Глава 2
20 ноября 2019 г. в 16:45
Шло время, дни складывались в недели, недели в месяцы, а те в года. Естественно о моих родных никто ничего не слышал, а потому я остался жить с Хоуками. Через месяц после нашего знакомства Малкольм принес из церкви бумагу об усыновлении, заверенную печатью преподобной матери. Так я официально обрел новое имя — Виайр Хоук. Я «переродился» в Тедасе за десять лет до начала Пятого мора — шестого августа двадцатого года Века Дракона (9:20 Дракона). Так совпало, что этот же день мы стали считать днем моего рождения. Малкольм сказал, что мне примерно восемь лет, и даже на вид я был чуть младше близнецов. Хотя я всегда был довольно щуплым ребенком и выглядел младше своего возраста, поэтому точно назвать свой возраст даже я бы не смог, но мы единогласно решили, что уж лучше определить на глаз, чем вообще не знать настоящей цифры.
Первые несколько лет в другом мире оказались самыми сложными: выяснилось, что я не умею читать и писать ни на одном языке, не знаю названий месяцев и системы летоисчисления, мало помню историю Ферелдена и Тедаса в целом. Приходилось долго и упорно восполнять пробелы в образовании. Читать на Торговом и Орлейском языках меня учил Гаррет, он же помог с местными названиями месяцев. И если с простонародными их названиями особых проблем не возникло, то высокие заставили меня помучиться. Леандра, являясь в прошлом аристократкой, ответственно подходила к вопросу образования своих детей, а потому гоняла меня нещадно. Она долго и упорно вдалбливала в меня слова Песни Света и даже попросила местных церковных послушниц позаниматься со мной историей, как только удостоверилась, что я сносно научился читать.
Учиться в Церкви мне не понравилось. Послушницы и сами достаточно скверно знали материал, а уж если я начинал задавать вопросы, так и вовсе отмахивались от меня и совали в руки очередную скучную книгу. Большинство этих книг были написаны настолько плохо и оказывались такими бесполезными, что мне приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы их дочитать.
Помимо учебы приходилось наравне со всеми помогать Леандре и Малкольму по хозяйству: следить за скотиной (в семье насчитывалось два десятка кур, трое свиней и даже корова), наводить порядок в доме, копаться в саду и огороде. Типичная средневековая деревенская жизнь изматывала, непривычный труд заставил руки огрубеть, но помог нарастить некоторую мышечную массу.
Хотя чета Хоуков относилась ко мне так же, как к своим настоящим детям, и я чувствовал любовь и заботу, которой они пытались меня окружить, я все равно смог назвать их мамой и папой только к своим двенадцати годам. Сложно было осознавать их своими родителями, потому что еще жива была память о настоящих матери и отце. Когда я впервые назвал Леандру мамой, решив, наконец, окончательно отречься от своего прошлого, она разрыдалась у меня на плече, назвав своим «любимым маленьким сыночком». Малкольм не стал так бурно выражать свои эмоции, но было видно, что ему приятно.
Я мало общался со своими сверстниками, да и контактов с людьми старше тоже старался избегать — опасался сболтнуть лишнего. Из-за этого молодежь в деревне прозвала меня Молчуном. Меня это мало задевало, ведь общение с детьми меня совершенно не привлекало, большую часть свободного времени я проводил с Гарретом или отцом, что неимоверно бесило Карвера. Вообще мои отношения с близнецами первые несколько лет можно было описать словом «прохладные». Бетани, хотя и была достаточно сообразительной для своего возраста, все же оставалась ребенком, пытающимся втянуть меня в свои детские игры, что было совершенно мне неинтересно. Карвер же просто ревновал ко мне отца и старшего брата.
Отец и Гаррет, будучи оба магами, действительно находились в каком-то своем мирке, в который очень неохотно пускали посторонних. У них было огромное количество тем для разговоров, которые остальные члены семьи мало понимали, а потому даже не пытались нарушить границы их мира. Мне же было интересно все. Я впервые столкнулся с магией, она завораживала меня, восторгала своей мощью и красотой. Сам я магии в себе не ощущал и, честно говоря, надеялся, что меня обойдет стороной этот дар Создателя. Одно дело восхищаться тем, как ловко люди нарушают все известные законы физики, но совсем другое каждый день бороться с демонами Тени, знающими все твои слабые стороны. Но наблюдать за старшими Хоуками во время их занятий я любил.
Поначалу отец очень скептически отнесся к моему интересу и часто отправлял меня к маме, чтобы я не путался под ногами, когда они с Гарретом изучали новое заклинание. Но постепенно, когда парень стал чуть лучше контролировать свои силы, я все-таки отвоевал право находиться рядом.
А вскоре к нам присоединилась и Бетани, в которой магический дар проснулся довольно поздно — в двенадцать лет. Семнадцатилетний Гаррет к тому времени уже самостоятельно экспериментировал со своей силой и в некоторых отраслях мог дать фору Малкольму. Так, например, они оба были сильны в огненной магии, но при это Гаррет с такой же легкостью управлялся и с электричеством, тогда как отец мог еле-еле пустить небольшую молнию. Зато он был потрясающим целителем, чего нельзя было сказать о его старшем сыне.
Но так как сам я к магии был явно не расположен, то и интерес мой стал постепенно угасать. Все, чему училась Бетани, я уже видел, да и сложно изучать то, чего ты сам сделать не можешь, как бы не пытался. Потому я стал все реже появляться на уединенной опушке вдали от деревни, где маги оттачивали свое искусство, а потом и вовсе забил.
