Мой красивый сенсей

      Сакура уже пришла к тому дню, когда рутина стала невыносимой. Её будни из года в год нисколько не менялись, только отношение к ним. Унылые стены госпиталя, виды, от которых раньше выворачивало желудок, и крики, раньше резавшие слух, теперь выводили её из себя, а не из равновесия.       Хладнокровие, отстранённость, конечно, входили в прямые обязанности, но когда эти трудновыполнимые требования, наконец, влезли Харуно под кожу, вбились стараниями суровой наставницы, там навечно и остались. Ей стало ясно, почему Пятая всегда была одна, почему даже десятилетиями влюблённый Джирайя так и не смог её добиться, почему та тешилась запоями, когда потеряла преданного друга.       К судьбе друзей Сакура всё ещё относилась с особым участием, гордилась ими даже больше, чем собой, и ей было очень обидно узнать о предполагаемом назначении Какаши на должность Шестого Хокаге не от него самого, а только по слухам. Пусть, формально — это тайна, и ничего не решено, но старейшины ожидали лишь его согласия, с которым бывший наставник слишком затягивал. Девушка долго думала почему, ведь ей казалось, что лучше сенсея кандидатов не было. В будущем Наруто, настойчивый и одержимый своей мечтой с раннего детства, непременно сменит учителя на посту, а она… просто будет с ними рядом.       Ей отвратителен госпиталь, но долг не позволит покинуть службу. Конохе не восполнить потерю её бесценных навыков, теперь, когда слава Харуно, как ниндзя-медика, гремит едва ли не так же громко, как и самой Цунаде. И при этом, молодая куноичи не имеет привычек выпивать и проигрывать казённые деньги, во всяком случае, нагло, в открытую. Сакура усмехнулась горькой мысли, что замену ей найти не представлялось возможным. Она застряла навсегда. Путь шиноби, так?       Зато никто же не мешал в обеденный перерыв мечтать о другой жизни за чашкой кофе, втайне разбавленной коньяком. Она научилась делать всё с невозмутимым выражением лица, чтобы медсёстры не перешёптывались за её спиной. В конце концов, Харуно — их начальство.       Было время, когда ирьёнин собственноручно стёрла в пыль свою репутацию опрометчивыми поступками, слабостью, а ещё рассказывая каждому, кто готов слушать, об Учихе и любви. Слишком долго и сложно потом довелось репутацию восстанавливать, оттого девушка держала приличное расстояние с коллегами, соблюдала субординацию с подчинёнными.       Мечта показать всем, чего она стоит воплотилась в жизнь, и теперь бежать было больше незачем, стремиться не к чему, но тоска не проходила. Она упустила счастье. Что могло бы сделать её счастливой?       Мысли о Саске прокатывались мерзкой дрожью по позвоночнику и стаей мурашек по коже. В погоне за ним, куноичи не испытала и не узнала ничего хорошего для себя, ничего чистого и благородного, что, якобы, должна дарить любовь. Совсем наоборот, благодаря ему, она училась лгать, лицемерить и угождать, делать то, чего сама не хочет. Пока не поумнела и не отказалась от сантиментов, правда, долг, предписанный шиноби, тоже не открывал никаких свобод и горизонтов.       Дальше пришли мечты другого сорта: о побеге, далеко от Конохи и Альянса, туда, где её никто не знает, где она вольна сама решать, как сложилась бы её жизнь. В тех иллюзорных местах девушка бывала часто, но никогда бы не посмела всерьёз оставить свой пост и предать оказанное ей доверие. Она же не Учиха.       И вот, в последнее время, в голове звучал размеренный и спокойный голос, который наставлял её многие годы. Сакура не разбирала слов, только вслушивалась во всплывающие в сознании интонации. Ей нравилось слушать, потому что она скучала по сенсею, в то время как они встречались и общались всё реже, что, конечно, не перечеркивало совместно проведённые годы, но долгое время ничто не ослабляло возведённых стен. До того самого памятного вечера, когда мужчина своей искренностью разнес их вдребезги.       