Середина весны

Домой я шла почти бегом. Порвала шарф, пролезая сквозь дыру в заборе и едва не попала под машину. Водитель проводил меня длинным гудком и криком: «Смотри куда прёшься, курица!», который, как мне показалось, я даже не расслышала. Я вообще плохо запомнила всё, что было до момента, когда я захлопнула дверь и прижалась к ней спиной, будто сам Сатана гнался за мной. — В следующий раз хлопни ещё сильнее! — донёсся голос из глубины дома. — Сервиз твоей мамаши страшный, как смертный грех, его давно пора разбить. Ба выплыла из соседней комнаты. Одна бровь у неё была чётко выделена чёрным, как уголь карандашом. Вторую она забыла накрасить. Она смотрела на меня какое-то время, будто я была в одном из тех открытых купальных костюмов с вырезами на груди, которые теперь стали популярны. — Плохой день, крошка? — Они все такие, — пробормотала я, наконец, отлипая от двери. — Отлично. Когда все дни плохие — плохих дней не бывает вовсе. Если бы всё было так просто. Я кинула пальто на старое кресло с вышитым чехлом и пошла на кухню, заварить чай. Потом поняла, что всё ещё сжимаю пакет с блинами, которые, наверное, превратились в месиво. Сжимаю так, словно руку свело. — Я принесла блинчиков. Было слышно, как скребут домашние туфли Ба. Она отодвинула стул. — Лучше бы ты привела домой мужа. Я почувствовала себя так, будто проглотила горсть червей и они зашевелились у меня в желудке. Лица Джека стояли у меня перед глазами — два совершенно разных лица. До и после. Я шмыгнула носом и машинально схватилась за ручку чайника. Она обожгла ладонь, я отдёрнула руку. — Может, я собираюсь уйти в послушницы, — бросила я, чтобы не выглядеть молчащей дурой и не дать Ба повод заподозрить что-либо. Даже если я не уйду в монастырь после этого, работу точно придётся менять. Я натянула рукав кофты, чтобы поднять чайник и разлить чай. — Ты слышал это?! — спросила Ба, обращаяся к распятию над дверью. — Ты же перепугаешь всех сестёр. У тебя глаза бесёнка, Эйприл. Тебе там не место. Да ты лучше будешь смотреться в борделе, чем там! — Ба! — возмутилась я. Конечно, больше для вида. Я привыкла к тому, что она говорила, что думала, не сдерживаясь. Особенно с теми, кого любила. Если моя бабуля слала кого-то к чёрту за семейным столом — можно быть уверенным, он в списке её фаворитов. — Не зови меня так, сколько повторять, — пробурчала она, подтягивая к себе кружку. — Это не современно. — Как скажешь, — я только закатила глаза и бегом взлетела по ступенькам на чердак в комнату, чтобы крикнуть оттуда: — А где отец? Нужно было переодеться. Эта одежда будто вся пропиталась событиями, словами, ощущениями. Они лежали на ней, как тонкая масляная плёнка на поверхности воды. Я швырнула сумку на кровать и из расстёгнутого нутра на покрывало вывалился нож, про который я только сейчас вспомнила. — Понятия не имею, — донеслось снизу. — Разве он не дома? В теплом свете, запахе древесины и ощущении безопасности родного дома я уже почти забыла обо всём. Не о том, что произошло, но о том, как это произошло. Перебирая в голове сыплющиеся воспоминания, я поняла что почти не запомнила лица моего «спасителя». Я его и не разглядела толком. — Что? Впрочем, это было не важно. Важно было, что я не видела отца. Дверь его комнаты была напротив лестницы. Я бы заметила его присутствие, когда поднималась, будь он здесь. Я спустилась вниз и ещё раз заглянула в комнату. — Ты хочешь сказать, он не сообщил, когда ушёл? — Господь милосердный, твой отец — большой мальчик, — всплеснула руками Ба. — Большой мальчик