***
Приехавшая в дом Кима скорая вкалывает Илану успокоительное, и Юнги, уложив обессиленного мужчину в приготовленную Чимином постель, спускается вниз к вернувшемуся Намджуну. — Какое-то время тебе придется прятаться, — говорит альфа. — Здесь долго находиться нельзя, Сайко ищет тайную квартиру, о которой никто, кроме нас, не будет знать. Вы будете под охраной, пока твой брат не успокоится. От тебя требуется никуда не выходить и избавиться от своего телефона. — Но моя работа… Хотя я туда после свадьбы не вернусь, мои коллеги видели этот позор, — потупив взгляд, говорит омега. — Почему ты помогаешь нам? — Особой симпатии к тебе у меня нет, — честно говорит Намджун, — потому что я свидетель агонии Чонгука, но я делаю это ради него. Он в ярости, и может сделать то, из-за чего будет страдать всю жизнь. Ему нельзя убивать твоего папу, он себе этого потом не простит, пусть сейчас и не осознает. Юнги поднимается в спальню для гостей и, даже завернувшись в одеяло, продолжает дрожать от холода, который внутри. Он знает, что все кончилось, что это тот самый конец, который пишут в конце книг, фильмов, что уже и титры пошли, но конец не жизни, не истории, не страданий, а конец их любви. Любовь редко умирает, чаще ее убивают. Сегодня у погибшей два палача, один не договорил, второй отказался слушать. У нее нет места на кладбище, в день мертвых цветы не несут, потому что для тех, кто ее оплакивает, каждый день — день мертвых, а ее кладбище на пепелище когда-то бьющегося в такт с другим сердца. Юнги хоронил людей, но так горько он плачет впервые, хороня любовь. Часть его отказывается верить, не принимает, эта часть не хочет смиряться, вселяет никчемную надежду и делает больнее, чем если бы он сразу принял, что дальше дороги нет. Юнги боится Чонгука до трясучки, его давно нет рядом, но стужа, вселившаяся в омегу от его голоса, взгляда, покрывает инеем сердце, заставляет леденеть нутро. Как так бывает, что тот, в чьих руках и умереть было не страшно, вмиг превращается в самого страшного монстра, что из глаз, смотрящих с любовью, исходит лютая ненависть, выворачивающая наизнанку. Почему кто-то получает любовь как на блюдечке, даже бороться не приходится, а кто-то идет к ней по минному полю, где каждую мину уже собой опробовал, до цели так и не дошел. Сегодня должен был быть самый счастливый день в его жизни, но Юнги счастье описать так и не сможет, он его сполна опробовать не успел. Ему кажется, что из таких, как он, люди не получаются, только нечто, что пустоту в себе всем подряд забивает, лишь бы из каждой щели сквозняки не выли. Сколько их судьба испытывала, сколько преград они преодолели и вновь вернулись в начало, где они по разные стороны фронта, а между ними война не на жизнь, а на смерть, где первая жертва всегда она. Она, которая держала его на плаву, провожала в каждый новый день, вселяла веру, и она, которая сегодня в чужих глазах умерла и оставила Юнги одного. Он не хочет верить в его слова, отказывается принимать реальность, в которой Чонгук бы убил его папу, но глаза красноречивее всех слов. «У меня с тобой любовь длиною в вечность, а что у тебя? — спрашивает пустоту, глотая жгучие слезы. — Все, что мне осталось, обрывки воспоминаний и осколки так и не сбывшейся мечты. Пропасть никогда и не смотрела в меня, — поглаживает выбитые на ключицах слова, — я сам всегда и был той пропастью, которая поглотила нашу любовь».***
