Красное солнце

За год и четыре месяца до начала Второй мировой войны. Наблюдать за Катариной стало любимым делом Джеймса. Его женщина всегда казалась ему интересной, но когда она не видела, что он наблюдал… У нее были секреты. Все люди хранили секреты, – Баки смирился. В какой-то степени он чувствовал, что эти секреты не доведут до хорошего. Только немка становилась такой сексуальной с этой таинственность вокруг нее, и Барнс осознавал ненормальность таких мыслей. И все же не мог он отрицать этого. Из всех женщин в его жизни – Шмидт в его жизни, как редкая белая роза среди красных. Черный горошек в супе. У него появлялись странные сравнения. Баки просто был сходил с ума по своей женщине, он ни разу не задумывал о том, что она так и не вернулась к теме его неожиданного выкрика любви. Сам он и не думал об этом, пока не прокричал это ей в лицо. Спустя столько месяцев после этого он смотрел за тем, как Катарина готовила какое-то немецкое блюдо, чье название он и с третьего раза не запомнил. Джеймс задумывался об изучении родного языка Шмидт: в последнее время она слишком часто говорила на нем, иногда и обращалась так к нему же, наталкиваясь на его приподнятые брови. Из-за частоты использования немецкого в этой квартире и вне он уже начинал понимать некоторые разговорные слова. Теперь Баки знал, как будет на немецком языке: хлеб, идиот, Боже, и еще парочку грязных слов, которые услышал уже не от Катарины. Джеймс не удержался и подошел к женщине сзади, мягко обвивая свои руки вокруг ее тонкой талии, и прошептал на ухо: — Я есть хочу. Катарина цокнула и сказала ему на немецком «боже», что он прекрасно понял и улыбнулся ей в кожу. — Что? Я здоровый мужчина, есть мое призвание. — Я думала, твое призвание  бокс. — Ну и это тоже. Катарина развернулась в его руках и уложила свои ему на шею. — Еще десять минут. Сморщив от недовольства лицо, Баки поцеловал свою возлюбленную. То ли от голода, то ли от того, что Катарина была плотно к нему прижата, мужчина почувствовал глубокое волнение внутри, отчего поцелуй стал жарче. Руки поползли вдоль поджарого тела Шмидт, останавливаясь на округлых бедрах. — Ты вроде есть хотел… — на выдохе прошептала Катарина, как только сумела отстраниться от боксера. — М-м, я передумал, хочу тебя, — с широкой улыбкой проговорил Барнс. Он подхватил женщину и усадил на кухонный стол, медленно опуская ее на него. — Скоро придет Стивен, — пробормотала немка. Все попытки остановить мужчину были хилыми, так и говорили, что она совсем не хотела останавливаться. Никто из них не хотел. — Мы успеем… *** — Хм, странно, — проговорил Стив, жуя поставленное перед ним блюдо, — мясо пригорело. Катарина состроила удивленное лицо, продолжая незаметно поправлять свое платье. Барнс рядом с другом похабно ухмыльнулся, но скрыл это рукой, от прожигающего взгляда немки так и разила опасность, а он не хотел испытывать ее терпение на себе. Мясо подгорело из-за него, потому что не так уж они и успели закончить, Стив почти поймал их на «горячем». Катарина так подорвалась со стола, что чуть не снесла собой стул, когда в звонок позвонили. — Я просто закрутилась, пока убирала, — прикрыла Катарина свою ложь правдой, — а так… нормально вообще? — Ты что! — возмутился Роджерс. — Очень вкусно! Спасибо, Катарина. От одной улыбки женщины художник покраснел и принялся дальше есть блюдо с пригоревшим мясом. Барнс похлопал себя по коленкам, привлекая внимание своей женщины, которая с прищуренными глазами подошла к нему. Присев на колени боксера, она позволила ему обнять себя, вполне платонически. Стивен всегда начинал задыхаться и кашлять, когда видел чересчур сильное проявление отношений между другой и подругой. А сейчас он ел… не хотелось бы делать ему искусственное дыхание из-за того, что он подавится едой, пока они будут посвящать друг другу больше внимания, чем следовало. — Ребят, — позвал Стивен их знакомым Катарине тоном, — а вы пойдете со мной на сегодняшнюю выставку? — Конечно; У