Мой красивый сенсей

      Какаши был вынужден признать, что не был лишён сентиментальности. Иначе никак не объяснить, почему он не мог выпустить из головы их странный разговор с Сакурой о тайнах и почему принял близко к сердцу выпады о собственной неискренности.       Она не верит ему. Пусть доверяет, но не верит. Казалось бы, что десять лет службы и дружбы должны стоить гораздо больше, но сформулировав идею, Хатаке сумел оценить иронию. Ведь именно данную мысль Сакура и пыталась донести до своего бывшего наставника и капитана.       Она, сделав несколько резонных замечаний, резко и безжалостно, сама того не ведая, отбросила джонина в тёмные времена. С новой силой вернулись тоска и отвращение к себе, зацикленность на собственных ошибках.       Убийство. Предательство. И самый страшный грех — молчание. Какаши забывал и умалчивал: о том, как умерла Рин, о том, что вырезал глаз ещё живого друга и не вернулся за его телом, о том, что позволил Саске рухнуть в пропасть, о том, что собственноручно исполнял аморальные и кровавые поручения. Это будто в прошлой жизни.       Он был в ужасе, когда получил отставку из АНБУ, и пришлось вернуться к обычным людям и рядовым шиноби. Выйдя из тени, Какаши просто разрешил себе, как старой боевой технике, надломиться, заржаветь, ожидая ремонта или утилизации. Тёплый круг коллег и друзей сделал выбор за него, и вместо ожидания гибели, мужчина собрал себя заново.       Его биография, как и всех бывших агентов АНБУ, отмечалась штампом «Секретно» и хоронилась глубоко в архивах. Оттого слишком соблазнительно тогда представилось заиметь чистый лист и слишком больно было носить с собой весь багаж.       Сын Белого Клыка, как и отец, поддался прелести лёгкого пути: стал просто учителем, загадочным человеком в маске. Он выбрал оставить позади семью, команду, секретную службу и куски совести, но та, даже будучи искалеченной, ухитрялась исполнять свои обязанности, и почуяв слабину, когда Какаши согласился с чужой правотой, сразу выторговала сделку — позволить ему сделать вдох в обмен на решение не лгать больше.        Об этом, скорее всего, жалеть будет именно Харуно. Ему терять давно нечего. За вечер Какаши не выпил ни глотка, только прислонял края своего бокала к пышным губам. Хмель, ненадолго отложивший бы самобичевание, упорно не лез в глотку, поскольку пить в свою же честь в свете последних событий не позволяла честь. Мужчина не слишком расстроился, посчитав трезвость ума умеренным наказанием себе, и наблюдал краем глаза за женщиной, которая пошатнула его мир. В очередной раз.       Сакуре в глотку лезло всегда. Изрядно напившись, ассистентка Шестого улучила удобный момент, чтобы направиться в дамскую комнату, где выгребла битое стекло из сумки в урну и умылась холодной водой, избегая глаз и губ, где потёк бы макияж. Голова кружилась, а желудок выворачивало, вынуждая опуститься на пол, чтобы перевести дух.       Её не было видно долго. Какаши искал Сакуру среди толпы, незаметно, как и полагается бывшему агенту АНБУ. Сначала бросал редкие взгляды, но заметив, что походка девушки становилась дрожащей, а без того усталые изумрудные глаза тускнели, боролся с отеческим инстинктом броситься к ней и позаботиться. Она не оценила бы. Рефлексы куноичи, в свою очередь, заставляли поднимать глаза на источник, когда чувствовали, что за ней следят. И это вовсе не смущало. Сакура и сама не выпускала из виду свою главную обязанность — Шестого Хокаге.       За долгий вечер они так и не говорили друг с другом, только смотрели. Повод нашёлся сам собой, когда Харуно вырвала обречённо кивающего сенсея из цепких лап Райкаге.       — Я прошу прощения, — обворожительно улыбнувшись повелителю Скрытой Молнии, Сакура ненавязчиво взяла бывшего учителя за локоть, намереваясь увести. — Боюсь, возникла срочность. Вы позволите украсть у вас господина Хокаге?       — Разумеется! — великодушно разрешил тот и фамильярно похлопал мощной ладонью по спине Какаши, который не менее великодушно промолчал, несмотря на острое желание сломать оставшуюся руку Эя. — Позже расскажу, чем всё закончилось, Хокаге, но того окуня я поймал, чтобы вы знали!       — Я не сомневался. Желаю вам насладиться вечером, если вдруг дела меня задержат, — не уловил насмешку в интонациях сенсея только самовлюбленный Райкаге. — С вашего позволения.       — Я и не думала, что вы знаете такие обороты, — поддразнила Сакура.       — Считаешь я не способен на вежливость? — парировал Хатаке.       — Считаю, что вы не способны лицемерить.       — Ты ошибаешься, — мог бы поспорить и даже доказать, что способен, но предпочёл заткнуться. Какаши помнил свое слово, только время и место неподходящие. — Что произошло, Сакура?       — Всё в порядке. Я думала вы нуждаетесь в спасении, — Харуно оглянулась на Эя, и хитро прищурившись, пообещала. — Но если вы хотите дослушать рассказ об окуне, то мне ничего не остаётся, как вернуть вас.       — Я не жалуюсь, — живо заверил Какаши, и обезоруженно вскинул руки. — Я благодарен за спасение.       — Вы мой должник теперь, — Сакура, довольная собой, улыбнулась, и слегка оступившись, жестом показала учителю, протянувшему ей руку, что не хочет помощи. — Вы сегодня прекрасно держались.       — Спасибо.       Он замедлил шаг, замечая, что ходьба на каблуках даётся девушке нелегко, пока они прогуливались вдоль секции зала, где располагались Коноховцы, и прибыли как раз вовремя, чтобы застать самый разгар веселья. Хмельной Наруто, воспользовавшись двадцатиминутным отсутствием Сакуры, соорудил голову Хатаке из цельного ананаса, украденного с кухни, и наглядно рассказывал товарищам о том, что видел под маской, используя кусочки фруктов для лепки лица. Какаши, стоящий плечом к плечу с Харуно, чьи глаза выкатились из орбит, узнал отсылку в ананасе и прыснул в кулак.       — Я его сейчас убью! — куноичи грозной поступью направилась вперед.       — Не стоит, — Какаши, проглатывая смех, слегка удержал её за локоть и притянул обратно, но выпившей Сакуре этого было достаточно, чтобы запутаться в ногах. Сенсей подхватил её и совершенно рефлекторно прижал к себе для устойчивости. Он и сам не понял, что произошло. Нет. Понял. Когда Сакура выдохнула парами из смеси вина, виски и саке. — Осторожнее.       Сакура бы предпочла падение, чем оказаться в объятиях учителя таким неловким способом и перед сотнями гостей. Она уперлась ладонью в его торс, оттолкнула себя и свое лицо, сдвинувшее вуаль и уткнувшееся мужчине в щеку. Медик указала на Наруто:       — Он же позорит вас.       — Шиноби позорят измена, трусость и жестокость, но никак не это. — авторитетно возразил учитель на тему, которая была ему знакома лучше, чем кому-либо.       Какаши не хотел прерывать веселье, скорее любовался издалека, старался сохранить в памяти. Мальчик был поразительно похож на своего отца: те же вздыбленные соломенные волосы, глаза чище неба, но на лице сенсея Минато никогда не было таких озорных выражений. В этом Наруто предпочёл кровь своей взбалмошной матери.       — Вы правы, но… — Сакура неодобрительно покачала головой, полосуя волосами декольте. — Я знаю, что ему суждено стать Хокаге однажды. Пора бы перестать дурачиться и повзрослеть.       — Думаешь? — вздохнул наставник. — Люди устали от парада кислых лиц, смотрящих со скалы. Им нужен несломленный дух.       — Я не считаю ваше лицо кислым. И вы самый несломленный дух, который я знаю, — Сакура наблюдала за Узумаки, чей вид действительно согревал душу, и не обратила внимание, как выступили морщины вокруг глаз учителя. — Его невозможно не любить, правда?       — Невозможно, — кивнул сенсей, задержав взгляд на ней, пытаясь понять о какой любви она говорит. — Но не все так считали.       Джонин раньше избегал даже упоминаний о Саске, в силу многих причин, но сейчас осознанно ступил в зыбучий песок. Пусть затянет по пояс сейчас, пока не утянуло на дно. Сакура безошибочно угадала о ком идёт речь, но растерялась, занервничала, и выигрывая время, чтобы найтись с достойным и прохладным ответом, изображала недоумение. Успев непроизвольно обнять себя руками, будто защищаясь, сделала враньё бессмысленным:       — Есть и хорошие новости. Иначе я бы никогда не поняла, что Саске не имел сердца.       — Это глубоко личный вопрос, но разве… — он удивился, рассчитывая скорее, что Сакура смирилась, нежели одумалась. —… любовь прошла?       — Не было никакой любви. Во всем была виновата моя преданность, — выдохнула Харуно, уступая нежному взгляду, за которым очень скучала и который, в тоже время, раздражал. — Мы были вместе: я и вы, Наруто и… Саске. Каждый из вас — моя часть, и я не могла найти в себе ни силы, ни храбрости оторвать её от себя. Теперь всё в прошлом. Я готова.       — К чему? — Какаши с подозрением свел брови. Чутье верно подсказало выбрать именно такой вопрос из вороха других.       — Убить Саске.       Памятуя, как сильно Сакура не любила, когда ей читают нравоучения, особенно прилюдно, мужчина осторожно взял девушку за кисть, считывая пульс, дабы оценить настрой, и повел в угловую часть зала, допустимо приличиями поодаль. Её вены рвало скачками крови, обещая трудные переговоры.       — В вашу последнюю встречу я полагал, что ты просто поддалась порыву, — Хокаге учтиво помог присесть за пустовавший стол и спросил. — Зачем тебе убивать его?       — Странно слышать от вас. Ведь именно вы спасли мою жизнь тогда, отвели Чидори.       — Я… помню.        Помнил до мурашек. За короткое мгновение могла оборваться её жизнь. И его жизнь тоже. Джонин не пережил бы ещё и потери своих детей, вдобавок ко всем невзгодам на его веку.       — Ты — не единственная, кто желает смерти Саске, но не каждый ставит себе цель убить его. Я считаю, что воспитал тебя разумнее.       — Сожалею, если разочаровала вас, — она раздражённо фыркнула, ожидая пока желание нагрубить учителю ослабнет. Будь перед ней кто-то другой, пожалуй, даже бы врезала.       — Забудь об этом, Сакура. Месть не облегчает боль, — монотонно, без перепадов и резких выпадов, как дрессировщик диких животных, настаивал Хокаге. — Зато превращает человека в чудовище. Я предупреждал Учиху, но он меня не слушал. Ни за что не позволю, чтобы так же произошло с тобой.       — Значит, надо забыть? Пусть ему сойдет с рук всё, что он сделал? — Сакура возмущённо вспыхнула, срываясь на высокие ноты.       — Саске преступил достаточно законов для смертной казни, но нельзя допустить, чтобы личное желание преобладало над общим порядком. Иначе наступит день — и ты сама будешь готова пожертвовать законом и всем, что встанет между тобой и местью.       Какаши научился, имея в своей команде самых безбашенных подростков Конохи, становиться чёрной дырой, всасывающей в себя негативную энергию с совершенно непроницаемым лицом, но отчего-то той всё равно было слишком много в такой юной девочке. Понять её, конечно, можно было, но не идти на поводу.       — Не сравнивайте меня с ним! — процедила сквозь зубы медик, почти готовая грубо развернуться и уйти.       — Он тоже не всегда был таким. Разве ты забыла? — вкрадчиво напомнил Какаши. — Один мудрый человек сказал мне, что люди становятся тем, что им отвратительно, когда слишком самоуверены в том, что они — другие.       — Похоже на Ибики Морино, а мне казалось вы от него не в восторге. — язвительно хмыкнула Сакура, стуча ногтями по поверхности стола и с нетерпением ожидая конца.       — На Учиху Итачи.       Звуки зала померкли со звуком имени. О брате Саске ходило немало противоречивых слухов и легенд, производящих впечатление настолько, что девушке даже снился человек, которого она никогда не видела. Чаще всего в кошмарах. Ей было любопытно узнать о том, кто был одержимостью бывшего возлюбленного, разгадать мотивы бросить в огонь жизнь наследника великой династии, уничтожить свою кровь и плоть.       — Вы… знали его?       — Знал, — подтвердил Какаши, и предвосхищая следующий вопрос, объяснил. — Итачи служил в «Корне», а я — в тактическом подразделении, но у нас состоялось несколько совместных миссий в АНБУ. Правда, познакомились мы гораздо раньше.       — Как?       — Я рассказывал вам однажды о своём напарнике, чьё имя выбито на камне…       Сакура кивнула.       — Обито Учиха умирал в завалах утёса и завещал мне свой уцелевший глаз, — продолжал джонин, сверля бутылку на столе, будто ничего интереснее не видел. — Наша напарница была похищена, потому ждать, пока он скончался бы от полученных травм не оставалось времени. Тогда… Обито настаивал, чтобы я извлёк глаз наживую…       Сакура зажмурилась, невольно представив себя в обстоятельствах, когда все варианты проигрышные. В висках застучало. Она сошла бы с ума. Сошла бы с ума.       — Очевидно, что ничего другого ожидать не следовало, но Обито был настоящим героем и моим лучшим другом, потому я не имел права не выразить его семье почтение и соболезнования, несмотря на то, что они ... своеобразные. Я отправился к ним после его смерти, но меня сразу же обвинили в убийстве и обстановка накалилась. Поверил, увидел мою боль, только один из них и сопроводил меня вон из квартала Учиха, — Какаши с тяжёлым сердцем старался забыть об образе хрупкого и красивого юноши, о неких своих догадках, о том, что за этой красотой могло быть сокрыто. — Итачи предупредил, что мне следует впредь быть осторожнее и не соваться в змеиное логово, потому что клан никогда не смирится с тем, что чужак теперь хранит их силу.       — Итачи спас вам жизнь. Это безумие. — Сакура произнесла, будто проверяя слова на вкус, на правдоподобность.       — Знаю.       — Это не похоже на человека, который внезапно вырезал свою семью.       — Я уверен, что всё произошло совсем иначе, — Какаши сцепил пальцы в замок перед собой. — Хирузен разжаловал меня из АНБУ сразу же после резни. Я не оспаривал его решение, но… мне показалось, он опасался, что я могу совершить нечто подобное.       — Третий так вам объяснил своё решение? — Сакура прикусила ноготь и вскинула бровь. В её воображении сенсей не мог потерять самообладание, тем более, настолько, чтобы устроить кровавую бойню, но в АНБУ не берут тех, кто не способен на такое.       — Объяснил тем, что «хорошим людям не место в АНБУ». Я предположил, что Итачи не выдержал давления службы, но… — Хатаке задумчиво почесал затылок. — В таком случае стоило бы начать с самого Данзо, и вся дивизия «Корня» не смогла бы защитить его. Я видел Итачи в бою. Не знаю, как Саске удалось убить своего брата, но равных ему не было.       — Пожалуй, я бы тоже начала с Данзо. Сложно представить себе человека более неприятного, — Сакура любила головоломки, но эти пазлы, действительно, не складывались. — Разве вы никогда не хотели узнать, что случилось?       — Мои желания ничего не решают, — покачал головой Какаши. — Всё надёжно запечатано за закрытыми дверями «Корня» и поместья Учиха.       — Вы — Хокаге. У вас есть доступ в секретную секцию архива.       — Не думаю, что архив поможет. Отчётность «Корня», скорее всего, спрятана в их штабе или хранилище, и доступ к ней имеет только Данзо, возможно, ещё свита его приближенных, но есть причины сомневаться даже в этом. Старик — параноидальный тип с манией преследования и всё, что там хранится — залог его власти и жизни. Он ни за что не станет рисковать засекреченными документами.       — Верно. — Сакура обперелась подбородком о свою ладонь. Умственная работа наливала пьяную голову тяжестью.       — Мы связаны по рукам. — Какаши, подкрепляя это невербально, скрестил их на груди и откинулся на спинку стула.       Помещение нагревалось, будто раскаленное южным солнцем Суны. Сакура потянула вниз расшитый камнями корсет, который, завязанный сзади, не желал поддаваться. Во всяком случае, она так считала. Хатаке же тактично, но с усилием, не смотрел в расширяющееся декольте.       — Возможно, нет, — предположила Сакура, сама удивляясь, что извилины ещё способны работать. — Вы упоминали, что у вас с Итачи были совместные задания, а значит Третий Хокаге и Данзо объединяли силы по необходимости. В таком случае, обе стороны вели свои отчётности и протоколы. И наша часть хранится в секретной секции архива.       — Вместе с миллионом других дел, Сакура, — пожал крепкими плечами сенсей. — Это иголка в стоге иголок. Мы даже не знаем, что ищем.       Девушка на глазах учителя, демонстрируя не лучшие манеры, притянула к себе ведро для охлаждения шампанского, уткнулась лбом в прохладную металлическую поверхность и с удовольствием застонала. Какаши улыбнулся. Именно такая Сакура, несдержанная и порывистая, была его любимой ученицей.       — Мы знаем временной период, и можем предполагать, что замешан Данзо, — возразила девушка, с мольбой смотря на наставника, и выглядывая из-под ведра, чем растягивала улыбку под маской Хатаке шире. Ей хотелось понять, что произошло, раз уж покушались на её жизнь. — У меня не выходит из головы последняя битва с Саске. Он совсем обезумел, и в его речи мало, что можно было разобрать, но зачем ему было искать и требовать Данзо?       — Он лишился рассудка, Сакура, не стоит искать смысл в его словах.       Девушка на секунду замерла. Музыка оркестра на заднем фоне, голоса и смех гостей оберегали их собственный разговор, но не располагали к делам официальным. Уцепившись за мысль, Сакура поспешила её озвучить, пока та не покинула расслабленное выпивкой сознание:       — Мы что-то упускаем. Что-то важное.       Легче не особо становилось, и Харуно погрузила пальцы в остатки льда в ведре, перемешанные с водой.       — Он пытался убить тебя, — недовольно напомнил учитель. — Не ты ли клялась, что отомстишь? А теперь ищешь ему оправдания?       — Я только пытаюсь рассуждать. Саске угрожал и Наруто, когда тот мешался под ногами, но ведь, когда Учиха напал на Пятерых Каге и на меня, его брат по нашим доносам уже был мёртв. Чего ещё ему желать? И то, что он говорил: «верни мне брата, отца и мать …». С чего бы упоминать Итачи?       Его не узнал бы никто из прежней жизни: с истекающими кровью глазами, жутким голосом и той кровожадностью, с какой бывший товарищ и нынешний отступник, бросался на старых друзей и союзников.       — Саске был весьма плох, когда сбегал к Орочимару, годами наставляемый психопатом, — Какаши развел руками. — Я думаю, он уже тогда был в шаге от безумия, а когда покончил со своим братом — последним звеном, связывающим с прежней жизнью… Мне жаль, что история великого клана закончилась так, но мы уже не в силах ничего изменить.       — Быть может, но одна ночь пятнадцать лет назад изменила всё. И ничего не кончено. Саске ещё жив, планирует чёрт знает что, а мы даже не в курсе, что происходило у нас под самым носом.       — Хорошо, — прервал сенсей, накрыв ладонь Сакуры своей, в знак того, что поддержит, на что та довольно улыбнулась. В ней запала и решимости осталось больше, чем в её учителе. — Ты права: чем больше мы знаем, тем легче будет предугадать его действия.       Ступни ныли от каблуков, к которым Сакура совершенно не привыкла и не имела намерения привыкать. Пока никто не видит, сбросив туфли под стол, вытянула ноги. Собравшись закинуть ту, которая могла быть освобождена разрезом платья, на стул, медик неприятно обнаружила, что стулья на противоположной стороне стояли далековато, и она могла, разве что дотянуться кончиками пальцев. Чтобы достать, просела глубже, пытаясь нащупать кожаную обшивку, и нащупала. Но не обшивку.       Сенсей дёрнулся почти на полметра назад, и едва дыша, вскочил на ноги. Сакура, в панике, потянулась, чтобы прикрыть открывшийся рот ладонью, и случайно дёрнув ведро, перевернула его на себя. Кожа задымилась от стыда, а присутствующие обратились к ним на звук металла, упавшего на пол.       Харуно не была уверена, как теперь поступить: бросаться в ноги учителю и извиняться, объяснить, что произошло недоразумение или сначала вытащить кубики льда из своего декольте. К счастью, со стороны это выглядело не больше, чем оплошность, где перевернулось ведро для охлаждения шампанского и до которого никому дела нет, кроме обслуживающего персонала, который уже спешил к ним.       — Просто случайность, — ровным тоном оповестил прибежавшую официантку Хокаге, но щёки его горели алым. — Не беспокойтесь.       Сенсей снял со стола тканевую плотную салфетку, и приблизившись к Харуно, быстрыми движениями промокал её корсет. Ученица, пряча не менее смущённое лицо за волосами, только и смогла прошептать:       — Спасибо … Я … всё объясню …       — Уйдём отсюда, — предложил сенсей, замечая, что на них, создавших переполох, краем, но поглядывает народ. Сакура кивнула и наклонилась, чтобы подобрать свои туфли из-под стола. Какаши сразу же понял, успокаивая взволнованную кровь, опустил мокрую салфетку на стол, и они, размеренным шагом, будто ничего не произошло, дошли до ближайших дверей, ведущих в зал собраний. Сакура махнула рукой второму ассистенту Шестого, указывая на платье, чтобы подменил её. Шикамару ответил кивком, но будто бы понял больше, чем следовало. Выскользнув из освещенного зала в темноту, Сакура, не сразу смогла превозмочь боль в глазах, и легла своим весом на дверь. Сенсей повернулся к ней:       — Тебе плохо?       Медик издала смешок себе под нос:       — Очевидно, что да … просто …       Недоразумение. Последнее, чего хотел бы Хатаке — это поставить её в неловкое положение и оказать нежелательное внимание. Сакура опустила глаза вниз. Лёд в лифе её платья безнадёжно растаял об горячую кожу и стекал потоками до самого подола. Ни в коем случае куноичи не покажется в таком виде.       — Мне пора домой. Платье промокло, я не могу вернуться так на вечер, но меня подменит Шикамару, — Сакура сама не понимала, почему в кромешной тьме они говорили шёпотом, несмотря на то, что сюда доносились гулкие звуки из соседнего зала торжеств. — Простите меня ещё раз, сенсей. Вы же знаете, я всегда была неуклюжей. А в этих дурацких каблуках …       — Ты не должна ничего объяснять. Я всё понял.       Терпкий и ореховый запах скользил рядом с её носом, и она позволяла себе втягивать. Ноги ослабли настолько, что Харуно стекала по двери на пол. Какаши удержал ученицу и рукой пригвоздил обратно, а девушка царапнула ногтями древесину, пытаясь зацепиться, чтобы не упасть. Сакура вообразила, на мгновение, что они могли заняться сексом здесь, стоя, опираясь о дверь. И любые звуки поглотились бы общим шумом.       