухаживать, — мягче говорит Намджун. — Я обещал, что ты сможешь работать и здесь, так вот это твой новый клуб. Я буду спонсором, а ты покажи, на что способен. Если ты его поднимешь, я помогу тебе целую сеть открыть. — Ты даришь мне клуб Аарона? — в шоке смотрит на него омега. — Не делай этого, он и так меня не особо любит, а я не хочу быть яблоком раздора между братьями. — Оставь его на меня, — твердо говорит альфа. — Клуб твой, и я хочу, чтобы он приносил доход, ты можешь переделать его, как хочешь, единственное, о чем я беспокоюсь — Ниньо не должен полностью оставаться на попечении нянь, а должен получать любовь папы, но это, я думаю, ты и без меня знаешь. К виски альфа так и не притрагивается, подает Чимину руку, и они едут ужинать в любимый ресторан омеги. Чимин отлично проводит время, отвечает на вопросы Намджуна про прошлое и много улыбается. Альфе интересно все, что касается омеги, он с удовольствием слушает парня и с трудом давит в себе все частые порывы его поцеловать. Если в ресторане их отделяет столик, и зверя можно контролировать, то этот контроль трещит по швам в тесном салоне автомобиля. Между ними расстояние в вытянутую руку, обещание Намджуна и разбитое сердце Чимина, которое альфа надеется склеить, и даже если он может нарушить первые две преграды, то последнюю ни в коем случае. Чимин чувствует его желание, слышит в голове зверя, который тянется к своему альфе, и рык в ответ, но продолжает сжимать пальцами колени и смотреть на мелькающие за окном фонари. Приехав домой, они на цыпочках пробираются в спальню и любуются мирно спящим малышом. Чимин расстается с Намджуном в коридоре, альфа, нагнувшись, легонько касается губами его щеки, а омега, прислонившись к стене, играет с пуговицами на его рубашке. — Первое свидание было неплохим, — жует свои губы Пак. — Второе будет лучше, — заверяет Намджун. — Я никогда не был на свиданиях, особо сравнивать не с чем, но мне понравилось, — тихо говорит омега. — Спи крепко, — грустнеет от его слов альфа. — Я буду устраивать тебе свидания каждый день своей жизни.***
— Это мирная демонстрация, мы не можем ничего сделать, — смотрит из окна офиса вниз на собравшуюся толпу Намджун. — Нет актов вандализма, они не портят ничье имущество, они требуют внимания, пусть полиция просто удерживает, но не вмешивается. — Они хотят жить в безопасности, в стабильности, но при этом им не нравятся налоги, а как я должен платить зарплаты тем, кто их безопасность обеспечивает? — зло спрашивает Чонгук, который смотрит из окна, как кучка парней сжигает его портрет. — Я прислушался, мы закрыли основные пути наркотрафика через нашу территорию, снизили до минимума наше участие в наркоторговле, у нас нет дополнительной прибыли, как, блять, избавляться от наркоторговли, если таким ходом нам придется к ней вернуться, чтобы была прибыль. На поднятие туризма нужны годы, экономики как таковой и не было, они хотят все и сразу. — В любом случае их надо выслушать, — вмешивается Сайко. — Пообещаем снизить налоги и подумаем, как безболезненно выйти из этой ситуации. К наркоторговле мы возвращаться не будем ни в коем случае. — Слушались бы вы меня, и не пришлось бы так мучиться, — кривит рот Чонгук. — Так быстро остановить работу картеля было ошибкой. — В этот раз я на стороне Чонгука, — вмешивается Омарион. — Возможно, его идея с жесткими рамками была правильной. Тот склад с оружием, который мы обнаружили в Обрадо на прошлой неделе — доказательство того, что что-то готовится. — Простите, опоздал, — влетает в кабинет Мо и здоровается с парнями, при этом демонстративно отказавшись пожать руку Омариона. — Я не мог проехать, все дороги перекрыты. Сокджин с ухмылкой следит за альфой, который в его сторону даже не смотрит. Мо чувствует, как он сверлит его взглядом, но не оборачивается. — Еще не поздно все нормализовать, дайте мне добро, и надо будет, я их всех засажу, — поддается вперед Чонгук. — Я установлю жёсткие рамки, налажу дисциплину, и никто, будь то изнутри или извне, не посмеет покуситься на нашу власть. — Я против, — твердо говорит Намджун. — Я уверен, мы придем к консенсусу. Я не хочу государство, в котором люди будут бояться власти, будут бояться выходить на улицу и думать о каждом слове. — Я поддерживаю Намджуна, — кивает Сайко и смотрит на Чонгука. — Я вообще считаю, что если бы ты поменьше пропадал в Ла Тиерре и Обрадо и занимался бы государством, то большинства проблем бы не было. — У нас там базы вообще-то, — кривит рот Чонгук. — И не переживай, я все успеваю. — Я тоже поддерживаю Намджуна, — говорит Мо. — Сегодня они требуют снижения налогов, завтра потребуют выборы, и что вы сделаете? Они нас точно не выберут, — выгибает бровь Чонгук. — Если наши соседи смогли, и мы сможем, нам нужно время и терпение, — спокойно отвечает Намджун. — А пока я выйду к ним и успокою. Потом будем сидеть думать, и если надо будет, то пригласим советчиков из-за рубежа. — Ну попробуй, — тянется за сигаретами Чонгук. Выслушав Намджуна, люди сворачивают плакаты и начинают расходиться. Настроение Чонгука это не улучшает. Он сидит в кабинете теперь уже один и смотрит из окна на стремительно пустеющую улицу. Его мечта, став реальностью, не совпала с ожиданиями. Правильную ли он вообще выбрал мечту? Может, Кальдрон так и должен был остаться разрозненным и поделенным между картелями. Чонгук мечтал о сильном и независимом государстве с одним центром, а ведь куда было бы легче