Игра в слова

– Научи меня любить! – Поттер, ты издеваешься?! Но нет в зеленых глазах за стеклами смешных круглых очков только просьба. – И что это значит? – Драко прикрыл глаза ладонью, пытаясь отгородиться от абсурдности этого мира, но попытка тщетна. Еще несколько дней назад он по собственной глупости взял и выпалил этому шрамоголовому на перроне признание, самое нелепое признание в своей короткой жизни. Признание в любви. Вот только Поттер ожидаемо его не оценил, пробормотал почему-то “прости” и исчез в толпе! Надо ли упоминать о том, как неуютно чувствовал себя Драко в Большом зале на приветственном ужине, а потом в спальне? Бессонная ночь была гарантирована. Мучительная, проклинаемая, кошмарная бессонная ночь! И вот на уроках, когда Макгонагалл сказала о том, что они должны на всех занятиях, где есть совместная работа, делиться на пары меж-бывшими-факультетами, а не как привыкли, Поттер сразу же почему-то шагнул в его, Драко, сторону… – Будем работать вместе? Протянутая рука была проигнорирована. Малфой еле сдержал позорный позыв к бегству, отвернулся, успокоился и ответил с уже привычным ледяным презрением: – Если ты не завалишь мне все оценки, Поттер. Свару устраивать было нельзя. Разборки прямо здесь и сейчас тоже. Они все теперь пытались ужиться друг с другом и бывшие слизеринцы, а нынешние ученики одного единственного восьмого курса, не оценили бы по достоинству его отказ. Зато никто не помешает после занятий наконец-то узнать ответ на вопрос: “Какого хрена, Поттер?!” В общем-то наивно было предполагать, что все будет просто. “С этим шрамоголовым никогда не бывает просто,” – фыркнул мысленно Драко, глядя на чужую лохматую башку, ожидая ответа. Поттер вздохнул, снял очки, потер переносицу пальцами… тянуть время было больше некуда. – Понимаешь, после того, как Волдеморт исчез из моей головы, я сам не знаю, какие решения были моими собственными, а какие принятыми под влиянием кусочка его души… – Что? Поттер закрыл глаза и выпалил: – Я был крестражем Волдеморта. – Рассказывай! – все личные переживания отодвинулись куда-то совсем на дальний план. У героев никогда и ничего не бывает просто. Никогда. Это закон мироздания какой-то. Кривой закон. Вот и у него, Гарри Поттера, всегда все шло наперекосяк. Приключения из курса в курс, надвигавшаяся война, навязанная главная роль. И никакой самодеятельности. А когда все закончилось, он неожиданно остановился в растерянности. Что делать? Какие решения принимать? Сам? Непривычно. А была ли его жизнь его жизнью, а не дурацкой шуткой сценариста? И он начал анализировать все, что с ним произошло и все свои поступки в тех или иных ситуациях. И результат совсем не радовал. Чувства к Чжоу – жалость и еще раз жалость, желание заменить того, в чьей смерти он считал себя виноватым. Джинни, ох Джинни – всего лишь желание защитить близких. Ведь если все Уизли и Грейнджер были способны постоять за себя, то малютка Джинни таковой не воспринималась, хоть и это было на самом деле вовсе не так. Но младшая балованная сестренка всегда вызывает желание защищать ее больше всех. Перепутать это с любовью в какой-то момент было очень глупо. Как хорошо, что они поняли это сразу практически после финального боя. Да и Джинни тоже больше предпочитала по старому сценарию играть в фанатку героя, чем быть действительно рядом с ним. Кумира надо держать на расстоянии, и Гарри был с этим полностью согласен. Так что в вопросах любви оставался большой такой провальный вопрос. Поттер мучился им все лето и в конце концов пришел к выводу, что он просто никогда не любил, да и вряд ли вообще умеет это делать. Не научили, увы. Родители ушли слишком рано, а в школе учили только дружить и спасать мир. И вот под такие мысли признание Драко Малфоя легло как нельзя лучше. Очередной подарок судьбы? Ведь если даже он сумел проникнуться столь светлым воспеваемым всюду чувством, то и научить сможет наверняка. Это было бы отлично. Что и вывалил Поттер на своего собеседника вместе с историей про крестражи. – Ты же понимаешь, что не стоит рассказывать это каждому встречному? – тихо сказал Малфой, когда смог отойти от услышанного. – Но ты же не встречный, ты мне признался в любви. Как сдержаться и не убить этого шрамоголового? *** – Ладно, что ты вообще знаешь о любви? Драко со всей ответственностью взялся за своего нового ученика. На самом деле он не особо верил в эту сказочку о неумении любить, Поттер явно что-то задумал, а любопытство всегда было слабой чертой Малфоя. Но чем черт не шутит, может герою реально нужна