меня тренировка. Шмидт в один голос с Баки ответили на вопрос друга и затем синхронно переглянулись. Иногда Стива поражало то, каким единым целым они стали за довольно короткий срок. Между ними словно прошли годы и десятилетия совместной жизни, а не каких-то несколько месяцев. — Мы пойдем, — строго проговорила немка, глазами придавливая Баки к месту. — Тренировку можно и пропустить, до титула чемпиона мира еще далеко, ты даже на него не записан. — Да, мы пойдем, Стиви, — послушно проговорил Барнс, понимая всю ущербность своих попыток противостоять этой великолепной женщине. Оба заметили, как на лице Катарины появилась довольная улыбка. Она чмокнула Джеймса в щеку и крепче обняла. — Нужно хорошо одеться? — спросил у друга Барнс и снова почувствовал на себе взгляд немки. — Я понял. Стив рассмеялся таким задорным смехом, что у каждого екнуло сердце. Для них худощавый парень был душой компании. Барнс был мышцами, а Катарина мозгом. И эта компания была настолько прекрасной, что казалось, они были рождены для того, чтобы встретить друг друга и стать общей ячейкой в обществе. Никто бы не поспорил с этим, воочию увидев, как они взаимодействуют друг с другом. *** На Катарине сверкало нежно-голубое платье по колено, на ножках были изящные каблуки, а сама она шла под руку с двумя мужчинами, одетыми в смокинги. Барнс предпочел темно-синий цвет, чтобы подходить по цветовой гамме с немкой, а Стивен надел обычный свой темно-коричневый костюм, который у него остался еще со школы. Если бы не астма и множество бронхиальных болезней, то Роджерс бы вырос из этого костюма. Но он остался таким же щуплым и низкорослым, как и был на последнем году в старшей школе. У него даже растительности на лице не было, не приходилось бриться каждые три дня, как приходилось Барнсу. Войдя внутрь роскошного здания, Катарина устремила свой взгляд на посетителей. Всего лишь из-за привычки и выправки, устроенную отцом; она осмотрела все здание снаружи и теперь изнутри, точно зная, чего можно ожидать. А в голове появился тревожный звоночек. А чего ты, собственно, ожидаешь? Что на выставку нападут или попытаются ограбить? Такой глупый бред. Выставка была создана для развития начинающих художников, чтобы их заметили люди с деньгами и предложили какую работу. Либо же за дорого купили картины, которые понравятся. На предложенное шампанское официантом Катарина отрицательно покачала головой с обворожительной улыбкой, пока Джеймс взял один бокал и опрокинул его одним залпом, обозначив, как «гулять так гулять». Стивен также отказался от выпивки, по одной простой причине: ему нельзя было пить спиртное с теми таблетками, что он принимал уже долгое время. Стоило Джеймсу отпустить руку Катарины, как женщина сразу же растворилась в толпе, совсем как в первую их встречу. Просто исчезла, только теперь он был уверен, что она вернется, поэтому остался со Стивом наедине. Он повернулся к другу и с улыбкой сказал: — Ну, веди меня. Тот, немного растерявшись, вытаращился обоими глазами и ждал пояснений. — Я же знаю, что здесь где-то есть твои картины, — Баки закинул руку на плечи друга и притянул его к себе, — ты бы ни за что не упустил такой шанс, невзирая на тот факт, что ты рисуешь лучше многих тут. Стив мягко улыбнулся и вместе с Барнсом двинулся в следующую комнату, где и находились его картины. Там они встретили Катарину, стоявшую к ним спиной. Она даже не заметила, как они к ней подошли. Та была заворожена полотнами перед собой. — Кат, — мягко позвал Баки, и та обернулась к нему с широко раскрытыми глазами. — Стивен, это ведь ты рисовал? — спросила она тихим голосом, — я узнаю твой стиль… это… восхитительно. Пейзажи, портеры людей, животные. Стив рисовал все, что попадалось ему на глаза, и делал это великолепно: красками, карандашом, углем — у него был талант, который был недооценен. И сейчас… Катарина поняла, почему они пришли сюда все вместе — ради этих картин, которые захватывали дух. В этой комнате