Середина весны

Чёрт! Он был здесь. Человек, избавивший меня от скользких лап Джека и давший мне нож сидел за моим столом, сложив обе руки на трость и глядел на меня. Это же спьяну даже не придумаешь. — Ваша овечка? — усмехнулся человек с пейсами, свисающими до подбородка. В другой ситуации я бы нашла их забавными, но не сейчас. — Это не вежливо, Абрахам, — одёрнул его мужчина за столом. — Мы же в гостях, в конце концов. Отец поднял глаза на меня и я отчётливо увидела в них два слова: «Мне нужно». Я видела такой взгляд с самого детства. Каждый раз, когда отец собирался сделать что-то, за что — он знал — я буду долго злиться на него. Я видела такой взгляд, когда он уходил на войну. Но впервые я ответила на него: «А как насчёт того, что нужно мне?». — Эйприл, — он не протянул мне руки, только кивнул головой, чтоб я подошла ближе. Потому что руки у него дрожали. — Это мистер Алфи Соломонс. Он… Отец поглядел на гостя, будто подбирая нужное слово. — Владелец пекарни, — опередил его мужчина. Ага, пекарни. Как же. — Мистер Соломонс, это моя дочь Эйприл. — Эйприл? Как грёбанный месяц? — усмехнулся он и указал тростью на стул. Я нарочно передвинула его ближе к отцу, так что мы с ним оказались напротив этих двоих. Будто бы даже в одной команде. Хотя и я, и он прекрасно знали, что это не так. — Что вам нужно? — максимально спокойным тоном выдавила я, и никто даже не представлял, какими усилиями он мне дался. — Так, значит, ты тут всем заправляешь, да? — Она моя правая рука, — вмешался отец. — Помогает мне. Я почувствовала, как его рука нашла мою под столом и сжала её, но я выдернула ладонь. — Помогаю? — прошипела я: меня вдруг захватил такой праведный гнев, что хотелось перевернуть стол. — Да только благодаря мне эта семейка ещё жива. Гость рассмеялся — коротко, смехом больше похожим на рычание пса. — Ну ладно, не будем нарушать семейную идиллию, — проговорил он после, поднимаясь на ноги. — Скажи нам где деньги и мы просто уйдём. Я сжала пальцами сидение стула под собой так сильно, что, кажется, даже обломила ноготь. Конечно, было понятно, что дело в деньгах, но само это слово, произнесённое вслух, будто выбило у меня почву из-под ног. — Я уже говорил, мистер Соломонс, я доставил тот чемодан. Сам мистер Соломонс обошёл комнату, разглядывая баночки на полках и заглядывая в шкафы, будто был у себя дома. Потом повернулся и, абсолютно не придав значения словам отца, произнёс: — Знаешь, раньше такому, как ты отрезали бы руку. Что за славные справедливые времена! — Он левша, если что, — тут же солгала я. Отец поглядел на меня расширенными от непонимания глазами. Мои слова шокировали его, но ему не надо было их понимать, они не предназначались ему. Гость внимательно посмотрел на меня, прищурив глаза, давая понять, что и он меня узнал. — Ладно, послушайте, я скажу, что стало с чемоданом, — пытаясь придать голосу твёрдости, произнёс отец. — Я просто не хотел вас расстраивать… — Не хотел меня расстраивать? — перебил его мистер Соломонс. — Он нахрен не хотел меня расстраивать! Чтож, ты облажался, друг, потому что ты охренеть, как меня расстроил! — Ваш чемодан утонул, — он помолчал, облизал пересохшие губы. — Мы переправлялись через реку, потому что на дороге стоял патруль. И я… я уронил его в воду. А тут как раз проходил корабль, и в общем… Я сидела, вжавшись в спинку и поверить не могла тому, что слышу. А отец продолжал закапывать себя всё глубже. — Мы пытались его выловить. Ну, то есть мои ребята пытались, я-то… сами понимаете… Гость какое-то время смотрел на него, как на последнего дурака во вселенной. А потом провёл рукой по своей бороде и произнёс серьёзно: — Я отрублю тебе обе руки. — Нет, стойте, я могу… Раньше, чем отец договорил, гость выхватил пистолет и направил ему в голову. Я взвизгнула. Но отец не дрогнул. Я уставилась на его лицо с приставленным к виску стволом револьвера, но не нашла на нём страха. Может быть, только огорчение. Я заметила, краем глаза он смотрел на меня. — Я всё верну, — спокойно проговорил отец, хотя я чувствовала, как дрожит его рука, сжимающая моё колено. И вдруг поняла: дело не в страхе. Дело в стыде. Ему стыдно, что он стал человеком, который попадает в ситуации, где преступник может приставить оружие к твоей голове. Но больше всего ему стыдно за то, что я вижу его таким. — Дайте мне время и я верну ваши деньги. Если нет, можете пристрелить меня. — щёлкнул курок. — Тут везде ваши уши и глаза. Я никуда не сбегу. — Конечно, нет, — мужчина вдруг опустил пистолет так же неожиданно, как поднял его. — Разве что укатишься. Но тогда тебе придётся искать охрененно большую горку, чтобы укатиться очень далеко. Потому что я всё равно тебя найду. — Вы ничего не теряете. А если пристрелите меня, ваши деньги точно