Рождённые из крови и пепла

      Мое терпение давно уж прекратило своё существование. Доверив Люциану жизнь своего сына, я оставила его в Вольтерре, ожидавшего приезда Майклсонов и Тэйлора с лекарством от вампиризма для Вольтури, а сама вернулась в Венгрию.       По дороге домой я созвонилась с родителями, предложившими мне вновь отправиться в Россию и найти себе новое развлечение. Мамой была предложена, казалось, совершенно безумная идея поступления в медицинский институт, но в тот момент я была готова согласиться абсолютно на всё, ведь кутерьма моей бессмертной жизни мне ужасно надоела.       Синдж трудился в своей лаборатории, а София следила за успехом его научного эксперимента, который проводился на Штефане. Здесь же, в замке Виктора, я встретила Ребекку. Она уже вернулась сюда, позволив всем своим братьям завершить начатое самолично, расправившись с оборотнями одного из оставшегося видов.       В спальне сестры Никлауса, Элайджи и Кола, в которую я была приглашена хозяйкой, я обнаружила горы старинных вещей, но, поначалу, не стала спрашивать об этом.       – Ты так скоро приехала, – заметила моя новая подруга.       – Вопрос решен, и Аро отказался, – пояснила я свою печаль в глазах.       – Ты изменить ничего уже не можешь. Он сделал свой выбор, и мы должны его принять, – с сочувствием произнесла она.       – Я знаю. Но мысль о том, что скоро он будет умерщвлен... Заставляет меня желать смерти себе самой.       – Пройдёт, поверь мне. И не такое бывало в истории человечества. Какие ещё новости? – поторопилась она сменить тему нашего разговора.       – Я уезжаю в Россию. Хочу начать всё с начала. Буду там руководить нашим новым видом... Стану первородной, к которой все смогут прийти, чтобы получить помощь и рассудить их беды...       – Оставишь всех нас? Люциана? Элину? – удивилась она.       – Люциан будет строить армию, я в этом уверена. Ему не нужна моя поддержка. Элина прекрасно проводит время с Майклом... Что касается Адама? У него есть невеста, с которой, после их перерождения, они начнут свою жизнь заново.       – И чем ты будешь заниматься там? Просто станешь судьей тех, кто обладает бессмертием? Но особей нашего вида слишком мало, чтобы занять всё своё время этими делами.       – Я буду среди смертных: поступлю в институт, а поскольку в медицинском учатся дольше всего, то он поможет мне скоротать вечность.       – Тебе придется контактировать с кровью, – напомнила она.       – Мое самообладание позволит мне, испытывая голод, держать под контролем все мои инстинкты хищника.       – Тогда можем начинать собирать вещи, – предложила она.       Я окинула взглядом её комнату.       – Боже, Ребекка, что это за хлам? – удивилась я, когда она продолжила разбирать привезенные из старого английского замка большие сундуки с вещами.       – Я нашла письмо своей матери, – начала она. – Она запечатлела детали нашего прошлого на бумаге и сообщила мне, что я смогу найти некоторые наши вещи в нашем старом доме.       – Вот как? – удивилась я. – Позволишь тебе помочь?       – Конечно, – согласилась она.       Я подошла ближе, открыв крышку одного из ящиков. Там были старинные платья.       – В конце тринадцатого века мы пару раз приезжали в небольшой городок, – начала она. – Тогда шла столетняя война Англии и Франции. То поселение называлось Каслгард...       Мое сердце замерло. Это название показалось мне знакомым до невыносимой боли в груди.       – Мы провели там несколько месяцев, – продолжала Майклсон, – но не задержались надолго в тех краях. Французы разгромили своего врага в бою 1357 года, разрушив замок Ла Рок до основания, но мы кочевали там лишь после 1372 года, слушая рассказы местных жителей о том, какой ад творился во время сражения...       Внимая её воспоминаниям, я взяла из сундука серое платье с длинными рукавами и расклешенной к полу юбкой.       – Примерь, – предложила мне подруга.       Я сняла рубашку, джинсы, надела этот старинный средневековый наряд.       – А где ты была в то время? – поинтересовалась она, зашнуровывая завязки на моей спине.       – Знаешь, я часто пыталась вспомнить, но самое далёкое, куда я заходила в своих стараниях – обрывки каких-то странных событий: пожары, свадьба в полуразрушенной церкви, роды... Я не могу отчётливо выстроить ясную хронологию событий, словно кто-то затуманил мой разум... – призналась я, подходя к зеркалу, окидывая себя взглядом.       – Тебе очень идёт, – с восхищением ахнула Ребекка, глядя на моё отражение.       