Середина весны

— Знаешь, мне сегодня снился ужасно странный сон, — сказала я Рахель, сидящей на кровати. — Какой? Она оторвалась от перебирания косметики и протянула мне ярко-алую помаду. Я отрицательно помотала головой, мол, слишком броско даже по современным меркам. — Я видела, как большая рыба разговаривала с Хитклиффом. Только вместо Милтона Росмера у него было лицо мистера Соломонса. Вторая неделя подходила к концу. Часы показывали почти четыре, и того до указанного в приглашении времени оставалось чуть больше часа. Я сидела в комнате над пекарней и смотрела на себя в небольшое зеркало, потому что зеркал в полный рост не было. Так что я даже не могла знать, как выгляжу, хотя Рахель и заверила, что отлично. — Думаешь, я схожу с ума? Платье село почти идеально, не считая слишком уж открытой спины: мама была выше меня. Зато было хорошо видно тату на лопатке и меня почему-то удовлетворял этот факт. В конце концов, всё из-за этого тату. — Думаю, ты слишком много времени проводишь с… Хитклиффом, — вывернулась Рахель, лукаво улыбаясь. Я посмотрела на неё, как на умалишённую. — Ты это серьёзно? Будто у меня есть выбор! После того инцидента, её драгоценного Джеймса перевели на кухню, что вышло только плюсом. Теперь они могли беспрепятственно пялиться друг на друга, когда пересекались, за что Рахель не прекращала меня благодарить. Я, конечно, ничего не рассказала ей о настоящем положении дел. — Ну, платье ты точно могла выбрать. Она окинула меня взглядом. В последний раз, когда мама надевала это платье, показывать лодыжки было чем-то из ряда вон выходящим. Сейчас этим никого не удивишь. Я подшила край на столько, насколько хватило моей дерзости, так что теперь оно прикрывало колени, но не более. К тому же, я забыла бусы, нужно было расставлять акценты. — Это же официальное мероприятие. Как ещё я должна была одеться? — но даже мои слова не смыли этой ухмылки с её лица. — Ой, да ну тебя! Раздался гудок внизу. Она выглянула в окно и бросила вдогонку разговору: — Теперь ты меня понимаешь? Я бегом докрасила второй глаз и больше не став с ней спорить, поторопилась вниз. Окажись я в такой ситуации в любом другом случае, наверное, я бы чувствовала себя окрылённой. Там ведь будет музыка, другие люди, шампанское, танцы, в конце концов! Но всё окружение раз за разом напоминало мне, что это — не обычный вечер. Сегодня с утра ещё никто не успел взять на себя эту роль напоминания. По крайней мере, до момента, пока я не спустилась вниз и не столкнулась лицом к лицу с мистером Соломонсом. На нём был тёмно-синий, почти чёрный фрак с белой рубашкой и без галстука. Совсем не по нынешней моде, но зато очень по-еврейски. Из старого осталась только трость и цепочка, на которой где-то под одеждой болтались очки. Я впервые видела его в чём-то кроме обычной хлопковой рубахи и расстёгнутого жилета. Поверх пиджака лежал белоснежный шарф. — Да ты посмотри, Олли, у нас тут вторая Мэри Пикфорд! Я даже не уловила, было ли это комплиментом или насмешкой, а потому не знала, как отвечать. Мы пялились друг на друга около минуты, пока не поняли, что нам одинаково не комфортно в своих нарядах и мы оба чувствуем себя и выглядим в них странно. Это открытие даже заставило меня улыбнуться. Он в свою очередь вынул часы и посмотрел на время. — Ну всё, нам пора, не будем расстраивать мисс Уоллис. Мне ужасно хотелось спросить, зачем сам мистер Соломонс туда едет и какие у него планы на Ирму Уоллис, но зная, что не получу ответа, я произнесла другое: — Постойте. Мне не хватает украшений, — он обернулся, вопросительно глядя на моё лицо, а я посмотрела на Олли. — Вернее, одного единственного украшения. Ваш человек забрал мой браслет. Было бы очень любезно, если бы его вернули. — Ты спёр её браслет? — мужчина посмотрел на Олли так, словно не мог даже допустить такой мысли, хотя я была уверена — это был его приказ. — Совсем что ли сдурел? Верни