Утром Илан даже чайник не ставит, так и сидит у окна на кухне особняка и смотрит на сад. Юнги, приняв душ, берет на руки Ниньо и играет с ним, пока Чимин готовит ему кашку. — Ты не бойся, он просто зол сейчас, он успокоится, и все нормализуется, — говорит вымотанному беспокойной ночью папе Юнги. — Ты сам веришь в то, что говоришь? — разбито улыбается Илан. — Не веришь, иначе бы не прорыдал всю ночь. У тебя глаза опухли. — Я хочу верить, — пытается приободрить мужчину Юнги. — Мы будем жить, как прежде, если он хотел нам навредить, то сделал бы это вчера, он просто зол. Я не верю его угрозам, один раз мы с ним через такое уже проходили, он просто выставит меня из своей жизни, забудет обо мне, а я без него не умру, — тихо добавляет. — Юнги, я знаю, что я виноват, что из-за меня ты последние десять лет не можешь начать нормально жить, и я очень сильно сожалею о том, — делает паузу, пытаясь проглотить ком в горле, Илан, — что наделал. Я поэтому и не хожу на его могилу, агрессивно реагирую на любое упоминание его имени, потому что мне стыдно, потому что Чонгук прав, я убил его отца. — Мы через столькое прошли и с этим справимся, — заверяет его Юнги и оборачивается на вошедшего на кухню Намджуна.***
Хосок паркуется перед первым попавшимся кафе и, пройдя внутрь, просит себе двойной эспрессо. Голова раскалывается с утра, и таблетка не помогла. Он в ожидании кофе массирует виски, и внезапно взгляд цепляется за рисунок на стене. Альфа поднимается с места и, подойдя ближе, видит за стеклом тигра, в клыках которого нарциссы. Или у Хосока от головной боли и рассудок помутнел, или на рисунке он и Тэхен. Он оборачивается к залу и, увидев вытирающего стол у окна официанта, подзывает его к себе. — Откуда рисунок? — Я не знаю, нужно спросить у хозяина, — машет в сторону витрин с пирожными официант, и к ним идет молодой альфа. — Я могу вам помочь? — спрашивает он Хосока. — Я хочу знать, откуда рисунок, — стучит по стеклу пальцем Хосок. — Честно говоря, я не знаю имени автора, один из наших посетителей нарисовал его и оставил на столе. Мне понравился рисунок, и я повесил его на стену, — отвечает парень. — Омега? Хозяин кафе кивает. — Как он выглядел? — Красивый, — мечтательно улыбается парень. — Очень красивый, с красными волосами… — Я забираю рисунок, — Хосок сразу понимает, о ком речь. — Я заплачу за него. — Он не принадлежит мне, — хмурится парень. — Этот омега подарит тебе картину, обещаю, — снимает со стены рамку Хосок и возвращается за свой столик. «Вот значит, что ты обо мне думал, — поглаживает Хосок цветы на рисунке. — Обещаю, ты узнаешь настоящего Хосока и он никогда не сделает тебе больно». Рассматривая рисунок, альфа внезапно вспоминает про выставку, о которой говорил Тэхен, и, набрав помощника, просит скрытно узнать, когда она. Через пятнадцать минут Хосок, открыв сообщения, облегченно выдыхает, что не проморгал ее, и она завтра. Он перезванивает помощнику и дает указания.***
У Тэхена после свадьбы Юнги нет настроения, и он бы даже выставку отменил. Мысленно омега постоянно рядом с другом, который на связь не выходит. Омега решает, что после выставки поедет в Амахо и навестит Юнги в его новой квартире. Они договорились с Чимином, что, несмотря на то, что Юнги, не рассказав им, их обидел, они будут рядом и поддержат его так же, как когда-то тот поддерживал их. Выставка проходит неплохо, людей пришло больше, чем ждал Тэхен, но его картины не покупают. Тэхен рад, что художники, которые представлены в его галерее, пользуются популярностью, но ему грустно, что никому его картины не нравятся. — Не грусти, дело не в тебе, а в настроении масс, — хлопает его по плечу давний знакомый и знаменитый искусствовед Кальдрона. — Мне нравится, как ты рисуешь, красивые линии, гармония, но все твои последние картины в одном настроении, а у всех людей, которых ты изображаешь, одни и те же глаза. Плюс ко всему, много картин с тиграми, а они ассоциируются с агрессией. Дело не в том, что ты плохо рисуешь, дело в том — что ты рисуешь. От твоих картин веет грустью, но не приятной, умиротворяющей, а