Телохранитель

      Он проснулся по звонку будильника в своей кровати.       Сегодня кошмаров не снилось — не снилось вообще ничего. Азирафель протянул руку и выключил орущий во всю комнату сигнал, примерно в этот же миг в комнату через открытую настежь дверь заглянул Кроули.       — Доброе утро, мистер Фелл, — он улыбнулся широко. — Нормально себя чувствуете?       Азирафель попытался вспомнить, как вообще переместился из «Бентли» в свою кровать, и в голову начали приходить разрозненные отрывки прошедшего дождливого вечера.       — Нормально, — ответил он хриплым голосом, протирая глаза. — Съёмки через два часа. Успеем позавтракать?       Улыбка Кроули стала ещё шире.       — Такой настрой мне нравится, — ответил он и вышел. Азирафель рухнул ничком обратно на подушку и прикрыл глаза.       Вообще-то, единственное, что он хорошо запомнил — руки Кроули были удивительно нежными. И голос — тоже.       Когда они приехали, телохранитель ласково растормошил его, но до конца всё-таки не разбудил — Азирафель только слегка приоткрыл глаза да так и сидел, совершенно никакой. Кроули аккуратно помог ему выбраться из машины, закинул руку себе на плечо, своей рукой приобняв за талию, и повёл в дом, на ходу неуклюже пытаясь найти ключи.       — Сейчас-сейчас, Азирафель, — говорил он тихим голосом, шепча почти в самое ухо. — Одну секунду, сейчас я отведу тебя в постель…       И фамильярное и непривычное между ними двумя «ты» казалось сонному Азирафелю слишком правильным, поэтому он лишь поддакивал что-то вяло, ощущая себя самым усталым человеком в мире, и кивал в ответ на негромкие реплики. Снова руки Кроули и темнота дома, стена, чувствуемая спиной. Кроули — слишком близко, так, что его дыхание касается щеки. Секундная заминка, неловкое молчание и продолжение пути. Второй этаж и собственная комната. Азирафель стягивал с себя одежду и пытался сложить на стуле, но Кроули отнимал её и бросал в угол, говоря что-то вроде: «Чёрт возьми, да забудь ты про неё».       Потом — провал в памяти, и вот Азирафель уже лежал в постели, а Кроули накрывал его одеялом, коротким движением руки проведя по волосам. Потом кровать прогнулась чуть-чуть от чужого веса, и Азирафель попросту отключился, забывшись до самого утра.       Он зажмурился. Это напомнило ему всякие светские вечеринки, на которых он порой напивался так, что Кроули приходилось буквально на руках тащить его домой. Как часто он повторял подобное, пока Азирафель пребывал в приятном пьяном беспамятстве — говорил ласковые слова, гладил и накрывал одеялом? Как часто сидел рядом, ожидая, пока Азирафель не уснёт? Стоило бы спросить, наверное, но это был слишком… неудобный вопрос.       Азирафель наутро обычно спрашивал: «Надеюсь, я не буянил?» в шутку, а Кроули вполне серьёзно отвечал: «Нет, что вы. Нет. Вы вели себя прилично, мистер Фелл. Как и всегда».       Голос его был усталым.       Азирафель поднялся порывисто. Внизу уже работал телик вовсю, Кроули завтракал, сидя за столом на кухне. Азирафель присоединился к нему, хотя аппетита особого не испытывал. Телохранитель делал вид, что вечером ничего не произошло, однако всё равно становилось неловко.       — Прости за то, что уснул, — проговорил Азирафель, и Кроули повернулся к нему. Сейчас он был без очков. — Тебе со мной ещё возиться пришлось, в общем… правда, что-то я расклеился. Такого больше не повторится.       — Да ничего. Мне не трудно вам помогать. Не за это ли вы мне платите, в конце концов?       Ну да. Азирафель иногда вообще забывал, что нанял его, настолько присутствие Кроули в его жизни казалось правильным и успокаивающим. Он слишком сильно и быстро привязывался к людям, но никогда — настолько сильно к какому-то конкретному человеку. С Кроули он жил под одной крышей чуть менее года, однако совершенно ничего о нём не знал — ни прошлого, ни увлечений, ни характера в целом, — однако привязался слишком скоро, и постоянно норовил (не только он один) сократить расстояние между ними от «подчинённый — руководитель» до… более близкого значения.       Только какого?       — Да, ты прав.       — Тогда зачем извиняться?       — Мне неловко, когда я заставляю людей… из-за меня влипать в неприятности.       