Настенные часы оповестили персонал, что пора возвращаться к работе, но девушка, не желая отпускать такое редкое блаженное ощущение, решила задержаться перед возвращением в свой кабинет. За своим выражением уже можно было не следить. Кафетерий быстро опустел, но вряд ли её лицо выражало что-то, кроме умиротворения.       Совесть больше не грызла от того, что она заподозрила Какаши в излишнем внимании к себе. Такой шаг был бы закономерным исходом длительных и близких отношений, его и её слабостей, телесных и эмоциональных потребностей. Однако сенсей, как порядочный и дисциплинированный человек, не позволил бы себе такой интрижки, выбрал бы себе другую, такую же скрытную, как Харуно, но подходящую ему в возрасте и статусе.       Воображение услужливо подсунуло свежие воспоминания о крепких мышцах под её ладонями, о запахе мужской кожи и серебряных волос, о восхитительных пухлых губах и больших раскосых глазах с полуприкрытыми веками. Именно такой взгляд называли томным.       Температура в помещении подозрительно поднималась, и медик, глубоко вдохнув, расстегнула блузку, отгоняя неприличные вопросы и любопытство о том, каким он был бы в постели. Её мозги, к счастью, уже не переставали работать от образа красивого лица. Исключение составляло лишь воздействие горячительных напитков, что и завело её изначально в идиотское положение.       Сакура поежилась, представив себе, что случилось бы после: развал их дружбы и избегание друг друга. Потому она была уверена, что сгорела бы со стыда, едва только словив на себе внимательный взгляд, провалилась бы под землю, если бы учитель только упомянул о произошедшем или, того хуже, выразил бы желание поговорить об этом.       В тот вечер Наруто, уплетая рамен в Ичираку, сидел между ними, не заметив, как тяжко висело молчание, пока они ждали заказ, как облегчённо выдохнула Сакура, когда Хатаке завязал непринуждённую беседу о новом интерьере и старых рецептах, как облегчённо рассмеялся сенсей, когда любимая ученица поведала ему, что здесь команда номер семь впервые задумала угостить его раменом, чтобы заглянуть под маску. Тогда им помешали Ино, Шикамару и Чоджи, ожидание растянулось почти на десять лет, а интрига стала едва ли не самой волнующей в их жизни.       Она видела его лицо, не случайно, не мельком, не хитростью, а потому, что Какаши сам захотел, и это позволило ей переварить происходящее. Учитель открыл им то, что вряд ли видел ещё кто-либо из живущих, и на душе, несмотря на недоразумение, было поразительно хорошо. Загадочная улыбка предательски заиграла на её губах тогда в Ичираку, и даже сейчас, когда Харуно сидела, развалившись на стуле, и вспоминала.       — Сакура-сан, — в дверь настойчиво постучали, и приятный женский голос оповестил. — Вас в приёмном отделении спрашивают.       — Кто спрашивает?       Ответа не последовало. Видимо, медсестра уже ушла. Сакура, с усилием поднявшись, вышла в коридор и побрела вниз по ступенькам. Больше всего ей не нравилось оставаться на виду, потому что и коллеги, и пациенты мужского пола уделяли ей крайне пристальное внимание. Это, конечно, льстило, но до поры. Сложно доносить дельные идеи и распоряжения, когда их внимание поглощено её стройными ногами и чуть видным бюстом за широким вырезом халата. Вестибюль почти пустовал, и Сакура застыла там, где стояла, заметив знакомый профиль.       Когда они прощались, Харуно вежливо отметила, что получила удовольствие от встречи и пригласила учителя заходить к ней в госпиталь, если выдалось бы свободное время, не рассчитывая, что приглашение будет расценено, как фактическое. А может быть и не было. Может быть, его привело сюда дело.       — Какаши-сенсей, — выровняв тон до учтивой сухости, Сакура обратилась к учителю.       