той самой, от которой вспоминают первую неудавшуюся любовь, потерю важного. — Я понимаю, — опускает глаза Тэхен. За всю выставку Тэхену удается продать только одну картину, которую он сам лично не особо любит. Он рисовал ее еще дома у отца. На картине изображены деревья, и только одно из них гнется от ветра. Ветра нет, потому что на остальных деревьях даже листик не колышется. Тэхен хотел показать картиной, что образно этот ветер внутри человека, и пусть другие не видят поводов и не чувствуют «ветра», который для омеги горе, неудачи, потеря, но человек под ними сгибается. Тэхен уже собирается домой, как в галерею врывается средних лет бета и, представившись ценителем искусства, подходит к картинам. Тэхен в его компетентности сомневается, потому что гость не рассматривает картины, а читает имена под ними. В итоге, закончив прогулку по галерее, гость скупает все картины Тэхена. Омега с улыбкой его благодарит, обещает все выслать по указанному адресу и, когда гость выходит за порог, окликает его: — Скажите, пожалуйста, моему мужу, что он мой любимый клиент.***
«Слишком хорошо, чтобы быть правдой», — с этими мыслями каждое утро просыпается Чимин, вздрагивает от каждого телефонного звонка или визита, как бы не боролся с этим вечным ожиданием плохого, но проигрывает. Чимин прекрасно понимает, что ему бы не помешала помощь специалиста, что это ненормально, жить в страхе, что счастье рассыпется, как карточный домик. Он окружен заботой, его телефон не умолкает от просьб прислать спящего, кушающего, играющего Ниньо, Лэй приезжает к внуку каждый день, а Намджун чуть ли не на руках его носит. Чимин никогда не думал, что счастливой жизни нужно учиться. Он привык, что всегда один, а за спиной каждого улыбающегося в лицо в руках кинжал зажат. Надо учиться доверять, учиться перекладывать ответственность, принимать помощь, но пока у него плохо получается. Даже сейчас, стоя на пороге спальни Намджуна, он смотрит на собравшегося на работу альфу, который, не боясь помять костюм, лежит рядом с устроившимся посередине разворошенной постели Ниньо и периодически зарывается лицом в его голый животик, заставляя задравшего ножки малыша визжать от удовольствия, Чимин не верит. — Ты опоздаешь, — прокашливается омега и проходит в комнату. — Мы не можем расстаться, — не отвлекаясь от ребенка, говорит Намджун. — Видишь, он меня не отпускает, — показывает на свои до этого идеально уложенные волосы альфа, в которые обеими руками вцепился Ниньо. — Маленький щекастый хулиган, — подходит к постели омега и спасает альфу, подняв ребенка на руки. — Нини, ты не проголодался? — спрашивает явно недовольного тем, что его разлучили с отцом, ребенка. Намджун заправляет рубашку и, надев пиджак, идет к зеркалу поправить волосы. — Ты сегодня в клуб поедешь? — поворачивается к Чимину альфа. — Да, я должен получить поставку, сам все приму, а еще хочу проверить ремонт, — отвечает Чимин. — Тэхен приедет, он занят дизайном. — Значит, у нас с Ниньо будет чисто вечер альф, — подмигивает сыну Намджун. — Отрывайтесь, — смеется Чимин и вместе с малышом провожает Намджуна до автомобиля.***
Чимин решил, что назовет клуб EGO в честь песни, которой заслушивался, пока был в бегах. Чимин любит текст этой песни и считает, что она написана именно для него и таких, как он. Тэхен предложил взять в оформлении фиолетовый цвет за основу, и Чимину идея понравилась. Стены, сцена, даже вывеска уже готовы, остается интерьер, но омега уже заказал мебель, а сегодня идет принимать аппаратуру. Пока у Ниньо дневной сон, Чимин набирает новый номер Юнги, чтобы узнать, как он себя чувствует, но мобильный друга выключен. После обеда к Ниньо приезжает дедушка, и Чимин с удовольствием выпивает с ним кофе. Ближе к вечеру Лэй