Телохранитель

      Ощутив тёплое прикосновение к лицу, он открыл глаза.       Кроули лежал рядом, накрыв его щёку ладонью — кончики пальцев касались спутавшихся после сна волос, грубоватая кожа грела подобно солнечным лучам. Азирафель проснулся сразу же. Не помнил, что ему снилось; самое главное — сон был спокойным, безмятежным. В кои-то веки он спал без тревог, не просыпаясь среди ночи взмокшим и испуганным.       Кроули нервно улыбнулся, глядя прямо ему в глаза. Как давно он проснулся? Как давно наблюдал? Под глазами — глубокие тени, лицо будто выточено из камня, и только лёгкая улыбка слегка оживила эту маску. Комнату освещал солнечный свет, несколько лучей падали прямо Кроули на глаза — зрачки сузились, но радужки приобрели яркий оттенок золота.       — Доброе утро, — проговорил Кроули на грани слышимости. Руки он не убирал — большим пальцем погладил кожу под глазом, вызывая тягучее тёплое чувство в груди. Несмотря на произошедшее прошлым вечером Азирафель чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.       Теперь он знал наверняка, что всё это — реальность. Не сон, не видение, не фантазия. Это всё — взаправду.       — Доброе, — голос спросонья хрипел, но Азирафель не спешил прокашляться — в кои-то веки ему было немного плевать на то, как он звучал. — Давно проснулся?       Кроули дёрнул плечом.       — Не знаю. Минут, может, сорок назад — по ощущениям, — он помолчал немного, не моргая, не отрывая взгляда от его лица. — Честно, боялся открывать глаза. Думал, что вчерашнее мне приснилось.       Азирафель накрыл его ладонь своей, поцеловал внутреннюю сторону запястья — местечко под губами пульсировало едва ощутимо, но быстро. Кроули волновался, и он, осознавая это, не смог скрыть широкой, до неприличия счастливой улыбки.       — Как видишь, не приснилось, — он прикрыл глаза, подавляя желание лениво потянуться. Шевелиться не хотелось вообще — хотелось лишь ощущать ладонь Кроули на своём лице, тёплую, огрубевшую кожу, гладящую так нежно, что ласка эта напоминала касание пёрышка. — Полежим ещё немного? Не хочу вставать.       Улыбаясь так очаровательно, Кроули походил на мальчишку. Настоящий хулиган — за обаятельной улыбкой крылась душа чертёнка, и разглядеть её можно было только в колдовских глазах. Глаза Кроули Азирафелю нравились… да что там — он их любил. Не только из-за необычности цвета или формы зрачка. Любил скорее за взгляды.       Глаза — зеркало души, так, вроде, все говорят? Кроули был живым подтверждением этой поговорки. Один его взор мог сказать многое — как о нём самом, так и о других людях, ситуации, происходящем вокруг. Обо всём на свете. Порой казалось, ему не нужны были слова, чтобы говорить — можно было просто посмотреть. Азирафель любовался, в кои-то веки не стесняясь. Ресницы Кроули чуть трепетали — они были темнее, чем яркие рыжие волосы. Морщинки вокруг глаз выдавали возраст, но, улыбаясь, Кроули и впрямь выглядел мальчишкой — хитрым, упрямым. Мелким засранцем, который что-то задумал.       Как в нём сочеталось это всё — детская задиристость и взрослая серьёзность? Азирафель не знал. Иногда ловил себя на мысли, что Кроули — и впрямь существо, случайно попавшее на эту планету, настолько он отличался от привычного актёру окружения. Он не пытался что-то кому-то доказать, не пытался выставить себя тем, кем в самом деле не являлся. Он был собой — со всеми своими недостатками и достоинствами, и скрывать их не хотел — как и слишком явно выпячивать, как делали это многие.       — Я готов проваляться так целую вечность. Но если мы это сделаем, точно сдохнем от голода, так что…       — Ты безудержный оптимист, — Азирафель снова разулыбался — ему казалось, что грудь изнутри что-то разорвёт. Что-то, чему нет границ. Глубокое, сильное, как цунами, но не разрушительное — своей гигантской волной оно опасно лишь для сомнений, тревог и страхов. Сметает их подчистую, оставляя умиротворение, счастье и покой.       — Ну что, — Кроули озорно поиграл бровями, — будем валяться всё утро в постели и целоваться, как подростки? Вспомним молодость?       — Я зубы не чистил, — Азирафель рассмеялся, Кроули тоже. Со стороны они, наверное, выглядели идиотами, но как же на это было плевать.       — В кино это обычно никого не волнует. Ты даже сам играл в нескольких подобных сценах.       — Это были ошибки молодости. Да и не мне диктовать сценаристу, как ему работать, так что я тут ни при чём. И вообще, — Азирафель поднял указательный палец, вспоминая один из фирменных жестов Гавриила, — перед этими сценами я по два раза чистил зубы и ещё жевал жвачку. Так что не считается.       — Ясно, — Кроули вздохнул якобы разочарованно. — Значит, утренних обжиманий мне не получить. А вы жестоки, мистер Фелл.       — Просто не нужно быть таким наивным, мистер Кроули.       — Моя наивность точно когда-то выйдет мне боком, — трагично приложив ладонь к груди, продекламировал Кроули и зарылся носом в подушку. Он всеми силами старался сохранить серьёзное лицо, но плечи его тряслись от хохота, и Азирафель тоже не особо старался сдерживаться.       Он смеялся вместе с Кроули и мечтал лишь о том, чтобы таких моментов — таких пробуждений, взаимных подначек и открытого, искреннего смеха, — между ними было больше. Чтобы они никогда не заканчивались. В пределах комнаты, освещённой ярким утренним солнцем, Азирафель чувствовал себя в безопасности. Здесь был его дом, его настоящая крепость. Место, где можно защититься не только от внешних раздражителей, но и от демонов, гложущих изнутри. Место, где он чувствовал себя по-настоящему свободным.       Живым.       Любящим и любимым.       Шлюха. Ты жалкая шлюха, Азирафель Фелл. Знаешь это? Я раньше не знал. Теперь — знаю.       Я подозревал, что между тобой и этим ублюдком что-то есть. Он никогда мне не нравился — ошивался вокруг, пялился на тебя, таскался хвостом. Я наивно думал, что он просто выполняет свою работу, но теперь знаю, как сильно ошибался. Что ж, каждый имеет право на ошибку, даже ты. Я считал тебя божеством, а божества никогда не ошибаются. Видимо, и в этом я оказался неправ.       Я бы убил тебя, не раздумывая. Вообще, так и хотел сделать, когда увидел вас двоих. Что меня удержало? Сам не знаю. Наверное, я слишком сильно люблю тебя, чтобы просто так избавиться. Поэтому дам тебе шанс на искупление. Но этой сволочи, что посмела тебя лапать и целовать, не дам ни малейшего шанса. Пусть только попробует встать на пути — я убью его. Выхвачу его грёбаный пистолет и прострелю тупую башку. Ненавижу его. Если бы ты знал, моё солнце, как сильно я его ненавижу. Чем он тебя приворожил? Чем?       Впрочем, у тебя ещё будет время ответить. Только дождись.       Кроули не дал прочитать ему этого письма. Пробежался глазами по тексту несколько раз — с каждым прочитанным словом брови сильнее сдвигались к переносице, лицо теряло спокойное выражение. Пальцы сжались, едва не разорвав помятый листок, покрытый к тому же какими-то пятнами и разводами.       Содержание Азирафель узнал позже, в полицейском участке.       Послание было написано, как и предыдущее, на компьютере; на бумаге не было никаких следов, кроме отпечатков Кроули, который это письмо и перехватил, и тех самых разводов, больше похожих на следы от слёз. Барнс Эйр, увидев письмо, сказал, что ничего о нём не знает — это, впрочем, было неудивительно. Полицейские только разводили руками — о преследователе за эти дни не удалось узнать практически ничего. Азирафель переглянулся с Кроули растерянно — телохранителя душила ярость, этого не заметил бы только слепец. Участок они покинули вдвоём, оставив послание там. Азирафель не хотел к нему даже прикасаться, не то что читать.       