В тот миг моё лицо исказилось от ужаса. Это платье принадлежало мне... Тогда. Семь веков назад.       – А где ты взяла этот сундук? – не сводя глаз со своей одежды, уточнила я у нее.       – Рабочие привезли в наш старый дом из самого замка Ла Рок, – ответила она. – А что?       Приложив ладонь к своему лбу, я слегка отшатнулась. В зеркале я уже не видела за своей спиной Ребекку Майклсон, а вместо неё мне чудилось, будто мужчина лет тридцати пяти осторожно подходит ко мне сзади, кладет ладони на мою талию и, слегка притянув меня к себе, целует в шею. Обстановка вокруг меняется, и мне удается увидеть то, что происходит возле меня. Это уже не спальня сестры Элайджи, а супружеская опочивальня, уставленная старинными предметами мебели.       В тот самый миг я вспомнила всё, что было со мной в период с 1340 года по 1364, именно тогда я сменила имя, данной мне при рождении в Римской империи первого века нашей эры, Диана на Иоанна, а точнее, адаптированное к суровой реальности – Джоанна.       Это было прекрасно и ужасно в один миг. Я испытывала безграничное счастье, что возвышало меня до небес и убийственное горе, которое вонзало мне острый кинжал в сердце.       Шел 1340 год. Родители уехали в Швейцарию в начале столетия, а я решила остаться здесь, в Англии, несмотря на то, что уже семь лет разгоралась кровопролитная война двух держав, конца и края которой не было видно.       Я поселилась в небольшом городке – Каслгард, который находился недалеко от величественного замка–крепости Ла Рок, служила у супруги губернатора и со временем стала её подругой. В тот год армия короля Эдуарда третьего Плантагенета двинулась к югу страны, чтобы дать отпор французам, а в нашем городе остановился гарнизон под командованием лорда Оливера де Керка*. Губернатор в первый же день отправился знакомиться с одним из военачальников великого государя, прихватив с собой жену, двух дочерей пятнадцати и одиннадцати лет, трёх сыновей приблизительно того же возраста и, разумеется, меня.       – Милая моя, Джоанна, – обратилась ко мне Маргарет Стенфорд, спутница жизни мэра поселения, если можно было назвать должность её мужа таковым образом, – я искренне надеюсь, что лорд Оливер сможет различить в нашей старшей девочке – Стефании ту, которая составит ему счастье.       Я окинула взглядом мужчину, что беседовал с сэром Стенфордом, обсуждая план действий в условиях военного времени. Он был немного ниже шести футов, однако, его роста было достаточно, чтобы при разговоре с ним, мне пришлось бы смотреть несколько вверх, нежели вровень с уровнем моих глаз. Темные кудрявые волосы были коротко пострижены, а скулы и подбородок скрывала густая борода, которую я, впрочем, назвала бы длинной щетиной. Губы были искажены в презрительной и самодовольной ухмылке. Радужка имела зеленовато-голубой цвет, менявший оттенок в зависимости от освещения.       – По-моему, госпожа Стенфорд, – произнесла я, – лорд Оливер составит прекрасную партию для Вашей дочери.       – Он статен, красив, умён, мужественен, – нахваливала она его достоинства. – Я бы хотела видеть его своим зятем.       – Этот брак будет благословен многими, – поддержала я её, не задумываясь ещё о том, что его женой предстоит стать именно мне, а не кому-либо ещё.       Губернатор что-то сказал де Керку, и тот посмотрел в нашу сторону. Юные дочери слегка покраснели и опустили взгляд будучи смущены вниманием военачальника, но не я. К тому времени мой возраст составлял уже 1300 лет.       Оливер подошёл к нам, учтиво поклонился и заговорил с миссис Стенфорд.       – Рад видеть всех вас в моём новом доме, – его голос был довольно приятным, но в нем чувствовалась та мужская сила и мощь, которая так часто пленит наивных девушек.       – Для нас большая честь видеть Вас в Каслгарде, – польстила ему мать Стефании. – Надеемся, что наше сотрудничество будет плодотворным.       – Разумеется, миледи, – он вновь сделал поклон, но в этот раз, подняв голову, его взгляд оказался устремлённым в мои глаза.       Не испытав ни доли смущения или растерянности, я лишь незаметно усмехнулась. Это было дерзко по тем временам, и, если говорить откровенно, расценивалось как вызов благородному дворянину и аристократу.       Конечно он обратил внимание на меня, ведь на вид мне можно было дать лет двадцать, в отличие от дочерей Стенфорд. Да, не стоит забывать о том, что в те времена девушки вступали в брак, достигнув двенадцатилетнего возраста, но зная, что особа, чьи года приближены ко второму десятилетию, могла бы стать не просто той, кто будет без раздумий рожать детей, а ещё и мудрой подругой, выбор казался очевидным.       