оставить картель Амахо, подчинить всех себе силой и установить режим, который действовал еще при отце — с метками, казнями и полным подчинением лидеру. Он вырос в аду, где омег продавали на аукционах, все детство и юношество находил своих знакомых частями в мусорных баках, не знал, что такое защита, и всегда полагался только на себя и своих братьев. Он хотел это изменить, думал, люди заслуживают лучшего, а в итоге со дня создания государства народ всем недоволен. Чонгука бесит, что, учитывая, что он столькое для них сделал и они могут свободно гулять по улицам и не бояться за своих детей, им всего мало. Он со злостью отмечает про себя, что как бы он не ненавидел Хьюго, тот был прав, говоря, что люди не понимают по-хорошему, что только страх лучше всего управляет толпой. Если для создания дисциплины и порядка Чонгуку придется применять жесткие методы, то он даже братьев не послушается и пойдет на это. А пока он сделает встряску, создаст проблему, вызовет на нее реакцию и, когда население само будет требовать у государства ее решить, покажет им, какой именно метод самый действенный. Слишком многое на кону. Сейчас нужно позвонить Юнги, услышать его голос и найти временный покой.***
После тяжелого дня всё, что хочется Хосоку — это доехать до квартиры, лечь на диван рядом с Тэхеном и смотреть абсолютно неинтересные ему фильмы жанра нуар, лишь бы лежать головой на его коленях. Хосок набирает по дороге омегу, чтобы спросить, хочет ли он что-нибудь из кондитерской, но Тэхен говорит, что не дома, а у брата в Кордове. У Хосока моментально портится настроение. — А сказать мне нельзя было? — рычит в трубку альфа. — Зачем мне докладывать тебе о передвижениях? — как ни в чем не бывало заявляет Тэхен. «Чтобы я домой, как угорелый, не несся!» — В следующий раз, пожалуйста, говори, — вешает трубку Хосок и, приехав в квартиру, сразу идет в душ. Он так сильно устал, что идея поехать от злости к Мо и напиться уже не кажется ему привлекательной. Хосок выходит из душа разомлевшим и, высушивая полотенцем волосы, идет к бару выпить сто грамм коньяка перед сном. Он только ставит бутылку на стойку, как охрана докладывает о визите Фея. Удивившийся неожиданному гостю Хосок просит его впустить. Пока Фей поднимается, альфа натягивает на себя футболку. — Чем обязан визиту? — пропускает омегу в квартиру Хосок. — Ты же сам предложил мне попробовать подружиться с твоим омегой, — поднимает бутылку мартини Фей. — Сегодня одиночество затопило меня с головой, я в отчаянии, вот и приехал, — проходит в гостиную омега и, поставив бутылку на столик, снимает кожанку и разматывает шелковый шарфик. — И где он? — оборачивается он к альфе, прекрасно зная, что Тэхен в Кордове, он слышал разговор Мо с охранником Хосока, пока они ждали машину после ужина. — Тебе лучше прийти в другой раз и заранее предупредить, — говорит ему Хосок. — Его дома нет. — Вижу, и ты этому удивлен, — опускается коленями на диван Фей и, собрав ноги под себя, удобнее устраивается. — Я собирался поспать, — убирает пальцами влажные волосы назад Хосок, — и если ты без машины, мои парни тебя отвезут. — Может, хоть по бокалу пропустим? — обиженно тянет омега. — Я пить не буду, но тебе налью, — идет к бару Хосок. Он достает бокал для мартини, проходит на кухню и, закинув в него две оливки, возвращается к омеге. — Был бы у меня такой альфа, я бы из дома не выходил, — улыбается ему Фей, принимая из рук Хосока уже наполненный бокал. — И красив, и богат, и мартини лично подает. — Я такой один, и я занят, — подмигивает ему Хосок и отвлекается на входящий смс от Тэхена. — НЕ СМЕЙ ВЕШАТЬ ТРУБКУ, ПОКА Я ГОВОРЮ! — НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ! — пишет ему в ответ альфа. — МОГ БЫ И ПРЕДУПРЕДИТЬ. — Я сильно занят, ты знаешь, что я готовлюсь к выставке в Кордове. Ты дома? — Да. — Проверь, покормили ли кошек, если нет, то ты знаешь, где корм. — Хорошо. — Чем ты занят? Без меня новую серию не смотри! — Я спать собираюсь. — Плохих тебе снов, — пишет Тэхен и следом присылает смайлик с высунутым языком. Хосок отправляет поцелуй и знак 18+. — Это он? — косится на телефон Фей. — Он, — подтверждает Хосок. — Ты допил? Иди тоже спать, детское время прошло. — Ладно, я понял уже, что ты мне не рад, — грустно говорит Фей. — Еще один бокал и ухожу. Просидев в итоге у Хосока полчаса и последив за тем, как он играет с кошками, Фей уходит. И тут без вариантов. Они были наедине, Фей открыто показывал заинтересованность, но даже сидя с ним на одном диване, альфа общается со своим мужем. Фея это веселит, он признается, что хотел бы отношений с Хосоком, но больше всего ему нравится дергать за ниточки и играть с людьми. Интересно, могут ли самые завидные альфы Кальдрона забыть своих омег из-за него или нет. А пока он хочет танцевать, и поэтому приказывает шоферу ехать в клуб.***
