Середина весны

— Снимай свою блузку. У меня подкашивались колени. Так мало слов, которыми я могла бы изменить ситуацию. Возможно, их нет совсем. Так что я остановила бешено вращающуюся стрелку внутри своей головы и произнесла самое простое, что могла: — Нет. Мистер Соломонс поднял брови и посмотрел на меня так, будто я была слабоумной. — Чего? Я собралась с духом. Убить он меня не может. Это удивительное и вместе с тем ужасающее чувство теперь окончательно добралось до меня, заполнив всё. По мере удаления моего собственного дома в заднем окне машины, исчезала и злость. А на освободившееся пустое место хлынул, как холодная вода, пробившая дамбу, страх. Я всё быстрее и быстрее осознавала произошедшее, как если бы кто-то протёр маленькое окошко, через которое я смотрела на сегодняшний вечер. И вот я стою у стола, под шестью футами земли, как в могиле и будто готовлюсь к последней битве. К битве за мою гордость и самоуважение. — Нет, — повторила я, вложив все оставшиеся силы в твёрдость голоса. — Я вам не шлюха. — Ммм… — он погладил бороду, раздумывая, а потом произнёс, нарочно сделав акцент на моём имени так, словно это было грязное ругательство: — Я скажу тебе кое-что, Эйприл. Совершенно откровенно — не хочу, чтобы между нами было какое-то недопонимание. Два шага ко мне заставили отступить. Я налетела на столешницу, сжала её пальцами, как последнюю опору. Но это не сильно спасло. Лицо мужчины всё равно было в нескольких сантиметрах от моего, будто он собирался рассказать мне тайну государственного масштаба. — В ближайшие три недели ты будешь тем, кем я скажу. Ты будешь делать, что я скажу. Ты будешь открывать рот, когда я скажу. Если я скажу тебе плясать, ты будешь плясать. Если я скажу тебе принести мне грёбаную голову Олоферна на блюде, ты принесёшь. Так что покажи себя умной девочкой и тогда, если повезёт, ты вернёшься к своему папаше и сможешь там раздражать его стуком своих каблуков, изображать из себя хоть царицу Савскую и втирать ему всю эту хрень. Я быстро и часто моргала, чтобы не дать себе заплакать. Это окончательно бы втоптало меня в грязь. Нет, может мне и придётся разгребать всё это дерьмо за моим безголовым папочкой, но это не значит, что я должна быть по уши в нём. Я потянулась и принялась расстёгивать пуговицы. Мужчина отступил на шаг назад и терпеливо ждал с самым будничным выражением лица. Я смотрела себе под ноги. — Если хотели унизить меня, могли просто дать Джеку сделать то, что он собирался сделать, — пробубнила я зло. Но дело-то не во мне. Унизить нужно было моего отца через меня. Показать ему, где его место по отношению к таким, как этот мистер Соломонс. — Хочешь сделать что-то хорошо — сделай сам, — отозвался он со спокойствием бизнесмена или психопата. Блузка оказалась на стуле рядом, а я осталась в одном белье, чувствуя себя так, будто с меня вместе с одеждой содрали шкуру. Руки невольно потянулись вверх, я обхватила себя за плечи, будто могла так закрыться, защититься. Мужчина стоял, скрестив руки на груди и скучающе смотрел на меня. Потом пальцем приказал развернуться. И тут вспомнила, что у меня всё ещё нож под юбкой. Нужно вернуть его владельцу. Даже нашла в этом жёсткую иронию — умереть от руки человека, которого сам же и вооружил. От ножа, который сам же отдал. Передо мной была столешница, заваленная бумагами. Я закрыла глаза, пытаясь представить хоть что-то хорошее. Но в голове почему-то только мелькали лица девчонок из моего кафе. Тех, кто неожиданно получал прибавку к зарплате, или дни отдыха, или вовсе не появлялся на работе после вот такого тесного знакомства с рабочим столом босса. Я пыталась выкинуть их из мыслей, но видела только их лукавые глаза с еле-еле заметным проблеском позора на дне зрачка, который клеймился как «жертвенность». Я расслышала шаги, я знала, что он смотрит на меня. Наверное, мне тоже стоило так поступить. Убедить себя, что это жертва. Ради отца, ради семьи. Ведь так гораздо проще смотреть на себя в зеркало потом. Я сжала челюсть до боли в зубах, когда почувствовала руку на спине. Пальцы — шершавые и горячие — прошлись по левой лопатке и замерли под ней. На меня из глубины сознания больше не смотрели знакомые девчонки. Только стеклянные глаза той рыбины и почему-то мне показалось, они были похожи на мамины. Я успела подумать о ноже, но не успела его достать, потому что ощущение чужого прикосновения пропало. Я слышала шаги, потом скрип мебели. Открыла глаза и увидела, что мистер Соломонс сидит в своём кресле и перебирает бумаги. Я недоумённо хлопала глазами, а он, похоже, вообще не обращал на меня