Страх опять подступал из глубин сознания. Тело казалось деревянным, принадлежащим невидимому кукловоду, не позволявшему марионетке нормально и свободно двигаться. Азирафель скользнул в салон машины, ничего не говоря, Кроули постоял немного на улице, прежде чем сесть. Если бы он курил, наверняка выкурил бы три-четыре сигареты, чтобы успокоиться. Поехали они тоже не сразу — Кроули крепко взял его за руку, сжимал пальцы до хруста в суставах, будто боясь отпустить. Азирафель смотрел ему в лицо, желая как-то подбодрить, но слов никаких в голову не шло. Хотелось сказать, что всё будет хорошо, но будет ли? К чему тогда лгать? Он и так врал Кроули слишком долго, чтобы давать больше ложных надежд. Пока они не найдут этого чёртова сталкера — ничего хорошего не будет. А найдут ли?       — Сраный ублюдок, — прошипел Кроули с ненавистью. Хотел сказать что-то ещё, но замолчал, задержав дыхание, когда Азирафель наклонился и уткнулся лбом в острое плечо, скрытое чёрной тканью пиджака. Цепкие пальцы зарылись в волосы, коснулись кожи головы — ласково, приятно. Азирафель прикрыл глаза, не зная, что ответить. Нужно было что-то сказать, но он не мог. Его колотило. Единственное, на что хватило сил — потереться щекой о плечо и поцеловать. Кроули, резко выдохнув, развернулся к нему и обнял. Тёплое кольцо рук давало ощущение безопасности — пусть и на время, но всё же… — Я убью его, если он хоть пальцем тебя тронет.       — Тише, тише…       — Я не позволю ему причинить тебе боль, — голос Кроули сорвался, и салон машины вновь погрузился в тишину. Сердце Кроули стучало быстро, загнанно — Азирафель чувствовал пульсацию виском, вжимался в его тело, будто желая вплавиться. Может и впрямь хотел этого… раствориться в нём, потерять себя, потерять реальность и не возвращаться к ней никогда. Не выходить наружу, не ехать домой — остаться здесь, в объятиях Кроули, навсегда и потеряться.       Жаль, что так нельзя.       Кроули взял его лицо в ладони и поцеловал, прикрыв глаза — с уголка глаза покатилась маленькая капля, стремительно стекая по острой скуле. Азирафель стёр её большим пальцем, отвечая на нежный поцелуй. Грудь раздирало — от любви, от боли, от страха. От одной только мысли, что он может Кроули потерять. От ужаса при мысли о том, что письмом на сей раз преследователь не ограничится.       — Не плачь, родной, — прошептал Азирафель, отстранившись. Кроули открыл глаза, шмыгнул носом, бессистемно водя ладонями по его шее и плечам. Никогда прежде Азирафель не видел его плачущим, и не хотел больше видеть. Не хотел, чтобы Кроули страдал. — Я здесь, с тобой. Видишь?       — Вижу, — прохрипел Кроули, успокаиваясь после минутной слабости, и Азирафель медленно отстранился. Мотор машины заурчал как огромный дружелюбный зверь, Бентли двинулась с места. Снова оказалась в потоке других машин, едущих по оживлённой улице. Азирафель смотрел на окружающий мир за лобовым стеклом, видел, что мир этот продолжал существовать. Люди шли на работу или с работы, гуляли с собаками или в одиночестве, слушали музыку или разговаривали по телефону — у каждого из них была своя жизнь, свои проблемы и радости. Азирафель смотрел на быстро мелькающие незнакомые лица, желая затеряться в этой толпе. Никогда не быть известным. Никогда не быть тем, кем являлся сейчас. Сменить внешность, место жительства. Уехать куда-нибудь далеко, в уединённый дом в норвежских горах, вместе с Кроули и жить вдвоём — в месте, где кроме них двоих на расстоянии километров никого больше не будет. В окружении лесов, мрачного тумана и горных вершин. Где-то настолько далеко отсюда, чтобы никто не смог их достать. Только вдвоём.       Забыть этот кошмар, забыть все страшные сны, фотографии и письма, чёртова журналиста, испортившего все нервы, преследователя — всё это перечеркнуть, смять и выкинуть в мусорное ведро. Порвать воспоминания и сжечь. Затеряться в холодном северном королевстве и никогда не возвращаться.       Никогда.       