***
Когда я вошла, ель горела всеми цветами радуги. Новомодные электрические гирлянды смотрелись словно сотни разноцветных светлячков. На верхушке сияла звезда, и на мгновение я почувствовала себя точно так же — словно дорогая ёлочная игрушка. Дамочки в зале зачарованно оборачивались в мою сторону, перешёптываясь с мужьями, которые мысленно выписывали чеки. Их всех интересовала не я, не моё лицо, а россыпь камней на шее, ушах и голове. На таких мероприятиях все друг друга знают и чужие лица привлекают внимание. Но если в прошлый раз я привлекла внимание только как бесплатное приложение к незнакомцу, с которым пришла, то в этот раз на меня смотрели, как на принцессу загадочной страны, неожиданно почтившую всех своим визитом. Я решила прочувствовать момент полностью и, гордо вскинув голову, направилась прямиком через зал к сцене, наблюдая, как люди расступаются передо мной, цепляясь любопытствующими взглядами. На деле, конечно, всё было куда прозаичнее. Диадема была тяжёлой, а колье тёрло шею в районе застёжки. Ко всему прочему я сразу же заметила за приоткрытым занавесом мелькающие фигуры на сцене и испугалась, что опоздала. Там был Уэсли, Ирма и какой-то ещё мужчина. Я увидела, как из-за занавеса появилось лицо мистера Соломонса и только тогда смогла немного выдохнуть. — Так прямо тут, — какой-то обрывок фразы донёсся до меня, пока я шла к сцене. Уэсли нервно заозирался, а потом наткнулся взглядом на меня. Я остановилась у сцены. — Кажется, я пропустила что-то интересное? Весь паркет и все причёски дам в зале были покрыты разноцветным конфетти, но вокруг сцены и на ней его было особенно много. Я заметила что-то крупное на тележке и вспомнила, как Ирма сказала: «За организацию взрыва целого здания и сотрудничество с подпольными силами коммунистов обычно светит виселица». Вот что она пыталась разыграть. В её сценарии встречались двое главных врагов британского общества — коммунисты и евреи — ничего удивительного, что на это с радостью клюнули бы. — Просто охренеть какое интересное, — кивнул мне мистер Соломонс. — Подойди сюда, пуговка. От этого слова у Ирмы, кажется, задёргался глаз. — Ирма, что происходит? — рядом со мной материализовался силуэт Джорджа Фелана. От него пахло табаком и, как ни странно, женскими духами. Он поднялся на сцену. Я сделала то же самое. Мистер Фелан предусмотрительно сдвинул занавес, отгораживая нас от уже откровенно пялящихся людей и лишая их зрелища. Могу поспорить, какая-то часть из них решила, что это часть заготовленного шоу. Не просто же так несколько людей, включая одного из правительства, одного еврея и одну ходячую приманку для сорóк выстроились на сцене. Такое может быть только в дурацком водевиле. — Познакомься, это сэр Уэсли и… прости забыл, как тебя там? — мистер Соломонс указал мне на Уэсли, будто я до этого не знала, кто он и на мужчину рядом. — Офицер Брейтон, — отозвался мужчина. Всё это ясно давало понять, что шоу всё-таки продолжается. Те, кто мнит себя актёрами — на самом деле зрители. Я поспешила включиться в игру. — Оу, я знала вашего инспектора Ноттингема, — произнесла я самым дружелюбным тоном, обращаясь к офицеру. — Не скучаете без него? Лицо у него вдруг сделалось такое, что стало понятно — Ноттингем среди коллег был тем ещё ушлёпком. — Нет, мисс, — хладнокровно отозвался офицер, потом вдруг замешкался, обводя взглядом то меня, то моего босса. — Эм… миссис?.. — Мисс Рид, — поправила я. — Пока что, — добавил мистер Соломонс, чётко давая понять, какой роли от меня ждут. Я — Розалинда Розенберг с её одноразовой жизнью в теле Эйприл Рид. Пробежав взглядом по лицам, я заметила, какими разными были их взгляды. Офицер выглядел спокойным, но проницательным и смотрел попеременно на лица моего босса и Уэсли. Сам Уэсли неотрывно пялился на драгоценности, словно я была просто манекеном для демонстрации. И только Ирма смотрела прямо на меня. И я, взглянув на неё в ответ, вдруг чётко увидела этот всполох обжигающего её солнца. Она подлетела близко, и это та самая точка, за которой начинается падение. — Расскажи моим новым друзьям, откуда у тебя эти прелестные