помощь. Его, Драко, помощь! Даже мысли о подобном греют где-то внутри. Он поможет, ему не жалко. Заодно и посмотрит, комедия это или нет. Подыграет до того момента, как посчитает нужным. Ну а собственные чувства в угоду всему этому можно немножечко поглубже запрятать. Тем более, так он в любом случае гораздо ближе к Поттеру, чем раньше. А потому после основных занятий они засели в пустом классе. Драко сказал, что хочет проверить начальный уровень знаний, чтобы знать с чем работать. Как самый настоящий преподаватель он с деловым видом ходил перед сидящим за партой Гарри, – Нууу… это романтическое чувство. Желание быть рядом, защищать, оберегать, целовать… ииии все такое. – Говоришь, как по шпаргалке, Поттер. Гарри вздрогнул и действительно показал бумажную шпаргалку. Драко закатил глаза. – Ладно, романы ты хотя бы читал? – Читал. И что? – Ну вот, ориентируйся по написанному! – Чушь какая-то все эти сюсю-мусю, – проворчал Гарри, опираясь щеками на ладони, становясь похожим на хомяка в очках и с лохматой челкой. – Не откликается у меня, понимаешь? Я не могу представить себя на месте ни одного из героев вообще никак. Они какие-то неживые. – Так, Поттер, ты явно читал какую-то чушь. Я составлю тебе список признанных шедевров, ты с ними всеми ознакомишься, а потом сделаешь мне устный отчет. Это твое задание на эту неделю. И не подходи ко мне с вопросами, пока все не изучишь, понял? – Хорошо, профессор, – совсем невнятно пробормотал Гарри, прячась в сложенные на парту руки. – Не слышу энтузиазма в голосе! – Да, Малфой, я прочитаю твои книжки, если ты думаешь, что это мне поможет. Но я думаю, что это напрасная трата времени. – Здесь я спец, а не ты, так что будешь делать, что я скажу. Власть, хоть и малая, была безумно приятной. *** Общаясь с Гарри, ты невольно начинаешь общаться и с его окружением, сколько бы не старался этого избегать. Особенно если у вас теперь нет факультетов, спальни в одном крыле, да общая гостиная. Не так много их вернулось после восстановления Хогвартса, чтобы делиться по старым устоям. Хорошо хоть спальни индивидуальны для тех, кто хочет. А кто привык спать вповалку, те тоже устроились привычно. Тот же Поттер с Уизли, например. Дай им волю, они бы и Грейнджер с собой взяли, если бы правило о раздельном проживании мальчиков и девочек не осталось в силе. Сначала это были встречи в коридоре с обменом приветственными кивками. В какой-то момент кивки сменились словами, обычными, общими и обтекаемыми. Уизли все еще смотрел на него так, будто хотел бы сказать что-то гадкое по старой привычке. Драко смотрел в ответ… никак. Все ссоры до этого казались детскими играми, искусственно раздутыми рамками и трагедиями. А они войну прошли, повзрослели. Нужны ли теперь эти обидки? Поэтому Драко не отвечал даже взглядом, хотя в голове крутилась куча вариантов колкостей. Но оно того не стоит. Никогда на самом деле не стоило, хоть и было приятно. А однажды Грейнджер подсела вечером в соседнее кресло, цепко оглядела общую гостиную и только потом заговорила, почти шепотом: – Знаешь, Драко, Гарри очень сильно изменился после войны. Иногда зависает на одном месте, будто выпадает из жизни. Иногда во время разговора вдруг смотрит на меня или другого собеседника, словно сквозь тебя, словно не узнает или словно тебя нет. Мы за него беспокоимся. Пожалуйста, будь аккуратнее. Я не знаю, почему он решил с тобой общаться, наверное не давали покоя ваши старые ссоры, но это Гарри, он всегда делает то, что вбил себе в голову. Мы не можем повлиять на его решения, даже если они нам не нравятся. Неожиданное обращение по имени немного коробит, но что еще ожидать от маглорожденной, которая явно делает этот жест как попытку показать, что хочет подружиться. Ладно, можно стерпеть. А вот содержание ее текста не очень нравится. Это попытка запугать, предупредить или что-то иное? – Забавно, что ты говоришь это в контексте общения со мной… – все же хмыкнул Драко. – Вы слишком долго были врагами, пойми меня, – кажется, до Гермионы дошло, как прозвучала ее исповедь. – Хорошо. Я буду нежен с вашим Поттером настолько, что вы сами не поверите. – Малфой! – подушка с кресла летит в его сторону. Драко в ответ взорвал ее, осыпая и себя и Грейнджер перьями. Не улыбнуться невозможно. После этого вечера они даже разговаривают об учебе… иногда. *** “Обучение” стопорится по причине нежелания ученика воспринимать даже простейший материал и из-за кучи зачастую абсолютно неожиданных вопросов, вгоняющих учителя в ступор. – Вот скажи, Малфой, почему ты меня любишь? – как гром