Утро четверга начинается с новости о перестрелке в центре Амахо, в которой ранены шесть человек, двое из которых — полицейские. — Они его нашли! — нервно ходит по кабинету Чонгука, в котором собрались лидеры, Сайко. — Оказывается, оружие в этом городе валяется на обочине, что люди могут его подобрать и стрелять в стражей порядка. Что за бред? — Пусть твои люди продолжают допросы, я уверен, что за этим кто-то стоит, — обращается к Омариону Намджун. — У населения паника, люди боятся выходить на улицу. Сегодняшний инцидент сильно подорвал веру людей в государство. Веру в нас. — Они требуют расследования, результатов, хотя с инцидента прошло всего пару часов. Перед офисом опять народ собрался, — потирает переносицу Мо. — И конечно же, все, чего они хотят — свержение нынешней некомпетентной власти, не способной обеспечить безопасность граждан, — язвит Чонгук. — Честно говоря, такое ощущение, что они видят только плохое, — говорит Омарион. — Любой повод, и уже улицы пестрят плакатами «долой зверей», а интернет, который мы, вроде, фильтруем, кишит заголовками про нашу несостоятельность. — Не знаю, как вы, но я не собираюсь терять то, на что положил свою жизнь, — поднимается на ноги Чонгук. — Нам нужно пересмотреть правление, а пока предлагаю ввести в стране режим чрезвычайного положения. Они поймут, что после случившегося это ради их же блага. — Из-за перестрелки, в которой нет даже погибших — это абсурд, — заявляет Намджун. — Это сегодня не было жертв, но если мы будем бездействовать, завтра все может повториться и уже в более крупном масштабе. Хотя, если нас свергнут, это будет не нашей проблемой, — усмехается Чонгук. — Кальдрон похож на картонную коробку, которую разодрали собаки, а вы, склеив ее обратно с помощью ленты скотча, еле держите в целостности. Пора залить ее цементом. Пора обыскать каждый дом, найти следы, которые приведут нас к заказчикам, а потом вывести их на улицу и перед всеми расстрелять. Тогда никто не посмеет даже голову поднять. Народ Кальдрона потерял страх, если средь бела дня стреляет в своих же, если сжигает фотографии лидеров на площади, если считает, что имеет право диктовать условия тем, кто их объединил и позволил называться народом. Возродим Левиафан, вернем наше имя, которое вселяло страх даже за пределами полуострова. Вы все еще хотите говорить с ними на языке закона? — обращается к братьям альфа. — Твои методы слишком радикальны, — смотрит будто сквозь Намджун. — Если мы сделаем по-твоему, то начнется хаос. Мы вернемся обратно в Амахо десятилетней давности. Я не хочу, чтобы мой сын рос в тоталитарном обществе, которым управляют наркобароны, нет суда, а любая провинность карается смертью. Я против. — А мы голосуем? — опирается руками о стол Чонгук и пристально смотрит на альфу. — Нет, пока мы ищем ублюдков, подбросивших оружие, и пытаемся успокоить людей, об остальном мы поговорим позже, — идет на выход Намджун.***
Тэхена будит запах кофе, идущий с тумбочки у кровати, и голос брата, повторяющий «твой психопат приехал». Омега потягивается и, присев на постели, тянется к кружке брата. — Он купил тебе кофе, так что оставь мой, — отбирает кружку Тэсон и делает глоток. Через двадцать минут Тэхен стоит во дворе у ламборгини и, потягивая вкусный латте из бумажного стаканчика, жмурясь от лучей зимнего солнца, поглядывает на мужа. — Не мог до вечера потерпеть? — спрашивает омега. — Жить без тебя не могу, — подходит вплотную Хосок и легонько целует в губы с кофейным вкусом. Тэхен опускается на переднее сидение автомобиля и досыпает головой на плечах мужа, пока они возвращаются в Амахо. Приехав домой, омега первым делом здоровается с кошками, а Хосок меняет джинсы и кожанку на костюм и готовится ехать на работу. Тэхен, обнимаясь с Дос, опускается на диван и сразу же замечает аккуратно сложенный у подлокотника оранжевый шарфик. Омега отпускает кота и, потянувшись за шарфиком, подносит его к лицу. Утром в квартире была прислуга, и, видимо, она и сложила шарфик, который принадлежит Фею, — Тэхен этот запах хорошо знает. Он комкает в руках дорогую ткань и чувствует, как озеро между ним и Хосоком в океан превращается. Хосок уже на пороге, а Тэхен не может разжать онемевшую челюсть и открыть рот. — Хосок, — с трудом собравшись, произносит и на ватных ногах идет в коридор. — Что это? — показывает шарфик. — Хм, — задумывается альфа. — Шарфик Фея. — Что он делал здесь, в доме, в котором я живу, — прислоняется к тумбе омега, стараясь не выдать то, чего ему стоит это напускное спокойствие. А стоит много. Тэхен чувствует, как его сердце за мгновение скукоживается, высыхает и прахом разлетается по израненному нутру. Вроде, был готов, знал, что ожидаемо, но никакая подготовка и установленные правила не работают там, где дело касается Хосока. — Ты бы подождал неделю, — облизывает сухие губы, бегая глазами по стене, потому что смотреть на того, кто эпицентр его боли, никаких сил не хватает. — Неделю? — подходит ближе Хосок. — Подождал бы для чего? Фей заходил просто выпить, тебя увидеть. — У нас осталась неделя до развода, — отступает омега, отказываясь дышать его запахом. — Я и забыл про развод, — прислоняется плечом к стене рядом помрачневший Хосок. — Он был здесь вчера? Альфа кивает. — Послушай, не знаю, что ты надумал, но я не подлец, я бы не привел омегу в наш дом, меня вообще другие омеги не интересуют, — протягивает руку к его щеке Хосок, но Тэхен снова делает шаг назад. — Я уже чувствовал его запах, но я не знал, что все настолько… — Настолько, что? — злится Хосок. Его задевает недоверие, что Тэхен может позволить себе подумать о том, что он ему изменяет. Значит, Тэхен сам такой, если он такую мысль допускает. — Я же сказал, у меня с ним ничего не было! И даже если бы было, с чего тебя это стало задевать? Я тебе доверяю, я не допрашиваю, чем ты в Кордове занимаешься и с кем видишься в городе, где прошло твое яркое прошлое. Хотя, зная тебя, у меня оснований больше, — не скрывает ядовитую ухмылку. — Ты не знаешь меня, — разбито улыбается