Он посмотрел на Кроули — тот вернул себе прежнее самообладание, но спокойным выглядел только на первый взгляд.       — Мы придумаем что-нибудь, — произнёс Азирафель, сам не до конца веря в свои слова. — Он не достанет ни тебя, ни меня.       — Да. Я лично об этом позабочусь.       — Только успокойся, прошу тебя. Будет лучше, если мы оба будем мыслить трезво, верно? — Кроули кивнул, медленно выдохнул. Успокоиться по-настоящему было трудно, но он всё-таки себя пересилил — откинулся на спинку сидения, поза его стала менее напряжённой. Азирафель постарался улыбнуться — вышло, наверное, неестественно, но всё-таки лучше, чем ничего. — Думаю, обучение стрельбе нам стоит продолжить.       — Я тоже об этом думал. Мало ли что может случиться, — Кроули пожевал губу, о чём-то размышляя. — Нужно было, конечно, раньше это сделать, но всё-таки… не против поставить по периметру дома камеры?       — Нет.       — Вот и отлично. Стоит ещё, наверное, прицепить жучок на твой телефон, чтобы можно было отследить местоположение. Не смотри на меня так, Азирафель. Это касается твоей безопасности, понимаешь?       Азирафель понимал, и всё-таки… всё это походило на какой-то бред сумасшедшего. Может, так оно и было? Может, он и впрямь сошёл с ума?       — Что он сделает дальше, как думаешь? — спросил он, не особо рассчитывая на ответ. Кроули пожал плечами, тихо выругался, когда какой-то умник решил его подрезать.       — Не знаю. Он явно ненормальный — мы точно не сможем предугадать его дальнейшие действия. Остаётся только ждать и делать всё, чтобы тебя обезопасить.       Азирафель кивнул, снова глядя на мир за стеклом — мир, казавшийся сейчас слишком далёким и ненастоящим.       Узнать, каким будет следующий шаг преследователя, им с Кроули ещё только предстояло.       Это произошло незаметно и быстро. Спокойное утро не прерывалось никакими тревогами — поначалу Азирафель помогал Кроули устанавливать камеры и проверять, с какой задержкой во времени запись транслируется на ноутбук, нет ли слепых зон, нормально ли они работают. Проблемы — или «полное дерьмо», как любил выражаться Кроули, — всегда подкрадываются именно тогда, когда их не ожидаешь.       Они и не ожидали.       — Вроде всё, — Кроули смахнул со лба растрепавшиеся медные пряди и резко выдохнул. Азирафель только кивнул — за всё утро он не произнёс почти ни слова. Что говорить? Пожалуй, безмятежное молчание было куда лучше любых слов — по крайней мере, сегодня.       Кроули ещё раз проверил, исправно ли работают камеры, и только после, полностью удовлетворённый, предложил выпить немного кофе. Отказать ему Азирафель не мог — они лениво поплелись на кухню. Кроули взял на себя обязанность приготовления «божественного напитка», предоставляя Азирафелю шанс посидеть и полюбоваться не лишённой очарования картиной.       Глядя ему в спину, Азирафель чувствовал себя… так спокойно. Так хорошо, что становилось страшно — вдруг всё это когда-то прекратится? Вдруг он однажды это потеряет — ощущение тепла при взгляде на лицо любимого, светлое чувство в груди в такие безмолвные, не наполненные ненужной болтовнёй мгновения? Как он сможет изгнать этот образ из своей головы, из своего сердца? Как сможет отказаться от этого? Как сможет позволить кому-то у себя это забрать?       Как может позволить кому-то всё это разрушить? Этот покой, эту любовь, этот океан нежности, скрывающийся под грудной клеткой? Как он мог думать раньше, что эти чувства — ошибка? Как он мог бояться сделать шаг вперёд и принять всё, что между ним и Кроули происходит? Дурак — однозначно… Азирафель слегка улыбнулся, не отрывая взгляда от рыжего затылка, острых плеч, тонкой изломанной фигуры, двигающейся со змеиной грацией. От Кроули невозможно было оторвать взгляда — он и не отрывал; сейчас можно было не бояться, что взгляд его перехватят. Не нужно было отворачиваться стыдливо, прятать откровенное любование. В кои-то веки можно было не скрывать своего влечения к этому мужчине. Эта мысль заставила его улыбаться ещё шире.       