и вечно сигаретный дым.

      выдох. вдох. вроде прошло. бежать, круша всё на своём пути, уже вошло в привычку. снова и снова хосоку нужно скрыться, чтобы никто не видел. особенно не видел он. тот, из-за кого это всё и началось. хосок в прочем-то ни в чем и не виноват, но ему просто легче так думать. легче думать, что если бы не его тупое сердце, что давно в шрамах от сраных чувств, ему бы не пришлось сейчас лежать на полу в кабинке школьного туалета. – какой же я жалкий, твою мать.       звук закрывшейся двери. голос. его голос. не один. два. чей то чужой, но до жути знакомый. и снова хосок сдерживает в себе нахлынувшие слёзы и пытается не дышать. – ты видел, как на тебя смотрела хвиин? я думаю, ты ей нравишься. – oна на всех так смотрит, не неси бред. – чонгук, ты не понимаешь очевидных вещей... тем более, я же знаю, что она тебе симпатична, не так ли?       снова. началось. он уже не в силах сдерживаться. тяжёлый ком подступает к горлу, и вот-вот его поймают с поличным. – что за черт? кто там?       стук. – чувак, тебе херово? может нужна помощь?       все ещё пытается не разреветься. – всё в порядке.       всё ещё рвется наружу. – хосок?! что с тобой?! хён, открой!       раз. два. нежно-розовые пионы, такие же, что посажены в школьном дворе, снова опустошили лёгкие хосока.

***

      ничего лучше, чем избегать младшего, чон не придумал. так легче. легче, как думает он. только вот приступы появляются всё чаще. и все сложнее их переносить. надо с этим что-то делать. но зачем, если это бессмысленно?       как? как можно влюбиться в своего родного брата. хосок легко ответит. когда в его глазах ты видишь целую вселенную, звезды, свой маленький мир, а в его смехе ты слышишь успокаивающую мелодию, что мама напевала в детстве перед сном, становится не важно, кем является он. братом или просто прохожим. но если тогда, мысли о нем будили тех самых бабочек в животе, а по груди разливалось тепло, будто горячий чай с корицей в холодный и серый зимний день, то сейчас хосок чувствует только боль от прорастающих корней пиона в самую плоть.       чон ненавидит себя, ненавидит свою любовь к чонгуку. но так любит самого чонгука.       сжимает до хруста костей горло, лишь бы в очередной раз не запачкать пол. не выходит. ничто не поможет. есть только одно противоядие. один лекарь. хил в виде чонгука.       и тот замечает. замечает, что с его хёном действительно что-то не так.       ханахаки.       словно пуля, в голову чонгука прилетает осознание того масштаба, что творится с его братом, ведь сам с этим знаком. черным по белому. читает по слогам и не может поверить. это не оно. не может быть.       не может быть, что у хосока такая же проблема, что и у чонгука. не могут быть чувства чонгука взаимны. это невообразимо. это как дважды два, что равно пяти. но надежда всегда умирает последней.       чонгук думает, что, видимо, слишком поздно. слишком поздно надеяться, когда перед тобой лежит твой любимый, что весь в крови, не дышит. не выдержал. не дождался.