Тэхен в ответ. — Так и не узнал, иначе бы не говорил такого. — А ты не смей обвинять меня в том, чего не было! — Я не обвиняю тебя, я просто спросил, — возвращается в гостиную омега. — И что теперь? — выкрикивает из коридора альфа, который уже и уходить не хочет. — Ничего, через семь дней все закончится, — устало говорит Тэхен и опускается на диван. — Вот и прекрасно, можешь даже не ждать семь дней и сейчас валить, — хлопает дверью Хосок, а Тэхен слышит звон разбившегося вдребезги собственного сердца. Так и должно было быть. Этот брак был обречен с самого начала, но Тэхен почему-то решил, что у них есть шанс, что все можно поменять, и сделал ошибку. То, что началось, как контракт, по истечении срока должно закончиться. Он умеет справляться с болью, со столькой справился и с этой разберется, пусть даже сознание и вопит, что не в этот раз. В обед Тэхен едет в город увидеться с Юнги, которому обещал встречу еще два дня назад. Омега слышит рассказы друга, но не слушает, Юнги его отрешенность сразу замечает и допытывается, в чем дело. — Фей был у нас дома, — коротко рассказывает ему диалог с Хосоком Тэхен. — Вот же мразь, я точно ему пакли вырву, — бесится Юнги. — Не надо, он-то в чем виноват? — смотрит на него Тэхен. — Он нарочно это делает, он нас провоцирует. — Неважно, это я не должен был так реагировать, — говорит Тэхен. — У нас брак только формально, ну да, мы занимаемся сексом и это все, по сути он не обязан хранить верность тому, на ком женился из-за территории. — Но он хранит, я в этом уверен, — восклицает Юнги. — Сайко не тот альфа, который, если трахает кого-то на стороне, будет это скрывать. — Я знаю, и я верю, что у него с Феем ничего не было, меня задевает, что он думает, что я могу найти кого-то на стороне, он мне это заявил, потому что, видите ли, у меня разгульное прошлое, — с обидой говорит омега. — Рассказал бы ты ему правду. — Мне ничья жалость не нужна. — Это не жалость. — В любом случае, я устал от неопределённости, и если даже мнимая измена так плохо на меня подействовала, то представь, что со мной будет потом, — с грустью говорит Тэхен. — Я с каждым днем все сильнее к нему привязываюсь, все больше его люблю, а это неправильно. Хорошо, что все заканчивается, я хочу определенность, новую жизнь, я устал от такого положения. — Может, вы попробуете поговорить? — предлагает Юнги. — После того, как он заявил, что я могу валить прямо сейчас, разговаривать с ним у меня нет желания, — бурчит Тэхен. Вечером Хосок не приезжает. Тэхен долго не ложится, до последнего ждет, но альфа не пишет, а омега сам не звонит. Следующий день все повторяется, от Хосока ни слуха. Еще через день Тэхен начинает собирать вещи и вечером вместе с кошками уезжает в Кордову. Благо, Минсок в командировке, ему объяснять пока ничего не нужно. Тэсон знает, что договоренность о сроке брака подходит к концу, лишних вопросов не задает, а Тэхен говорит, что хочет побыть один и снимает квартиру в пригороде. Он рассчитывает, что бракоразводным процессом займется Хосок и его помощь ему не нужна, закупается холстами и красками и сутками не выходит из дома, изображая свою боль на бумаге.***
— Как же он меня бесит и как я по нему скучаю, — говорит сидящему на полу Мо, который разбирает новую игрушку, Сайко. Хосок уже три дня как ночует у Мо, все ждет, когда омега ему позвонит. Сперва Хосок ждал извинений, теперь ему хватит и обычного «привет», чтобы сорваться к нему. — Да он отличный парень, поезжай к нему, сыграйте новую свадьбу, нарожайте мне племяшек и живите, чего вы никак не договоритесь, — набитым ртом предлагает Мо. — Он актер, и я не могу разобраться в его масках. — Ты тоже актер, иначе бы давно сказал ему, что любишь, — фыркает младший. — Я даже на его прошлое и стервозный характер глаза закрыть готов, но меня так раздражают его попытки изображать из себя ангела и обижаться, когда говоришь правду, что еле сдерживаюсь, чтобы не орать, — хмурится Хосок. — Когда любишь — не выбираешь, — вздыхает Мо. — Она приходит без разрешений, свой список с твоим не сверяет. — Ты чего в романтику ударился? — хохочет Хосок и тянется к коробке с тако и пиву. — Ну правда, ей похуй, кем был твой избранный, откуда он, чем занимался, альфа ли омега… — Тут ты загнул, какой нахуй альфа, — смеется Хосок. — Ну, а что, даже в Левиафане есть пары альфа и альфа, про омега и омега ты и так знаешь. — Я знаю, что есть, и мне похуй, кто себе кого выбирает, но лично меня только омеги интересуют. Ты чего, на альф переключился? — приподнимает брови. — Не дай дьявол, — бурчит Мо. — А представь? — Тогда я обнимать тебя больше не буду, мало ли у тебя на меня встанет, и вообще не порть мне аппетит, — жует тако Хосок. — Хорошо, — тихо говорит Мо и тоже тянется за пивом. Мо не может выкинуть из головы ту ночь в своей квартире. Он строго настрого наказал своей охране о перестрелке в квартире никому из лидеров не говорить, ведет себя, как ни в чем не бывало, но стоит увидеть или услышать Сокджина, как хочется сквозь землю провалиться, хотя проваливаться должен он. Пусть Мо и был пьян, но он прекрасно помнит то, что вытворял альфа с его телом, а главное, как он сладко кончал от его руки. С той ночи Мо два раза приводил к себе омег, но дальше предварительных ласк не зашло. У него уже плохо скрываемая паника, и он мысленно возвращается к словам Хосока, сказанным пару недель назад в клубе: «ни на кого не встает, потому что влюблен». Он