было больше всего людей, открыто комментирующих картины, даже не подозревающих, что их автор стоял рядом. Все картины были анонимны, как и остальные. Люди указывали на пейзаж с водопадом в лесу, на сову в синих оттенках и на портрет углем. Портрет некой девушки, которая сидела в кафе и не знала, что ее рисуют — это было видно на полотне. Ее волосы срывались вниз по плечам к узкой талии, она держала в руках только что выпущенную газету и читала, выпивая то ли кофе, то ли чай — по чашке было непонятно. — Стивен, — снова восторженно повторила Шмидт, протягивая руки к пареньку, — иди сюда! Она, вместе с Баки, обняла художника, шепча на ухо, как прекрасны его творения. Вскоре начался аукцион. Немка со всей своей стойкостью пыталась отбить у богачей хоть одну картину, но ставки были слишком высоки на картины Роджерса. Ей попросту не удалось участвовать в гонке, когда за плечами не было столько денег. Баки со смешком успокоил ее тем, что Стив пообещал ей нарисовать все, что она захочет, если женщина не будет расстраиваться. Но Катарина была под впечатлением. Друг заработал столько денег, что этого ему хватит трижды оплатить учебу в художественной школе. А это было для нее самое главное. *** За год до начала Второй мировой войны. — Как твои успехи? Стивен с вымученным стоном положил голову на сложенные руки на столе, и это был весь его ответ. — Неужели все настолько плохо? — не поняла Шмидт, помешивая фрикадельки в супе и проверяя их на готовность. — Они все такие талантливые! — завопил Стив, говоря о своих одногруппниках. Немка горделиво фыркнула, словно этим сказала ему «ты тоже», и он поверил. Катарине Шмидт сложно было верить, когда она выглядела так воинственно. Стив почувствовал, что она могла пойти в академию и разобраться там со всеми: учителями и учениками, чтобы дать им понять, что Роджерс тоже не лыком шит. — Больше практикуй, — вместо всего прочего сказала она деловым голосом, — если не получается  продолжай, не останавливайся. Ты заработал на своих картинах пять тысяч долларов. Ты обеспечил себе образование, и помогал нам целых два месяца. Ты чертовски хорош, Стивен. Не смей думать другое. — Катарина! — воскликнул Роджерс, услышав «чертовски». У него даже уши покраснели, а он сам надулся, как индюк от таких хороших о себе слов. — Я просто боюсь, что вылечу, — сдался парень и с опущенной головой пробормотал: — Скоро будет экзаменационный просмотр, а я еще даже не готов! Катарина отложила ложку и уселась напротив своего друга, протянув к нему свои руки. — Что тебе для этого нужно? — Портрет. Точнее, несколько. У меня они выходят лучше всех, но сейчас… я словно в каком-то ступоре, я просто не могу… — Может, тебе нужна не только муза? Стив нахмурился, не совсем понимая, что немка имела в виду, но затем его осенило. Он раскрыл рот и выпалил: — Будь моей моделью! Катарина отклонилась назад с таким выражением лица, словно по ее коленке ударил молоточком врач. Не то она имела в виду, когда говорила о музе. Да и какая из нее модель? Она даже на большую часть женщин не похожа: сильнее, быстрее, ее тело отличалось от стандартов красоты. Она не подходила. Но вот кое-кто. — Я знаю, кто будет твоей моделью, — с улыбкой сказала Шмидт. *** — Ни за что! — ответил Джеймс, когда узнал о том, что от него хотели Стив и Кат. Сначала усадили его за стол, поухаживали за ним, говорили постоянно об академии Роджерса, а потом это. Окучивали его, засранцы. Причем работали вместе, слаженно, словно готовились к этому долгое время. Конечно, Барнс хотел отказать. Позировать — не его стезя. Он просто боксер с множеством шрамов, и да, идеальной для мужчины фигурой (Шмидт почему-то это особенно выделила). — Нет — я вам сказал! — воскликнул он, когда они продолжили упрашивать. А потом Катарина попросила Стива выйти ненадолго с кухни, и когда они вышли, то Джеймс согласился. Роджерс не имел представления, что там произошло, но главное, что друг согласился на позирование. Катарина тоже