уходит, а Чимин, поднявшись наверх, готовится ехать в клуб. Омега натягивает на себя черные скинни джинсы и черную футболку с принтом любимой Санта Муэрте, подкрашивает глаза и собирает короткий хвост на затылке. Намджун разрешил ему брать любой автомобиль, но Чимин пока предпочитает ездить с шофером, поэтому, плюхнувшись на заднее сидение мазерати, просит отвезти его в клуб. Уже почти десять ночи, Чимин не ужинал и даже не обедал, он только периодически звонит няне и узнает, как Ниньо. Работы очень много, а стоит на день хотя бы не заявиться, то что-то приходится переделывать. Чимин разминает затекшую шею у покрытой пленкой сцены и продолжает давать распоряжения парням, которые устанавливают подсветку, когда замечает, как все обеспокоенно смотрят на дверь. Намджун приехал домой, поиграл с сыном, а Чимин все еще не вернулся. Альфа решил не дожидаться его дома и заехать в клуб. Он проходит внутрь и сразу же видит стоящего спиной к нему у сцены омегу. А еще он видит, с каким восторгом слушают его работники и как бегают вокруг него. Намджун ревнует. Чимин даже не старается, но все альфы по периметру уже в его власти. Омега его замечает, оборачивается и широко улыбается, всю усталость Намджуна обворожительной улыбкой снимает. — Мне нравится, как ты здесь все устроил, — подходит к нему альфа. — Твои деньги, моя гениальность, — улыбается Чимин. — Дело не только в деньгах, у тебя хороший вкус. — Да это все Тэхен, — смущается омега. — Я же знаю, что не только он. Ты ужинал? — Да нет, наверное, — задумывается Чимин и только сейчас чувствует острый голод. — Думаю, на сегодня достаточно, — берет его под руку Намджун. — Я еще хотел стойку проверить, — ноет Чимин, но не сопротивляется. — Ты идешь ужинать, а потом отдыхать, — сажает его в роллс альфа, а сам проходит за руль. — Где хочешь поужинать? — Да кухни уже закрыты везде, — стаскивает с волос резинку омега и массирует корни. Чимин не замечает, как пристально смотрит на него альфа, который даже моргнуть боится, чтобы не пропустить ничего. — Скажи мне, где ты хочешь поесть, и мы откроем, — говорит Намджун. — Ну вообще-то, — задумывается Чимин, — я бы хотел буррито, большую колу и картошку под сырным соусом! — Значит, едем за всем этим, — заводит автомобиль Намджун. — Только если ты не съешь все перечисленное, я разозлюсь. — Я не испугаюсь, — хихикает Чимин. Намджун, который никогда не ест джанк-фуд, удивляет Чимина, добавив в заказ пакет тако с курицей для себя и начос. Они едят в роллсе, пачкая кожаные сидения соусом и крошками, смотрят на ночное небо и наслаждаются моментом. Чимину впервые за день спокойно, он не ждет подвохов, звонков, и даже если весь мир сейчас перевернется, ему хорошо. Только Ниньо рядом не хватает.***
— Я так и не смог преодолеть этот невидимый барьер между нами, этот ребенок не подпустил меня к себе так же близко, как это сделали вы, — жалуется Хосоку, пока лифт несет их наверх, Лэй. — Я понятия не имею, что у него в голове, и поэтому я здесь. — Это плохая идея, папа, — трет переносицу альфа. — Он ведет себя, как ни в чем не бывало. Намджун пытался поспрашивать, он сразу становится агрессивным и запрещает говорить на эту тему. Он, в принципе, прав, это его личная жизнь, мы не можем вмешиваться, пусть уже и так вмешались, спрятав их. Мне кажется, это затишье перед бурей. Чонгук не тот, кто оставляет все просто так. — Я с тобой согласен, но я боюсь, что он может в порыве ярости совершить глупость и страдать потом будет сам же. — Он пальцем его не тронет, — заверяет Хосок. — Да, он зол, но он его любит, поэтому я лично спокоен. Максимум, поорут друг на друга, оскорблять будут, ну или расстанутся. — Я все равно попробую с ним поговорить, а потом поговорю и с Юнги, точнее, с его