гонит от себя эти мысли и продолжает ждать, когда это пройдет. Бить Сокджина уже не хочется, да и ему его не одолеть. Сокджин больше никаких шагов не предпринимает, близко к нему не подходит, и Мо в душе ему за это благодарен. Привычный мир и восприятие альфы треснули за одну ночь, и он настолько в нестабильном состоянии, что любое давление со стороны Омариона, и Мо выпустит в него обойму, а потом и в себя, потому что рассудок, который не принимает то, что им было хорошо той ночью, в то же время подкидывает картинки именно оттуда, заставляя Мо ублажать себя, думая об Омарионе. Мо думает, что игнор со стороны Омариона — это доказательство того, что тому больше неинтересно, он свое получил, а Сокджин, как опытный охотник, расставил сети и ждет, когда добыча попадет в них. Мо уже попал, и с каждым следующим днем все больше в них запутывается. Он вздрагивает от звонка телефона и, увидев имя Фея, бьет себя по лбу. — Блять, я обещал погулять с Феем и забыл. — Ну нихрена себе, ты забыл про мистера вселенная, на которого сутками дрочишь, — удивленно смотрит на него Сайко. — Я, наверное, устал просто, — врет Мо, понимая, что забыл, потому что, кроме Омариона, ни о ком не думает, и, сняв трубку, идет в коридор.***
Утром Чонгук вызывает всех срочно в офис, и прибывшие альфы узнают, что Лео найден. Страна, в которой он задержан, отказывается выдать преступника Кальдрону, учитывая, что его ждет на родине смертная казнь. После двухчасовых переговоров, альфы, так ни к чему не придя, расходятся по своим делам. Хосок больше терпеть не намерен, он до начала своих дел решает отправиться в квартиру и хотя бы увидеть несносного омегу. Тишина встречает Хосока с порога, он бы подумал, что Тэхен ушел гулять, но кошки, которые всегда ждут его в коридоре, тоже отсутствуют. Хосок чувствует, как пустота квартиры пробирается в него, его мысли настолько громкие в этой тишине, что рвут барабанные перепонки, а сердце покрывается тонким слоем льда. Он проходит в гостиную, вроде, все на месте, ничего не изменилось, Тэхену, кроме одежды, и забирать нечего, но в то же время квартира пустая. Хосок не видит дорогой мебели, красивый декор, технику, он видит выжженную пустыню, посередине которой остался один. Этот дом был местом, в которое Хосок возвращался только из-за него, он ушел, и тут вьюга воет, цветы высыхают, а любимый диван холоднее могильных плит. Он опускается в кресло и, обхватив руками голову, дышит пока все еще уловимым запахом нарциссов. — Я не дам тебе развод, — прислоняется к спинке. — Умру, но развод ты не получишь, потому что я тебя, несносного, люблю. Хосок рывком поднимается на ноги и набирает омегу. Как и ожидалось, телефон выключен. Альфа не теряется, звонит следом Тэсону, но тот уверяет его, что понятия не имеет, где омега. Хосок, не желая терять ни минуты, решает сразу поехать к Юнги, потому что с ним Тэхен точно всегда на связи. Юнги, у которого выходной, находится в доме Чонгука. Омега сидит на ковре перед ноутом в окружении бумаг и пьет кофе из огромной чашки. Он даже не встает с пола, когда входит Хосок, и, более того, приглашает и его присоединиться. — Я ненадолго, мне срочно надо в Кордову возвращать моего муженька, — нервно ходит вокруг альфа. — Это приятно слышать, — улыбается Юнги. — Скажи мне, где он? Ты не можешь не знать, я и так его найду, но не хочу терять время. — Я скажу, но сперва ты мне скажешь, зачем ты его ищешь. — Не твое дело, — мрачнеет Хосок. — Не отнимай мое время. — Тогда флаг тебе в руки, иди и ищи, — пожимает плечами омега, — но даже если ты его найдешь, вряд ли он вернется к альфе, который не видит его настоящего и при каждом удобном случае обижает. — Я его не обижаю! — восклицает Хосок. — Это он меня во всех смертных грехах обвиняет, а потом сразу же включает ангела. — Он не включает ангела, он такой и есть. — Да я и не спорю, просто легко искать в чужом глазу соринку, когда в своем бревна не замечаешь! — Повторяю вопрос, зачем ты его ищешь? — захлопывает крышку ноутбука Юнги. — Затем, что люблю его! Это ты хотел услышать? — Неважно, что я хотел услышать, мне важно, чтобы ты еще больше его не обидел, — с грустью говорит Юнги. — Он ведь ушел, потому что устал от ваших недоделанных отношений, потому что он такой же идиот, как и ты, и вы оба меня заебали. — Тебя мой папа укусил? Где мой омега? — теряет терпение Хосок. — Я давно закрыл глаза на всё, и на его блядское прошлое в том числе, хотя каждый его отъезд в Кордову доводит меня до белой горячки! Я хочу с ним нормальных отношений, и мы начнем все заново, если, конечно, я не ошибаюсь насчет того, что и у него есть чувства. Они ведь есть? — Пусть он сам тебе скажет, — фыркает Юнги. — Только дай ему немного времени побыть наедине, разобраться в себе, не дави на него и, пожалуйста, следи за языком. — Я будто с ребёнком общаюсь, — плюхается в кресло альфа и вытягивает длинные ноги. — Если он хочет отношений со мной, то пусть вернется, и мы заживем, не хочет, я умолять его не буду, но нельзя же вот так вот сбегать, я, как минимум, заслужил разговора. И время я ему не дам, потому что я тут разрываюсь! — Ты ведь не разговариваешь с ним, ты только обвиняешь! — Думаешь, мне легко? — облокачивается о колени альфа. — Да одна мысль, что он вернулся туда, где прожил годы в гулянках, меня выбешивает. А он постоянно торчит в Кордове, и стоило мне от злости сказать поезжай, он сразу же свалил! — Там его семья! — И его