с головой, полной дурацких идей! — возразила я. — Как вообще можно было не заметить, как человек в коляске покидает дом? — Зачиталась «Кражей в миллион долларов». Не бойся, вряд ли он далеко уйдёт. Она снисходительно улыбнулась и опустошила чашку, а я поняла, что у меня совсем нет желания есть или пить. Мне не хотелось даже спать. Хотелось проснуться. Я поднялась наверх и как была легла в постель, прихватив с собой вещь из сумки. У ножа было маленькое лезвие чуть длиннее и шире моего указательного пальца. Отличная вещь для дамской сумочки в качестве самозащиты. Или чтобы незаметно пырнуть кого-нибудь в толпе. Я погладила рукоять: красное дерево без символов и гравировок. Просто, но вместе с тем изящно. Я прикинула, за сколько могла бы продать его, но вдруг поняла, что не хочу этого делать. — Больше ни один мудак не посмеет тронуть тебя, девочка, — прошептала я самой себе и тихо рассмеялась в подушку. — Иначе ты наделаешь в нём маленьких дырок, как в коробке с томатным соком. И с такими безумными мыслями, которые отлично подходили этому безумному миру, я упала на дно тёмной ямы, куда не доносились сновидения.

***

Ощущения было такое, будто у меня на груди сидит кто-то. Я открыла глаза и увидела огромную рыбину. Она лежала у моих ключиц и глупо хлопала огромными глазищами. Её влажный рот шевелился, то ли заглатывая воздух, то ли что-то произнося. А я не могла пошевелиться, потому что она прижала меня своим весом к кровати. Её склизкая чешуя намочила мне всю одежду и всю постель, а она продолжала таращиться на меня, как будто пытаясь от меня чего-то добиться. Я вскочила на кровати, вся в поту и дрожа. Окно открылось и на полу образовалась целая лужа. У меня промокло одеяло. Не достаточно, чтобы схватить воспаление лёгких, но всё же неприятно. Я спустила ноги, потянулась за халатом, но вспомнила, что не переодевалась. Так что просто пошла вниз, чтобы принести тряпку и ведро. Ба погасила весь свет, было темно и я не сразу заметила фигуру у окна. — Оу, это ты Эйприл. — Твою же… — я вздрогнула, едва не выронив ведро. — Отец? Где ты был? Он будто не услышал меня. — Ты уже дома? — Конечно, я дома! На часах половина третьего! — будто пытаясь что-то доказать, я кивнула в сторону больших старых часов со старомодной кукушкой, которая правда давно уже не вылезала из своего домика. — Где твоя бабушка? Он приподнялся в своём кресле и вытянул шею, глядя в окно. — Она приняла лекарство и спит, — в подтверждение донёсся её тихий храп из комнаты. — Что происходит? Отец дёрнулся, будто я своим вопросом ударила его. Потом сунул руку в карман куртки. Я только сейчас заметила, что он всё ещё сидел в куртке и кепи, с которой капала вода. — У меня есть для тебя подарок. — Мой день рождения через полгода. — Я знаю, — он закивал и протянул мне коробочку. — Вот. Я опустила ведро и тряпку, но замерла перед тем, как открыть. Почему-то мне показалось, что если я сейчас открою эту коробку — ничего уже не будет, как прежде. Огромные рыбьи глаза смотрели на меня из глубины сознания, и я чётко видела в них своё напуганное лицо. Внутри оказался браслет. Маленькие бусинки надетые на золотую цепочку. — Это мамин, — еле слышно произнесла я на выдохе. — Да, я выкупил его обратно. После возвращения отец выглядел… нормальным. Я тогда впервые в жизни поблагодарила Бога. Да, он лишился обеих ног, но сохранил то, что в голове. Его мозги не были пережёваны выстрелами и криками. Он не кидался на прохожих, не повторял одни и те же слова, он даже нашёл работу почти сразу. А потом умерла