delicacy

      Наконец выдается тёплый денёк. Хосока будят яркие солнечные лучи, играющие на прозрачных занавесках с вкраплениями серебристых люрексовых нитей. Брюнет сладко потягивается и нехотя покидает мягкую, почти что пушистую постель и свою целую кучу подушек. Последняя неделя проходит слишком туманно. Он целыми днями пропадает в магазине, потом несётся домой с очередными букетиками разнообразных цветов. Встречает Чангюна, сонного и уставшего из-за завала в университете, получает свой заслуженный поцелуй (невесомое прикосновение губ, не больше) и ложится спать с улыбкой.       Хосок чувствует себя так, будто наконец нашёл нечто жизненно важное.       Брюнет включает электрочайник и опирается на столешницу, бездумно смотря в окно и думая, чем бы заняться. Дело в том, что он наконец нанял ещё одного работника в магазин. И сегодня, в обычно загруженную посетителями субботу, его цветы в, кажется, надёжных руках Джису — милой девушки с широченной улыбкой. Она была первой, кто не пытался флиртовать с Хосоком, так что мужчина просто позволил себе нанять её. Позволил себе иметь немного больше выходных, чем один понедельник. И всё для парня, который бесстыдно украл его сердце.       Хосок мог бы ещё целую вечность смотреть на свой деревянный забор, который не мешало бы перекрасить в другой цвет, но его отвлекают. Чангюн, с торчащими после сна волосами, в растянутой футболке с рисунком каких-то монстров и тарелкой с вафлями в руке. Он стоит в окне напротив, смотря на Хосока сквозь полуприкрытые глаза. А старший моргает несколько раз, закрывая и открывая рот, как рыба. И почему он раньше не подумал, что их окна находятся друг напротив друга. Глупый, нет, тупой.       Хосок открывает окно, запуская в дом свежий, немного прохладный воздух, и Чангюн делает то же самое, только после ставит на подоконник вафли. — Почему мы не делали этого раньше? — Я уже был уверен, что ты никогда не додумаешься, — блондин язвит, улыбаясь, и отламывает от своего горячего завтрака кусочек, забавно морщась. — А сказать мне не мог? — Хосок поднимает бровь, складывая руки на груди. — Не-а, — младший жуёт, не давая вафле остыть, и широко открывает рот, смеша флориста, — как я мог отказать себе в удовольствии посмотреть на твой голый торс и то, как ты ковыряешься в носу, пока жаришь яйца? Кстати, почему ты сегодня в майке? — Дурак, — Хосок хмурит брови, но всё же улыбается, даже если Чангюн соврал про ковыряния в носу, потому что брюнет никогда, ни при каких обстоятельствах так не делает. — Ну и… — протягивает младший, ложась на столешницу, чтобы получше высунуться из окна, — может пригласишь меня на свидание или вроде того? Я мог бы и сам, но знаешь, моих наличных не хватит, чтобы прокормить тебя, а мама говорила, что флористы неплохо зарабатывают. — Сомневаюсь, что она такое говорила, — отвечает Хосок, делая лицо «я знаю, ты врёшь» и растягивая губы в хитрой улыбке. — Сомневайся, — Чангюн говорит с набитым ртом, даже не думая отступать, — так куда мы пойдём? Театр? Художественная галерея? Можем поиграть в шахматы в клубе «Радостные пенсионеры». — Это намёк на мой возраст? — Я это в голос сказал? — Ищи адвоката. — Одевайся поудобнее, старче, — язвит Чангюн, подмигивая напоследок и исчезая в глуби дома.       Хосок улыбается, кусает губу и напрочь забывает о чайнике, в котором давно закипела вода.

♥♥♥

      Кажется, погода влияет на людей. Они снимают маски и тёплые шарфы, покупают сок вместо тёплого кофе и больше никуда не спешат. Солнечные лучи задорно играют не только на лицах прохожих, но и на спокойных волнах ручья, в котором нежатся забавные утята. В парке пахнет зеленью, но осень изредка подкидывает приятный аромат сезонных цветов, терпкий и резкий.       Чангюн морщится, проходя мимо клумбы с бархатцами, а Хосок держит его за руку и просит вдохнуть ещё раз, чтобы запах стал более приятным. И это так, на самом деле. Резкость проходит, оставляя тот аромат, который блондин без особого удовольствия называет «Осенью», а старший смеётся, даже не пытаясь его переубедить.       Они немного (очень) полярные, когда Хосок в светлых джинсах и голубой оверсайзной рубашке с монохромным рисунком птиц, а Чангюн в неизменно чёрных расклешённых штанах и огромной кофте со странными надписями.       Брюнет покупает младшему лакрицу, которую сам просто ненавидит, и ведёт его в маленькую беседку, возле которой громкие птицы непонятного происхождения решили свить своё семейное гнёздышко. Это смешно и нелепо, особенно когда Хосок пытается что-то сказать, а Чангюн смотрит с умным видом, пытаясь расслышать хоть что-то. В итоге они много смеются и совершенно не понимают, что имеют ввиду, пока младший не усаживается на колени флориста, обвивая его шею свободной от лакрицы рукой.       Птицы почему-то замолкают. — Когда я впервые подарил тебе цветок, ты подумал, что я сумасшедший извращенец? — прекратив молча разглядывать профиль увлечённого жеванием Чангюна, спрашивает Хосок предельно тихо. — Не-а, — без сомнений отвечает младший, — странный, но не сумасшедший.       Флорист хрипло смеётся, на самом деле, не видя большой разницы между его и Чангюна определением. Но блондин наконец выбрасывает пустую упаковку и поворачивает голову к Хосоку, смотря на него с нежностью и улыбкой, которая в последнее время слишком часто трогает яркие губы. — Честно говоря, это было и… — он делает небольшую паузу, на несколько секунд отводя взгляд, — и навсегда останется лучшим знакомством в моей жизни.       Хосок прячет смущённую улыбку и своё безграничное счастье в изгибе плеча младшего, трётся носом об его шею, наслаждаясь ненавязчивым ароматом духов и несколько раз мысленно повторяет то, что сказал Чангюн моментом ранее. Он такой… замечательный. Когда не паясничает, разумеется. — Наверное, рано такое говорить, — блондин опять бубнит, и Хосок чуть напрягается, когда рука младшего с силой сжимает его рубашку в районе плеч, — но я вроде как влюблён в тебя. — И я влюблён в тебя, — не затягивая, отвечает Хосок, — вроде как.       Они, вроде как, влюблены друг в друга, и глупые птицы опять начинают шуметь, когда парни без сомнений и стеснения, лишь с огромным желанием целуются, улыбаясь в губы друг друга. Им так тепло, что осенний день на пару минут становится летним.