Мужчина обернулся к девушке, как и другие, на момент задержав взгляд на бёдрах и декольте, но затем невозмутимо встретил её глаза. Сакура понадеялась, что он не представил себе всё то, что видел на днях.       «Уж кто бы говорил…», — подло напомнило сознание об откровенных фантазиях, посещавших её периодически.       Нос учителя дрогнул под маской, и Сакура поняла. Джонин уловил её присутствие острым нюхом до того, как ирьёнин позвала его, но не подал виду, оставляя возможность уйти и передать свои извинения.       — Сакура, — Какаши слегка улыбнулся, потёр пальцами переносицу. Его привычный жест. — Я хотел бы поговорить.       Ноги ослабли, в горле волшебным образом очутился ком, который ей не сразу удалось проглотить, чтобы выдать вразумительный ответ. Кажется, Хатаке заметил блеск испарины у неё на лбу и поспешил отвести её за локоть немного поодаль. Харуно, как тряпичная кукла, последовала за ним, совершенно не против, чтобы её тащили, пока она собиралась с мыслями. Чёрт бы её побрал, если их ждал позорный разговор.       — Я давно хотел сказать, — приглушенным, но уверенным тоном начал учитель, тем самым, что давеча звучал у неё в голове. — Мне предложили занять должность Хокаге вместо Цунаде. Я бы сказал, настойчиво предложили, и… будет справедливо, если ты и Наруто, — самые близкие мне люди, — узнаете об этом от меня лично.       — Вы уже сказали Наруто?       — Пока нет.       — Это ведь мечта Наруто, а не моя. Почему именно мне вы говорите первой?       — Потому что, ты ближе всех к Пятой, — пояснил мужчина, и на мгновенье, замолчал, будто обдумывая, стоит ли продолжить предложение. — И ты мне очень дорога, Сакура.       Кислород вернулся в здание, когда учитель поспешно добавил, что не хотел бы, чтобы ученица думала о нём плохо, будто он предаёт их, занимая место важного ей человека. Харуно вовсе не мерещилось, что инородным языком они говорили о том самом. Что ж, уж лучше так: это не прямой вопрос.       — Не беспокойтесь, сенсей. Я знаю, что ваша честь не тускнеет с годами, — покачала головой Сакура, выдавая себя дрожью рук, спрятанных в карман халата. — А ещё я знаю, что Цунаде-шишо давно мечтала об отставке. Если честно, слухи до нас давно дошли. Собственно, оттого, что вы нам сами не сказали, мы и обиделись. Иначе никогда бы не решились так остервенело на вас охотиться.       Девушка весело сверкнула изумрудными глазами и улыбнулась. Ему больше всего нравилась именно такая улыбка, в которой осталось что-то от детства.       — Сакура, я не сказал вам только потому, что не был уверен, что соглашусь, — уже тише добавил. — Я бы предпочёл остаться вашим капитаном.       Почему-то она ничего не восприняла после слова «вашим». Наверное, стоило проверить слух. Она просто угукнула, надеясь, что угадала с реакцией.       — Где же мои манеры? — сетовала Харуно. — Позвольте угостить вас чаем, сенсей. Скромно отпразднуем ваше назначение.       Его щеки порозовели, и мужчина пробежался пальцами по серебряным волосам:       — С удовольствием.       Какаши был безмерно благодарен ей за сдержанный приём. Гай, его старый друг, убежденный, однако, что он его старый соперник, пытался всунуть ему букет цветов и, крича на весь квартал, сподвигнуть на последний забег. Выхода не было, пришлось согласиться. Уставший, учитель сразу направился к Сакуре, о которой невольно думал чаще, чем дозволено, и так, как не дозволено.       Стыд за своё двусмысленное поведение заставил без жалости избавиться от любовных романов, с головой уйти в работу, чтобы восстановить честь хотя бы в собственных глазах, и зарекись когда-либо пить что-то крепче кофе. Чай, пожалуй, можно. Джонин, конечно, хотел отказаться, должен был, но не рисковать же было обидеть Сакуру. Да и говорить с ней, радоваться её обществу не запрещено.       