Кроули так дёрнул уголком губ, что показалось, будто он раздражён. Только на лице ничего не отразилось.       — Из-за вас у меня никогда не было неприятностей. Так что не берите в голову, Азирафель.       Он кивнул, немного смутившись — слишком уж ласково из уст Кроули прозвучало его собственное имя. Сам Кроули, похоже, тоже это заметил и сделал вид, что просмотр едва видного отсюда телика немного интереснее разговора. Это выглядело… мило.       Больше они не говорили, но Азирафель не ощущал неловкости или нужды разговаривать — вчерашний вечер стоял перед глазами так отчётливо, что становилось страшно; капли дождя, холодом своим пронизывающие до костей, зонт и тепло чужого тела, чувствуемое даже через одежду и разделяющее расстояние. Но всё это перекрывал высокий мужчина, выглядывающий из-за угла и закрывавший лицо. Щёлк, щёлк, щёлк. Всё как в тех снах, только полароидных фотографий с его собственным изображением не было. Может быть, и того человека не было? Может быть, это была галлюцинация? А на самом деле Азирафель как идиот стоял посреди улицы и смотрел в пустоту? Потому Кроули и решил забрать его домой? Видел ли он того человека? Если не видел — понятно, почему ничего не сказал. Увидел бы — может быть, даже устроил погоню. Он всегда успешно отгонял всяких назойливых папарацци, это ему даже нравилось. Журналисты его просто терпеть не могли — странный рыжий тип в чёрном и солнцезащитных очках, да ещё и с оружием, ходит вокруг, высматривает, и пялится, не выдавая лицом никаких эмоций. Кто-то из знакомых актёров спрашивал Азирафеля, не состоял ли его телохранитель в мафии — уж очень похоже выглядит. Сам Азирафель смеялся только. Хотя иногда и возникали вопросы.       Сейчас же единственный вопрос, который его волновал — кто был тот мужчина, фотографировавший его. Не могло быть такого, что кошмары Азирафеля стали реальностью, попросту не могло. Может быть, это был один из тех самых «чёртовых журналюг», которых так ненавидел Кроули (взаимно), и которые постоянно пытались выискать у «святого и слишком идеального Азирафеля Фелла» парочку грязных секретов, которые можно было бы опубликовать в СМИ. Сам «святой» считал искренне, что у него никаких грязных секретов вовсе не было, потому и скрывать ему особо было нечего — однако навязчивое внимание некоторых журналистов заметно портило ему нервы.       — Хотел спросить, — сказал Кроули так неожиданно, что Азирафель вздрогнул, резко выныривая из омута собственных догадок. Посмотрел на телохранителя, вопросительно приподняв брови. — Почему вы шли по городу и просто так остановились? Смотрели куда-то в толпу, но я был позади и не видел, на кого конкретно. Кого-то знакомого увидели? Или просто задумались?       Азирафель молчал так долго, что Кроули начал извиняться за «слишком личные вопросы», однако всё же решил ответить.       — Мне показалось, что за мной кто-то следит. Я услышал щелчок фотоаппарата и увидел какого-то мужчину. Возможно, это был кто-то из папарацци, — поспешил он успокоить Кроули, лицо которого стало каменной маской за долю секунды. — Они такие навязчивые, сам знаешь.       Напряжённое выражение лица не пропало, складочка меж бровей не разгладилась. Азирафель со вздохом понял — его делано спокойному тону не поверили ни капли. Однако он решил вести себя как можно более непринуждённо, ему ведь правда могло просто показаться, что фотографировали именно его. Может быть, объектив был направлен на улицу, небо, здания, дорогу, машины, да куда угодно, а он, чёртов параноик, принял желаемое (которое на самом деле было не таким уж и желаемым) за действительное? Тогда почему незнакомец скрылся сразу же, стоило только ему поймать взгляд Азирафеля, направленный прямо в объектив?       Как он успел скрыться так быстро? Что ему вообще было нужно? Навязчивый журналюга или тот самый преследователь? Лучше уж первый — такие быстро отстают, не видя в тебе какой-то личности со скандальными секретами, хотя некоторые и могут быть более настырными, чем остальные. У них с Азирафелем, наверное, свои личные счёты. Кто знает, чего они от него хотят, но постоянно доводят его до нервного срыва, некоторых он уже знает в лицо. Лица этого он не видел — и от этого становилось всё больше не по себе.       