не вернутся, — будто бы даже уверенно проговорил отец. — А ты прав, — вдруг отозвался мистер Соломонс. — Но за воровство всё равно кто-то должен ответить. Меня трясло, как последний листик на осеннем ветру. На улице кончился дождь. Я пыталась сконцентрироваться на звуке падающих на подоконник капель. И тут гость произнёс: — Ты сказал, она — твоя правая рука? Когда-то давно в детстве пацан из соседнего двора — Билли — сунул мне за шиворот огромную сосульку. Я чувствовала, как она скатилась по позвоночнику, оставив влажный ледяной след. Сейчас ощущения были такие же, только вместо сосульки у меня на спине оказался чёртов айсберг. Я поглядела на гостя, потом на отца. Они оба были абсолютно серьёзны. — Тебе есть восемнадцать, верно? — впервые за долгое время подал голос второй мужчина, названный Абрахамом. Давно. Но я почему-то ощущала себя пятилетней малышкой среди взрослых страшных людей, одним из которых был мой собственный отец. Если бы только мама была тут. — Эйприл, дорогая, принеси свои документы, — я таращилась на отца, не в состоянии связать эти слова и его голос в своей голове. Он повернулся ко мне. — Пожалуйста, делай, что говорят. Стул жалобно скрипнул, когда я рывком отодвинула его от стола. Сердце билось тяжело, будто набирающий скорость поезд. Физически можно было почувствовать три пары смотрящих мне в спину глаз. Я обернулась в проходе и увидела, как мужчина опустил пистолет на стол. Дуло было повёрнуто к моему отцу. Я отвернулась и бегом влетела по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Окно в комнате снова открылось, а лужа стала больше. Окно. Можно вылезти на крышу через окно и просто сбежать. Благо, я сразу поняла насколько не серьёзная эта идея. Если сбегу, всё будет потеряно. Наверное, глупо, но в тот момент я всё ещё верила, что можно выкрутиться. Даже пальто не взяла. Только сумку и нож, про который снова вспомнила. Сложила лезвие и пялилась на него в своей руке ещё какое-то время. Снизу раздался стук. Я подняла юбку и засунула нож за резинку чулка. Спускалась раза в два медленнее, чем поднялась. Каждый мой шаг на ступеньку сопровождался нетерпеливым стуком трости о пол. Но я нарочно не торопилась. Вряд ли приговорённый к смерти бежит к своей виселице вприпрыжку. Но ступени всё же не бесконечные: я остановилась напротив стола. — Вот. Абрахам протянул руку, но я бросила документы на стол. Мне не хотелось даже случайно коснуться кого-либо из них, будто они были прокажёнными. Чумой, пришедшей в мой дом. Мужчина какое-то время изучал бумажки, а я чувствовала себя чёртовой лошадью на продаже. А она привита? А что на счёт зубов? Резвая? Клянусь, я бы не удивилась. Удавилась бы, возможно. Но позже. Сам мистер Соломонс даже в руки не взял мои документы. Только глядел на меня, не моргая, пока его человек не сказал, что всё в порядке. Тогда он резко посмотрел на моего отца. — Дайте мне месяц, — произнёс отец, избегая смотреть на меня. Гость снова рассмеялся. Смех был издевательский. Он поднялся со стула. — Две недели. — Три, — вмешалась я. — Заткнись нахрен, — тут же получила ответ. — Три недели, мистер Соломонс, — повторил мой отец. — И вы получите все деньги назад. Мужчина помолчал, задумчиво почесал бороду и произнёс: — Ладно. Три недели, — потом забрал со стола пистолет. — Но добавишь ещё двести сверху. — За что? — За то, что я не наделаю дырок в голове твоей дочери, например! Он стволом указал на меня, но я почему-то не почувствовала страха. Может, потому что его напрочь перебивало более сильное чувство — злость. — Считайте это процентами за причинённые неудобства, — пояснил Абрахам, и я клянусь, он улыбнулся почти в точности, как его босс. Видимо, профессиональное. — Ну всё, мы итак потеряли в этой дыре кучу времени. Пошли, чоп-чоп! — громче обычного скомандовал мистер Соломонс. Я подумала, что у меня из вещей только то, что было сейчас на мне, но ни слова не произнесла. Мне просто хотелось покинуть этот дом, потому что сейчас было такое ощущение, словно комната сузилась до размера кукольной. Я ко всему прочему была зажата между взглядами. Отец попытался дотянуться до меня, но я отступила и направилась к двери, задрав подбородок. Потом остановилась и подняла голову. Вот откуда был звук падения, когда они вошли. Распятие, висевшее над дверью, лежало в стороне на полу. Я нагнулась, подняла его, а потом обернулась, подошла к отцу и швырнула крест на стол. Всё, что эти люди сделают со мной или всё, что я могу сделать с собой после этого — всё это будет твоя вина. Вот, держи, неси его до конца жизни. Я не сказала этого, но знала, что отец понял меня. Все молчали. Я дотянулась до коробочки с маминым браслетом, которую оставила на столе, сунула её в сумку, а после вышла и послушно села в машину.