была рада этому, настолько, что подняла руку и дала художнику «пять». Барнс недовольно выдохнул и расстегнул на себе рубашку. В комнате никого не было. Ему дали время переодеться в свою форму боксера, оставаясь по пояс голым. Он не был против этого: как Стив, так и Катарина видели его во многих состояниях оголенности, — он не хотел позировать, как какая-то девчуля с обложки календаря для взрослых. По крайней мере это было странно. И то, что Шмидт вязалась в это… Баки был недоволен происходящим. Но ничего не мог поделать с собой, потому что уже пообещал Стиву с подачи Катарины. Джеймс вышел в красных атласных шортах, на руках у него были боксерские перчатки под цвет шорт, такие же специальные кроссовки и легкий халат с капюшоном. Он остановился напротив сидящих: друга и немки, и развел руками в стороны. — Вы довольны, манипуляторы? — спросил он с угрюмым лицом. Не отвечая на его вопрос, Роджерс бросился к своему потрепанному рюкзачку достал оттуда бумагу и пачку с углем. Катарина тем временем поднялась на ноги и встала в обычную позу боксера: подняла руки вверх с сжатыми кулаками, и слегка разведенными ногами — боевая стойка. — Встань так, — предложила она. Барнс послушно встал в позу и напряг свои мышцы, он услышал, как тихо выдохнула от этого женщина. И на его лице появилась знакомая хитрая улыбка. — Никаких улыбочек! — воскликнул Стив, не отрываясь от бумаги. — Ты серьезный боксер, так что сотри с лица этот разврат. Джеймс нахмурился, изо всех сил постарался скрыть улыбку, но ему было трудно. Стоило хотя бы раз посмотреть на Шмидт, которая не отрывала взгляда от его тела. Пока Стив не видел (когда он зарисовывал его слишком долго), Баки ради интереса напрягал поочередно свою грудь. — Пойду заварю чай, — резко выпалила Катарина и вихрем поднялась на ноги, скрываясь на кухне. Подавив в себе тихий смешок, Джеймс выпрямил спину. Мышцы начинали болеть, а Стив все никак не заканчивал. Он уже устал спрашивать, когда тот закончит. Ответ все равно был один: «еще нет». Баки простоял так около трех часов, пока Стив все же не закончил свой набросок и отпустил друга на перерыв. Сам он остался дорисовывать до, что и так прекрасно знал: лицо Джеймса, его фигуру и разворот плеч. Все то, что он запомнил еще с малого детства, что не нужно было подтверждать натурой. Тем временем Барнс ушел в спальню, чтобы завалиться на кровать и дать мышцам отдохнуть. Он и представления не имел до этого, как же трудно быть моделью для художника: стоять в одной позе часами и не двигаться. Для него это стало хуже, чем очередная тренировка перед чемпионатом мира. Даже тренер был милосерднее, чем его друг, рисующий с натуры. — Стив готов продолжать. Голос Катарины раздался в комнате так неожиданно, что Баки вздрогнул и приподнялся на локтях. — А я нет! — взвыл он. — Я устал, дайте мне отдохнуть. — Что, думал будет легко? Катарина прошлась по комнате, уселась на край кровати и приблизилась к лицу боксера. — Это тебе не груши бить, да? О, похоже ей это чертовски нравилось — то, что Джеймс так страдал. Он видел по ее веселым глазам, и эти реплики… Барнс резко обхватил плечи женщины и повалил ее на себя, мягко касаясь губами ее шеи. — Что ты делаешь? — томно спросила немка. — Целую тебя, — Баки продолжил вести дорожку к уху, — разве не очевидно? Его язык оказался на мочке нежного уха; он медленно провел им вбок к челюсти и прикусил тонкую кожу на уголке, между ухом и щекой. Катарина издала тихий, сдержанный стон, и прикрыла глаза. — Идем, — прошептала она, — нам нужно к Стиву. Пошли… Барнс так быстро отстранился от нее и трезвым взглядом посмотрел в ее глаза, что немка не сразу поняла, что он только что играл с ней так беспощадно, что она успела намокнуть, а он был готов идти продолжать позировать Стиву. Он затеял эту игру намеренно за то, что она уговорила его стать моделью. Вот же маленький бес. Катарина разочарованно выдохнула и поднялась с кровати; они вместе вышли к Стиву, готовые продолжить.