мама. И её тихая смерть в собственной постели подкосила его сильнее, чем тысячи жестоких и громких смертей на войне. — Откуда у тебя деньги? Я знала, что он порой не появляется на работе. Знала, что играет в карты. И я прекрасно знала, что есть только один способ, откуда он мог взять деньги — одна из его идей. Одержимостей. — Пап? Он подкатился к окну и осторожно отодвинул шторку. Снаружи подъехала машина. Свет от её фар ударил в стекло, прокатился по потолку. Тёмное пятно отцовской тени упало на меня. — Эйприл, будь хорошей девочкой, иди к себе. — Что, чёрт возьми, происходит? Хотелось бы сказать, что эта машина проезжала мимо. Но я слышала, как выключили двигатель. Как хлопнули дверцы. И меньше чем через полминуты раздался стук. — Просто иди к себе. Утром я тебе всё объясню, — быстро бросил отец. — И не выходи, пока я не позову. Я вгляделась в его лицо в темноте и могла поклясться — в миг, когда он произносил это, его лицо вновь стало таким, каким было до Франции. Коробочка с браслетом выскальзывала у меня из руки, потому что ладони вспотели. Отец отвернулся, чтобы зажечь свет. Я направилась к лестнице, но остановилась в углу за стеной, прижавшись спиной к обоям. Косяк проёма арки прятал меня от ненужных глаз. Я не могла видеть, но зато хорошо слышала. Слышала, как открылась дверь. Длинные тени вытянулись до самой лестницы. Чья-то тёмная рука с тростью почти касалась моей босой ноги. Дверь захлопнулась и что-то упало. — Прошу простить за столь поздний визит, мистер Рид, но сами понимаете — дело важное, — заговорил мужской голос. — Есть у тебя выпить? — теперь говорил кто-то другой, с характерным акцентом. Я вжалась спиной в стену, потому что вдруг поняла, где слышала уже такой голос. Не было возможности высунуться и проверить, но я готова была дать руку на отсечение, что это был он. — Я не пью. Стулья заскрипели по полу. Тени сели за стол. — Ммм… вот как… А остальные жильцы? — Только моя мать, но ей врачи запрещают. С минуту стояла тишина. Потом снова заговорил мой отец. — Послушайте, сэр, это какая-то ошибка. — Ага, — отозвался тот, знакомый голос. — Я простой человек. Я бы никогда даже не подумал о таком. Возможно, кто-то из принимающей стороны потерял его, потому что я клянусь — я доставил его. — А теперь завались-ка нахрен и послушай. Знаешь сколько было в том чемодане? Мм? Ты сам пришёл ко мне… ну, то есть, приехал… разве я послал тебя? — Нет, сэр. У меня быстро забилось сердце где-то в желудке. Но не от страха, а от злости. Столько раз отец обещал, глядя мне в глаза, что не во что не ввяжется. И вот оно. Какие-то не очень дружелюбные люди оккупировали наш дом и всё из-за денег. — Вот именно. Я отнёсся к тебе со всем, мать твою, расположением. И как ты им воспользовался? Взял и спёр моё грёбаное имущество! Абрахам, скажи мне, наши друзья получили посылку? — Нет. Я лично их проверил. — Видишь? Мой друг говорит, что не получили. Так что не надо сейчас сидеть и втирать мне про ошибку! Потому что это охренеть, как грубо! Почти так же, как стоять и подслушивать чужие разговоры! Я дёрнулась и буквально почувствовала укол, как если бы эти слова были шляпной булавкой, воткнутой мне в грудь. Какую-то долю секунды я соображала, что делать. Сбежать наверх я не могла — лестницу было видно из комнаты. Не лучше ли будет отступить и спрятаться в отцовском кабинете? К счастью, быстро поняла, что идея — хуже некуда. Половицы скрипят и точно выдадут мой побег. Чёрт. Собравшись с духом, я вздохнула, будто собираюсь сигануть с обрыва, и шагнула из-за косяка.