Save me

Ли Ен Хи

      13 октября 2020 г.       Я не переставала прокручивать в своей голове слова доктора Квона. Мысль о том, что мой отец не сможет жить и его придется отключить от аппарата жизнеобеспечения, сводила с ума. Я не могла поверить в то, что происходило со мной в тот момент. Мне словно вонзили кинжал прямо в сердце. Я чувствовала, как по лицу катятся горячие слезы, но сил кричать или громко плакать не было. Неосознанно я спустилась на лестницу и пошла вниз. Телефон в кармане вибрировал, но из-за сильного потрясения я не могла никак отреагировать на это. Мне не хотелось ни о чем думать и ничего чувствовать. Непрекращающиеся звонки в конце концов разозлили меня, поэтому достав телефон, я просто со всей силы швырнула его в стену.       Каким-то образом я спустилась на улицу, продолжая шагать в неизвестном мне направлении. Я не знала, что мне теперь делать и куда деться. На улице было темно и шел сильный дождь. Я вышла из больницы в одной рубашке, не в силах думать о том, что стоило бы позаботиться о своем здоровье и забрать из гардероба пальто. Я даже не обратила внимание на то, что шла по улице в бахилах. По лицу катились слезы, а ледяные капли дождя смывали их.       «Если бы я только прислушалась к отцу… Нет, если бы я не уговаривала его на операцию, был ли он жив? Хоть его сердце бьется, он все равно, что мертв… Как я смогу смотреть, как папу отключат от ИВЛ? Как я буду жить после этого? Я так и не сказала, что тоже очень сильно люблю его…» — думала я, продолжая просто переплетать ноги по мокрому тротуару. Фары машин ослепляли меня, поэтому я периодически закрывала глаза и шла вслепую. Я думала о том, что могу сейчас же прекратить эту боль, всего лишь сделав пару шагов на дорогу с несущимися машинами, но я привязанность к Чону не давала этого сделать.       Подняв взгляд и открыв глаза, я увидела его. Чон стоял напротив, в черной рубашке и джинсах, и со слезами на глазах смотрел на меня. Уголки его губ тряслись, а руки крепко сжимались в кулаки.        «Ты настоящий? Или всего лишь моя галлюцинация? Может, из-за того, что мне так больно, я представила сейчас тебя? Можешь ли ты снова спасти меня? Мне так жаль, но, думаю, я не в силах заставить себя жить дальше…» — думала я, глядя на Чона. — «Чон, видимо, папа умрет из-за меня… Снова. От меня снова одна боль. Это до абсурда смешно: я своими же словами подвела отца ближе к смерти…»       Думая обо всем этом, я начала громко смеяться. Я не понимала, за что жизнь так издевается надо мной. Как только я пыталась начать жить, она снова ломала меня. Наверное, это моя судьба: я должна умереть, чтобы больше никого не ранить.       Истерический смех сменился слезами отчаяния. Обессиленная, я упала на колени и, не в силах сдерживаться от съедающей изнутри боли, начала просто кричать. Чон подбежал ко мне и крепко обнял, стараясь поднять с земли, но у меня больше не было сил стоять на ногах.       — Мне так жаль, — всхлипывая, произнес Чон, гладя меня по спине, — прости меня, прости. Я не хотел, чтобы ты прошла через это.       Мне больше не хотелось жить. Даже Чон не мог унять эту боль, хотя лишь ему это было раньше подвластно. Сейчас же, находясь рядом с ним, я чувствовала себя еще хуже. Я не хотела принимать его заботу. Как он мог постоянно терпеть мои истерики, почему он все еще говорил, что любит меня, разве не должен он ненавидеть меня за то, что постоянно причиняю боль. Его жизнь перестала быть спокойной и это тоже по моей вине. Он, прошедший через столько страданий в прошлом, сейчас отчаянно плакал, беспокоясь обо мне.       «Я не заслуживаю этого…».       — Я хочу умереть, — прокричала я, пытаясь оттолкнуть Чона. — Это все из-за меня. Почему все снова из-за меня? Это я уговорила его… Если бы не я, все бы было хорошо. Я убила своего отца!       — Что ты несешь?! — прокричал Чон, треся меня за плечи. — Причем здесь ты? У него сердце днем остановилось! Разве это твоя вина?!       — Отпусти меня. Я не смогу с этим жить, — продолжала рыдать я, желая остановить нестерпимую душевную боль.       — Ты же обещала мне! — прокричал Чон, повернув мое лицо к себе. — Ты обещала, что больше не будешь думать о смерти. Говорила, что сделаешь меня счастливым!       — Я не могу, — мотая головой, прошептала я. — Мне слишком больно. Так больно, что я хочу быстрее прекратить это.       «Прости меня. Я никогда не сделаю тебя счастливым…» — думала я, глядя со стороны на свою ничтожную жизнь.       Чон в спешке позвонил Джину и попросил его приехать. Я ничего не соображала и вот-вот была готова упасть в обморок от морального истощения.       Мы сидели на ледяном асфальте под таким же холодным ливнем, но я ничего не чувствовала. Я даже плохо помню, как вообще там оказалась. Теплые объятия Чона напоминали о том, что я не должна сдаваться, хотя бы ради него. Однако, в тот момент мне было все равно: я не хотела жить, хотела закрыть глаза и больше никогда не открывать их. Я понимала, что без операции отец бы не смог долго жить, но и с операцией он практически мертв. Выходит, если бы ее не делали, он мог бы прожить еще хотя бы на пару дней, а может и недель или месяцев, или лет больше. Все, что произошло, стало моей виной. Снова.       — Я люблю тебя, слышишь зайчонок? Ты справишься, ты сильная. Мы вместе справимся, — продолжал повторять Чон, крепко обнимая меня и гладя по голове.       «Я тоже. Я тоже сильно люблю тебя. Но я не смогу справиться с этой болью», — я тоже крепко обняла его, в надежде, что станет хоть чуточку легче.       Спустя несколько минут приехал Джин и отвез нас в больницу. Мне вкололи успокаивающее и поставили капельницу со снотворным. Будучи в некой прострации, отдаленно я слышала разговор Чона и Сокджина, который снова решил положить меня в больницу. Голоса слышались все хуже и хуже, и спустя минуту я провалилась в глубокий сон.        Когда я спала, я была счастлива: я не чувствовала ни боли, ни вины. А открывая глаза, все возвращалось на свои места: снова слезы, бесконечные капельницы и уставший отчаянный вид Чона, который не отходил от меня ни на минуту. Так продолжалось очень долго: несколько дней или даже недель, — я не знаю, я потеряла счет времени.       Я мало что помню, но ко мне приходила мама. Она делала вид, что волнуется, но от ее вида, меня тошнило. Я вспоминала все, что она сделала отцу и хотела бы из-за ненависти закатить истерику, но сил едва хватало, чтобы просто открывать глаза. Это был единственный день, когда она появилась в этой больнице, чему я совсем не была удивлена.       Однажды, спустя еще какое-то время, в палату вошел тот самый хирург, оперировавший моего папу. Он сказал, что я должна прийти и попрощаться с отцом, а также подписать документ о том, что я даю согласие на отключение его от аппарата жизнеобеспечения.       — Вы с ума сошли, — отпустив мою руку и встав со стула, закричал Чон. — Не видите, в каком она состоянии сейчас? Позволите смотреть на то, как умирает ее отец?! Он настолько разозлился, что мне казалось, он убьет этого врача. Я взяла его за руку и потянула на себя, чтобы он понял, что все в порядке и успокоился. На самом деле, все не было в порядке, просто я хотела быть рядом с папой до самой последней секунды его жизни.       — Мне очень жаль, таковы правила, — опустив голову, печально произнес доктор Квон. — Ен Хи, вы можете передать опекунство вашей матери, тогда вам не придется идти.       «Ни за что. Это я должна быть рядом. Она не заслуживает этого. .».       — Когда его отключат? — едва сдерживая слезы, тихо спросила я.       — Мы должны сделать это сегодня…       «Уже сегодня? Почему так быстро?»       — Я приду, — пообещала я.       — Хорошо, как будете готовы, зайдите за мной в кабинет, — попросил доктор и вышел из палаты.       Чон был зол, он был против того, чтобы я смотрела на то, как умрет мой отец. Схватив стакан на тумбочке, он швырнул его в стену с такой силой, что тот разлетелся на крохотные осколочки.       — Ты с ума сошла? Решила добить себя?! Посмотри, что стало с тобой, Ен Хи! Ты сутками спишь, ничего не ешь, а когда просыпаешься, молча плачешь. Я же сказал тебе поговорить со мной, тебе легче станет, почему снова закрываешься в себе?! — продолжал кричать он, со злостью глядя на меня.       «Да потому что я не хочу больше жить. Даже ради тебя. Мне так больно, что я готова бросить все, что у меня осталось, лишь бы не терпеть все это. Знаю, что ты ненавидишь, когда я говорю о смерти, но это правда! Я настолько отвратительна, что готова оставить тебя одного, лишь бы больше не страдать самой».       Я присела на кровать, облокотившись о нее руками и, не выдержав, прокричала:       — О чем поговорить? Тебе так интересно, о чем я думаю? Я думаю о том, что не хочу жить. Не могу. Я устала. Знаю, что будешь злиться, если расскажу об этом, знаю, что попросишь Джина начать поить меня таблетками, поэтому и молчу. Но Чон, он мой папа. Я должна там быть сегодня. Я не смогу посмотреть на его труп. Пока он дышит, я попрощаюсь с ним и отпущу его. Вот чего я хочу.       — Я позвоню твоей маме! — проигнорировав все, что я сказала, произнес Чон, достав свой телефон. — Пусть возьмет опекунство на себя.       — Если сделаешь это, мы расстанемся! Слышишь меня?! Я никогда не прощу тебя! — почти прошептала я, с ненавистью глядя в глаза Чона. Для меня этот поступок был бы равносилен предательству.       Он знал, как сильно я ненавижу ее и все равно решил, что передать ей опекунство будет лучше. Чувствуя отвращение, я не хотела его видеть. Он поверил ее спектаклю «добрая и заботливая мамочка», которая пришла, чтобы позаботиться о дочери, но не поверил мне, своей девушке.       — Ты сумасшедшая… Делай это без меня, — прошептал Чон, и разозлившись вышел из палаты, громко захлопнув дверь.       Я легла на кровать, уткнувшись в подушку, и громко заплакала. Все, что я делала и говорила, еще больше разрушало мою жизнь. Я запуталась и уже не могла выбраться сама из этого длинного лабиринта.       Чуть успокоившись, я встала, надела тапочки и вышла из палаты. Из-за истощения, мне было сложно держаться на ногах, поэтому я очень медленно передвигалась, опираясь рукой о стену. С большим трудом, я добралась до кабинета Квон Мингю и постучала в дверь. Он открыл ее мне и еще раз поздоровался:       — Здравствуйте. Вы готовы? — спросил он.       — Можно вопрос?       Мои ноги подкосились, и я чуть было не упала, но доктор вовремя подхватил меня и усадил на диван.       — Конечно. Я отвечу на любой вопрос, — тихо произнес он.       — Он правда не имеет даже малейшего шанса выжить? — надеясь, на то, что есть хоть какая-то возможность спасти отца, спросила я.       — Ен Хи. Вы же не глупая. Сердце завели даже позже, чем через 5 минут. Мы трижды делали энцефалографию, но признаков мозговой активности нет. Я пытался даже после операции найти способ спасти его, но ничего не вышло. Знаю, как тяжело принять это, но отпустите его. Возможно, есть 0,1% того, что он очнется, но это только чудо. С медицинской точки зрения это никогда не произойдет. Мне очень жаль, я виноват перед вами, и я буду молиться, чтобы вы однажды простили меня…       — Я не хочу отпускать его… Вы знаете, что мы с ним никогда не были близки? Никогда, пока он не заболел. И я так и не успела сказать, что люблю его. Я ненавижу себя за это… — вытирая слезы, тихо говорила я. — Вы сказали, что у него нет шансов. И вы правы. И как врач, я должна сказать, что нельзя мучить пациента и его семью, когда вероятность того, что он очнется всего 0,1%. Но как дочь, я все еще верю в эти ничтожные цифры… Что же мне делать?       — Я ничего не могу вам посоветовать. Но поймите, что я не один решил, что отпустить его будет лучше. Была собрана целая комиссия, которая изучала все обстоятельства. Но мы ничего не сможем сделать без согласия опекуна.       Я закрыла лицо руками и заплакала. Я не понимала, что происходит и почему я согласилась, но я сделала это:       — Хорошо… Я подпишу все. Только можно мне 5 минут побыть с ним наедине? — вытерев свое мокрое заплаканное лицо, попросила я.       — Конечно, — кивнул доктор, — я отведу вас.       Он помог мне дойти до палаты отца и сесть на стул, а затем вышел, закрыв за собой дверь.       