Когда кофе был готов, Кроули повернулся к нему лицом — настроение его заметно повысилось. Видеть это было радостно — особенно после той короткой потери контроля над собой в машине. Азирафель принял из его рук горячую кружку, тихо поблагодарив. Кроули сел напротив, дуя на свой напиток, с поверхности которого поднимался едва заметный пар.       «Пусть это продолжается вечно, — подумал Азирафель, сам не зная, что именно имел в виду под «этим». — Пусть это никогда не заканчивается. Пожалуйста».       Кроули посмотрел ему в глаза, улыбаясь краешками губ. Протянул ладонь — Азирафель скользнул по шершавой коже кончиками пальцев, переплетая руки крепко, неразделимо. Вместе. Мы — вместе. Чёткая мысль, неслабо бьющая по нервам, странное запоздалое осознание. Но осознание это не пугало, отнюдь, оно было успокаивающим, обещающим, что в скором времени всё будет хорошо. Что в пределах этой комнаты, рядом с этим человеком Азирафелю ничего не будет угрожать. Что все страхи, настоящие и выдуманные, останутся позади, забудутся как страшные сны и никогда больше себя не проявят. Не этого ли он искал раньше в любви — настоящего покоя? Не этого ли в самом деле хотели они оба, всю прежнюю жизнь блуждая по миру и стараясь обрести друг друга?       — О чём думаешь? — негромкий голос Кроули прервал молчание, и Азирафель моргнул, возвращаясь в реальность. Тёплая кожа под пальцами, ласковый взгляд напротив, спокойная улыбка на любимом лице — пожалуй, эта реальность была лучше всех мыслей, фантазий и снов.       Обычно вопросы в таком духе раздражали и сбивали с толку — во многом благодаря тому, что задавали их люди, с которыми мыслями делиться не хотелось, но Кроули в категорию подобных людей, очевидно, не входил.       Азирафель немного помолчал, стараясь облечь мысли в связные слова, дать им чёткую, лаконичную форму.       — О том, что наконец обрёл то, чего так долго желал.       Кроули хмыкнул.       — Обрёл мужчину своей мечты?       — С тобой ведь никогда нельзя говорить серьёзно, правда?       — А кто сказал, что я не серьёзен?       Шкодливая улыбка выдала его с головой — секунду спустя они снова смеялись, легко, непринуждённо, ни о чём не думая. Конечно, несмотря на несерьёзность вопроса, доля правды в нём всё-таки была — Кроули и впрямь был мужчиной его мечты. Азирафель, конечно, ему об этом не скажет.       По крайней мере, не сегодня.       А может быть, говорить и вовсе не придётся — Кроули и так поймёт сам, если уже не понял. Они не подростки, чтобы засыпать друг друга пылкими признаниями каждый день, стараясь доказать любовь — доказывать не было нужно. Эта любовь выражалась не в красивых словах, но в жестах, в поведении, во взглядах. В чём-то на первый взгляд неуловимом, заметном только им двоим. Маленькая тайна, которую они оба будут хранить в сердцах до конца своих дней.       Тайна. Вспоминая об этой мысли потом, Азирафелю хотелось истерически смеяться.       Он отпил немного кофе, ещё ничего не подозревая — сладкий напиток слегка обжёг язык. Снова воцарилась тишина, на сей раз не прерываемая даже звуками телевизора — сегодня его так и не удосужились включить. Солнечные лучи светили прямо в окно, в спину Кроули, касались волос, делая их ещё более яркими. Азирафель вновь залюбовался, подавляя ребяческий порыв податься вперёд и зарыться носом в спутанные пряди, вдыхая запах.       Кроули рассматривал его в ответ, скользя взглядом по лицу, шее, плечам; эти переглядывания, наверное, могли продолжаться вечно, но в какой-то миг в кармане Кроули зазвонил телефон, раздражая внезапно громкой стандартной мелодией звонка. Не отпуская руки Азирафеля, Кроули чертыхнулся и достал мобильник. Брови его взметнулись вверх.       — Вельзи? Какого чёрта ей от меня понадобилось? — он принял звонок. — Привет, дорогая. Ты так соскучилась по мне, что сама решила позвонить?       Кроули замолчал, слушая — Азирафель с нарастающей тревогой наблюдал за тем, как беззаботное выражение лица постепенно меняется на серьёзное, брови сдвигаются к переносице. Пальцы сжались, сильно давя на кожу, но Азирафель не обратил на это никакого внимания — он слышал едва-едва голос Анны по ту сторону, вслушивался и не мог разобрать ни слова. Одно только было ясно — она была чертовски зла.       Кроули меж тем становился всё серьёзнее. Поднял взгляд на Азирафеля — на миг в глазах промелькнуло что-то вроде… растерянности? Такой взгляд был хорошо Феллу знаком — взгляд полного непонимания с толикой страха, полного незнания о будущем, о том, что делать дальше. Сердце его упало — Азирафель подался вперёд, стараясь расслышать хотя бы слово.       — Что ты сказала? — голос Кроули был похож на шипение змеи.       Азирафель выхватил телефон из его руки — Кроули не сопротивлялся, — и приложил его к уху, взвинченный до предела.       — Анна, что происходит?       — Ты мне объясни, что, твою мать, происходит! Почему, з-заходя в соцсети с утра пораньше, я виж-жу это? Кто-то из вас з-з-знает, как эта фотография вообще появилась в интернете? Откуда она вз-зялась?       — Какая фотография? О чём ты говоришь?       Анна вдохнула и выдохнула, замолчала на мгновения, показавшиеся Азирафелю вечностью. Он смотрел на Кроули и не видел его — бледнеющее пятно, постепенно расплывающееся перед глазами. Пальцы начали подрагивать.       Она наконец заговорила.       — Открой твиттер. В популярном — только и новостей, что о тебе и твоём дружке. Давай-давай, открывай.       Азирафель включил громкую связь, достал свой телефон. Кроули смотрел на него в упор, не моргая, не говоря ничего, и это его молчание казалось самым страшным. Что за фото? Почему Анна так паниковала? Почему Кроули был так шокирован?       Какой-то частью своего сознания Азирафель догадался, почему.       — Ну что, открыл? — резко спросила Анна, прервав молчание.       Азирафель открыл.       Увидел.       Из горла вырвался задушенный вздох — дыхательные пути перехватила невидимая рука, не дающая полноценно выдохнуть и вдохнуть. Он глупо открыл рот, разглядывая фотографию и громкий заголовок над ссылкой на какую-то статью. Снимок был не такого хорошего качества, как все, сделанные Эйром, однако людей на этом снимке было видно ужасающе чётко.       Азирафель узнал этих людей. Узнал светлые волосы и покатые плечи, скрытые кремовым пиджаком. Узнал рыжего мужчину в чёрном, трепетно державшего его в своих руках. Дело было даже не в том, что они стояли слишком близко друг к другу, как на предыдущем фото, попавшем в сеть.       На фото они, чёрт возьми, целовались.       Было видно их лица — Азирафеля, стоявшего чуть боком, и Кроули, видного ещё лучше. Красивый кадр, пусть и немного размытый — глаза обоих прикрыты, губы соединены в нежном поцелуе. Оба друг другом поглощены. Тёплое освещение гостиной, ставшей декорацией к этой сцене, чёрная линия оконной рамы у края фотографии. Азирафель смотрел внимательно, пожирал взглядом каждый пиксель грёбаной фотографии, и образы на ней навсегда отпечатывались в памяти, выжигались на коре мозга пожизненным клеймом.       Анна молчала, Кроули тоже. Азирафель отложил телефон, глядя куда-то в пустоту, не смея выдавить ни звука. Время замерло, остановилось — как хотелось, чтобы оно повернулось вспять! Но такое невозможно.       Слухи подтверждены — Азирафель Фелл действительно встречается с мужчиной. Один из самых востребованных актёров Британии — гей? Подробности по ссылке.       — Сука, — прошептал Кроули скорее себе, нежели кому-либо ещё. Азирафель поднял на него взгляд — безжизненный, усталый.       Солнце в последний раз ласково коснулось пространства комнаты и стыдливо спряталось за облаком.