папой, который все это время своим молчанием уничтожал будущее сына. Хотя и Юнги виноват, мог бы хотя бы посоветоваться, — вздыхает омега. Лифт останавливается на нужном этаже, и Хосок провожает папу до кабинета Чонгука. — Лучшее событие за день, — поднявшись с места, идет навстречу к мужчине Чонгук и целует его в щеку. — Проходи. Кофе будешь? Лэй отрицательно мотает головой и садится в кресло. — Приезжай вечером на ужин, я приготовлю твои любимые блюда, — говорит омега. — Приеду, только и Чимина позови, — говорит Чонгук. — Хочу Ниньо увидеть. — Как ты, сынок? — подается вперед Лэй. — Хорошо. — Я беспокоюсь о вас обоих. — О нем тебе не стоит беспокоиться, он отлично жил двадцать три года и столько же проживет, — постукивает карандашом по столу альфа. — Ты сейчас очень зол, но я уверен, что он тоже страдает, ему плохо, да он в день свадьбы… — Хватит, прошу, — перебивает его альфа. — Ты ведь не сделаешь глупость? Ты не прольешь кровь из-за мести? — с мольбой смотрит на него Лэй. — Ты думаешь, я убью его? — кривит рот альфа. — Нет, можешь быть спокоен, убивать я точно не буду, но я отомщу за смерть отца. Я заставлю их заплатить, но не жизнью. Ты мне, как родной папа, мое уважение к тебе безгранично, и именно поэтому ты единственный, с кем я обсуждаю этот вопрос. Я понимаю твое беспокойство, но прошу больше к этому разговору не возвращаться, — говорит альфа стальным голосом, по Лэю мурашки пробегаются. — Пожалуйста, — добавляет, но тон не смягчает. — Надеюсь на твое благоразумие, сынок, — отлично поняв послание, встает на ноги омега. — Просто помни, что некоторые ошибки не исправить даже кровью, и тут ошибающимся можешь быть именно ты, а не Юнги.***
Мо сидит на капоте своего внедорожника и, забыв прикурить сигарету, открывает и закрывает крышку серебряной зажигалки. Зимнее небо сливается цветом со стелящимся по земле сизым туманом. За спиной Мо звери готовятся к проверке, справа от него военная база. Мо никого не видит и не слышит. Он заперт в куполе своих мыслей, в которых чаще, чем хотелось бы, всплывает одно имя. Он не дает ему покоя ни днем, ни ночью. Днем он маячит перед глазами, заставляет прятать взгляд, мечтая спрятать себя. По ночам он правит его мыслями и даже во сны лезет. Помяни черта. Бентли останавливается рядом с ламборгини Хосока, который сам внутри базы. Омарион выходит из автомобиля, одет с иголочки, костюм сидит идеально, волосинка к волосинке, на пальце перстень поблескивает, распространяет ауру уверенности и харизмы, альфы на него с восторгом смотрят, подражать хотят, а на лице Мо кривая гримаса застыла. Хочется биться головой о капот, лишь бы его образ из головы вытрясти, но у Мо смутные подозрения, что ему это вряд ли поможет. Омарион поворачивается к внедорожнику, смотрит на него в упор. Растянутое худи, кеды, волосы, собранные на затылке, прикуривает, Омарион мечтает каждый палец, удерживающий сигарету, по отдельности облизать. Он такой простой, похож на подростка с улиц Амахо, а силы в нем не меньше, чем в Сайко. С виду никакой, но концентрирует в себе все внимание альфы, вроде, бесцветный, а в голове Сокджина фейерверками взрывается. Он спрыгивает с капота, тушит сигарету подошвой кед и демонстративно мимо проходит, Омарион себе не отказывает. Он хватает его за руку, резко притягивает к себе, у Мо глаза от шока округляются. Он много чего может предугадать, привычки братьев наизусть знает, манеру поведения за годы изучил, но с Омарионом только в русскую рулетку играть — никогда не знаешь, когда выстрелит. Вот и сейчас, шокированный его поведением в районе, где база, кучками стоят звери, а наружу в любой момент могут выйти лидеры, этот психопат вжимает его в себя и шумно вдыхает его запах. — Мне из-за тебя так