Вечером в мой дом пришли его слуги. Я была совсем одна, а старушка, которая приходилась мне на самом деле правнучкой в какой-то далёкой степени, знала, кто я на самом деле, и играла роль моего опекуна, отправилась в церковь. Я уверенно открыла дверь, и предо мной предстали трое мужчин, одетых в тяжёлые металлические латы с завязанными на шее и спускавшимися по спине красными бархатными плащами.       – Лорд Оливер желает видеть Вас в замке Ла Рок, – твёрдо произнес один из них.       – С какой целью? – изобразила я испуг.       – Мы не обсуждаем приказы, – ответил он мне.       – Дайте мне немного времени. Я должна переодеться, – предупредила я и закрыла перед ними дверь.       Пока я меняла свой наряд на более подходящий для визита в дом аристократа, вернулась моя родственница. Я сказала ей, что происходит, и почему на улице меня ждёт стража.       – Он захочет взять тебя силой, – предположила Амелия.       – Не говори глупостей. Я знаю, какие слова должна сказать ему, чтобы он пожелал добиться моего расположения, а не просто изнасиловать, – успокоила я её и, когда она затянула шнурки на моей спине, вышла во двор, откуда отправилась с соратниками военачальника в Ла Рок.       Меня привели в тронный зал, если можно так назвать большую комнату с чем-то вроде величественного кресла и стенами, в нишах которых полыхали факелы.       – Вы хотели меня видеть, лорд Оливер? – мой поклон был в большей степени формальностью, нежели искренним выражением подобострастия.       – Мы не были официально представлены друг другу, – вспомнил он, сделав несколько шагов навстречу мне. – Я лорд Оливер де Керк, верный слуга Его Величества короля Эдуарда.       – Ровно, как и все мы, – подтвердила я.       Он повернулся к тем, кто ещё был, кроме нас, в этом помещении, и сделал жест, призывавший их удалиться, как они и поступили.       – Увидев Вас сегодня с семьёй губернатора Стенфорда, я посчитал, будто Вы – их родственница, но, наведя справки, я узнал, что Вы сами недавно прибыли в этот город откуда-то издалека. Я прав, госпожа Батлер?       – Всё верно, милорд. Мои родители решили перебраться на север, чтобы война не разрушила их жизни, которая давно уже перешла границу преклонных лет. Я же осталась здесь со своей бабушкой.       Он хищно улыбнулся и прошёлся по зале.       – Батлер – старинный дворянский род, я полагаю? – произнёс он.       – Да, милорд, – подтвердила я.       – И Вы, будучи наследницей графской чаты, живёте в скромной лачуге на окраине Каслгарда?       – Я дальняя родственница графа Батлера, что скончался три года назад. К тому же, меня вполне устраивает дом, в котором я обитаю.       – Не хотели бы сменить свою резиденцию? – в его голосе прослеживались нотки коварства, похоти и самодовольства, но меня нельзя было этим купить.       – С какой целью Вы вызвали меня сюда, милорд? – ответила я вопросом на вопрос, желая поскорее покончить с этой беседой.       – Меня не заинтересовала юная Стефания Стенфорд. В первый же миг моего знакомства с семьёй губернатора, я обратил внимание именно на Вас, Джоанна.       – Я польщена, милорд, – учтиво поклонилась я, – однако, создание семьи меня интересует в данный момент меньше всего.       – А что Вас интересует больше? – удивился он.       – Победа нашего великого короля Эдуарда над французским королём Филиппом, – гордо сообщила я, озвучив то, что он хотел бы услышать, будучи верным подданным его Величества.       – А, если я предложу Вам не супружество, а нечто более свободное от обязательств?       – В таком случае, Вы выставите себя в черном свете, милорд, – твёрдо произнесла я. – Сами рассудите: Вы – уважаемый дворянин, сын своего отца, военачальник короля и вдруг решили опуститься столь низко, дабы завладеть девушкой, имеющей достаточно аристократическое имя, чтобы в обществе пошли слухи, оскверняющие Вашу и мою честь? Проще говоря, Вы желаете, чтобы я стала Вашей наложницей?       – Вы правы, – согласился он. – Я был ослеплён наивной страстью, что пожелала заполучить то, чего следует добиваться длительное время, а не в тот же миг, когда этот порыв посмел зародиться.       – Я ценю Вашу мудрость, милорд, – покорно заметила я.       – Я вынужден признать, что буду с нетерпением ждать Вашей милости стать моей законной супругой, – он подошёл ко мне, взял мою руку в свои ладони и коснулся запястья губами.       – Вы столь добры к моей семье, оказывая ей такую честь, – польстила я, – что мой ответ не заставит себя долго ждать, милорд.       