сейчас же! Олли недовольно вздохнул, полез в карман штанов, вытащил моё украшение и отдал его мистеру Соломонсу. Я внимательно глядела на браслет, пока не убедилась, что это действительно он, а потом протянула ладонь. Но вместо того, чтобы просто положить его мне в руку, он шагнул вперёд и застегнул цепочку на моём запястье. — Забудем этот ужасный, позорящий всю еврейскую нацию, инцидент. Я невольно улыбнулась и повертела кистью, наслаждаясь возвращением родной вещи. — Спасибо. Он мне очень дорог. Перед тем, как забраться на заднее сидение, я невольно поглядела на небо. Плавали низкие набухшие тучи. Хоть бы не было дождя, иначе причёске — конец. Я влезла на заднее сидение машины, стараясь сделать это максимально грациозно. Давно же я не носила таких нарядов! Чувствовала себя в нём, как рыба в раковине. Мистер Соломонс, вопреки моим ожиданиям, ехал не впереди с водителем, а позади со мной. Едва машина тронулась, как он вынул из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги и протянул его мне. — Твой контракт, — он произнёс это так, словно этот контракт был глупой прихотью, игрушкой для ребёнка. — Серьёзно? Сейчас? — я развела руками, будто сам он был не в состоянии понять, что это не лучший момент. — Да, а почему нет? Я выдохнула максимально сдержанно. — У меня нет ручки. В маленькую сумку, больше похожую на кошелёк, вряд ли бы влезло что-то больше платка, пудры и помады. Но мистер Соломонс достал из внутреннего кармана свою и протянул мне. Стало понятно, что лучше не начинать пререкаться. Я поглядела по сторонам, как если бы от моего взгляда тут мог материализоваться стол или любая твёрдая поверхность. Ни о каком вдумчивом чтении естественно речи не шло. Я пыталась, но машину трясло: водитель будто нарочно собирал все ухабы и рытвины. Так что я плюнула на всё, закинула ногу на ногу и так, положив край бумаги сверху, расписалась внизу. Правда в таких условиях подпись выглядела, как параноидальные закорючки больного Паркинсоном. Едва я успела расписаться, как мистер Соломонс выдернул бумагу у меня из рук, снова сложил её в несколько раз и сунул в карман. Мне осталось только протянуть ручку обратно. — Так, а теперь расскажи мне об этой Ирме Уоллис. Я помнила её обрывками: звонким смехом, запахом сладких духов, длинными тёмными кудрями, кровью на искусанных губах. — Ну… она самоуверенная, — это первое, что пришло мне в голову. — Всегда бралась за то, что могло стоить нам жизни. — Неосмотрительная и недальновидная, — будто доктор, выписывающий заключение, подвёл черту мужчина. Мне осталось только неуверенно пожать плечами, потому что по большому счёту, оспаривать было нечего. — Зато скользкая. И чертовски удачливая, — я стала задумчиво скрести ногтем по ручке на двери. — И ещё у неё обострённое чувство справедливости. Если кто-то обижал наших девочек, она не останавливалась, пока обидчик не получал по заслугам. — Каких ещё девочек? — Будто вы не знаете, — хмыкнула я. — «Девочек из Ислингтона». — Имеешь в виду этих крыс, которые проникают сквозь щели и тащат всё, что плохо лежит? Я кивнула, потому что в общих чертах так и было. — Мать Ирмы — миссис Уоллис — владела ателье в Ислингтоне ещё до войны. И многие её швеи потом стали членами… банды. Мне ужасно не нравилось это слово, ведь по большому счёту мы никогда не делали того, что делают обычные бандиты. Мы никого не убивали, ни шантажировали, не занимались рэкетом. Миссис Уоллис всегда говорила, что мы просто восстанавливаем баланс: «Где-то убавилось, где-то прибавилось». — Вот мы и выяснили, откуда берутся чёртовы пуговицы. Я слабо улыбнулась, глядя, как мистер Соломонс крутит в пальцах большую красную пуговку. — Это вроде фирменного знака. Мы оставляли их в насмешку. — И как только такая приличная девушка связалась с такой плохой компанией? Это из-за твоего отца, да? Кровь — не водица, или как там обычно у вас говорят. Какое-то