Ему было бы спокойнее, увидь он хотя бы малый фрагмент его лица — но так казалось, будто мужчина и вовсе был безликим, выдумкой, страхом, воплощённым в галлюцинации. Это мания, разыгравшиеся нервы или даже болезнь — какой-то психоз, не иначе. Машина Кроули стояла недалеко совсем, почему же он его не увидел? Конечно, было много людей, но всё же…       — Азирафель, — когда он поднял глаза, Кроули смотрел с нескрываемым беспокойством — даже лицо из маски превратилось в более-менее настоящее. Он чуть подался вперёд, их колени соприкоснулись под столом, и это прикосновение отрезвило, возвратило к реальности. — Вам плохо? Вы бледный как скатерть.       — Всё нормально, — он соврал и глазом не моргнув, хотя дыхание предательски соскочило с привычного ритма. Захотелось выпить чего покрепче, и это в семь-то утра, чёрт возьми. — Давай собираться — съёмки сегодня будут тяжёлые, а мне ещё сценарий нужно повторить.       Пока он читал сценарий, к нему незаметно подошёл Гавриил Хэмм, его давний коллега по съёмкам, и, даже не помявшись для приличия, подсел.       Вообще, Гавриил был тем ещё засранцем и больше походил на какого-нибудь противного начальника какого-нибудь захудалого офиса, который постоянно с премерзкой улыбкой требует от тебя отчёты и не даёт отпуск, а про повышение зарплаты и вообще слышать ничего не хочет. Когда дело касалось работы, разговаривать с ним было попросту невозможно, и множество актёров, с ним работающих, часто срывались — режиссёрам приходилось разнимать ссорящихся. Гавриил любил наставлять и учить тому, как играть, и хоть был очень талантлив, нравоучения от него были сущей пыткой.       Азирафель за многие годы к нему уже как-то привык, потому и перестал вскоре обращать внимания и на слегка заносчивый нрав, и на «дружеские» советы по поводу игры, и «ты хорошо сыграл в этой сцене, НО». Общаться с Гавриилом становилось легче с каждым годом, во многом потому, что Азирафель попросту игнорировал все его слова, и только кивал иногда ради приличия.       Кроули Гавриила терпеть не мог, потому что тот однажды раскритиковал его костюм, неподобающий якобы образу серьёзного телохранителя. «А очки вообще дурацкие, — сказал он однажды и повторял это словосочетание потом бесчисленное количество раз. — Зачем носить их в здании? Так ведь только идиоты делают!»       Кроули на него посмотрел тогда, точно врезать хотел, отшутился едко и удалился. Позже, оставшись с Азирафелем наедине, сказал: «Если бы он не был видным актёром, я бы ему врезал. Кто он такой, чтобы меня чему-то учить?»       Азирафель знал, что терпеть присутствие Гавриила мало кто мог, так что даже не удивился.       Сейчас, когда давний коллега сидел рядом и смотрел прямо на него, не отрываясь, становилось неуютно. Азирафель уже не видел сценария, и так заученного наизусть — вместо этого всего лишь делал вид, что читает, но глаз не мог зацепиться за потерянные строчки. Наконец он не выдержал и повернул голову к Гавриилу, взгляд которого был то ли заинтересованным, то ли осуждающим — не разберёшь.       — Доброе утро, Гавриил. Что-то случилось? — любезно спросил Азирафель, показывая одну из своих наиболее милых улыбок. Милых, но не совсем искренних.       Гавриил осмотрел его с ног до головы, точно облапал, и начал разглядывать лицо так, словно на нём вдруг третий глаз вырос. Азирафель уставился на него в ответ, всем видом показывая недоумение.       — Это правда? — подал голос Гавриил спустя ещё минуту разглядываний. — То, что говорят?       — О чём ты?       — Я, конечно, ничего не имею против. Даже подозревал иногда, что ты… ну, того.       — Того?       Гавриил вместо ответа поднял взгляд на стоявшего у самого выхода из павильона Кроули, который вальяжно привалился к стене, засунув руки в карманы своих узких штанов. Тогда Азирафель всё понял.       — Что ты говоришь такое? — краска смущения всё же залила лицо — оно просто горело, совершенно предательски и не к месту. — С чего ты вообще это взял?       — С утра весь твиттер обсуждает. Какой-то журналист опубликовал коротенькую статью и приложил ваше с твоим телохранителем фото, — Гавриил потянулся к телефону, лежавшему по внутреннем кармане пиджака — выглаженного идеально, без единой соринки или прилипшего волоска, — и достал. Покопался буквально пять минут, пока Азирафель с паникой раздумывал о том, какое фото было приложено к статье очередного писаки, охочего до чужой личной жизни. Пока Гавриил искал фото, Азирафель извёл себя до такой степени, что готов был грубо выхватить телефон из его рук и лично начать искать.       — Вот, — Гавриил повернул телефон экраном к Азирафелю, и тот увидел фото…       Сделанное вчера.       Вот он, стоявший у самого угла, привалившийся боком — он стоит и смотрит прямо на близко стоявшего Кроули, держащего зонт над их головами, тот самый, светло-бежевый и даже немного нелепый. Кроули — очень близко, создаётся ощущение, что он прижимает Азирафеля к стене, хотя они не касаются друг друга, и взгляд у него такой обеспокоенный, что даже может стать похожим на нежный.       У Азирафеля дыхание спёрло, стоило только подробнее разглядеть. Фотография была чёткой, разрешение — просто прекрасным, мать его, и, судя по всему, сделана была прямо из переулка, в котором скрылся вчерашний неизвестный фотограф.       На смену какой-то совершенно невообразимой панике пришёл гнев. Азирафель всё же взял бесцеремонно телефон из рук Гавриила и пролистал статью вниз, дабы прочитать всё, что сумел намалевать очередной одарённый писака.       Знаменитый Азирафель Фелл, милейший из актёров британского кино, любимец женщин самых разных возрастов, встречается с мужчиной? Доказательства — здесь.       Мистер Фелл никогда прежде не был замечен никем из журналистов со своей второй половиной, если она у него, конечно была — актёр тщательно скрывает свою личную жизнь и не даёт никому хотя бы глазком заглянуть за завесу его страшной тайны. Оказалось, тайна есть. Последние года два актёра не раз замечали в компании некоего мужчины в тёмных очках, которого вы и видите на фото, буквально вжимающего одного из самых желанных мужчин Великобритании в стену, как застенчивого школьника.       По проверенной информации из проверенных источников, рыжего незнакомца зовут Энтони Дж. Кроули, и он является личным телохранителем мистера Фелла уже второй год. Кажется, их отношения давно перешагнули за рамки формальных — вы только посмотрите, с какой потаённой страстью смотрит на него мистер Кроули и как заботливо держит зонт над головой. При взгляде на фото так и чувствуется напряжение, возникшее между ними двумя, и вы наверняка заметите, как между ними буквально искрит воздух — настолько ценный и по-настоящему интимный кадр нам удалось поймать…       Азирафель, глубоко ошарашенный, отдал телефон Гавриилу; он не знал, смеяться ему или плакать. Достал свой телефон и зашёл в твиттер. Стоит ли говорить, что большинство на него подписанных фанатов давно прислали ссылку на данное произведение, да ещё и с комментариями? Обсуждение было нешуточное, комментарии были самые разные. Азирафель читал их все, стараясь как можно быстрее прийти в себя, Гавриил же терпеливо ждал опровержения слов журналиста, либо же подтверждения, но Азирафель не собирался ничего ему отвечать.       «Я знала, что он гей!»       «Хватит вам, ребята. Его личная жизнь нас не касается, так что не вижу смысла это обсуждать. Вам нравится его игра или то, с кем он встречается?»       «Знаете, кем бы для него этот телохранитель ни был, ему очень повезло».       «Я бы всё отдала, чтобы такой телохранитель был у меня. Вы посмотрите, какой он горячий, умереть можно! Где он его нашёл только?»       «Найди того, кто будет смотреть на тебя так же, как на Азирафеля Фелла смотрит его телохранитель».       И так далее.       Азирафель вышел из твиттера и закрыл лицо руками. Нервный смешок вырвался непроизвольно, а Гавриил, не желавший отставать, повторил вопрос про «это правда?» Азирафель не ответил, лишь посмотрел в ту сторону, где стоял Кроули — тот копался в телефоне, и постепенно его лицо удивлённо вытягивалось, а брови стремительно ползли вверх.       