любовники! — Нет у него никаких любовников, — с горечью говорит Юнги. — Ну да, а я мембер какого-то бэнда, и мы собираем стадионы, — язвит Хосок. — Мне нужно кое-что тебе рассказать, — устало говорит омега, — но сперва ты поклянешься, что не убьешь никого. Умру только я, когда Тэхен узнает, что я тебе рассказал. — Ему что-то угрожает? — напрягается Хосок. — Нет, это из его прошлого. — Так пусть он мне и расскажет тогда. — Он никогда тебе этого не расскажет, он не сможет, а ты так и будешь чуть что даже неосознанно давить на эту рану, не позволяя вам обрести счастье, — подползает ближе Юнги. — Я устал от того, что вы два идиота, которые любят друг друга, но уже на грани того, чтобы эту любовь потерять. Одному из вас не хватает смелости признаться в чувствах, а второму рассказать правду и стереть с себя пятно. — Не томи тогда, расскажи, — смотрит на него альфа. — Ты клянешься? — Да ну нахуй, как я могу клясться, если не знаю, о чем речь. — Тогда уходи. — Да, блять, хорошо, клянусь не убивать, — закатывает глаза Хосок. — Речь будет о той ночи в Хилтон. — Слышать про нее не хочу, меня раздражает даже упоминание об этом его прошлом, — поднимается на ноги альфа. — Ты прав, лучше я пойду и сам его найду, чем терять с тобой время, — идет к выходу Хосок. — Это было изнасилование, — выкрикивает ему в спину Юнги, и Хосок врастает в пол. Не оборачивается, не двигается, так и стоит между омегой и дверью, чувствуя, как просыпается его зверь, среагировавший на одно только слово. — Его напоили, подсыпали что-то в коктейль, он был не в себе, — Юнги умолкает, потому что Хосок, развернувшись, быстрыми шагами идет к нему и, нагнувшись, словно омега ничего не весит, поднимает его за плечи на ноги и встряхивает: — Что ты, блять, несешь? Юнги уже жалеет, что открыл рот, потому что янтарный цвет в глазах напротив затапливает радужную оболочку, а в зрачках бездна раскрывается. — Он был там на дне рождения друга, — тараторит Юнги, — но друг и его друзья заперли его в номере, что было дальше, ты знаешь… — Чушь! — выпаливает альфа, а морщина на лбу все глубже. — Я перестану его уважать, если ты продолжишь. Он сочинил байку, и ты поверил? Если бы это было изнасилование, то Минсок, а я его неплохо знаю, всю Кордову бы на уши поднял и тех ублюдков бы наказал. Да, блять, нахуя омеге так позориться перед полуостровом? Он бы правду рассказал. — Ты делаешь мне больно, — хмурится Юнги, косясь на пальцы альфы, сжимающие его плечи, и Хосок его отпускает. — У них есть видео, — продолжает. — Они его им шантажируют, и Тэхен не хотел, чтобы отец и брат это видели, да весь полуостров бы это увидел, поэтому он никому не рассказал. — Нет, не может быть, как так можно… — отшатывается альфа, в котором шок по мере осознания сменяется яростью. — Как он мог позволить к себе такое отношение? Как он это все в себе … почему он мне ничего не рассказал? Ты ведь не лжешь, Юнги? — уверен, что не лжет, это ведь очевидно. У Хосока волосы на затылке от ужаса шевелятся. Сколько всего он видел, через что только не прошел, скольких свинцом лично накормил и сколько ран на себе залечил, но так страшно никогда не было. Хосоку на мгновенье кажется, что он и есть Тэхен, он омега, с которым так подло поступили и оставили одного перед общественностью с клеймом на лице и огромной дырой в груди, которая и правду засосала. Теперь и обида в глазах Тэхена на разговоры о прошлом понятна, и тот страх в первую ночь, и постоянно сползающие маски, которые с каждым следующим днем становились все тоньше и прозрачнее, понятны. Хосоку плохо. Он чувствует, как ему душно, подходит к окну, распахивает его, но облегчения нет, все его органы будто бы в узлы скручены. Он злится на Тэхена, что скрыл, в нем бурлит ярость на тех, кто это сделал, но ненавидит он только себя. Сколько раз он его этим ядом уколол, сколько гадостей наговорил, обижал, заставлял из раза в раз в прошлое, из которого омега пытался сбежать, вернуться. Он ведь его как увидел, понял, что это все игра, он почувствовал это еще на том приеме, где отец его ударил. А этот цирк в ресторане с Лэем, попытка себя так открыто предложить и при этом дрожать в его руках в брачную ночь. Это все слишком, у Хосока сейчас голова лопнет от этой чудовищной информации. Омегу, на которого он голос не повышает, втоптали в грязь и заставили пройти через такое в одиночестве. Хосок жалеет о двух вещах: что не встретил Тэхена раньше и не спрятал его от тварей и что так и не озвучил ему свои чувства. Первое изменить нельзя, второе пока тоже. Хосоку даже дышать до того, как он этим ублюдкам головы не оторвет, запрещено. — Держи, — протягивает ему стакан с водой Юнги, и альфа с благодарностью принимает. — Кто еще знает? — с трудом спрашивает Хосок, в котором ярость кровь кипятит. — Я и Чимин, больше никто. — Я сам виноват, что он мне не доверился, — прикрывает веки Хосок. — Такое не расскажешь, да и он был уверен, что ты ему не поверишь, — говорит Юнги. — Представь, ты так же бы среагировал при нем, как со мной изначально, сказав, что он снова играет. — Это бы его разбило. Юнги кивает. — Мне надо идти, пока я к нему не поеду, ты прав, пусть он побудет наедине. И прошу, не говори ему про наш разговор. — Я жить хочу, конечно, не скажу, но, Хосок, ты обещал, что никого не убьешь, — просит его Юнги. — Я держу обещания, — ставит стакан на столик альфа. — И, Юнги, спасибо. Хосок выходит из дома и, направляясь к