Сакура указала жестом на удобный кожаный диван у себя в кабинете, который купила на свои премиальные. Мебель, и правда, стоила каждого потраченного гроша. Девушка протянула ему горячую кружку, которую Хатаке осторожно принял из её изящных рук. На трезвую голову вынужденное прикосновение ощущалось куда более неловко, чем в доме Наруто, наверное, даже более неловко, чем то, что они наедине. Раньше тактильный контакт никогда не вызывал у них смятения, но раньше и Сакура была маленькой девочкой. Глупо, ведь из этого, в любом случае, ничего не вышло бы. Какаши крепкой кистью потянул маску вниз.       — Поздравляю вас, сенсей, — она опустилась рядом на приличное расстояние, уж слишком резко закинув ногу на ногу. Тут же залилась краской. Похоже, это выглядело вульгарно, в особенности, в свете того, как дрогнул его кадык. Учитель был близок к тому, чтобы поперхнуться.       — Благодарю, Сакура.       Рядом с Хатаке и Учихой куноичи всегда чувствовала себя открытой книгой, не подозревая даже, как им удавалось сохранять такую непробиваемость. Может и ей удавалось, просто не с ними. Учиха вгонял её в бесконтрольное волнение, потому что она любила его, а учитель всегда видел насквозь всех троих — особенность профессии наставника.       — Я, правда, не уверен, что подхожу, — тяжело вздохнул сенсей.       — Вы — единственный, кого я знаю, кто точно подходит на должность Хокаге, но я понимаю сомнения, — возразила Сакура, махнув рукой. — Мне тоже часто кажется, что меня здесь быть не должно.       Хатаке удивлённо свёл брови, а Сакура продолжила:       — Я знала о Цунаде и её планах оставить пост, когда она назначила меня руководителем больницы вместо своей помощницы. Вроде бы моя должность и более престижная, чем раньше, но это совсем не то, чего я хотела.       Харуно не стыдно признаться ему, ведь учитель и так видел её в самые жалкие моменты жизни и всё равно питал к ней привязанность. Он поймёт и не осудит её, а она — его. Хатаке согласно и озадаченно кивнул, жуя недопустимо полные губы, чем ускорил её сердце.       Сакура не солгала бы, если бы сказала, что даже Учиха с его благородной красотой не мог очаровать больше сенсея. Опущенные веки, дерзко вскинутые брови, сочнейшие губы и родинка в уголке. В нём было нечто исключительно первозданное, сексуальное, от чего почти невозможно оторвать глаза. Благо, он, в своих мыслях, не заметил, как ученица разглядывала его.       — Ты несчастлива здесь?       Ирьёнин вздрогнула. Он использовал именно такую формулировку, которая беспокоила её не один день. Госпиталь имел слаженный уклад и небольшую нагрузку. Перечень обязанностей лишь представлялся огромным. В реальности же Сакура отвечала лишь за бумаги и узкий круг подчинённых, которые и так были прекрасно подкованы и не нуждались в строгом контроле. Ещё куноичи активно привлекала себя к лечению пациентов, но хотелось ей вовсе не этого.       — Нет, — отрезала, даже немного раздражаясь, что ему не очевидно.       — Тебе больше нравилось быть ассистентом, нежели руководителем?       — Дело — не в названии, — Сакура сделала глоток, сожалея, что чай не был разбавлен спиртным. — Как можно быть счастливой сутками смотря на умирающих, раненных, агонизирующих товарищей? Я хочу помогать и делала это, когда меня вызывали, но как может нравиться жить этим? Когда не лечу пациентов, то документирую это или слушаю рапорты сотрудников о том же. Даже не знаю, что сохраняет мне разум.       Хатаке внимательно слушал, до тошноты узнавая её рассказ: однажды так же было с другим молодым парнем, служившим в секретной службе, пусть именно там и приносил Конохе наибольшую пользу.       — Хочешь вернутся на старую должность?       — Вы… предлагаете… — Сакура округлила глаза.       — Да.       Она бы многое отдала за такую возможность, но звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. К тому же, слух о назначении Шестого был не единственным, просочившимся в массы. Поговаривали так же, что новым помощником назначался лучший стратег деревни. Сакура, конечно, весьма неглупа, но не ей тягаться с гением.       — Разве старейшины не рекомендовали Шикамару?       — Я смотрю ты знаешь не меньше моего. Кажется, я воспитал настоящего шпиона. Тебе были бы рады в АНБУ, — Хатаке, смеясь, обнажил зубы и запрокинул голову. Очаровательно.       За суматохой девушка совсем забыла суть многолетней дружбы — им всегда хорошо вместе.       — Нет, просто другие воспитали сплетников, — подхватила Сакура.       — Всё верно. Шикамару, несмотря на его участие в заговоре против маски будущего Хокаге, — та прыснула в ладонь, — станет моим доверенным лицом, а ты всегда им была.       — Спасибо, — одними губами произнесла ирьенин, трогательно захлопав ресницами.       — Не за что. Я знаю, сколько тебе пришлось вынести, — протянул джонин. — Ты заслуживаешь делать то, что нравиться.       — Я говорила о вашем доверии.       Алый румянец сенсея, рассматривающего свой чай, будто в чёрной глади показывали кино, заставил и её смутиться. И разозлиться на себя. Раз уж краснеть, то не впустую. Сакура потянулась, в ужасе от собственной дерзости, взлохматила его волосы и, впервые, узрев открытый в изумлении рот учителя, расхохоталась.       — Должна же я была вам отомстить за то, что выставили нас дураками и застали врасплох! К тому же, скоро вы наденете уродливую шляпу Хокаге, и больше никогда не доведётся видеть вашу привычную причёску!       — За тобой глаз да глаз нужен! — шутливо пригрозил Хатаке. — И я ни за что её не надену.       Послышался топот очень близких шагов и следующий за ним стук в дверь. Сенсей молниеносно потянул маску вверх. Похоже, для него и впрямь было очень важно, чтобы только близкие могли увидеть его лицо. Харуно давно об этом догадывалась. На поле битвы, лёжа в госпитале, когда, вроде как, не до этого, мужчина всячески оберегал свою тайну.       — Войдите.       В кабинет прошёл заведующий реанимацией, чуть склонил голову в почтении, в основном обращаясь к сенсею, видимо, прознав о его положении.       — Хатаке-сама. Сакура-сан.       Точно прознал. Наверное, вся больница уже знала. Какаши и Сакура красноречиво переглянулись.       — Морино и отряд спецджонинов пересекли границу Конохи.       — Полагаю вы знаете, что делать, раз уже это в сотый раз на моей памяти, — Сакура развела руками. — Я незамедлительно присоединюсь, чтобы заняться самыми тяжёлыми пациентами, как только они прибудут в госпиталь.       Заведующий, с неизменно каменным лицом, повторно поклонился и испарился. Сенсей, в свою очередь, поднялся, аккуратно поставив свою чашку на стол. Ему нелегко дастся её новое назначение, да и мутить воду там, где поток уже неспокоен, чревато опасностью, но, как бы то ни было, это его проблема. Сакура не должна была расплачиваться за чужие грешки, за то, что её учитель — позорный любитель любовных историй. Она достойна того, чтобы её заслуги признавали и чтобы с её желаниями считались.       — Когда будешь готова приступить?       — Как только пройдёт ваша инаугурация! — с нетерпением выпалила девушка, чуть ли не подпрыгнув от распирающего её энтузиазма.       — Тогда через неделю. Подумай пока, кто мог бы заменить тебя в госпитале, — Хатаке удержался от порыва выразить поддержку, поцеловать в лоб, который девушка привыкла считать некрасивым, и просто направился к выходу. — Спасибо за чай.       — Я буду делать вам чай так часто, как только захотите, лишь бы вы скорее меня забрали отсюда, — пошутила Харуно. — Я даже печенье буду печь.       — Разносить напитки — это тебя не достойно, — рассмеялся Какаши. — Печь печенье тоже.       Было время, когда Сакура думала, что только на такое, пожалуй, и сгодилась бы. Она раскрыла руки и заключила мужчину в объятия. Учитель прислонился щекой к её макушке, затем ушёл. Харуно не провожала, но ещё целый вечер никак не могла стереть с лица удовлетворенное выражение.