вещи? — неопределённо обведя рукой мою фигуру, произнёс мистер Соломонс. — Ты ведь сам мне их подарил, — как по тексту ответила я. — Что-то не так? Офицер бросил взгляд на Ирму, а потом на Уэсли. Тот растерянно открыл рот, но ничего не сказал. — Нет, мисс Рид, — наконец произнёс офицер. — Приятного вечера. И с этими словами направился к лестнице со сцены. — И вам, господа, — кивнула я, намекая, что нам тоже бы пора убраться. — Если, конечно, вы закончили со своими вопросами. Уэсли цеплялся за Ирму, словно выжидая, что она решит ту проблему, которую сама же организовала. А Ирма цеплялась за меня, лихорадочно соображая, как ещё можно вывернуть это в свою пользу. Но никто ничего так и не сказал. Мистер Соломонс недолго думая направился следом за офицером, а я за ним. И тут мне в спину прилетело отчаянное: — Лгунья! Может быть, если бы все узнали о моём прошлом, мои слова ничего бы не стоили. Но Ирма не могла сказать, что я всего лишь воровка, ведь тогда она закопает и себя. Мы слишком крепко связаны. Она не может раскрыть обо мне всю правду, потому что в каждой её части — она сама. Я обернулась, но не к Ирме, а к её мужу: — Мистер Фелан, вы не могли бы попросить свою супругу аккуратнее подбирать слова, — я собиралась воспользоваться любым преимуществом. — Мой отец — честный, справедливый человек. Вы наверняка в этом убедились, когда служили под его началом. Он не мог воспитать лгунью. Всё же отец был прав. Его знакомство с мистером Феланом — к лучшему. Хотя бы сейчас. — Вы правы, — поменявшись в лице при упоминании моего отца, Джордж Фелан одёрнул её. — Ирма, пожалуйста, держи себя в руках. — Кто-то перебрал с шампанским, — вставил своё слово мистер Соломонс. Ирма сорвалась с места, едва ли не подскочив ко мне. Она вскинула руку, стремясь дотянуться до колье и сорвать его с шеи, но я успела перехватить запястье. — И чего они тебе стоили? — прошипела она мне прямо в лицо. Теперь она поняла, что падает. Ради вот этого лица всё это было затеяно. Ради того, чтобы посмотреть, как самоуверенная Ирма Фелан уже надевшая золотой венок победителя в ужасе понимает, что теперь ничто её не спасёт. — Простите, не хотел вмешиваться, — голос не принадлежал никому из присутствующих. Ирма отпрянула, я выпустила её запястье. Из-за приоткрытого занавеса, словно кот из мешка, показалась фигура Адама Брамвелла. Того самого ювелира, которого я видела, когда мы вошли. Первая мысль была: «Это месть». Я обокрала его, а теперь он решил отыграться спустя столько лет. Я почти почувствовала то же, что чувствовала Ирма сейчас. — Хотел напомнить вам, что моё предложение всё ещё действует. Помните? — он уставился на меня, словно я должна была помнить. — Ну как же? Во время той сделки с этими прекрасными вещами, я предложил вам вдвое больше. Я непонимающе переглянулась с мистером Соломонсом, ища объяснений, но к моему внезапному удивлению, у него их не было. Это было не его рук дело. — Ты присутствовал при сделке, Брамвелл? — послышался голос Уэсли. — Разумеется, — даже как-то самодовольно произнёс ювелир, потом повернулся так, что все, кроме меня и мистера Соломонса видели только его спину и подмигнул. — Если бы не я, тот господин со странным акцентом содрал бы с вас три шкуры. Я улыбнулась, будто бы в ответ на слова, но на самом деле — в ответ на этот невербальный знак. Может, он совсем не знает, что я его обокрала? Но тогда откуда он знает о драгоценностях такие подробности? — Я ещё думаю, — ответила я ему. — Ну, позвоните мне, если что, — кивнул Брамвелл. — Ну всё, — тут же вмешался мистер Соломонс. — Хорошего Рождества, наслаждайтесь вечером, нам уже пора. — Не советую вам уходить надолго, — напоследок бросил Уэсли, и в голосе слышалось раздражение. — Думаю, вопросы всё ещё могут возникнуть. — Я буду весь внимание, — даже не обернувшись, легко отозвался мой босс. — Мисс Уоллис знает, где меня найти. И никто не осмелился нас остановить. Я, послушно следуя плану, взяла его под руку и снова пересекла зал под взглядами остальных, уходя всё дальше и дальше от всего этого безумия. Едва мы вышли на крыльцо и холодный воздух