время я молча смотрела на его лицо, пытаясь понять, к чему это вообще. Он что, думает, у нас вся семейка уголовников? Мне резко захотелось остановить машину прямо сейчас и выскочить наружу. Правда я быстро себя успокоила. — Война, мистер Соломонс. Мужчины обычно так оправдывают дерьмо, которое делали? Если они могут, почему нам нельзя. Я подумала, что всё же имею шансы сейчас вылететь из этой машины. Но он вдруг рассмеялся. Скорее насмешливо, чем весело. И совсем немного — с горечью в осадке. — Я был на войне. И ты даже не представляешь, сколько дерьма приходилось делать. Машина проехала центр Ислингтона уже как минут пять назад и сейчас приближалась к окраинам. Дома редели, а дорога становилась ещё хуже. Мы сидели молча. Я глядела на низкие крыши и осыпающиеся листья плюща, обвивавшего изгороди. Потом заговорила несмело: — Это из-за войны у вас та… Проблема? У меня по спине пробежала стайка мурашек. От прохладного воздуха, наверное. Я повернула голову и посмотрела на мистер Соломонса. И впервые мне показалось, я вижу сквозь маску лёгкого безумия, которую он всё время носил. Будто она потрескалась и сквозь эти трещины можно было разглядеть — если очень постараться — настоящее лицо. — Видишь, как забавно получается, — он смотрел прямо перед собой, будто я была не более, чем тенью. — Я вроде взял совсем немного, а теперь всё равно нужно отдавать. — Вы говорите про время, верно? — спросила я очень тихо. Не потому, что я такая проницательная. А потому что я уже слышала эту историю. Но только теперь кусочки картинки начали складываться в нужном порядке. Взять взаймы времени, и ни просто у кого-то, а у самой смерти. Не остаться гнить в земле Франции, а вернуться в Англию, а потом вдруг обнаружить, что ты гниешь и здесь. Какая паскудная ирония. Не знаю зачем, но я протянула ладонь и коснулась его руки. Металл перстней был холодным, а кожа нет. — Ты только глянь! — так неожиданно, что я отдёрнула руку. — Милое местечко. Маска снова легла плотным слоем. Пройтись сверху штукатуркой и трещин, как не бывало. Я выдохнула и отвернулась к окну, глядя на образовавшийся на горизонте дом. Не большой — два этажа, два камина, судя по количеству труб. Наверное, едва ли больше двух спален. Старая кладка, покрытая плющом. Зато красивый сад за домом, а вдали виднелся пруд. Кажется, Ирма всё же удачно вышла замуж. Рада, что хоть кому-то из нас двоих повезло. Машина остановилась у дверей, и пока мистер Соломонс отдавал какие-то распоряжения водителю, я пошла вперёд. Двери были раскрыты и изнутри лился свет и весёлая музыка. У меня затрепетало в груди. Последний раз я была на похожем мероприятии лет… шесть назад. Я всё ещё могла вспомнить это чувство приятной усталости в ногах и воздушной отвлечённости в голове, когда всё, что тебе хочется — влезть на рояль, скинув туфли, или броситься купаться прямо в одежде, или, в конце концов, просто растянуться в глубоком кресле и болтать с кем-нибудь дорогим до рассвета. Вот только в этот раз всё не так. В этот раз я — другая. Почему-то от этой мысли мне стало не по себе. Я повела плечами и остановилась у порога в нерешительности. — Мисс? — стоящий на входе молодой человек наклонился ко мне. — Ваше имя есть в списке приглашённых? — Да, да, смотри на фамилию Соломонс, — послышалось позади. Мужчина приблизился и постучал пальцем по дощечке со списком. — Вот, видишь. Вот здесь. Теперь всё в порядке, да? Молодой человек выпрямился. Лицо у него стало ещё серьёзнее, чем было до этого. Могу поклясться, он узнал гостя. — Приятного вечера, господа, — только и выдавил он, отступив и пропуская нас вперёд. — Спасибо, друг, спасибо, — крайне добродушным тоном отозвался мистер Соломонс. Мне осталось только последовать за ним в дом. Из холла вверх уходила лестница. Из двери справа всё время выскакивали официанты с подносами, а проход слева вёл в большой зал с камином. Вся мебель была