Шуточек от коллег — особенно от Гавриила — было не избежать. Несмотря на свою злость, Азирафель в какой-то степени был даже рад тому, что вчерашний фотограф оказался всего лишь одним из журналистов — через неделю-другую о статье забудут, в этом можно даже не сомневаться. Однако то, что кто-то попытался в очередной раз влезть в его личную жизнь, разозлило невероятно — кто они такие, чтобы писать такие тексты, преследовать, фотографировать без его ведома, да к тому же обсуждать, с кем он там встречается или спит? Некоторые актёры делают свою личную жизнь достоянием общественности — сам Азирафель был не из таких. Он держал некую дистанцию между собой и своими поклонниками, и большинство из них принимало это. Конечно, существовали и фанфики, и арты, и прочее фанатское творчество, где его сводили с любым актёром, с которым ему только довелось играть (даже с Гавриилом, как ни странно), однако он видел разницу между творчеством — пусть и специфическим довольно-таки — и наглым вторжением в личное пространство.       Режиссёр объявил о начале съёмок, и Гавриил пошёл на площадку, слегка разочарованный тем, что не получил от Азирафеля внятного ответа. Кроули всё ещё копался в телефоне, удивлённое выражение лица сменилось привычно непринуждённым, даже спокойным. Это успокоило и самого Азирафеля, как ни странно — если Кроули не переживает ни о чём, то и он не должен.       Эта мысль поначалу казалась правильной, однако когда Азирафель осознал, что подумал — тут же запнулся на середине сцены. Гавриил уже было открыл рот, чтобы начать читать ему нотацию, но Азирафель заговорил первым.       — Отвлёкся. Извините, больше такого не повторится.       — Хорошо, — режиссёр махнул рукой, и кто-то из молодых помощников поднёс ему стаканчик с кофе. — Вставайте на свои места. Начинаем сначала.       Азирафель прикрыл глаза, а когда открыл — уже полностью был сосредоточен на сцене и на персонаже, которого следовало играть. В каком-то смысле это помогло ему не отвлекаться и играть нормально — и не смотреть в сторону Кроули, который пристальным взглядом наблюдал за его игрой, про себя поражаясь такому мастерскому перевоплощению.       Домой они явились часов в пять. Кроули медленно расхаживал по гостиной своей привычной извивающейся походкой, Азирафель проверял новости о той фотографии и статье, которую уже весь мир успел прочитать за неполный день. Фанаты всё писали ему в твиттере, просили рассказать подробнее о, цитата, «рыжем красавчике, которого он постоянно таскает с собой на съёмки». Он читал разные сообщения, слова проносились перед глазами, постепенно теряя смысл. Азирафель понятия не имел, какой должен дать комментарий в ответ на всё это безобразие.       — Вино или коньяк? — спросил Кроули откуда-то из кухни. Как он туда перебрался, Азирафель так и не понял — слишком глубоко ушёл в себя, чтобы хоть как-то воспринимать окружающую реальность. Потому и ответил не сразу. — Мистер Фелл?       — А? — он обернулся — Кроули стоял в дверях, подпирая острым плечом косяк, и держал в руках две внушительные бутылки, невесть откуда взявшиеся. Лишь спустя секунд пять до Азирафеля дошло, что, проезжая мимо магазина, он просил Кроули купить чего-нибудь выпить. Судя по объёму пакетов и заметно похудевшему кошельку, его телохранитель скупил добрую половину магазина. — О. Вино… если не трудно.       — Понял.       — Спасибо, Кроули.       — Всегда рад.       Кроули пришёл через несколько минут. Поставил на журнальный столик между диваном и креслом бутылку вина и два глубоких стакана. Довольно… романтично. Азирафель так задумался, что хотел ляпнуть это вслух.       Кроули опустился в кресло, широко разведя ноги, снял очки, наконец-то. На нём была чёрная рубашка, заправленная в его эти совершенно непотребные узкие штаны, обтягивающие каждый сантиметр худых ног. Было видно, что поначалу он вообще хотел закинуть ноги на столик, но поборол свой порыв.       Азирафель улыбнулся. Кроули не изменял себе даже в выборе носков — они, как и вся остальная его одежда, были угольно-чёрными. Его телохранитель разлил вино по бокалам и отдал один ему.       — За чёртовых журналюг, — отсалютовал он, и Азирафель прямо-таки почувствовал, как щёки налились кровью. Кроули улыбался, глядя ему в глаза, недоброй, хитрой улыбкой. — По-моему, желая побольше раздобыть грязных слухов о вас, они начинают переходить всякие границы.       