обласкал открытые участки кожи, я наконец выдохнула, будто сбросила в груди плиту. Когда мы дошли до машины, я остановилась. Потом потянулась и сняла с себя украшения. Тянущее чувство пропало, шея немного расслабилась. Я протянула их хозяину. — Ну, как ощущения? — бережно принимая драгоценности из моих рук, поинтересовался мистер Соломонс. — Я расхотела быть принцессой, — отозвалась я, усмехаясь. — Прощай ещё одна детская мечта. Но для финального акта не хватало ещё одного последнего разговора. Я обернулась на двери, Ирма смотрела сквозь стекло, а потом развернулась и ушла. Я бросила торопливо: — Я сейчас приду. Подождите немного. После свежести улицы вернуться в помещение было всё равно, что надеть пакет на голову. Я не сразу нашла её. Только когда она заговорила: — Поздравляю, — Ирма стояла за углом чуть дальше входа, опираясь на стену и курила. — Ты победила. Больше ни следа огня, ни следа света. Только зернистая серость, залегающая под глазами. Я никогда в жизни её такой не видела. Даже когда мы теряли что-то, Ирма оставалась той, что верила в победу. Отчасти только на этой вере и держались «Девочки из Ислингтона». А теперь не было ни «Девочек», ни веры. Он дал ей поверить, что она выиграла, что она достаточно сильна, а потом наглядно продемонстрировал, что это ложь. Даже не сказка, просто обман. — Это не моя победа, а твой проигрыш. Большая разница. Победа достаётся усилиями. Проигрыш, впрочем, тоже. Я не считала, что моих усилий тут было достаточно для победы, а вот её для проигрыша — вполне. — Чего ты ждёшь? Раскаяния? Она повернулась. Я сделала несколько шагов к ней. — Ты была права насчёт того, что мы одинаковые. Нам обоим пора перестать бежать от своего прошлого, — и с этими словами я протянула ей руку. Она молчала, смотря на мою раскрытую ладонь, словно ждала, что в ней будет пистолет. А потом всё же переступила через свою гордость и протянула руку в ответ. Клянусь, в ту секунду я снова увидела в ней Ирму Уоллис, какой она была, когда я уходила от «Девочек». Я сжала её ладонь и потянула на себя, будто бы для объятий, но вместо этого приблизилась к её лицу и произнесла негромко: — Я бы на твоём месте покинула Лондон как можно быстрее. Теперь вся её жизнь — одна большая милость. Смотри, я могу уничтожить тебя, так что скажи спасибо, что пока я сделал это только морально. — Ты что, угрожаешь мне? — она отпрянула, словно я её обожгла. В ответ я только покачала головой и, прежде, чем направится к двери, отозвалась: — Это просто дружеский совет. — Так мы снова друзья? Я никак не отреагировала. Она только скривила губы. «Да» или «Нет» — любой мой ответ был бы ей неугоден. Так что я просто произнесла: — Прощай, Ирма. После чего дёрнула дверь и вышла наружу. Мистер Соломонс ждал меня в машине, смотря на часы. Я огляделась, прислушиваясь к звукам рождественской ночи. Потом посмотрела на машины гостей. Возле одной из них маячила знакомая фигура в нежно-розовом костюме. Леон обернулся, будто почувствовав мой взгляд. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Потом он кивнул и сел в машину. А до меня вдруг дошло, откуда взялся Брамвелл.***
Двое ребят приделывали на лавку новую вывеску. Я увидела, когда запихивала вещи в такси. Самих вещей было не так уж и много — небольшая сумка с одеждой, что я привозила в пекарню. Я забрала шляпу и перчатки Рахель, потому что не успела отдать их ей до… всего этого. Едва я вышла, как мистер Соломонс, контролировавший работу тех парней, махнул мне рукой. Я приблизилась, разглядывая лавку сквозь стёкла. Внутри всё было отремонтировано и даже обновлено. В итоге получилось даже лучше, чем было. — Боитесь, что я не попрощаюсь? — Мне нужно твоё мнение о новом «Апрельском» роме, — в ответ бросил он, открывая дверь, а потом тем бедолагам: — Эй, осторожнее, мать вашу! Я постаралась сдержать улыбку от названия, которое он произнёс. Запах гари внутри почти выветрился, больше пахло краской и опилками. Мистер Соломонс достал из-под стойки бутылку без маркировки и этикетки и придвинул мне стакан, в котором ром едва покрывал дно. По крайней мере, после такого количества