Я поклонилась ему, отдавая должное его положению в обществе и покинула замок, отправившись в дом Амелии Батлер.       Две недели я ждала письма из Швейцарии от своих родителей с ответом на мой вопрос: "Как поступить мне, и как быть с предложением лорда Оливера?". И, получив наставление отца и матери, я надела темно-вишневое платье и отправилась в сумеречное предзакатное время в замок Ла Рок, в то время, как губернатор Стенфорд и его жена давали указания слугам на счёт свадебного наряда для своей дочери.       Массивная деревянная дверь, ведшая в большую столовую, откуда доносились мужские голоса, распахнулась передо мной, и моему взору предстал он, сидящий в окружении своих соратников во главе стола.       Его взгляд устремился в мою сторону, как только я показалась на пороге, выражение лица тут же стало серьезным и встревоженным, несмотря на то, что буквально несколько секунд назад он был весел, смеясь вместе со своими воинами, отпивая из чарки терпкое вино.       – Госпожа Батлер! – воскликнул он, поднявшись со своего места.       Он подошел ко мне, сделав поклон.       – Рад снова видеть Вас, – учтиво произнес он.       Я гордо стояла перед ним, сложив свои руки на уровне бедер, глядя прямо в глаза своему собеседнику.       – Повод, по которому я пришла к Вам, может показаться слишком личным, – намекнула я на наш прошлый разговор.       – Пойдемте в другую комнату, – предложил он, уводя меня из столовой, где всё внимание было приковано к нам.       В соседнем помещении никого не оказалось. Это был каминный зал с массивными предметами мебели, тяжелыми дубовыми стеллажами и креслами, на спинках которых был вырезан герб Англии.       – Вы, вероятно, пришли отказать мне, раз тон Ваш столь строг со мной, – предположил он, остановившись возле пылавшего ярким пламенем очага.       – Напротив, – опровергла я его ожидания. – Предложение Ваше было столь лестным для меня, что я посчитала ниже своего достоинства дать Вам отрицательный ответ.       Лицо его в миг просияло от радости и предвкушения скорого развития событий.       – Тогда, с Вашего позволения, я могу объявить о помолвке? – тут же оживился он.       – Это было бы опрометчиво с Вашей стороны, – отказалась я. – Губернатор Стенфорд и его супруга надеются на то, что будущей леди де Керк станет их дочь. Было бы несправедливо по отношению к ним объявлять о помолвке с другой, к тому же, с той, что вхожа в их дом и дружна с их семьей.       – В таком случае, наше венчание будет тайным, – решил пойти он на компромисс.       – Отнюдь, – снова возразила я. – Для Вашей Светлости, полагаю, оказалось бы правильнее, если венчание будет именоваться не «тайным», а «непубличным». Так его законность нельзя будет оспорить теми, кто окажется против нашего брака.       – Вы мудры не по годам, госпожа Батлер, – улыбнулся он.       – Благодарю, милорд, – произнесла я в ответ.       – Довольно титулов и званий, – решил он, словно отрекался от всего, что было у нас друг до друга. – Отныне я навеки Ваш и попросту Оливер.       – Тогда и я осмелюсь просить Вас звать меня по имени – Джоанна.       – Желание Ваше дороже мне любых приказов короля, – он приблизился ко мне, взяв в свои ладони мои руки на уровне середины предплечья.       – О, молю Вас, не будьте столь безрассудны, ведь стены в этом замке способны слышать даже тихие слова, – сказав сие, я опустила взгляд, словно была смущена его пристальным взором, который, по его задумке, должен был заставить меня слегка покраснеть, но на самом деле я не испытывала ничего подобного, а лишь позволяла ему думать, будто он захватил власть над моими чувствами и мыслями.       – Когда желаете назначить свадьбу? – спросил он меня.       – В ближайшую субботу было бы прекрасно, – заметила я.       Терять мне уже было нечего. Будучи дважды замужем, пусть и несколько столетий назад, я приблизительно знала, как следует вести себя в доме своего супруга. Что касается осуждения общества из-за того, что я "увела" жениха у молодой девушки, что была, как считалось, младше меня на четыре года, а в действительности на 1286 лет, то мнение окружающей челяди для знатной особы и жены лорда было лишь пустым звуком.       Оливер по моему совету поступил на тот момент самым разумным способом: прислал крытую повозку за мной и моей родственницей. Мы отправились в старую полуразрушенную церковь среди густого английского леса. Приглашенных на это мероприятие было совсем немного: Амелия, правая рука лорда – Саймон Стивенс и священник.       