сложно, настолько, что невозможно, — говорит в ухо, а Мо, толкнув его в грудь, собирается замахнуться, но кулак на лету ловит Сайко и обнимает парня со спины. — Отставить драться, — щекочет мелкого Сайко. — Приберегите силы, будет кому рожу разукрасить, а теперь пошли внутрь, Волк зол. Хосок отпускает Мо и идет вперед. Мо чувствует за спиной Омариона, а еще больше он чувствует, как жадно его рассматривает альфа. Воспользовавшись тем, что Хосок отошел подальше, он резко тормозит на полпути и, развернувшись, хватает его за воротник: — Забудь. — Даже под страхом смертной казни не подумаю, — ухмыляется Сокджин. — Ты больной ублюдок. — Ты в этом виноват, я так тебя хочу, что мне башню срывает, — становится вплотную, Мо от него, как ошпаренный, отскакивает. — Да что, блять, с вами? — оборачивается к ним Хосок и видит довольного Омариона и раскрасневшегося Мо. — Любовь, — цокает языком Сокджин и проходит вперед. Мо, так и не найдя, что ответить, бежит внутрь базы, а Хосок, качая головой, идет следом.***
Чонгук ищет Юнги по всему Амахо, но не находит. Намджун поступил умно, он спрятал омегу, не вовлекая в это дело лишних людей, и Чонгуку даже не у кого требовать ответы на свои вопросы. Не у кого, кроме самого Намджуна, но он молчит. Последняя надежда альфы на Мо, но тот клянется, что даже от него местоположение омеги скрыли, и Чонгук, который знает Кениля с детства, ему верит. Единственные люди, которые знают, где омега, — Сайко и Намджун, но их не расколоть. Чонгук приказывает установить слежку за омегами своих братьев, будучи уверенным, что они точно своего дружка навестят, и пока ждет. Чонгук не понимает, на что рассчитывает его семья, говоря, что его злость пройдет. Как может пройти злость на убийцу, длиной в десять лет? Это не злость даже — это холодный расчет, найти и отомстить. Чонгук знает, что полной грудью, пока это не сделает, не задышит. Утро встречает Чонгука полыхающим из-за вчерашней смерти в тюрьме знаменитого активиста Кальдрона. Активиста не убивали, он скончался от сердечного приступа, но показания врачей народ не убедили. Чонгук застегивает пуговицы на рубашке, параллельно смотря новости по плазме на стене. Еще вчера специальная служба доложила альфе, что планируются масштабные выступления по всему полуострову. Чонгук приказал контролировать интернет, заблокировать сайты, призывающие к собранию, привлечь к ответственности подстрекателей, но все равно улицы полны людей, одетых в футболки с фотографией умершего, и с плакатами, требующими смену власти. Чонгук достает второй мобильный и, набрав номер, прикладывает его к уху. — Чудесное утро, не правда ли? — спрашивает он собеседника. — Пусть твои люди будут готовы, если мы не сможем решить эту проблему цивильно, то я больше никого слушать не буду, и мы начнем. Альфа сбрасывает звонок и, схватив пиджак, идет наружу, где его уже ждет шофер. Как и ожидалось, в штаб-квартире Зверей ажиотаж. Автомобиль Чонгука с трудом пробивается через негодующую толпу, охране приходится создать живой коридор, чтобы машина, залитая краской, заехала в подземную парковку. Чонгук заходит в переговорную, в которой уже сидят все лидеры и Шивон, и просит себе кофе. — Ну что мы им на этот раз пообещаем? — выдернув стул, садится альфа. — Будем просить прощение за то, что у человека оказалось слабое сердце? — Может, он бы не умер, если бы его не посадили, — бурчит Мо. — Умер, так земля ему пухом, — выгибает бровь Чон. — Я не понимаю, почему мы должны каждый долбанный день терпеть такой беспорядок. Над нами небось весь мир смеется. Вместо того, чтобы приводить в порядок государство и поднимать экономику, мы каждый день слушаем вой собравшихся под окном недовольных. Почему до сих пор не выпустили полицию их разогнать, пусть