никакого внимания. Кое-как собрав разбегающиеся мысли, я спросила, сама не узнав свой голос: — Это всё? — А что ещё я по-твоему должен делать? — он посмотрел на меня снизу вверх сквозь линзы очков так, будто я сказала что-то невразумительно глупое. — Значит… — начала я, всё ещё не понимая, что должна делать и как себя вести. — Я могу одеться? — Да, да, — отмахнулся он и вернулся к бумагам. — Одевайся и проваливай, у меня много работы! Я мигом схватила блузку, натянула её и застегнула пуговицы под самое горло. Сердце колотилось так, что казалось, я слышу хруст разбиваемых им рёбер. Голова будто превратилась в потревоженный улей, мысли разлетались, но одну я всё же смогла ухватить. Тату. Ключ и нож, скрещивающиеся на лопатке. Ну конечно! Он же преступник! Он должен знать. Но зачем? Кое-как вернув всё физическое на места, я зашагала к двери. С душевным ещё предстояло разобраться. Я услышала недовольный вздох, видимо от громкого стука каблуков о деревянный пол. И вдруг замерла, не дойдя совсем немного до двери. К чёрту. Что мне терять? — Мистер Соломонс, — я обернулась, сжимая пальцами сумку. Он не двинулся, даже глаз не поднял. — Разрешите мне работать у вас. Вот это уже заставило его оторваться от бумажек. — Работать? А что ещё я должна тут делать? Сидеть в углу, как мышка, в ожидании смерти или спасения? Ну уж нет. Умирать я не хочу, а спасение утопающего — дело рук самого утопающего. — Вы сказали моему отцу добавить ещё двести фунтов за то, что не убьёте меня. Я могу отработать хотя бы эти деньги. Прозвучало как-то не очень, но всё же лучше, чем крутиться вокруг да около. Мистер Соломонс откинулся в кресле и развёл руками. — Ну… тогда тебе придётся охренительно много работать. — Я буду делать, что скажете, — бросила я и тут же одёрнула себя, добавив: — В пределах разумного. Понадеялась, что мы поняли друг друга. — Ты мне нравишься. Мне нравятся люди, которые не боятся работы, — почему-то это не прозвучало, как комплимент. — И что? Допустим, ты «отработаешь» эти деньги и я тебя отпущу, мм? Я опустила глаза на стол, на котором минуту назад могла оказаться. Потом посмотрела на маленькую татуировку с короной у основания большого пальца мужчины. Мне вспомнился тёмный переулок, моя голая спина, повёрнутая к неожиданному «спасителю» (чёрт бы его побрал). Вспомнился нож, всё ещё покоящийся на бедре. Всё это, собранное воедино придало мне немного… нет, не храбрости, но хотя бы устойчивости. — Вы сами оценили мою жизнь в двести фунтов. Я выкуплю её. Он поддался вперёд и поставил руки на стол, сомкнув пальцы в замок. Я почувствовала испытующий взгляд и подняла глаза, чтобы дать понять, что так просто не отступлю. — А что твой папаша? Какова цена трёх недель? Всё и ничего. Я не могла представить себе ни одного даже минимально адекватного пути, как отец мог бы достать деньги — судя по всему, очень не маленькие. Может это было жестоко по отношению к отцу, но я не верила в его успех. В конце концов, и он поступил со мной жестоко, использовав, как разменную монету. Как гарант собственной жизни. — Я смотрю на вещи реалистично, мистер Соломонс. Вряд ли мой отец сбежит. Он не испугался бы, что мафия будет искать его. Просто он не такой человек. Он примет смерть, которая покажется ему справедливой и может быть, только подумает: «Мне не повезло». Для него это будет смертью на пути к великой цели. Для меня — глупой растратой, эгоизмом, если угодно. Он умрёт, думая: «Я пытался всех спасти», а мне останется жить с мыслью: «Ты только утащил нас всех с собой в могилу». — Трудолюбие и реализм… — протянул мистер Соломонс. — Это хорошо… да, хорошо. Олли! Голос так резко перешёл с полушёпота на крик, что я вздрогнула. Придётся привыкнуть. Меньше чем через минуту дверь открылась и на пороге застыл длинный, как рельс парнишка в кипе и фартуке. Я видела его, когда зашла, но из-за растерянности не запомнила его лица. — Проведи мисс Рид экскурсию по нашей пекарне и найди ей работу, — распорядился мужчина. — Эм… работу? — парень замялся и бросил на меня недоверчивый взгляд. — Но у нас полно ребят. — Олли, — перебил его Соломонс и поглядел вполне исчерпывающе. — Работа всегда есть. Разве нет? Парень потёр шею и кивнул. — Да, Алфи. Я найду, чем её занять. — Отлично! — он хлопнул по столу и я во второй раз за пару минут вздрогнула. Олли открыл дверь, пропуская вперёд. По его лицу я прекрасно видела, что ему эта идея совсем не нравится. Уже когда я вышла, в спину донеслись слова, а я не поняла, было ли это очередной усмешкой: — Чувствуй себя, как дома, не стесняйся. Но я не стеснялась. Я была в ужасе.