Жених стоял у алтаря в парадном облачении, а я шла уверенными, но медленными шагами, как это было тогда положено, навстречу ему, одетая в белое подвенечное платье.       После церемонии мы отправились в замок, опять-таки, оставив гласность слухам и домыслам, не подтверждая официально наше вступление в брак, а после, вернувшись в дом моего супруга, приступили к обедне, окончив которую он, попросив у меня и госпожи Батлер прощения, удалился по велению долга в казармы солдат.       В отличие от большинства дам средневековья, я, будучи воспитанной среди знати Римской империи, привыкла к частым водным процедурам с целью поддержания своего тела в чистоте. В тот вечер я тоже приняла ванну, надела чистую рубашку, доходившую мне до щиколоток и, вернувшись в супружескую спальню, легла в постель.       Ночь уже давно окутала окрестности, а внизу во дворе замка по-прежнему раздавались голоса помощников де Керка, что муштровали воинов. В камине полыхало пламя, но каменный пол был ледяным, хоть и покрыт шкурами диких зверей, поэтому я не стала подниматься из согретой моим теплом кровати, чтобы посмотреть, что происходит за окном.       Закрыв глаза, я тяжело вздохнула. Лёгкий шелест длинных штор тревожил мой слух, пока я медленно проваливалась в сон, но потом раздались шаги.       Он бережно коснулся моей руки, сев на край постели возле меня. Я вернулась в светлое сознание, увидев его силуэт на фоне стены, на которой трепетали тени, отбрасываемые предметами интерьера.       – Вы так прекрасны среди ночи, полной зла и сумрачных сплетений тьмы, – с восхищением произнёс он, скользнув взглядом под распахнутый ворот на моей груди.       Я лишь улыбнулась в ответ, нежно коснувшись ладонью его небритой щеки, уколовшись жёсткой щетиной.       – Гонец прислал дурную весть, – начал он, снимая с себя нижнюю белоснежную рубашку.       Предо мной предстало его атлетическое, мощное тело, однако я, сохраняя самообладание, продолжила беседу, несмотря на то, что мой муж готовился впервые выполнить свой супружеский долг.       – Весть, я полагаю, от короля? – уточнила я.       – Да, и он желает, чтобы горнизон, коим я поставлен командовать, перезимовал здесь в ожидании приказа от него. Однако, Филипп, желающий поскорее получить победу, собирается перейти границу, подтвердив тем самым свои намерения.       – По-вашему, нам придется сдерживать армию французов?       – Не стану говорить об этом в столь прекрасную ночь, – отказался он отвечать, отбросив прочь одеяло. – Я лишь хочу всем сердцем забыться, оставшись с Вами до рассвета.       – Желание сие достойно короля, – польстила я ему, готовая принять его в своих объятиях.       Нелепость. Пожалуй, это единственное, что я могла чувствовать в тот миг, когда он, снова сев на край кровати, коснулся пальцами моего подбородка, приблизившись и целуя меня в губы. К тому моменту я ещё не успела полюбить его, как это будет в скором времени. Я лишь нашла очередной способ скоротать свою бессмертную жизнь. Но он-то полагал, будто и я, полная предвкушения и робости, жду кульминации первой брачной ночи, когда два тела, разгоряченных на белых простынях, сольются в едином дуэте силы, мужества, мощи и хрупкой невинной чистоты. Проснувшись утром, я обнаружила его на соседней подушке и, судя по моим воспоминаниям, всё прошло более, чем удачно. Он был предельно нежен и осторожен, считая, что способен причинить мне боль. Крохотное красное пятнышко, оставленное на белой глади простыни, доказывало, что я была непорочна до вступления в брак. Ах, "непорочна"! Как глупо звучит это слово, особенно, когда знаешь, какие события происходили в твоём прошлом.       Однако, мой "первый раз", как считали мои мужья, не повторялся более с ними, ведь, чтобы снова показалась кровь, должно было пройти немало времени, не обременённого супружеским долгом и вступлением в интимную связь, а поскольку ближайшие несколько лет я планировала провести со своим новым спутником жизни, то могла быть уверена в том, что именно тот кусочек соединительной ткани, что доказывает твою чистоту перед мужем, не восстановится в ближайшие года, покуда я буду выполнять все обязанности порядочной жены.       Он беззаботно спал рядом. Теперь при свете солнца на восходе я могла рассмотреть его как следует.       Лицо вырожало покой и умиротворение. Скулы не были ярко выражены. Кожа цвета тающего воска переливалась тонким блеском в солнечных лучах, что пронизывали тяжёлую штору, занавесившую окна. Белое покрывало скрыло его наготу, укутав тело лишь до пояса, и теперь моему взору предстала могучая грудь, вздымающаяся при каждом вдохе. Сильные плечи, зарождавшие в своих суставах мощь и славу, переходили в не менее мускулистые руки. Но лишь сегодня я могу сказать: он был почти что близнецом Люциана, однако волосы его, коротко стриженные, кудрявились от самых корней.       