Отец безжизненно лежал в кровати, интубированный, чтобы дышать. Ритмичный писк кардиографа говорил о том, что его сердце все еще бьется. Я взяла его руку, и, едва сдерживая слезы, произнесла:       — Мне жаль, папочка. Прости, что так долго не понимала твоих чувств. Прости, что злилась. И прости, что не сказала, что тоже люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю! В следующей жизни я бы хотела вновь быть твоей дочерью. И тогда, давай будем счастливы… Я обняла его в последний раз и, встав со стула, вышла в коридор и позвала доктора Квона. Он дал подписать мне какие-то бумаги, а затем позвал медсестер и врачей. Я встала напротив папы и, чтобы не упасть, облокотилась о стену.       Внезапно, дверь в палату открылась. Я увидела ошарашенного Чона, который, смотрел на меня, едва сдерживая слезы. Подбежав ко мне, он схватил за запястья, и, тряся их, стал умолять остановиться.       — Ен Хи, прошу, остановись. Давай уйдем!       — Уйди, прошу тебя, — прошептала я.       Я не хотела, чтобы он чувствовал боль, глядя на меня, поэтому изо всех сил старалась оттолкнуть его. Но мои слова никак на него не действовали. Глядя на плачущего Чона, из моих глаз тоже начали катиться слезы.       — Выйдите из палаты, — строго произнес доктор Квон, обращаясь к Чону.       — Я не оставлю ее одну! — прокричал в ответ Чон.       — Тогда отойдите в сторону и не мешайте нам, — раздраженно попросил доктор.       Чон стал у окна и молча смотрел на меня, а я на папу. Когда какой-то незнакомый врач отключил папу от ИВЛ, писк кардиографа усилился, а затем звуки слились в один долгий сигнал об остановке сердца. Закрыв глаза, я просто старалась удержаться на ногах. Но как только Квон Мингю констатировал время смерти, я осознала, что это конец. Присев на корточки, от адской, съедающей изнутри боли я громко заплакала. Каждый вдох давался мне с большим трудом. Я, словно рыбка, судорожно хватала воздух ртом, держась за грудь. Мир ушел из-под моих ног и я уже оставила попытки держаться за него. Чон подбежал ко мне и стал успокаивать, но ничего кроме противного писка кардиографа, я не слышала. В глазах стало темнеть и я не знаю, как мне удалось в тот момент остаться в сознании.       Каким-то образом Чон довел меня до палаты, а затем меня вновь напичкали бесполезными лекарствами, которые никак не спасали от желания умереть, и лишь ненадолго усыпляли меня.       Мне снился папа. Снилось, как он вел меня за руку в детский сад. Мы много смеялись и ели мороженое. Это был добрый и прекрасный сон. Но, когда я открыла глаза, в мою грудь вновь словно вонзили раскаленный кинжал. Не знаю почему, но я перестала осознавать происходящее вокруг меня. Я ничего не помню. Казалось, я навсегда выпала из жизни. Это длилось бесконечно долго. Я видела темноту и чувствовала боль и страх. Но в какой-то момент, я услышала наши счастливые с Чоном голоса:       — Эй, Ен Хи. Скажи, что любишь меня!       — Йа, Чон, не снимай меня, я же говорила, что не люблю это!       — Но ты же красавица, это ведь никто кроме меня не увидит!       — Вот же наглый кролик!       — Я люблю тебя, Ен Хи!       — Чего-чего? Не слышу?       А потом в ушах раздался громкий звон. Я резко села, схватившись за голову, чтобы унять эти звуки. В голове всплыли последние воспоминания: папу отключают от ИВЛ и Чон, который плачет, успокаивая меня.       По голове словно кто-то ударил. Я закричала, но боль не прошла. Посмотрев на руку, я увидела катетер и вливающуюся через него прозрачную жидкость. Выдернув его, я встала с кровати и сразу же упала на колени. У меня не было сил подняться. Я плакала, и продолжала пытаться встать, опираясь о кровать и рядом стоящий стул. Из моей вены шла кровь из-за того, что я слишком резко выдернула капельницу, но мне было плевать. Боль только усиливалась, а писк кардиографа отца и его безжизненное тело по-прежнему ярко всплывали перед моими глазами. На фоне этих удушающих звуков в моей голове, я все еще отдаленно слышала снятое нами с Чоном видео из океанариума.       Ползком я добралась до двери и еще раз попытавшись, встала на ноги, обеими руками держась за стену. Выйдя в коридор, маленькими дрожащими шагами я дошла до лифта. В глазах все плыло, а тело словно горело огнем. Я поднялась на самый верхний этаж и неосознанно поплелась на лестницу, все еще держась за стены коридора, оставляя красные пятна от крови, идущей из пораненной вены. На лестнице я споткнулась и вновь упала, сильно ударив коленко. Я плакала, но все еще не оставляла попыток подняться на ноги. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Внезапно все страшные звуки, которые мучали меня, прекратились. Я приоткрыла глаза и увидела папу. Он улыбнулся, а затем развернулся и пошел по лестнице вверх.       — Папочка. Я иду к тебе. Не уходи! — прошептала я.       Я почувствовала прилив сил, мне уже не нужно было держаться, чтобы стоять на ногах. Я даже смогла побежать по лестнице вверх, чтобы вновь увидеть отца.       Тогда я еще не понимала, что это всего лишь моя галлюцинация. Я вообще ничего не соображала, просто шла туда, куда несли ноги. К несчастью, это оказалась крыша. Я взобралась туда и больше не видела папу. Поняв, что это все мой вымысел, я заплакала:       — Как же надоело все!       Я подошла к краю крыши и посмотрела вниз. Людей почти не было из-за небольшого дождя. Я подумала, что это хороший шанс все закончить. Никто не поднимет шумиху и не остановит меня. Еще долго думая, я просто смотрела на ночной Сеул: «Есть ли шанс, что все наладится? Я могу делать вид, что борюсь и хочу жить, но ведь это ложь. Ложь и иллюзия счастливой жизни — вот, что ждет меня. Но я могу все закончить прямо сейчас. Всего несколько секунд и я навсегда усну. Больше никаких таблеток, никакой боли, никаких слез и лживых обещаний».       Я вспомнила Чона, но, в конце концов, я решила, что без меня ему будет гораздо лучше: «Ты должен найти себе нормальную девушку. Не ту, которую придется всегда спасать, а ту, что правда сделает тебя счастливым».       Глубоко вздохнув, я сжала руки в кулаки, и, сделав шаг вперед, взобралась на скользкий от дождя парапет.       — И как ты докатилась до всего этого, Ли Ен Хи? — ухмыльнулась я.       Мне не было страшно, но я чувствовала огромное сожаление из-за зря приложенных усилий, чтобы выжить в течение последних шести лет, из-за того, что позволила Чону влюбиться в меня и из-за того, что сама влюбилась.       — Вот так все и закончится. Ты заслужила это… Ли Ен Хи.       «Еще один шаг и меня не станет. Нет. Меня уже здесь нет. Как может жить человек, если его душа давно умерла. Все верно. Это не жизнь — всего лишь жалкое существование».       — Йа, Ли Ен Хи, с ума сошла?!       Это был Чон. Я не успела ничего сообразить, как его рука схватила меня и дернула обратно. Чон поскользнулся и упал на пол, потянув меня за собой.       «Вот же чокнутый придурок, тебя тоже ненавижу! Ненавижу вас всех! Но больше всего ненавижу себя!»       — Сколько можно! — закрыв ладонями лицо из-за слез, прокричала я. — Ты думаешь, это так просто?! По твоему, так легко расстаться с жизнью? И тогда, и сейчас — разве я просила спасать меня!       Оперевшись руками о землю, я захотела встать, но, почувствовав что-то теплое, я посмотрела на землю и увидела огромную кровавую лужу:       — Что… это? — прошептала я и медленно повернулась в сторону Чона.       Рядом со мной без сознания лежал Чон. Видимо, когда он споткнулся, ударился головой о кирпич. Меня охватила паника. От страха я закричала и немного отползла от него назад, пытаясь понять, что происходит. Меня бросило в жар. Трясущимися руками, я попыталась нащупать пульс на шее. Он был, но очень слабый. Руки затряслись еще сильнее, и у меня началась истерика.       — Чон, — плача и тряся его за плечо, повторяла я, — не шути так, Чон. Открой глаза, хватит дурачиться!       Я не до конца понимала происходящее. Меня всю трясло и знобило. Я думала меня вырвет, но из-за того, что я ничего не ела будучи без сознания все эти дни, мне просто было очень плохо.       — Я больше так не буду. Только открой глаза, ммм? — продолжала умолять я.       Услышав звонок телефона, я вытянула его из кармана Чона и увидела входящий от Сокджина.        — Чон, ты нашел ее? — запыхавшимся голосом, беспокойно спросил доктор Сокджин.       — Помогите мне, — заикаясь от истерики, попросила я.       — Ен Хи? Это ты? Ты меня слышишь? Ты пришла в себя? Где Чон? — забросав меня вопросами, быстро говорил Джин.       — Здесь кровь. Здесь так много крови, — заплакала я.       — Кровь? Где ты Ен Хи? — прокричал Джин.       — Простите, я не хотела, — продолжала плакать я.       — Где вы?! — закричал Джин.       — На крыше. Чону плохо, помогите…