мне потом не будет стыдно. Я опрокинула стакан, посидела с видом настоящего знатока и наконец пожала плечами: — По-моему, слабоватый. — Это на первый взгляд, — серьёзно отозвался он. Я всё же улыбнулась. — Вы правда собираетесь его так назвать? Без шуток, я думала, что название — хуже некуда. — Ну… я ещё думаю. Я посмотрела на своё пустое запястье, потом подняла глаза. Перед уходом я поговорила с Олли и ещё несколькими работниками и всё же узнала, где похоронена Рахель. — Лучше назовите его «Мечты о Ливерпуле». Мистер Соломонс нахмурился, будто алкоголь всё же ударил мне в голову и я ляпнула глупость. — И с чего кому-то мечтать об этой дыре? Теперь уже было некому. Она больше заслуживала увековечивания — пусть даже в таком виде — чем я. В конце концов, вопрос памяти больше актуален для тех, кто мёртв. На улице эти двое никак не могли договориться, нужно ли вешать правую сторону выше или нет. — Можно вопрос? — снова заговорила я, отрываясь от наблюдения за тем, как капля рома на дне бокала перекатывается туда-сюда, словно янтарный шарик. — Вы договорились с кем-то в Лаймхаусе на счёт взрывчатки? Я ждала истории про фейерверки, которые мы видели с Примроуз Хилл, но тут он выдал: — Я договорился с твоим безмозглым дружком Джеки. Чувство было, как от бутылки, разбитой об голову. Я вперилась взглядом в расслабленное лицо мистера Соломонса. — С Джеком? — будто мы могли говорить о разных Джеках. — Так он… жив? Что с ним стало? — Тебя правда это волнует? — абсолютно резонно спросил он. И я подумала: «Действительно». До этого я жила столько с мыслью, что он мёртв и это абсолютно ничего не изменило. Какая разница, ведь он всё равно для меня давным-давно мертвец, с которым я встречаюсь только в своей голове. — Похоже, ещё одному человеку придётся перебраться за океан, — усмехнулась я. Ирма прислала мне упаковку тех пуговиц, что я подарила ей на свадьбу и открытку из Нью-Йорка с подписью: «За дружеские советы», где слово «дружеские» было подчёркнуто. Не знаю, по-хорошему ли она это, но меня порадовало. — А что насчёт тебя? — я хотела уже сказать, что не собираюсь пока за океан, разве только к морю, но мистер Соломонс спросил: — Будешь плакать по мне? Я всмотрелась в его уставшее лицо. Болезнь стала проявлять себя всё чётче. Скоро он не сможет прятать её от всех вокруг. — Знаете, человек, с которым я была обручена, не дожил всего пару недель до победы. Его едва закопали, а одиннадцатого дали последний залп, — пространно отозвалась я. — Я стояла на перроне спустя какое-то время, встречая живого отца, и смотрела на всех этих матерей, жён и сестёр, которые убивались от горя. Многие даже тел не получили, только бумажки. Я обошла стойку и остановилась напротив, взяв его руки в свои. Пальцем проскользнула по линиям на ладонях, обвела татуировку с короной, провела подушечкой по браслетам и цепочкам, вокруг запястий. — И тогда я подумала: «Ты не имеешь права плакать, Эйприл», — после всего этого я поднялась к жилету, застегнула нижнюю пуговицу. — Они рыдали по тем, кто умер за свою родину, а по ком было плакать мне? По вору и преступнику? Потянулась выше и поправила воротник рубашки, наконец подняв голову и посмотрев ему в глаза. — Да, на войне такое случается, — спокойно согласился он с видом человека, ни о чём не жалеющего. Я улыбнулась. — Но ведь война никогда не заканчивается, верно? Он в ответ прищурился. — А ты быстро учишься. Это его мир, не мой. Мне тут не место. И сейчас точно не время. — Так что знайте, мистер Соломонс, что я не буду плакать по вам, — я рукой коснулась его колючей щеки, приподнялась на носочки и поцеловала в другую. — Знайте, и поэтому постарайтесь не умереть. А после, взяв вещи, вышла из лавки, не обернувшись и больше ни сказав ни слова. У меня было много работы: начать хотя бы с проветривания комнат в голове. Через год в двадцать пятом я перекрасила стены и купила мертвецам мягкие ковры. А в двадцать шестом я получила коробку. В коробке была вырезка из некролога и мамин браслет с новыми камушками и цепочкой из другого материала. Это было первого апреля. И это была лучшая из шуток.