И хотя это расстроило Гаррета, которому явно льстили мои восторженные взгляды на его тренировки, мама и Карвер обрадовались моему возвращению в мир обычных людей. С тех пор как у Бетани проснулись способности, Карвер совсем замкнулся в себе. Ему было обидно, что отец не уделяет ему так же много времени, как остальным отпрыскам, но сам он при этом даже не попытался проявить хоть какой-то интерес к успехам своей семьи. Он предпочитал лишь дуться и строить из себя самого обделенного любовью.
В конце концов я устал от его вечного брюзжания, да и самому надоело обилие свободного времени, которое образовалось после того, как я перестал посещать Церковь, поэтому я попросил отца найти и нам с Карвером наставника. Отыскать толкового воина даже в такой большой деревне как Лотеринг оказалось делом непростым, поэтому было решено обратиться к местным храмовникам. В лотерингской Церкви их было всего семеро, но даже такое небольшое количество потенциальных учителей позволило нам выбирать. Карвер, явно унаследовав от отца его стать и силу, уже в двенадцать лет был достаточно крупным и физически развитым ребенком, а потому его выбор пал на сера Барнабаса. Это был высокий лысый мужчина, прослывший в деревне нелюдимым и грубым человеком. Но, несмотря на скверный характер, он оказался рад взять себе ученика.
Я же такими же хорошими физическими данными как у Карвера не обладал, скорее даже наоборот. К одиннадцати годам беспрерывный физический труд помог мне укрепить мышцы и нарастить кое-какую мышечную массу, да только этого явно было мало. В общем и целом, я был ребенком нескладным и тощим, зато ловким и быстрым, что неоднократно доказывал местным детским «бандам». А потому мой выбор пал на серу Клариссу — единственную женщину среди храмовников Лотеринга. Она сразу сказала мне, что толкового воина из меня не выйдет, зато нашла у меня неплохие задатки лучника.
Так и повелось: Гаррет и Бетани оттачивали свои магические таланты, а мы с Карвером выбрали для себя стезю воинов. Несмотря на мирные будни я не забывал, что в скором времени ситуация кардинально изменится и придется сильно попотеть, чтобы остаться в живых. Не хотелось быть совсем бесполезным, когда на деревню нападут порождения тьмы. Но Пятый мор волновал меня чуть ли не в последнюю очередь, ведь до него оставалось еще минимум лет шесть-семь. Знание канона сильно упростит мне жизнь в будущем, но не обо всем мне было известно. Так, например, я не имел ни малейшего представления о смерти отца. Знал только, что Гаррет и близнецы были уже достаточно взрослыми, когда это произошло, но ни точной даты, ни даже причины я не помнил. Осознание того, что над этим событием я не властен, удручало меня.
Но время пощадило нас, дав нам еще несколько счастливых лет вместе. Однажды, возвратившись с трехдневной охоты, отец слег и больше уже не поднялся — сгорел в сильной лихорадке. Мама слишком долго не могла смириться с утратой, поэтому Гаррет, которому на тот момент уже стукнуло двадцать один, стал нашей надеждой и опорой. Он продолжил занятия с Бетани вместо отца, вел семейные дела, искал все возможные подработки, чтобы оплачивать наши с Карвером тренировки. Чтобы хоть немного помочь Старшему (это прозвище приклеилось к нему сразу после смерти отца) и отточить полученные от серы Клариссы умения, я стал ходить на охоту. Большую часть добычи продавал, отдавая заработанные деньги Гаррету, который с завидной педантичностью следил за семейным бюджетом.
Мне было очень обидно, что Старший тратил свои лучшие годы юности на такую рутину. Характер его ужесточился, слишком редко от него можно было услышать привычные остроты, и мне стало катастрофически не хватать наших разговоров. Я справедливо посчитал, что свою юность я откутил достаточно, а потому всеми силами старался помогать брату, чтобы дать ему хоть немного отдыха. Как бы сентиментально это не выглядело, но за столько лет я успел полюбить свою новую семью и стал действительно считать себя ее полноправной частью.
С возрастом близнецы уже перестали казаться мне такими занудами, как прежде, у нас оказалось много тем для разговоров, даже с Карвером, которые периодически вел себя как последний засранец. Бетани же почему-то посчитала меня идеальным кандидатом на роль лучшей подружки, а потому мне часто приходилось выслушивать ее девичьи страдания, но мне это даже нравилось. А еще она научила меня заплетать волосы, которые Гаррет запрещал мне отрезать, как когда-то моя настоящая мама. Со Старшим, кстати, я проводил больше времени, чем с кем-либо еще. В нем я нашел настоящего старшего брата, которого мне, наверное, никогда не хватало. Будь у меня в том мире такой брат как Гаррет, я бы скорее всего не вырос таким ублюдком.
Порой я начинал сравнивать себя прежнего с собой теперешним и понимал, что Хоуки — это лучшее, что случилось со мной за много-много лет после смерти мамы. Возможно, мне стоило умереть еще тогда, сразу после нее. В новой семье было настолько комфортно, что порой мне начинало казаться, что все те годы безумного кутежа и моральной деградации были лишь сном, плодом воспаленного воображения умирающего мозга.
Через десять лет после моего «перерождения» в годовщину смерти отца я дал обещание, что сделаю все, что в моих силах, чтобы столкнуть события канона с накатанной колеи.
«Никто из нас больше не умрет», — подумал я, сидя в объятьях Гаррета на крыльце нашего дома.
Через три дня начался Мор.