ламборгини, набирает Джозефа. — Ты же сейчас в Кордове? Так вот, я хочу, чтобы ты узнал, кто был в Хилтоне в ту ночь с моим супругом. Неважно, зачем мне это. Найдите их и привезите в нашу точку. Буду в Кордове через два часа. Альфа сбрасывает звонок и, сев за руль, выезжает со двора. Рев мотора не заглушает рев зверя, стоящий в ушах. Он зашел к Юнги за своим омегой, а вышел со вкусом крови во рту и сдавливающей грудь ношей, сбросить которую — необходимость, чтобы жить дальше. Пусть даже все свои внутренности выхаркает, ему не поможет, эту боль только чужая заглушить может. Он давит на газ, а перед глазами картинки сменяются, альф без лица показывают, он рубит им руки, ноги, пальцы по одному сантиметру отрезает. Впитывает их крики, мольбу, но легче не становится, зубы сильнее сжимаются, во рту вместо слюны кровь чувствуется. Ким Тэхен его омега, муж, его любовь. Хосока учили защищать семью, за свое глотки рвать, умирать, не раздумывая, а он с ним год прожил, слепцом был, таким и остался, так бы и не прозрел, если бы Юнги правду не рассказал. Чем Хосок от тех, кто Тэхена до сих пор окружал, отличается? Ничем. Он так же его оскорблял, обижал, пальцами в кровоточащие раны лез и давил, ковырял. А Тэхен молчал. Смотрел в глаза с неподъемной грустью и маску склеивал. Все будет по-другому. Отныне никто к его мальчику не подойдёт, слова дурного не скажет, иначе Хосока не Сайко зовут. «Даже если ты не примешь меня, я буду тенью за твоей спиной. Я не уберу оружие, отстрою вокруг тебя стены, через которые зло не просочится, я стану землей, по которой ты ходишь, твои ступни острых камней не коснутся. У меня в груди решето, но есть ты, и все срослось. Прости, мой мальчик, что я не был с тобой в твои темные времена, но я клянусь, что вечность тебе служить и темноту руками разгонять буду». Мо разминает шею, остановившись на тротуаре, только закуривает, как мимо на огромной скорости пролетает знакомый ламборгини, и вот сигарета альфы уже под ногами валяется. — Какого хуя… Сайко, — смотрит на клубы пыли, оставленные после автомобиля, Мо и бежит к своему внедорожнику. Догнать Хосока нереально, даже приблизиться не получается. Мо набирает его по телефону, но альфа не отвечает. Куда бы ни несся так Сайко, хорошего ждать не приходится, Мо набирает Чонгука, которому до этого уже позвонил Юнги. — Не слезай с его хвоста. Мы едем, — говорит ему Эль Диабло, и Мо сильнее на газ давит. — Я уже предупредил парней в Кордове, Сайко надо задержать, и пока мы не приехали, это твоя работа. — Да что, блять, случилось? — кричит Мо. — Он едет мстить. — Когда Сайко мстит, его ничто не остановит. — Мо, ты должен, иначе случится непоправимое. — Я понял, — сбрасывает звонок альфа. Хосок с трудом успевает притормозить, увидев поджидающий его конвой, поставленный Эль Диабло, сразу после прохождения границы в Кордову, и, выйдя из машины, достает оружие. — Разошлись, — кричит на парней альфа и поднимает руку с пистолетом. — Всех уложу, если не разойдетесь. Парни, которые получили приказ, пытаются подойти ближе, но Хосок предупредительно стреляет в воздух, а потом бьет первого подошедшего к нему парня по лицу и целится в ноги второго. Парни расступаются, планируя зайти сзади, но Хосок продолжает стрелять по земле и возвращается к машине. — Не отойдете, перееду, — не угрожает, а утверждает Хосок и вновь срывается с места. Конвой расступается. Альфа подъезжает к дому, когда-то служащему точкой сходки зверей, и, выйдя из машины, кивает стоящим во дворе парням. Чем ближе зверь к добыче, тем сильнее чешутся клыки. Он закрывает за собой калитку и направляется к двери, когда слышит звук шин по асфальту, и через минуту к нему бежит Мо. — Иди делом займись! — рычит на него Хосок и идет к двери. — Сайко, стой! — спотыкаясь, бежит к нему Мо и, не дав альфе ступить на лестницу, виснет на его спине. — Не знаю, что происходит, но тебя нужно задержать. — Я не хочу делать тебе больно, — сбрасывает его с себя Хосок, но не успевает сделать и шага, как падает, прижатый к земле Мо. Он обхватывает его лицо руками, чтобы не бить, но мелкий не отпускает, Хосок разворачивается, вдавливает его в землю. Мо страшно от такого Хосока, его вены вздулись, глаза налиты кровью, а пальцы вокруг горла все сильнее сжимают. — Успокойся, прошу, успокойся, — молит Мо, пытаясь столкнуть его с себя. — Пусти, убью тебя, если не отпустишь, — хрипит Сайко. — Эти мрази изнасиловали моего омегу. Им не жить! — Я сам их убью, если это правда, — все равно не отпускает его рубашку Мо, пытаясь максимально оттянуть время до приезда Чонгука. — Это правда, Мо. Мои люди нашли их, они в этом доме, отпусти меня. — У меня приказ, брат, — прячет виноватый взгляд Мо. — А у меня жажда крови, — говорит Сайко и, пока получивший в бок удар Мо приходит в себя, поднимается на крыльцо. — Двое женаты, дети, один прожигает жизнь, второй ведущий на развлекательном канале, местная звезда. Кстати, один в администрации Кордовы, вы сами назначали. Четвертый сын главы нашего банка, — докладывает Хосоку стоящий у двери Джозеф. — Плевать, на тот свет они с собой ничего не заберут, — Хосок толкает дверь и заходит внутрь, не увидев подъехавшие автомобили Эль Диабло. Альфа минует небольшой коридор и входит в комнату, в которой на коленях с завязанными за спинами руками и с кляпами во рту стоят четверо альф, окруженных его людьми. — Ну что, ублюдки, вы в ужасе? Знаете, что я с вами сделаю, — выдергивает