применяют слезоточивый газ и резиновые пули. — В этот раз мы так легко не отделаемся, — крутит ручку меж пальцев Намджун. — Думаю, нам и правда пора менять что-то. Я лично устал от этого беспредела, я хочу уже стабильности. — Наконец-то! — восклицает Чонгук. — Предлагаю назначить выборы, — отбрасывает в сторону ручку Намджун и пристально смотрит на Чонгука. Чон смотрит в ответ, не моргает, а по мере осознания слов старшего, зловещая улыбка расплывается по красивому лицу. — Ты шутишь, да? Намджун отрицательно мотает головой. — Да ты охренел! — оттолкнув стул, поднимается на ноги Чонгук. — Какие нахуй выборы? Кто будет голосовать за наркобаронов? Кто будет вообще за нас голосовать, если все эти митинги против нас же? — Значит, нам не нужно заниматься политикой, займемся бизнесом, — цокает языком Сайко. — Я тоже устал от всего этого, я хочу покоя. — А вы думали, будет легко? — зло смотрит на них Чонгук. — Как вы вообще даже мысли о сдаче власти допускаете? Вы забыли, как мы к этому шли? Забыли, скольких мы положили, сколько потеряли? Это ведь была наша мечта! — Это была твоя мечта, Чонгук, — рычит Намджун. — Нашей мечтой было безопасный и стабильный Кальдрон, твоей мечтой была власть. — Так, значит, — нервно чешет подбородок Чон. — А вы? — оборачивается к Омариону, Мо, Шивону. — Вы тоже поддерживаете этот бред? Вы готовы вот так вот сдать кому-то то, что мы получили своим потом и кровью? — Будем голосовать, — поднимается на ноги Намджун. — Никто не будет единолично принимать решения. Мы прямо сейчас проголосуем за или против выборов и закроем этот вопрос. Если будет за, мы выйдем к людям и назначим дату выборов, если будет против, усмирим их силой и продолжим сидеть на пороховой бочке, пока она не рванет. — Какое голосование? Я могу решить этот вопрос за час! — прислоняется лопатками к стеклу Чонгук и с вызовом смотрит на братьев. — Так же, как ты решил вопрос с картелем? — смотрит на него Сайко. — Я не хочу иметь ничего общего с картелем Амахо, а из-за тебя мы все наркобароны. — Бывших наркобаронов не бывает, не надо меня винить, — усмехается Чонгук. — Кто за то, чтобы провести выборы, учитывая, что мы будем, скорее всего, отстранены от власти? — громко спрашивает Намджун. Сайко, Мо и сам Намджун поднимают руку. — Хищники воздерживаются от голосования, — говорит Омарион за себя и дядю. — Я приехал сюда в поисках дома, такова была договорённость, а сейчас я буду смотреть на ситуацию. Поэтому я не голосую ни за один вариант. — Значит, трое «за», а один «против», — смотрит на Чонгука Намджун. — Или ты все же передумаешь? — Вы не даете мне совершить месть и прячете от меня Юнги, я терплю, сейчас вы хотите отобрать у меня то, ради чего я положил жизнь, и вы думаете, я опять стерплю? — цедит сквозь зубы альфа. — Я не позволю вам отдать им мое государство! — Кто сказал, что оно твое? — вскипает Сайко. — Оно наше. — Я тоже голосую, — возвращается к столу Чонгук. — Я голосую за свое отделение. Больше нет Зверей, картеля Амахо и государства Кальдрон. — Что ты несешь? — нахмурившись, смотрит на него Намджун. — Говорю правду, — скалится Чонгук. — А вы выходите к своим людям и объявляйте о выборах, отдайте нашу мечту кому-то другому. Чонгук, сопровождаемый абсолютной тишиной, идет на выход. Он спускается на парковку, останавливается у автомобиля, рядом с которым уже стоит Джозеф, и прикладывает к уху телефон. — Приводи армию в полную боеготовность, будем отделяться. Пока я не приеду, только готовиться, — Чонгук вешает трубку и садится в автомобиль. — Я слишком долго играл по вашим правилам, теперь вы поиграете по моим, — усмехается про себя альфа и приказывает шоферу трогаться. *Название главы — Время перемен (Исп. Es Hora de Cambiar)Конец второй части.