Азирафель не знал, что можно ответить. Почему-то ему стало стыдно перед Кроули — конечно, к ним обоим теперь будет приковано много внимания, конечно, придётся выдумывать какие-то оправдания для прессы, конечно, придётся как-то выпутываться из сложившейся ситуации. История отгремит и забудется, на них с Кроули перестанут обращать внимание — только папарацци вряд ли отстанут, желая подлить масла в огонь. Один из известнейших актёров Англии встречается с мужчиной — из этой новости можно сделать настоящий хит!       — Да ладно вам, Азирафель, — снова Кроули назвал его по имени так ласково. Тот даже вздрогнул от неожиданности, уставился в эти его странные и притягательные глаза и не смог отвести взгляда. Как прикованный. Кроули его гипнотизировал, точно гипнотизировал. — Поболтают и забудут. Меня не заботит то, что они говорят. Правда… больно внимания много.       От такого эпатажного человека, как Кроули, слышать слова вроде «ко мне приковано слишком много внимания, и мне это не нравится» как минимум странно, но Азирафель не стал это комментировать.       — Мой агент что-нибудь придумает. Мы найдём способ избавиться от чрезмерного внимания прессы, уверяю тебя.       Кроули скривился — отношения между ним и агентом Азирафеля были, мягко сказать, напряжённые. Они постоянно пререкались, поэтому Фелл пытался как можно дольше держать их в изоляции друг от друга. Но чем дольше он держал их подальше друг от друга, тем сильнее они орали друг на друга при встрече.       — Ваш агент, извините за грубость, не может избавиться от собственных проблем. Кто её вообще нанял-то?       — Я.       — О.       Вины в этом его «о» не чувствовалось. Ни смущения хотя бы — вообще ничего. Азирафель смотрел на него с интересом — наблюдал за тем, как менялось выражение лица, как подвижная мимика выдавала новые и новые забавные выражения. У Кроули, оказывается, и впрямь было очень подвижное лицо — только он скрывал это под вечной каменной маской, которую надевал, выходя в свет с Азирафелем. Видя его лицо без этой маски, Азирафель ощущал себя особенным.       Совсем чуть-чуть.       Они посидели немного, не выпив и половины бутылки (что странно). Кроули ещё остался, под шум телика развалившись на диване в гостиной и включив ноутбук. Азирафель решил скоротать время под чтение писем от фанатов — давно не разбирал почту, к тому же, сегодня пришла новая партия.       В комнате было тихо, дверь открыта настежь. С первого этажа были слышны звуки телевизора, доносились даже голоса актёров из какого-то фильма. Конверты лежали на столе хаотичной кучей — их оказалось куда меньше, чем он себе представлял. Начал с сегодняшних — писали фанаты, несмотря на разнообразие фраз, одно и то же. Он читал строчки без былого трепета в груди, но с неизменной улыбкой. Несмотря ни на что, он любил своих фанатов, потому что чаще всего именно они принимали его таким, какой он есть. За десять лет актёрской карьеры многое менялось, но фанаты — старые и новые — оставались с ним неизменно, поддерживали, не обвиняли в практически нулевой обратной связи и скрытности. Пожалуй, несмотря на то, что видели они его только на экранах телевизоров и компьютеров, не знали толком о нём ничего, кроме фильмографии и того, что он сам говорил на интервью, они понимали его лучше, чем кто-либо вообще когда-то мог понять. Это в них ему и нравилось.       Часто ему присылали конверты без обратного адреса, зная прекрасно, что в последние дни и месяцы у него не особо много времени, чтобы отвечать на письма. Очередное, попавшее в руки, не стало исключением. Азирафель вскрыл его аккуратно, подумав мимоходом о том, что оно довольно тонкое. Внутри лежала одна-единственная полароидная фотография. Он достал её и уставился, не зная, что делать с ней — выбросить к чёртовой матери или разорвать в клочья.       На фотографии был он сам, смотрящий в камеру — он, стоящий под дождём среди прохожих, усталый, осунувшийся, с немым ужасом в широко распахнутых глазах. Это было фото, сделанное вчера тем самым неизвестным в бандане, сделанное именно в тот момент, когда он заметил своего невидимого преследователя. Азирафель на мгновение забыл, как дышать. Перевернул фото, почему-то подумав, что там может быть что-то написано.       И оказался прав.       На обратной стороне фото чёрным фломастером было выведено печатными буквами:       «Ты такой красивый».