stay gold

В рюкзак летят полотенце, зубная щетка, паста и мыло, телефон и зарядка. Типичный комплект вещей подростка при подготовке к ночевке. Стэн ходит по дому, потрошит шкафчики, собирает все необходимое. К его первоначальному набору добавляются еще чипсы, пакет травки и — Стэн долго думает, долго тормозит, долго краснеет — презервативы из спальни родителей. Мама встречает его на кухне с кружкой давно остывшего чая возле руки. Она еле отрывает взгляд от телефона и смотрит с мелькнувшей заинтересованностью в глазах на огромный рюкзак за плечами сына. Хорошо, что не проверяет содержимое. — Собрался на ночевку? Все с собой взял? Ключи, телефон? — Да, мам. Шэрон улыбается слабо, желает удачно провести время и полностью погружается в фэйсбук. Стэн пользуется возможностью не встречаться с остальной родней, пока отца нет поблизости и Шелли заперлась в своей комнате, и бежит прочь из дома. Свежий ветер забирается под кофту, водит когтями по коже, но Стэну плевать на холод — он просто заебался и хочет как можно быстрее свалить. От фермы до города добираться далеко, но скоро придет автобус. Предвкушение бьет в голову опьянением, но для этого, конечно, еще рановато. Чета МакКормиков внезапно решила устроить себе второй медовый месяц и свалила из города с какими-то окультистами, у которых, конечно же, есть с собой пиво. Вернутся, может быть, через неделю, месяц или никогда — Кенни слишком расслаблен по этому поводу, и если он не волнуется, то Стэн не дает панике подступить тоже. Карен ушла ночевать к своей подруге Трише Факер. Кевин... Ну, никто доподлино не знает, где он, но должен вернуться через несколько дней. Короче, полностью свободный дом, в котором, будучи ребенком, Стэн ненавидел оставаться, а теперь чуть из штанов не выпрыгивает, убегая от задолбавшей фермы. Правда, теперь мама против, чтобы Стэн оставался надолго у МакКормиков: с годами их полуразвалившееся жилище все больше и больше похоже на хуевый притон. Но мама думает, что он ночует у Кайла. Мама Кайла думает, что Кайл и Стэн ночуют у Картмана. Мама Картмана не думает ничего, не считая дней и ночей и тем более не зная, где пропадает ее сын. Да и Картман никогда не считал своим долгом перед ней отчитываться — ему в этом плане проще. Кенни встречает Стэна на пороге, окутанный вечерними сумерками и неизменной оранжевой паркой. Одной оранжевой паркой на голое тело. — Кенни... — вместо приветствия выдает Стэн, проглатывая все остальное, но оторвать взгляда от длинных ног МакКормика не может. На левой коленке расплылся синяк, а на правой щиколотке грязь. — Блять. Кенни ржет. Стэн заталкивает провокатора внутрь, хлопает чудом выжившей от такого удара дверью, забирается руками под парку и касается выступающих ребер — в этот момент весь мир перестает существовать и сам Стэн расстворяется в чем-то большем. Кенни теперь не смеется, а рвано дышит, зарываясь пальцами в бесконечность черных волос — шапка Стэна спадает к черту, в лужу неизвестного происхождения, но обоим парням на это насрать. Кенни, блять, абсолютно фантастический, нереальный, и с каждым его касанием Стэн чувствует, как пустота рассасывается внутри. Его тело горячее, пальцы бьются электрическими разрядами, от губ веет холодом, а у поцелуев вкус буррито. — Отжал... у Жиртреста... — поясняет Кенни в перерывах между рваными вздохами, пока Стэн тонет все дальше-дальше-дальше в этой Вселенной. Кенни исходит на стоны: — Стэн!.. Стэн никогда бы не подумал, что может развивать такую скорость, когда понесся в комнату Кенни. Или что, например, может поднять его одной рукой. Честно говоря, Стэн вообще в этот момент не думал. Совсем. Ни о чем. Только видел перед собой такого раскрасневшегося, такого живого Кенни. Короче, первые часы ночевки прошли охренительно. После Кенни, абсолютно нагой, выкуривает косяк сидя на матрасе, поджав под себя ноги, и задумчиво смотрит на выдыхаемый дым. А Стэн смотрит на него, подперев голову рукой, кое-как укрытый разодранной простыней. Теперь Кенни действительно похож на внеземное существо со всеми этими отметинами, украшающими его, как галактики украшают Вселенную. Приятная нега заполнила тело до дна — двигаться нет ни сил, ни желания. Хорошо, что бутылка воды под боком. — В следующий раз сделаем это на поле твоего отца, — неожиданно выдает Кенни, посмотрев на Стэна и заговорщески ухмыльнувшись. Стэн больше не задается вопросом, о чем тот думал с таким серьезным видом, рассматривая сизый дым. — Фу, блять, Кенни, у тебя все время мысли в одном направлении работают? — спрашивает Стэн, зная, что это неправда. Приподнявшись, он целует Кенни в плечо. Кенни выдыхает дурман ему в губы. Они заказывают еду с доставкой в говнючем ресторане и, ожидая, сжирают чипсы на грязном диване. Сжирает, правда, в основном Кенни, но Стэну и не жалко — особенно когда он медленно, с поволокой в глазах облизывает сначала свои пальцы, а затем его. Возбужденный вздох, перемешанный с восхищением, вырывается из груди. Если бы Стэн не был еще так измотан, он бы опрокинул Кенни или дал опрокинуть себя, похеру. Вместо этого он открывает дверь приставучему белому азиату. Гостиная наполняется ароматом говнючей говядины и чудо-напитка из спальни родителей Кенни. — Аяуаска, — Кенни пихает бутылку из-под кока-колы под нос — тот морщится и отворачивается. Глаза у Кенни красные, улыбка дебильная, движения заторможенные, в голосе море плещется. — Шаманский напиток. Хочешь узнать свое будущее, Стэн? Стэн не хочет. Стэн ненавидит свое прошлое, свое настоящее и — заранее — будущее. Но Кенни — дьявол-искуситель с тонкими пальцами, который немного его накурил, и Стэн выпивает половину бутылки залпом. Будущее — это туман у ног, дрожь земли; это долгожданый покой и наконец-то отсутствие пустоты в груди; это легкость небытия и райские облака впереди. Будущее — это океан в глазах, оранжевая парка, хитрая улыбка и потрескавшиеся губы, от которых веет холодом и другими мирами. Будущее тащит его на кухню, врубает музыку на полную громкость и утягивает танцевать, еле перебирая ватными ногами. Собаки лают, подпевая дебильной песне про любовь, и где-то кто-то выкрикивает что-то матерное. Три часа ночи. Они танцуют медляк на обоссаной кухне МакКормика под самую дебильную в мире музыку, пьют аяуаску из-под бутылки кока-колы и, забравшись на крышу, до рассвета считают звезды у Стэна в глазах. У Кенни их все равно больше. Просто Стэн ему об этом не говорит, утопая в его волосах цвета первых солнечных лучей — Стэн смотрит-смотрит-смотрит и все не может налюбоваться своим счастьем.