Ей стоило только отодвинуть вуаль и попробовать его сочные большие губы. Чёрт с ними — с поцелуями, когда можно протянуть руку, запустить под жакет вдоль пресса, ягодиц, бёдер, расстегнуть подвязки на его штанах. Соски тёрлись о мокрый шёлковый корсет, чего Хатаке не мог не заметить. Легко было приподнять пальцами вырез платья и погладить там, где ей бы точно понравилось. Мораль и правила запрещают, конечно, но помечтать ведь разрешено.       — Кажется, ты выпила лишнего, — джонин заботливо потрепал Харуно по плечу. — Я проведу тебя домой.       — Я бы с удовольствием прогулялась с вами, но нельзя, — замотала головой девушка. — Что подумают гости, если заметят, что нас обоих нет?       — Подумают, что ты испортила платье и ушла домой, а я, как джентльмен, проводил тебя, прежде чем вернуться. Никто не посмеет ничего сказать.       — Вы, наверное, правы. — согласилась Сакура, выдавив улыбку: его убаюкивающий голос убедил бы её в чём угодно.       — Я думаю, ты могла бы обращаться ко мне на «ты». — Какаши развернулся к ней боком, галантно предложив руку.       Медик, смеясь, приняла приглашение и изобразила подобие реверанса. Обхватив сенсея за локоть, Сакура ненадолго прислонила свинцовую голову к мужскому плечу, ожидая пока ослабнет головокружение. Затем промямлила губами прямо в ткань его жакета:       — Думаю могла бы, когда никого нет рядом.       Вдалеке от нагретого воздуха и горячительных напитков, дышать стало гораздо легче, когда рассеялась заколдованная атмосфера: ярких огней, красивых нарядов, блестящих и представительных мужчин и женщин. Они, не сговариваясь, выбрали длинную, но скрытую дорогу к её дому, которая тонула в тенях зданий и деревьев, была не освещена и частями недостроена после последнего нападения на деревню.       — Минутку, — девушка остановила их и осторожно вытащила свою руку, встречая немой вопрос. — Чтобы не пришлось меня тащить.       Харуно сняла туфли, собираясь дальше нести их в руках, и облегчённо шла босиком вдоль пустынных улиц ночной Конохи, избегая камней и стекла на земле. Сенсей лишь кивнул. Ветер окончательно распустил завитые локоны, и остужая мокрое платье, бросал в холод.       — Твои волосы короче? — мужчина прищурился, пытаясь присмотреться и понять мерещится ли ему.       — Да, — Сакура пробежала пальцами по неровным и плотным концам розовых волос. — Вам… тебе… не нравится?       Сказать вслух оказалось сложнее, чем предполагала. Густой мрак переулков скрыл порозовевшие щеки учителя и ученицы. Джонин не сразу нашёлся с ответом, не мог сказать, что Сакура нравилась ему любой, опасаясь быть понятым неверно, или скорее, верно:       — Нравится.       Учитель вполне мог быть неискренним, но слышать из его уст комплимент было приятно. Улица, на которую они свернули, оказалась той самой, где много лет назад весела афиша с кинофильмом по мотивам «Райского наслаждения», и где однажды за ним шпионили ученики. Забавные двенадцатилетние дети.       Его сердце вдруг больно сжалось. Хатаке повезло больше, чем Гаю, похоронившему Неджи, больше, чем Куренай, даже не простившейся с мужем или Шикамару, Ино и Чожди, потерявших разом наставника, капитана и друга. Он не имел права сожалеть об ушедшем времени: Наруто и Сакура всё ещё с ним.       — Я слышала, что на тайную секцию со времен основания наложена особая печать, которая впускает только Хокаге, — поинтересовалась девушка. — Это правда?       — Насколько мне известно, но печать открывается, когда поглощает кровь Хокаге, — не сразу подтвердил Хатаке, отвлеченный в мыслях. — Я оставлю тебе колбу со своей кровью.       — Варварство! — возмутилась Сакура, разведя руками и взмахнув в воздух туфлями, едва не ударив ими учителя, и совершенно этого не заметив. — Нельзя же мучить Хокаге!       — За меня не беспокойся. Печати нужна всего лишь капля, — пояснил сенсей с улыбкой. — Небольшой колбы тебе должно хватить на некоторое время, но, Сакура …       Он был совсем не тем, кого ученица любила, кем восхищалась, о чем станет известно, когда она наткнется на протоколы его миссий в АНБУ, узнает, что произошло с Рин, секреты его прошлого. Правда в том, что Шестой позволил ей расследовать отчасти потому, что дал слово, хотел рассказать правду, и воспользовался отличной трусливой возможностью сделать это не лично.       — Сенсей? — позвала девушка, настороженная неприлично долгой паузой.       — Просто будь готова к тому, что каждый из этих документов может перевернуть всю твою жизнь. Прежним оттуда никто не выходил.       — Всё, чего я хочу — это правды. И я её откопаю, что бы не пытался зарыть Данзо и клан Учиха.       Сакура протянула ладонь, всё-таки снова взяв учителя под руку и специально толкая его бедром, раз за разом, пока тот, наконец, не ответил ей тем же.       — Вызываешь меня на дуэль? — серый глаз игриво заискрился, что порадовало девушку.       — Ты теперь важная птица. Когда нам ещё тренироваться?       Сакура, вооружённая двумя туфлями, прицелилась каблуком мужчине между рёбер, а тот увильнув, словил её руку и заломил за спину. Ученица, высвобождаясь, ударила учителя пяткой по ноге и потянулась к вуали, что с каждым резким движением, чуть открывала красивое лицо. Какаши отскочил к дереву, а Харуно — к противоположному.       — Разумнее будет сдаться, — закричала медик из своего укрытия. — Ты безоружен, а у меня есть два острых каблука!       — Предательница, — сенсей сорвал с вишни, под которой прятался, ближайшую веточку. — У меня тоже есть импровизированная катана!       — Вы — опасный противник, Копирующий Ниндзя. Похоже, сдаваться придётся мне. — Сакура расхохоталась, а потом по-детски жалобно поджав губы, вышла навстречу. Какаши встретил её объятием.       — Мои ученики никогда не сдаются, — деловито заявил, клюнув её в макушку и вдыхая запах розовых волос.       — Знаю, — буркнула девушка, уткнувшись ему в грудь, сжимая сильнее, а затем отпуская. — Сегодня можно.       У порога её дома, когда пришла пора прощаться, замявшийся учитель протянул Харуно сорванную веточку, которую она благодарно приняла из его рук. Набравшись храбрости, отодвинула вуаль и поцеловала горячую щеку, задержав губы на его щетине.       — До встречи. — не дожидаясь, пока сама передумает и поцелует его куда не следовало, скрылась за дверью, но втайне надеялась, что Какаши постучит.       Шестой долго простоял там, где Сакура оставила его, уткнувшись лбом в дверной косяк и хрустнув пальцами, которые сжимал в кулак. Он обещал соблюдать дистанцию. Пусть грань пока цела и невредима, но они ступили на опасную почву, вовлекаясь даже в невинный флирт.       Харуно — девочка, пребывающая в поисках утешения и смысла в жизни, едва склеившая своё сердце, а он — зрелый мужчина, принимающий то, что попадается на пути. Роман стал бы концом той жизни, что они отчаянно пытались наладить после всего пережитого. Готов ли Хатаке обменять свой пост и остатки морали на шанс на недолгое счастье?       Готов, но должен защитить её. Деревня осудила бы их, старейшины потребовали бы разорвать отношения или столкнуться с последствиями. В закрытом военном обществе нет ничего важнее репутации. Её карьере пришёл бы конец. Возможно, даже разжаловали бы в званиях.       Исправить ущерб тогда было бы уже невозможно. Если бы только джонин не был когда-то её наставником и капитаном, но тогда они, вероятно, даже не были бы знакомы. И им было бы плевать друг на друга. Идиотизм — думать о том, что никогда не измениться и никогда не произойдёт. Мучительно выдохнув, Какаши устало побрел обратно к проклятому Райкаге и рассказам о рыбе.