Внутри Оливера цвела жизнь. Он сам был воплощением величия и могущества государства, защищаемого им самим. В нём было что-то и от Марка, моего второго мужа и римского полководца. Видимо, судьба моя решила, что будет лучше, если супругами моими являться станут воины великие. И я была не в силах перечить её воле, к тому же, мне самой прельщали её планы на меня.       Я вновь легла рядом с ним тем ранним утром, укрывшись белоснежной струящейся тканью. Закрыв глаза, мне вспомнились события ушедшей ночи, что провела я в столь пылких и живых объятиях, даривших мне жар неукротимой страсти.       Он осторожно коснулся подушечками пальцев моего обнаженного плеча, скользнул ими вниз по руке, взяв мою кисть в свою ладонь.       – И что теперь должны сказать мы губернатору? – та первая фраза, которая соскользнула с моего языка.       – Не всё ль равно? – улыбнулся он, запустив пальцы другой руки мне в волосы, разбросанные по подушке.       Я повернулась лицом к нему, будучи лежавшей до этого на спине. Его взгляд... Наверное, такое повторится лишь однажды, когда он, придя в мою опочивальню увидит своё дитя, первенца, на моих руках. Сейчас же я могла бы описать его словами: глубокий и бездонный, впитавший меня до последней капли крови, до вздоха, что могла бы я позволить сотворить в тот миг, но была далеко не в силах впустить холодный воздух в свои лёгкие. Он проникал в меня непрерываясь, лишь только глядя в самые глаза, и эта связь была сильней физической, желанней самой жаркой ночи, которая могла бы произойти в супружеской постели.       – Боюсь, что ополчатся люди против Вас, милорд, – мне этикет далёких тех времён не позволял глаголить мужу "ты".       – Забудьте, – попросил он нежно, окутав бархатным спокойствием мой слух и разум в тот же миг. – Ох, ведать бы наверняка, что скажет общество о Вас, узнав, что Вы связали жизнь свою с той, которая вовсе не была предназначена Вам судьбой, – тяжёлый вздох навис надо мною, и я решилась произнести то, что беспокоило меня.       – О, милая Джоанна, – улыбнулся он, слегка коснувшись моей белой кожи, скрывавшей под собой ключицу, – слова их не важны для тихого счастья двух любящих людей.       – Вы столь добры и милосердны, что вряд ли я осмелюсь назвать другого тем, кто мог бы походить на Вас, – польстила я своему супругу.       – Лорд Оливер! – в массивную дверь, закрытую на засов, стучал один из соратников военачальника, и он поднявшись в тот же миг с постели, оставив в одиночестве меня, оделся и покинул спальню, последовав велению своего воинского долга.       Новость, что сообщили де Керку была страшнее раскаленной лавы: король Филипп французский, пренебрегая договором, который обеспечивал временное перемирие сторон, вновь собирается пойти на нас с атакой и захватить желанные им земли, принадлежавшие английской короне. Однако, в ближайшие дни всё было спокойно. Целыми неделями не происходило ровным счётом ничего. Но ужас охватил меня, когда я узнала, что жду ребенка, и город начал полниться слухами о моей внебрачной связи. Тогда, чтобы защитить мою честь и наше супружество, лорд Оливер публично объявил о том, что мы женаты, получив в ответ презрение и недоверие губернатора и всей его семьи.       Но время шло. Обида, злость и ненависть жителей ушла, словно её и не бывало, а Стефания Стенфорд, достигнув возраста шестнадцати лет, вышла замуж за Саймона Стивенса, что был ближайшем другом де Керка.       И вот настал тот день, когда наследник лорда решил появиться на свет. Тем вечером я уже готовилась отойти ко сну, но крики, доносившиеся со двора не позволили впустить спокойствие в свой разум. Был общий сбор, и войско под командованием Оливера должно было отправиться навстречу своему врагу.       Он пришел перед отъездом, решив попрощаться со мной и сказать, что любит меня, но страх мой потерять его казался немыслимым. Как только вышел он из комнаты, я опустилась на постель, оставшись со своими мыслями наедине. Внизу опять раздались крики, и воины двинулись вперёд.       Я не могла уснуть до глубокой ночи, а за три часа до рассвета отошли воды, и ко мне привели повитуху, что помогла родиться малышу. И во время родов, которые протекали довольно трудно, я чувствовала, что де Керк сейчас был в самой гуще событий и, возможно, окружён врагом, сражаясь до последней капли крови.       