из-за спины своего солдата нож Хосок, — порублю, а потом вас разделают и вышлют вашим семьям на ужин. Они не подавятся, не будут знать, чью гнилую плоть жрут. Парни пытаются выплюнуть кляпы, не понимают, в чем дело. Один от страха уже обмочился. — Ким Тэхен. Где видео? — подходит к первому и с размаху бьет его по лицу Хосок и вытаскивает кляп. — Пожалуйста, умоляю, мы ни в чем не виноваты. — Где видео? — проводит лезвием по обнаженной глотке. — Хосок, — в комнату входит Чонгук. — Вы же лидер, — увидев его, кричит парень. — Пожалуйста, отпустите нас, мы ни в чем не виноваты. — Чонгук, уходи, — не оборачивается Хосок. — Я убью их. Тебе меня не остановить. Никому не остановить. — Хосок, послушай, я не знаю, что они наделали, подробности мне не рассказали, но уверен, ты не просто так зол. Мы придумаем им приговор, но убивать четверых граждан, двое из которых работают на нас же — нельзя. — Они изнасиловали моего омегу, — хватает за воротник брата и выплевывает слова ему в лицо Хосок. — Эти ублюдки изнасиловали Тэхена и сняли это на видео, шантажируя его. О каком суде ты мне говоришь? — Смерть будет для них избавлением, — мрачнеет Чонгук, и Хосок его отпускает. — Слишком легкая расплата. — Он прав, хотя убил бы, воскресил бы и повторил бы, — подтверждает Мо. — Давайте зальем им в глотки свинец, как в той книжке про жестокого правителя. Я сам залью, пусть сдохнут в мучениях! — Ты не помогаешь, — качает головой Джозеф. — У меня внутри горит, не напьюсь их крови, покоя себе не найду. Ты знаешь меня, — заворачивает рукава рубашки Хосок и вновь с размаху бьет первого из альф по лицу. — Где запись? — У меня, — рыдает мужчина, — она в кабинете, дома. — Позвони своим, пусть ее передадут моему человеку. Копии есть? — спрашивает Сайко, а альфа отчаянно мотает головой. Через полчаса Джозеф возвращается и передает Хосоку флэшку. Альфа требует ноут и, выйдя в коридор, подключает носитель. Видео начинается с входа в номер одного из стоящих на коленях альфы, который, держа за руку Тэхена, знакомит его с остальными, кто в номере. Хосок захлопывает крышку ноута и, вынув флэшку, бросает ее на пол и выпускает в нее обойму. Альфа, у которого глаза кровью только от пары секунд на видео налиты, возвращается в комнату и требует топор. — Обреки их на страдания, — вновь подходит к нему Чонгук. — Пусть мечтают о смерти. Убив их, ты подаришь им избавление. Если бы кто-то поступил так с моим омегой, то я бы сделал ему очень больно, так больно, что он молил бы о смерти. Подумай об этом, а если все же решишь казнить, я помогу закопать. Такое нельзя простить. Хосок задумывается и после небольшой паузы требует вызвать «скорую» зверей и просит всех на выход. Через несколько минут вошедшего за Сайко Мо выворачивает прямо на пол, и он, оттащив «мясника» в сторону, оставляет несчастных на прибывших врачей. — Ты отрезал одному член, — прислонившись к гелендвагену уже у въезда в Амахо, говорит Чонгук. — Остальным переломал все конечности. Все переломы открытые. Даже меня порой твои зверства пугают. Мо опять мутит. — Отрезал и запихал ему в глотку, — прикрыв веки, выдыхает табачный дым Сайко. — Тому, кто подстроил западню, отрезал, и тому, кто его другом назывался и привел его в тот номер. Предлагаю вводить, как наказание за изнасилование. — Я за, только ты искупайся, а я подчищу следы, — усмехается Чонгук. — Нечего подчищать, я сказал им, что если кто-то узнает о том, кто это сделал, я пришлю им головы членов их семьи, так что на них напали люди в масках, сводили старые счеты, — говорит Хосок. — Только легче мне не стало. Что бы я ни сделал, боль Тэхена мне не забрать, и это меня убивает. Утром Кордова просыпается от шокирующей новости. Четверо зверски избитых известных бизнесменов, чудом не скончавшиеся от потери крови, госпитализированы со страшными ранами. Вся Кордова разыскивает маньяка, отрезающего гениталии, а Чонгук высылает на территорию помощь из Амахо.***
Тэхен сидит на кровати в крохотной спальне новой квартиры и уже несколько минут безотрывно смотрит на две полоски, отражающиеся на тесте в его руках. Он не понимает, что чувствует, не знает, как реагировать, и с трудом избавляется от первой мысли сразу же побежать к Хосоку и рассказать про беременность. От альфы по-прежнему нет новостей, он не звонит, не приезжает, а Тэхен не перестает ждать. Омега четко принял, что любит его, но не хочет, чтобы их отношения начались заново из-за беременности. Тэхен не сомневается, что Хосок захочет ребенка, а даже если не захочет, омега его оставит. У Тэхена впервые в жизни появится настоящая семья, и, если в ней не будет Хосока, он сам в состоянии заменить своему ребенку и отца, и папу. Пока он никому ничего говорить не будет, подождет еще немного Хосока, и если тот все-таки подпишет бумаги о разводе, то Тэхен вместе с малышом и без него прекрасно проживет. Сейчас остается только надеяться. Тэхен тянется за мобильным, чтобы в сотый раз за день проверить пустующие «входящие», а после листает ленту новостей в твиттере. Телефон с открытой новостью про маньяка соскальзывает из рук Тэхена на ковер. «Не может быть. Это просто совпадение, что все четверо пострадавших мои бывшие друзья. Наверное, то, что они сделали со мной, было не самым страшным их грехом», — думает омега. Тэхен не знает, что для Хосока это и было их самым страшным грехом. *Название главы Eres mi epicentro de dolor (перевод с исп. — Ты мой эпицентр боли)