У каждой розы свои шипы

      Тэхён впервые за пару недель выбрался из душащей его квартиры на улицу: туда, где есть и другие люди. Туда, где витает любовь и нежность в глазах влюблённых, нашедших друг друга.       Ким лениво заходит внутрь просторного кафе, оформленного в светлых пастельных тонах, перебиваемые деревянными элементами интерьера и различными предметами декора, придающих помещению уют и тёплую атмосферу. Разнообразные ароматы, переплетённые воедино, создают необычайные сочетания между собой.       Он сразу же проходит вглубь кафе, устало оглядев его и заметив знакомую макушку вишнёвого цвета, чей хозяин увлечённо рассматривает что-то в окне.       Тэхён подходит к столу, за которым сидит его друг, и усаживается напротив, привлекая к себе внимание альфы, от которого веет ароматом чёрного тмина, горьковато-перечным или же травянистым, с лёгкой ореховой примесью. — Рад тебя видеть, Тэхён, — мило улыбнулся Хосок, уже смотря в сторону друга, — думал, что ты не придёшь, ну... — замялся Чон, отведя глаза в сторону, — после того, что случилось. — Не волнуйся, ты не виноват, — произносит Тэ, заметно погрустнев. Воспоминания о том дне продолжают резать по сердцу, точно острый клинок.       Хосок раньше никогда не видел друга в таком состоянии: уставший, словно не спал несколько ночей, опечаленный и с красными от горьких слёз глазами. Этими слезами Тэхён и давился все эти дни, что проводил вдали от друзей. Вдали от того, кто вызывал все эти слёзы и был готов поддерживать Кима каждую секунду, но это уже в прошлом. Жаль, но утраченное ранее, не вернуть так просто. Не в этот раз. — Я всё же хочу извиниться, — глаза Чона заметно поникли, но улыбка продолжала сверкать на лице, доводя данную ситуацию до абсурда. — Прости, — еле слышно произносит Хосок, опустив глаза на свои дрожащие колени и безжалостно сжимая края белой футболки. Одинокая слеза затмила яркую улыбку, разбиваясь о пустующую поверхность стола. — Я же сказал, ты не виноват, — повторил Тэхён, который никак не отреагировал на такое поведение друга. Да, ему больно. Да, невыносимо. Но за те дни ему пришлось испытать столько безграничной боли, что мир вокруг почернел, все слёзы были выплаканы. Они истощили организм до точки невозврата. — Ты...ты когда-нибудь сможешь простить меня? — уже не сдерживая свои истинные эмоции, чуть подрагивая от мурашек, покрывающих кожу, спросил Хосок. Единственная слеза сменилась множеством. Он был не в силах остановить этот поток чувств. Пропавшая улыбка необходима, но её появления больше не последовало. —Я уже простил, — произнёс Тэхён, с грохотом встав из-за стола и подойдя к другу. — Скоро придёт Джин, приведи себя в порядок, — на его лице засияла грустная улыбка, пропитанная болью.       Тэхён легко потрепал Чона по волосам, после чего удалился из заведения, всё же пустив слезу, что была тут же стёрта тыльной стороной ладони.

***

      Чонгук наконец открыл глаза, осматривая чужую спальню, в которой он никогда раньше не был. Он приподнялся на локтях, прогибая под собой матрас, чтобы лучше рассмотреть помещение, в котором оказался. Картинки прошлого вечера, как на зло, стали всплывать у того в сознании, оставляя тяжесть на душе.       Он нехотя вспоминал о том, как подкатывал к какой-то омеге в баре, после чего направился в её квартиру. Он вспомнил насколько долго ему пришлось припадать к таким чужим и нежеланным губам, изредка представляя перед собой бывшего возлюбленного, от чего становилось ещё больнее и нужнее то, чем он занимался, но это не приносило удовольствия. «О чёрт», — промычал парень, вновь падая на мягкую кровать, что с удовольствием приняла его в свои объятья. Иногда люди пытают себя физически, дабы забыть боль в сердце, а Чонгук старался лишь затуманить свой разум от поступающих мыслей.       Через несколько минут Чонгук всё же встал с кровати, собравшись с мыслями. Он судорожно начал собирать свои вещи по всей комнате, попутно надевая на себя. Закончив с этим муторным делом, Чон быстро выбежал из незнакомой квартиры, пропитавшейся ароматом солёной карамели, отдающим жжённым сахаром.       Он поспешил скрыться за дверью, направляясь к себе домой. С того момента, как они расстались, в сердце Чонгука, скорее обоих, поселилась невыносимая колющая боль, от которой не знаешь куда деться.

***