Вечером следующего дня вернулись солдаты во главе со своим полководцем.       Оливер, как только спрыгнул с коня, помчался к нам, наверх, ведь ему уже доложили о рождении сына. Ворвавшись в спальню, он остановился, не дойдя до кровати нескольких шагов. Его глаза, как и когда-то, засияли безмерной радостью отцовства, что стала для него дороже всех побед. Я не посчитала нужным что-либо произносить. Все наши мысли перетекали в эмоции, что читались на лицах.       Я поднялась с постели, держа ребёнка на руках, и подошла к своему мужу. Он заулыбался от бесконечного тепла, осторожно касаясь его крохотной ручки.       – Ему бы подошло имя Георг, – предположила я, ожидая согласия своего супруга.       – Пожалуй, да, – подтвердил он, но в тот же миг лицо его исказилось от боли, и он пал на каменные плиты, что устилали пол.       Я отдала ребенка служанке и бросилась к мужу. Когда мы сняли латы, я обнаружила рану, что кровоточила чрезмерно, оставленную мечом, проскользнувшим меж щитков, которые защищали его тело.       Мои навыки врачевания в то время были крайне скудны, однако, используя их, мне удалось остановить кровавый поток из рассечения. С тех пор я поклялась, что, будучи истинной христианкой, став ей с самого своего рождения, через восемь лет после смерти самого Христа, буду молиться за Оливера каждый день, а во время стражений с особой искренностью.       С тех пор прошло немало времени, и наступил холодный апрель 1357-го, канун великой битвы за Каслгард, что принесет одни страдания и боль. К тому моменту родилось ещё шестеро детей: Валерия, Альберт, Джулия, Полина, Леонард и Уильям с разницей примерно в два года.       – Милорд, – обратился к Оливеру Стивенс, – шпион донёс мне, что французы готовят атаку сегодня в полночь.       – Быть того не может! – не поверил де Керк.       – Вам стоит прислушаться к его словам. Его верность проверена временем, – заверил его Саймон.       – Я увезу детей, – тут же приняла я решение, обратившись к мужу.       – Нет, я останусь с отцом, – отказался Георг. – Мой долг, как и его, служить королю!       Его слова пронзили мое сердце. Я могла потерять в бою любимого мужчину, но гибель сына я не перенесла бы, однако, он был решителен, и спорить было бесполезно – весь в отца – упрямый гордец!       Со страхом я отправила остальных наследников де Керка с Амелией в глубину Англии, чтобы укрыть их от бойни, а сама осталась в замке, ведь я была здесь нужнее, чем там, к тому же, мне бояться было нечего – моё бессмертие не позволило бы врагу уничтожить меня.       Сейчас Оливер в окружении своих соратников отрабатывал навыки владения мечом, стараясь не нагнетать обстановку, при этом вдохновляя своих воинов на бой. Я же осталась в спальне одна. Мне было крайне нелегко свыкнуться с мыслью, что к ночи начнется новая битва.       – Я боюсь, Мэри, – призналась я, обратившись к своей служанке, что бережно укладывала мои волосы.       – О чем Вы, миледи? – вопрошала испуганно гувернантка.       – За лорда Оливера. Каждый его бой - новый шрам на сердце. Я боюсь его потерять. Безумно боюсь. Прошлой ночью, когда мы остались с ним вдвоем, я еще надеялась, что солнечные дни над нашими головами будут длиться вечно, а рассвет, испачканный в жутком дыму донесения разведчиков, нагнал на меня смертельную тоску.       – Но, миледи, лорд Оливер - храбрый и бесстрашный воин, которому не грозят ни стрелы, ни мечи, ни копья. Вам не за что опасаться. Вы сделали всё, что в Ваших силах, ведь за каждым сильным мужчиной стоит мудрая женщина.       – Страх не уйдет из моей груди до тех пор, пока не закончится война.       К вечеру, когда наступило затишье, на стенах крепости выстроились полки лучников, отряды солдатов Англии. Лорд Оливер показался в супружеской спальни.       – Скоро прибудет армия французов! – сообщил он, подойдя ко мне сзади, убрав мои волосы с шеи, бережно целуя кожу над сонной артерией.       – Я с тяжелым камнем в душе молю Бога лишь об одном – сохранить Вам жизнь, милорд… – полушепотом произнесла я.       – Не беспокойтесь, миледи, этот бой положит конец жестокой войне.       Он быстрым шагом удалился, оставив меня, стоящую у окна. Я устремила свой взгляд вниз, туда, где готовились войска моего единственного и любимого мужчины, за которого так переживало и щемило моё сердце.       Бой. Кровавая ночь. Небо в греческом огне… Стрелы пронизывают своим безжалостным свистом воздух, а французы, найдя подземный тоннель в замок англичан, пробираются в тыл. Предводитель вражеской армии - лорд Арно в окружении своих соратников настигает Оливера. Завязывается битва, в которой победителю достается жизнь, а проигравшему – вечные муки в аду.       