среди ясного неба. – Мне кажется это важным, чтобы понять. В голосе столько бесхитростной наивности, что Драко сдался: – Это глупый вопрос. Человека либо любят за все и сразу, либо не любят вовсе. – Даже за дурацкие очки? – Даже за дурац… Поттер! Гарри смеется слишком заразительно. Постепенно разговаривать о чувствах становится легко, описывать ощущения от взгляда на другого человека, как мурашки идут по коже от прикосновений, как перехватывает дыхание от близости. Или как покалывает губы от желания целовать. – А целоваться это как, приятно? “Еще один убийственный вопрос,” – простонал Драко мысленно, но снаружи он кремень: – Если объект любим, то наверное, да. – Наверное? – Поттер, мы с тобой еще не целовались, ты не забыл? – А давай! – Ты понимаешь, что это издевательство и игра на чужих чувствах? Нет, не понимает. В пожатии плечами лишь все тоже обычное желание узнать. – Ты не думаешь, что это уже перебор? – Я думаю, что ты можешь поцеловать меня, легонько, а потом описать свои ощущения. А я попробую их представить. Практическая часть, так сказать. – Серьезно?! – Ага. И от этого невозможно отказаться. Сколько угодно можно описывать то, что представляешь, но на практике все может оказаться иначе. Этого он не учел, когда соглашался учить. – Хорошо, но только не шарахайся, если тебе будет неприятно. Я не переживу. И Поттер не шарахнулся. Всего лишь сидит как каменная статуя. И с такой “практикой” обучение идет уже веселее. Намного легче описывать то, что только что испытывал, а не придумывать. Можно даже считать пульс после первого более глубокого поцелуя. Где-то внутри еще сидит ощущение неправильности происходящего или нереальности, но Драко от них отмахивается. Пока у него есть возможность быть ближе – он будет ей пользоваться, жить этим моментом. А будущее, да Мерлин с ним, само сложится. Пусть даже если игра на его чувствах с каким-то подлым планом. *** Оживление царит с самого утра в Большом зале за дополнительным столом восьмого курса. Лишь волной шепота проносится во всех интерпретациях имя одного всем известного героя. – Поттер что? – громко перебил Драко. Кажется, зря он это сделал, потому что все внимание теперь сосредоточено на нем. Не показывая своего неожиданного смущения, он устроился на свое привычное место. – Поттер сказал всем вчера в общей гостиной курса, что ты его парень. Так это правда? – Панси с любопытством смотрит на него. – Почему же он это сказал? – Драко все еще пытается сохранить самообладание, придвигая к себе тарелку. – Кто-то из наших видел, как вы с ним целуетесь в заброшенном крыле, – меланхолично отозвался Нотт, встревая в разговор. – Первоисточника информации уже не найти. – Так это правда?! – Панси в нетерпении. Драко наложил себе еду, стараясь сделать так, чтобы не было заметно того, как дрожат его руки. И промолчал. – Ну так что? Что? Драко! – Я сначала поговорю с самим… моим парнем, – он поднялся. – Аппетита нет. Поэтому, когда Гарри появился в зале, Драко лишь пошел к нему навстречу и направил обратно к выходу: – Даже не думай о завтраке, нам надо поговорить, но не при всех. Тот позволил послушно утянуть себя к дверям, а потом в закуток в коридоре. И уже там на него обрушилось возмущенное: – Какого хрена, Поттер! Какой еще парень?! – А разве ты не мой парень? Я тебе нравлюсь, мы целовались и обнимались. Нет? Драко не нашелся, что ответить. Сначала, а потом лишь горько улыбнулся: – Но ты-то меня не любишь. Гарри шагнул к нему ближе, положил руку на плечо, заглянул в глаза. – Мне нравится на тебя смотреть, как ты улыбаешься, как хмуришься, как смеешься. У тебя очень приятный смех, даже если ты не смеешься открыто, а ехидно хихикаешь. А еще мое сердце бьется чаще, когда ты рядом, чувствуешь? – он взял чужую руку и положил себе на грудь туда, где действительно билось сердце. Только быстрее ли? – Если это не любовь, то ты очень плохой профессор, Малфой, и все твои исповеди чушь и провокация. – Так ты с самого начала играл со мной? – Нет, ты действительно научил меня любить, объяснил все, разложил по полочкам – я очень благодарен тебе за это. Вот только ты не учел того, что в тебя самого невозможно не влюбиться, если узнать поближе. И эти теплые слова в мою сторону невозможно игнорировать. Ты признавался мне из раза в раз, изо дня в день, сам этого не замечая. И это отозвалось, наконец-то. Я нормальный. Ты понимаешь, что я абсолютно нормальный и умею любить? Гарри улыбался так, что эту улыбку хотелось украсть и спрятать. – Так ты мой парень, Драко? – Да, в таком случае я твой парень… Гарри.