убрана к стенам, и гости свободно перемещались по залу. Я обвела их глазами и поняла, что не узнаю ни единого лица. — Вообще-то в приглашении было написано «Мисс Рид», — бросила я. — Да, я позвонил и внёс правки, — мистер Соломонс остановился у входа в зал, то ли оглядывая обстановку, то ли высматривая кого-то среди гостей. — Нужно было дать им знать, чего ожидать, а не то на банкет подали бы свинину. Мне вдруг только сейчас пришло в голову, что это свадьба Ирмы Уоллис. Той самой, что была моей подругой. Как она выглядит сейчас? И самое главное — что у неё на уме? Я вытянула шею, пытаясь разглядеть её среди гостей, но никого даже близко похожего на невесту не нашла. Я разглядела жениха — он стоял в центре оживлённой группы в светло-розовом пиджаке и явно наслаждался вниманием. Я поняла, что это жених, потому что в какой-то момент он поднял руку, указал на кольцо и что-то бросил, после чего раздался хохот. Ирмы не было. Я подумала, что было бы неплохо сначала увидеть миссис Уоллис. Она единственная, кто мог хоть немного держать в узде бешеный нрав дочери. Но и её тоже тут не было. — У Ирмы, как я посмотрю, разнообразный круг общения, — раздалось позади. Мы оба обернулись. В проходе стоял мужчина в светло-сером костюме-тройке с бокалом шампанского в руке. Я бегло глянула на его руку и удивилась тому, почему кольцо не на том парне. — Старший инспектор, какое счастье встретить вас тут! — с притворной радостью воскликнул мистер Соломонс и вскинул руки, словно собирался обнять копа. — Добрый вечер, мистер Соломонс, — он отвечал куда более сдержанно, только приподнял уголок губы. — Да, да. Действительно добрый. Господин инспектор перевёл взгляд на меня. — А вы, должно быть, мисс Рид? — я кивнула, а он протянул руку. — Грэхам Ноттингем. — Эйприл Рид, — отозвалась я, пожимая его ладонь. Услышав имя, он приподнял брови и очаровательно улыбнулся. — Мистер Соломонс, вы принесли нам весну в разгар октября. Говоря это, он даже не посмотрел на того, к кому обращался. Впрочем неприязнь у них была взаимная. Мистер Соломонс тоже смотрел мимо его лица. — Всё для вас и мисс Уоллис, — очевидно, что он пришёл сюда только ради встречи с ней, так что всё остальное его волновало очень мало. — Или теперь, вернее, миссис Фелан, мм? Как ей больше нравится? Тогда я не поняла, что значили эти слова. Это было сказано, будто бы между прочим, но мистер Соломонс вдруг посмотрел прямо на инспектора. Ноттингем всё ещё стоял со своей улыбкой, которая будто приклеилась к его лицу, но я увидела, что взгляд его стал колючим и безжалостным, когда он перевёл глаза с меня на мистера Соломонса. — Загляните в библиотеку и спросите у неё сами, — спустя какое-то время отозвался инспектор. Он ещё долго провожал его спину взглядом, пока мистер Соломонс не исчез на лестнице. Я вдруг почувствовала себя неуютно. Но мужчина обернулся ко мне всё с тем же дружелюбным выражением, словно этой неприятной для него беседы не было вовсе. Я подумала, что он, должно быть, обычно играет роль «хорошего полицейского». — Что ж, раз уж мы избавились от лишних глаз… — заговорщически бросил он, подхватил бокал с подноса мимо проходящего официанта и протянул его мне. — О, нет. Мне нельзя, — я замотала головой. Но мужчина усмехнулся и произнёс чуть тише, оглядываясь через плечо назад, туда, куда только что ушёл мистер Соломонс. — Бросьте, я ничего ему не скажу. Мне вспомнился контракт. Был ли там пункт о том, что мне нельзя пить? Обычно, на работе нельзя. Тогда «на работе» ли я сейчас? В любом случае, пришлось признаться: — Дело не в этом. Он такой милый, так что мне бы не хотелось, чтобы он запомнил меня такой, какой я обычно становлюсь. — Это просто шампанское, — будто в оправдание отозвался Ноттингем. — Обещаю, что буду ловить вас, если вы вдруг начнёте падать. Я рассмеялась, хотя не планировала поддаваться на провокации. И всё же взяла бокал. — Уговорили.