Увидев это, я бросилась вниз по каменной винтовой лестнице, уводящей, казалось, в саму преисподнюю. Через несколько мгновений я выбегажала во двор, политый кровью подданных двух враждующих королей. В этот момент француз пронзил тело Оливера, и англичанину достался лишь последний вздох.       Меж бушующего урагана, среди которого не распознать человеческих очертаний, в мясорубке суровых воинов, отстаивающих права своего государства мелькало моё ярко-алое платье. Тонкие бледные пальцы опустились на грудь поверженного. Мои слезы падали на металлические доспехи, под которыми больше не слышно биения сердца.       Арно молча смотрел на мои рыдания, пытаясь, как я думала, на долю секунды представить мои муки.       Лицо де Керка было безжизненным. Пламя в глазах, что вспыхивало, когда мы оставались наедине в супружеской спальни, потухло навсегда. В последний раз мои горячие уста коснулись ледяных губ возлюбленного, а после, я, собрав все свои силы и эмоции, выхватила кинжал, что был закреплён на поясе супруга, и вонзила его в шею человека, перечеркнувшего всю мою жизнь, убив того, ради которого я была готова умереть, если бы мой организм позволил мне это.       Лорд Арно пал жертвой моей отчаянной ненависти. Пусть так, но я отомстила за мужа, и меня больше не терзали муки совести. Я приняла верное решение.       В том сражении выиграли французы. Но война еще не была окончена.       Мой сын тоже погиб в том бою, и я оплакивала его не меньше, чем супруга. Когда же я прибыла в дом Амелии, покинув Каслгард, занятый вражеской армией, то обнаружила шесть мертвых тел, включая пожилую женщину, которую все считали моей бабушкой. Альберт, однако, ещё был жив и сказал мне, что французы, решив отомстить мне за смерть Арно, нашли их, изнасиловали его сестёр и зарезали его братьев. Он умер на моих руках, и я не смогла ничего сделать, лишь обливаясь кровавыми слезами, что текли из моих глаз, обагряя алым следом бледную кожу на щеках. В ту ночь я поклялась, что отомщу королю Франции за убийство своей семьи.       – И что ты сделала потом? – голос Ребекки вернул меня в реальность, которую я покинула на три часа, полностью отдавшись во власть мрачных воспоминаний, что возникли из ниоткуда.       – Что я сделала? – хищно оскалила я голодные клыки. – Я сдержала своё слово. Король Иоанн, которого его подданные называли "добрым", попал в плен к англичанам. Они были снисходительны к нему, но оберегали его, как высокопоставленную особу. Меня это не устраивало, и я отравила его в 1364 году, поднеся вино в кубке из тиссового дерева. Он умирал в жестоких муках и бился в диких конвульсиях прямо на моих глазах, а я улыбалась ему в глаза, но историки так и не узнали причину его смерти, списав всё на "неизвестную болезнь".       – Я восхищаюсь тобой! – искренне воскликнула Майклсон. – Но всё равно... Почему ты забыла всё это? – она хотела узнать ответ и на этот вопрос.       – Потому что, убив короля Иоанна, я отправилась к ведьме, чтобы та стёрла мою память, избавив от боли, которую мне причиняли воспоминания. Она выполнила мою просьбу, но с условием, что я не смогу вернуть те события в свой разум до тех пор, пока сама с неимоверной силой не захочу узнать, что было со мной в тот период. И... – я тяжело вздохнула. – Сегодняшняя ревизия старинной одежды с тобой натолкнула меня на желание вспомнить весь ужас, что я пережила в 1357 году.       – Незавидная у тебя судьба, – заметила Ребекка.       – Зато у меня были самые лучшие мужчины, – нашла я хоть что-то положительное в кошмарах, которые я пережила.       – Все завидуют только хорошему, но не хотят завидовать боли, которую ты испытывала.       – Давай больше не будем об этом. Моя история долгая, мучительная и печальная. Вспомнив сегодня то, что я чувствовала тогда, я вновь хочу забыть, но теперь в этом нет смысла. Со временем раны заживают, но шрамы ныть не перестают. Теперь боль не такая острая, а в большей мере хроническая, и я ничего с этим сделать не смогу.       – Тебе пора начать собираться в дорогу, – сменила тут же тему моя собеседница.       – Боже, мне почти две тысячи лет, а я иду учиться в институт... Что мне делать среди двадцатилетних юношей и девушек? – улыбнулась я, представив ближайшие шесть лет.       – В этих безумствах и заключается разнообразие нашей жизни, – пояснила мне Ребекка и продолжила помогать мне складывать одежду.